Узник Сырецкого лагеря военнопленных Вл. Давыдов

Ирина Гончарова
Владимир Юрьевич Давыдов – узник Сырецкого лагеря военнопленных, Вовка, Вовочка – друг родителей, потрясающий бонвиван и работяга, по профессии строитель, прораб, прекрасный пианист, мог часами «лабать» на фортепиано  – как-никак сын композитора. Именно от него я узнала, что такое джаз. Друг оркестра Утесова, всех лабухов Киева. Лысый мальчик. Лысый – потому  что в лагере дубинками били регулярно по голове, мальчик – потому что был вечный мальчишка, Дон-Жуан. До самого своего конца в 1975 г.

Родился Давыдов 19 июня 1914 г. в семье композитора Юрия Давыдова и поэтессы Веры Александровны Давыдовой, кажется, все таки в Киеве. Но не утверждаю ….

Количество женщин, его любивших, пересчитать невозможно. Еще сложнее с теми, кого любил он. В возрасте от 60 и до 16 лет. Предложение делал тут же, "не отходя от кассы". Женился раз шесть или семь. Если у женщины был ребенок, тут же усыновлял его и давал свою фамилию.

Помню, отец рассказывает маме (а у детей ушки всегда на макушке – слушают): «Представляешь, идем с Давыдовым. Вдруг оборачиваюсь, а он уже с какой-то дамой не первой свежести договаривается. Потом подходит сияющий, счастливый. Я ему говорю «Ты, что с ума спятил. Она же старая!» «Для кого старая, а для меня новая, - отвечает и хохочет». Вот, кнур! Ну что скажешь?!»

А мама смеется и говорит: «Ну, Давыдов в своем амплуа».

А еще помню, как только мы получили квартиру на Сырце, Вовочка тут же пришел в гости. Стоит задумчиво и смотрит сквозь стекло балкона в сторону Сырецкой рощи. Холодно уже было. Листья опали все.

- Да, вот здесь мы бежали. Вон, видишь дорожку в лесу. А там за бугром – хатки. Вот там нас Наталка (если не ошибаюсь в имени – авт.) и прятала у себя в погребе, кормила-поила, согревала….

Потом мама рассказала, что у этой простой женщины от него двойня родилась, два хлопца. Он не скоро узнал. А как узнал, сразу дал им свою фамилию и регулярно носил им деньги. Сам. Никакой почты и телеграфа. Хотел видеть детей….

Среди известных его любовниц была и Валентина Серова. Это не сплетня. Я видела у него на письменном столе множество ее фотографий, с ним,  в том числе, обнаженную с барышнями на пляже. Сейчас бы сказали, лесбиянки. Не знаю, ничего не могу утверждать. Помню лишь много фотографий в технике сепия, красивые обнаженные женские фигуры, пепельные волосы, характерные стрижки того времени и она. Она, потому что рядом еще ее фотографии крупным планом. С Вовочкой. У обоих совершенно обалденно влюбленные глаза….

На то время, как мы с родными зашли к нему в гости на пер. Белинского, я  уже закончила вуз и работала. Вовочка тогда был свободным мужчиной и втихаря подъезжал ко мне. Как-то встретив на пл. Толстого, так и сказал: «Слушай, ИрАчка, – так он меня в шутку называл с детства – а  почему нам с тобой не пожениться?» И мне показалось, что он не шутит, прощупывает почву. Я в ответ: «Вовочка, ты что? Рехнулся?» «А что плохого? Мы все вечером собираемся вместе, я бухаю с твоим батей…» Дело в том, что Давыдов совсем не пил спиртного! Тут я понимаю, что он переводит все в плоскость шутки. Отлегло. «Ой, я как представил твою маму моей тещей! Нет, не надо. Я передумал.» И хохочет. На том и порешили. Дома рассказала маме. А ей совсем не стало смешно. «Ты папе не рассказывай. А то он его убьет». «Папа Вовочку? Так Вовочка его выше и сильней. Ты что?!» «Я не шучу. Он как-то ко мне подбивал клинья. Чуть не поубивали друг друга. Видишь, он к нам больше не ходит».…

Так вот, она, Серова и познакомила Анатолия Кузнецова с Давыдовым. Дела минувших дней, но часть рукописи "Бабий Яр. Система" написана самим Давдовым. Все, что там написано, я знаю с самого раннего детства. Слышала эти рассказы, лежа в детской кроватке, сжавшись в комок, укрывшись с головой под одеялом, чтобы взрослые не догадались, что я не сплю и все слышу.

Если выглянуть из окна доходного дома на Михайловском переулке, 9,  во флигеле, днем, то можно было увидеть Крещатик в руинах и развалины Думы на Думской площади.

