Тело моё было в коме, а дух метался бесцельно, пока катарский маг не выудил его сквозь века, впихнув на час в плоть заложника – инквизитора Анри Гюго.
Я оказался в небольшом зале. В центре на стуле сидел старик. За ним стояли мужчины и женщины. Исхудавшие, с тёмными лицами, в лохмотьях.
– Какой ныне год? – спросил старик.
– 2013.
В тишине он хриплым, но твёрдым голосом изрёк:
– Ныне год 1244 от Рождества Христова. Я епископ Бертран Марти. Это крепость Монсегюр. Десять месяцев нас осаждают папские войска. Скоро Монсегюр падёт. Экар вызвал тебя из грядущего, – он кивнул на соратника слева. – Открой нам.его.
Дух, не связанный с телом, лишён сомнений. Глядя на мучеников с глазами святых, я поверил всему. Кивнул, и Бертран продолжил:
– По условиям капитуляции, всем обещано прощение, защитникам Монсегюра – без ущерба для чести, лишь не отрекшимся уготован костёр. Будет это исполнено?
В памяти всплыли легенды о катарах. С грустью поведал я им о казни:
– Защитников после допросов отпустят. Совершенных и примкнувших к ним рыцарей и женщин сожгут. Но примут отречение любого, если он перережет горло собаке.
Люди возмущённо зароптали.
– Такое испытание надумали Божьи угодники? – опечалился Бертран. – Нам его не пройти. Мы отреклись ото лжи и насилия. Уже приготовлено снадобье, и, вступив на костёр, мы умрём тотчас. Поведай, напрасным ли будет наш подвиг?
Я огорчил их:
– Оклевещут вас знатно. Потом возьмутся за тамплиеров.
Услышав про Орден, некоторые попеняли:
– Не вступились за нас...
Но Бертран оборвал ропот:
– Довольно и того, что отказались преследовать.
Кивнул мне, чтобы продолжал. С почтением я добавил:
– И через восемь веков паломники будут стекаться к месту вашей казни. На дорогах у Монсегюра установят таблички: «Вы в стране катаров».
Бертран посветлел взором:
– Решено: мы спасём для мира бесценные сокровища. Экар, Пуатвен и Амьель, этой ночью вы спуститесь по отвесному склону с тяжёлой поклажей.
Уступая голосу, который принадлежал хозяину тела, я воскликнул:
– Пусть Гюго идёт с ними. Без него не пройти заслоны.
– С инквизитором?
И тут Гюго закричал сам:
– Я не предам вас! Вы братья мои по духу! Я умру, защищая сокровища!
Бертран усмехнулся, а бывший инквизитор продолжал кричать:
– Полгода я читал тут Овидия, Вергилия, Горация. Церковь сожжёт эти труды! Я помогу добраться до тайников.
Бертран переглянулся с Экаром и, убедившись, что телом снова владею я, спросил:
– Предаст?
– Нет.
– Быть посему!
В ночь перед казнью четверо храбрецов спустились по отвесной скале. Обречённые молились за них.
***
В долине, прямо под крепостью, солдаты сделали изгородь из кольев и веток. Внутрь натащили соломы и хвороста, обмазанного смолой. Почти стемнело, когда скованных цепями мужчин и женщин погнали за изгородь. Первым среди них был катарский епископ Бертран Марти.
В солому полетели факелы, и пламя рванулось к центру круга. Более двухсот человек поглотил огонь. Треск костра заглушили крики помилованных. Они рыдали и молились за души казнённых.
Вскоре на месте казни остались лишь груды пепла. В долине стоял жуткий запах сгоревшего мяса. Плач почти стих. Тишину нарушали только гимны монахов-католиков.
Четверо беглецов следили за расправой из расщелины соседнего холма. Спустившись накануне по отвесному, не охраняемому склону с сокровищами катар, они решили дождаться капитуляции Монсегюра.
– Нам не убежать от сытого войска, – сказал Экар. – Пойдём в хвосте у бандитов. Так безопасней.
Отрекшийся инквизитор Гюго, Амьель и Кламен согласились с ним. Они почли своим долгом если не телом, то хотя бы душой быть рядом с обречёнными в их роковой час.
Глядя на жестокую расправу, Экар не удержался от горького сравнения:
– Вспыхнули, словно Фениксы. Только не возродиться им из пепла.
– Философы, целители, астрономы... Инквизиторы всюду сжигают лучших! – гневно выкрикнул Гюго.
Слёзы комом стояли у храбрецов в горле. Только под утро голодные, промёрзшие, наполненные неизбывной печалью, они выпали из реальности, не в силах принять её.
Разбудил их топот сотни копыт: к месту казни примчались новые злодеи. Маленький человечек соскочил с коня и, выкрикивая проклятия, побежал к шатру крестоносцев.
– Это отец Феррер, – узнал бывшего наставника Гюго.
– Инквизитор? – уточнил Амьель.
– Самый беспощадный из них.
Подумав, Экар решил:
– Надо спешить. Этот упырь выпытает у защитников Монсегюра о нашем побеге.
Гюго кивнул и со злорадством заметил:
– Чуток не успел, а то бы и казнённых до смерти замучил.
– Бертран знал, что инквизиторы нагрянут. Потому и торопился с капитуляцией, – вздохнул Экар. – Хотел оградить свою паству от пыток.
Пользуясь общей суматохой, беглецы поползли, волоча за собой тюки с сокровищами. Добравшись до грота, легли передохнуть.
– И всё-таки они сгорели, как Фениксы, – возразил сам себе Экар. – Из пламени их дух возродится вновь. Ибо мы доберёмся до тамплиеров и с их помощью возродим очаги Добрых Людей.
– Монсегюр – Фениксовая ферма, – усмехнулся бывший инквизитор. – Пока Церковь в силе, она будет жечь Фениксов.
– Жечь тела, но до Духа ей не добраться – слишком высокая для Церкви субстанция