Дню осеннего одиночества посвящается.
Эпиграф:
«Осень наступила. Высохли цветы.
И глядят уныло голые кусты»
(А.Н. Плещеев)
Туман. Туман вокруг. Просто жопа какая-то что за туман. То есть, вроде бы и нет его этого тумана. Но я чувствую. Чувствую его вокруг. Чувствую его тягучую липучесть. И неизбежность. И вседозволенность.
И звуки этого тумана гасят все мои звуки. Звуки моих шагов. Звуки моих мыслей. Звуки моих мечт и мечтей. И я даже не пытаюсь кричать. Потому, что звуки этого тумана перебивают все остальное. Ибо, что может быть громче тишины? Ничего.
Только стук сердца. Стук сердца перебивает даже самого себя. Самого меня. Причем вот такая странная картина: если рядом есть другие люди, то его как будто и нет. Стука сердца. Но он возникает громобойно как только остаешься один.
Один на один с осенним парком. Парком кленов и дубов. Прелой листвы. Прелых мыслей. Мыслей без начала и конца. Мыслей, образующих желтолиственную поляну прошедшего лета. И, вглядываясь в каждый, похожий друг на друга лист, видишь и знаешь про него все. Но это все как будто ускользает и делается нечетким и туманным.
Туман. Туман вокруг. В голове. В пустой одинокой голове. Кажется, если крикнуть самому себе с улицы в ноздрю, то в ответ услышишь гулкое и нескончаемое эхо. Раскатистое и глухокувшинное. И если громко кричать, то возникает ощущение, что не один. Что жизнь бьет ключом. И неважно, что ключ не от того замка. А замок не на той двери. И вообще, тут живет кто-то другой. Кто-то тот, кто не я.
И вот бредя по холодной и сырой осени начинаешь думать о камине. О чашке горячего какао. О мягком пледе и о чем то теплом и родном. О том, чего нет, и чего так порой хочется, начинаешь понимать, что это голосует старость. Голосует неумолимым жезлом гаишника. А рядом – уже ждет эвакуатор.