Днем я часто сидела на широченном мраморном подоконнике и играла с куклами, глядя на руины и распевая романсы, которые я слышала, как пели мама или бабушка, или Эльга, сестра Давыдова по маме, народная артистка, исполнительница русских и цыганских романсов и арий. Ночью под впечатлением увиденного и услышанного мне снился воздушный бой над Крещатиком, всегда один и тот же: два самолета со звездой и немецким крестом. И со звездой падает, дымящийся. Иногда на Крещатик, в развалины. Иногда – в наш двор. И поверьте мне, я до сих пор вижу отчетливо эту картину, и только недавно перестала видеть этот сон детства, который странным образом связывается у меня с бабушкой, умершей через много лет в день первой акции в Бабьем яру….

Что касается Эльги, фамилия у нее была Аренс. Бог его знает, кто был этот Аренс. Муж ее в то время был Аркадий Рост. Да-да, из семейства Ростов артистов, писателей, фотографа и журналиста. А еще я с детства слышала, что Эльга «увела дедушку» у бабушки Володи Высоцкого. Но, думаю, это было давным-давно. Я знала  Эльгу уже оплывшей, морщинистой пожилой дамой. Ходила с родителями и бабушкой с дедом в Дом учителя на ее концерты в выборы. Аркадий, ее муж был директором Дома учителя и подкидывал ей работу. Кстати, Дом учителя располагался тогда в здании на бывшей Думской пл., бывшем Дворянском собрании на месте Дома профсоюзов. Прекрасное здание внутри с великолепным залом и мраморными лестницами….

…Так вот, я видела Владимира Высоцкого, еще мальчиком, в Киеве. Приезжал погостить к папе и тете Жене, Евгении Лихолатовой. Сеня и Женя были как родственники Давыдову и друзьями моих родителей. Помню, какой-то праздник отмечали у Давдовых на Саксаганского, 101,  в красивейшем старом доме, уцелевшем в войну.

Кажется, это были октябрьские. Давыдов тогда был женат на красавице-киевлянке, Нелли Киллерог, от рождения – Неля Горелик. Фамилию изменил еще ее отец, написав задом наперед. Неля впоследствии была основателем единственного журнала мод в Украине «Краса и мода». До того она работала редактором в издательстве, где я работала корректором. Сразу скажу, не по ее протекции.

Отца ее, генерала расстреляли в 1937 г., мать сослали, кажется, на Соловки. Вернулась мать после смерти Сталина безумной….

Неля попала в детдом и в войну оказалась в Новосибирске. Вернулась в Киев в 1943 г. В 1945 г. родила сына от какого-то типа по имени Абба. Сына он бросил вместе с красавицей Нелей. Но тут какими-то судьбами рядом оказался Давыдов. Не раздумывая, он женится на молодой прекрасной женщине с сыном, дает ему свою фамилию. Имя Марк сохраняет. После смерти тирана Неля как дочь репрессированных, уже не девочка, поступает на факультет журналистики, единственная написав украинский диктант, не сделав ни единой ошибки! Потрясающее чувство языка!

Так вот, на праздник приходят Высоцкие с мальчиком по имени Володя. Мы все для него были просто козявки какие-то. Он ни с кем из детей, а нас было, кажется, трое, Марик, я и сын Оли и Бориса Третьяков, имени не помню, не проронил ни слова. Надутый такой, в военном френче сына полка….

Через много лет я его моментально вспомнила, увидев это его фото с отцом и тетей Женей. Не хочу писать «мачехой», потому что она его любила больше, чем родные отец и мать. Это я знаю из разговоров родителей. Вообще, кто не знал, думали, что Володя – Женин сын. Для отца он как бы и не существовал. Такое было ощущение. Когда Володя Высоцкий приезжал в Киев, в кампании говорили «Женин сын приехал». Это я помню отчетливо.…

Давыдов много раз пытался опубликовать свои записки. Но куда там! Узник Бабьего Яра – шпион! Друзья его спрашивали: «Вовка, почему ты не уедешь в Германию?» Уже были первые «перелетные ласточки». Он, смеясь, отвечал: «Вы вообще представляете, узник Бабьего Яра ищет убежище в Германии? Звучит!» «Но именно там опубликуешь свой роман!» «Нет, я хочу здесь, чтобы вы все прочли. Если там, вы не прочтете».

Помню, мы с отцом встретили Вовочку на стадионе. Кто играл, не помню, киевское «Динамо» точно и какая-то московская команда. Давыдов был там! Еще бы, что бы он там не был! Тогда на стадион хулиганье не ходило. Или ходило, но мало. Ходили нормальные мужчины, женщины, студенты.

У Даыдова половина «Динамо», старого, его с Юстом, Команом, Принцем, Ларионовым была в друзьях. Слава Ларионов, перешедший из московской команды, был вообще ближайшим другом. Неля дружила с его женой, фигуристкой-тренером, тоже Нелей.

В выходные дни вся кампания выходила на поле стадиона «Динамо». Переодевались в динамовские трусы и майки у Ларионовых, которые жили на Садовой – рукой подать через Мариинской сад на стадион. Профи играли против любителей. «Матч» собирал много зрителей. Болели за любителей.

Неля, жена Давыдова, стояла на воротах. Мама моя была форвардом. Если бы вы видели этот футбол! Я сидела на трибуне, поближе к полю и орала как ненормальная: «Судью на мыло!!!» Мне было лет восемь. Судьей была Оля Третьяк. Муж ее не играл по причине ношения очков.  Так однажды, после празднования у Ларионовых Дня Победы, моя мама родила мою младшую сестру…. В футбол она, конечно, не играла. Но в родилку ее привезли в динамовских трусах – у нее начали отходить воды….

И вот, как в былые времена, мы видим Давыдова на матче, и вдруг он кричит нам через головы и свист: "Скоро выйдет моя книга", и смеется. "Врешь!"- кричу я. Мы с ним были на "ты" с разницей в возрасте 30 лет. Давыдов смеется и кричит: «Нет, не вру. Вот здесь!» И показывает номер журнала «Юность». И весь сияет. «Хорошо, я его получаю. Будем читать.»

Возвратившись домой, открываю почтовый ящик: пусто. И начинаю нервничать, каждый раз, как обнаруживаю, что журнала нет. В конце концов, в один прекрасный день я получаю первый номер с романом А. Кузнецова. Но часть Давыдова была в следующем. Или даже через номер. Сейчас не помню. А когда пришла, то зачитали ее о дыр….

Я со многими друзьями отца была на "ты", с теми, кого любила. Один до сих пор жив, 90 лет справил в этом году. Отца с мамой познакомил. Борис Иванович Волков, художник-монументалист. Так я его до сих пор Бобом называю. И он ни разу в жизни не возразил. Тоже сюжет для рассказа…. Думаю, надо поскорей писать.

Помню, как мы с родителями вышли из нашего дома на Михайловском переулке, 9. Была зима. Мне было от силы лет пять. Значит Давыдову 34. Он вдруг подходит к водосточной трубе, снимает шляпу и сбивает трубу ударом головы. "Смотри, - говорит отцу. - Ни царапинки. «Тренировочка»". Или весной идем по улице. Вдруг Володя наклоняется и поднимает что-то. Показывает папе - на ладони кусок заплесневелого черного хлеба. Оборачивается, ищет что-то глазами. Под бровкой течет ручеек. Размачивает этот хлеб и крошит у дерева птицам. А мне говорит: «Никогда, слышь, никогда не выбрасывай хлеб, и вообще, ничего съестного». И это его завещание я свято чту, с самого детства ничего съестного в мусор.

Удивительный был человек со всеми его положительными и отрицательными сторонами. Как-то в жуткий мороз и снегопад прислал маме и папе телеграмму от имени кого-то из друзей или родственников с просьбой встретить с поезда. А поезд прибывал в 4 или 5 часов утра. Снега по колено, никакой транспорт не ходит. Отец идет на вокзал и, конечно же, никого не встречает. Отцу 25 или 26 лет. Приходит домой злой и понимает, чьих это рук дело. Но утром молчит. Оба и мама, и отец не подают виду. В выходные идут к Давыдовым в гости и, уходя поздно за полночь, запирают на палку парадное. В доме сосед-машинист скорого поезда, который рано утром должен быть в депо.… Незадолго до выхода соседа звонят Давыдову и говорят: «Вовка, там все парадное ваше не сможет выйти на работу. В булочную под вами должны скоро привезти хлеб. Кинь им пару рубчиков и попроси открыть парадное»…. Развлекались. Взрослые люди – один сидел в лагере, другой прошел всю войну, потерял родных дедов и бабушек, - а вот так по-идиотски развлекались….

Прочтя, я подумала, может быть, это на наш современный взгляд. Возможно, так было надо в то время и в том месте. Это была реакция на серость, тупость, безысходность жизни после жутких, трагичных, голодных лет войны.

Отец вновь оказался на футболе. Рядом с ним сидел вдрызг пьяный интеллигентного вида мужчина и рыдал. Папа не выдержал и спросил о причине горя. «Если бы вы знали, кому, какому человеку я сегодня ампутировал вторую ногу! И ведь знаю, не доживет до завтра». «Кто он? – спросил отец. – Мы ведь в Киеве все друг друга знаем». «Давыдов, Владимир Давыдов». Он еще хотел что-то сказать, но отец его остановил: «Не надо. Я его знаю. Это мой друг. Мы с женой были у него в больнице несколько дней назад. Он надеялся»….

Умер Давыдов от гангрены как следствия лагерных проблем со здоровьем. Ему ампутировали, сперва, одну ногу, потом – вторую. Обычно, после второй ампутации не выживают. Через неделю ему бы исполнился 61 год. А я все думала «старик»….

Утром позвонила Володина молодая жена и сообщила, что Володи не стало. Моложе его лет на 35. По словам того хирурга, она выносила его, огромного, безногого на руках из палаты. У нее тоже была от него дочь, которую Володя назвал Эльгой в честь сестры….