Несостоявшийся маршрут

Милла Синиярви
Орлов заворожил Лику как личность. Его обаяние было странным. Вопреки неухоженному внешнему виду, прокуренному и как будто всегда простуженному голосу, покрасневшим от недосыпа глазами, прыгающей походке и вызывающему поведению в обществе он несомненно был яркой личностью, способной влюбить в себя. Несмотря на отсутствие высшего образования Орлов был начитан и широко образован. Его живой ум вибрировал от каждого дуновения действительности, мгновенно разражаясь опусом собственного сочинения в виде новой идеи.

Человек этот генерировал идеи со скоростью расщелкивания семечек молодой хохлушкой, обладающей крепкими зубами. Правда, он не утруждал себя поиском воплощения этих идей. Если одно из изобретений сталкивалось с трудностями реализации, на его смену приходило другое, третье и так до бесконечности.

Лика опасалась, что неосуществленные идеи способны разрушить ту самую личность, которую она уже поставила на пьедестал. На возвышении Орлов умудрялся качаться и сгибаться, как игрушечный трубочист, оснащенный пружинистыми ногами, руками и головой.

Внешность Орлова покорила женщину своей необычной привлекательностью. Он был стройный, даже щуплый, чуть выше среднего роста брюнет с седеющими прядями. Лицо его было обветрено и покрыто загаром, но создавало впечатление неумытого, плохо побритого и какого-то неровного. Возможно, так оно и было: спеша всегда, он уделял редкие минуты общепринятым процедурам в виде бритья и уходу за кожей. Нос Орлова не был изящным, а напротив, резко выделялся своей удлиненностью, что, впрочем, не портило в целом приятные черты лица.

Движения нельзя назвать нервными, они были скорее грациозными, кошачьими, хотя зачастую и порывистыми, острыми, как будто внутренняя суть вырывалась, нарушая гармонию. Особенно эта резкость проявлялась в смехе, затяжном и прыгающем, как походка.

Человек этот не создавал впечатление гармоничного, ясного и простого. Он был весь сплошной диссонанс. Лика потянулась к нему, как бывает с домашними кошечками, которые выбирают рваных дворовых котов.

Когда Орлов обнял женщину, всего лишь несколько мгновений было достаточно, чтобы она оказалась в его власти. Он, такой странный, выпадающий из общих правил, обладал способностью с первых же прикосновений взглядом или огрубевших сильных рук устанавливать психический контакт с женщинами, источать от себя некий нервный, гипнотизирующий ток, неотразимо покорявший слабый пол.

Всегда он был самим собой, играя только собственные сочинения, ведя только свою партию. Его словесные симфонии казались импровизацией, как бы тут же рождавшимися, еще носившими неостывший пыл творческого вдохновения юношеской страсти.

Лика наслаждалась близостью с ним: столько полетности, свободы и прихотливости было в его манере заниматься любовью. И она чувствовала себя обновленной, такой свежестью и непосредственностью веяло от их общения. Голос Орлова стал пленителен для нее, а ощущение чего-то важного, происходившего с ней, возвышало душу, наполняя любовью и спокойствием.

Однажды с Ликой произошло несчастье. Блуждая по горам с Орловым, она сломала ногу. Он, привычный к дальним переходам, не должен был брать в поход женщину, не знавшую, что такое длинный маршрут. Полноватая дама, не привыкшая к физическим нагрузкам, все-таки доверилась своему идолу. Она пыталась доказать ему, что способна вступить в состязание с опытным туристом. Бедняга «переходила», растянув сухожилие, а потом и вовсе сломав больную ногу. Врачи лечили, но состояние Лики ухудшалось стремительно. Как будто судьба стала мстить за то счастье, которое немолодые люди позволили себе на закате жизни. Орлов проявил настойчивость и стал лечить Лику сам. Он укреплял общее состояние организма своей подруги, отправившись на юг, в степи. Там еще можно было купить настоящий кумыс, в свойства которого изобретатель верил. Он вылечил им когда-то больную мать, продлил жизнь сестре. Когда Лика окрепла, муж разработал специальные физические упражнения для восстановления деятельности больной ноги и упорным, систематическим применением их добился исцеления.

Орлов научил женщину думать по-другому. Он придумал для нее романтические мантры, своего рода заклинания, в которые приземленная Лика поверила и смогла настроиться психологически на победу. Женщина, не знавшая до встречи с Орловым, что такое вера, взглянула на несчастье, как на испытание. Она дошла до мысли, что какая-то сила наглумилась над ней, ввергнув в темницу. Эта лукавая сила соблазнила, очаровала, а после восхищения ошпарила льдом сильнейшего разочарования. Дала, чтобы взять, обласкала, чтобы замучить. Но они вместе с любимым нашли общее решение, простили и покорились новым обстоятельствам.

В период болезни было очень важно верить, повторять каждое утро, что Лика жива, любит и любима. Орлов отучил ранее подозрительную и в общем-то недалекую женщину не думать плохо ни о ком, в первую очередь о своем муже, которому она доверилась полностью.

Человек с глазами клоуна — они у Орлова были такими, излучающими грусть и доброту — стал приучать свою подругу к мысли, что отныне они идут вместе, они должны возвестить свою победу над неудачами, над самими собой. Они идут рядом, рука об руку, чтобы сказать: они в общем-то не ожидают от жизни ничего особенного кроме того, что сами могут себе создать. И прозаичная Лика, привыкшая думать о самом насущном, зарплате и ежедневном быте, поверила, что сможет познать свою бесконечную силу, свое безграничное могущество, то самое торжество, которое она стала слышать в великой музыке.

Так человек с глазами клоуна и прыгающей походкой, неровно бритыми щеками и всклоченными волосами сделал из Лики сильного партнера, ровню себе. Казалось бы, что еще нужно?...

При всей старательности Лики ее существование рядом с Орловым как бы стлалось по земле, вместо того чтобы в неудержимом полете нестись вдаль и ввысь, чем так пленял ее муж. Не было у Лики ни постоянной нервной приподнятости, ни увлекательной спонтанности, ни гибкости змеи или кошки. Лика, при всем желании, никак не могла избавиться от своей четко-мерной поступи механизированного ритма, в общем-то чуждого жизни. И женщина мучилась, тщетно пытаясь разгадать загадочные письмена своего партнера. Она не могла найти ключа для их чтения, а то, что сам Орлов пытался не раз вложить в женские руки, все-таки выпадало, разбиваясь вдребезги. Лика это хорошо понимала и страдала, потому что ненавидела свое тело без общей с мужем души.

Возможно, это было соперничество между мужчиной и женщиной, гением и бездарностью, оголенными нотами и музыкой, наполненной содержанием и смыслом.

В один прекрасный день Лика устала играть чужую роль, и дерзновенные цели партнера показались ей бредом, шизофренией, опасной для здоровья.

Орлов же, напротив, был уверен в своей «половине», думая, что защищен надежным тылом. В его гениальной голове рождались самые смелые идеи, о воплощении которых он по-прежнему не задумывался, полагаясь на супругу. Изобретатель зашел так далеко, что поверил, что сможет преобразить мир, создать что-то новое для общества, которое, впрочем, относилось к Орлову как к клоуну, наблюдая его глазами жены. Мысль незаурядного человека не могла остановиться, она упорно и напряженно работала над философским постижением мироздания и смысла жизни. В лихорадочном возбуждении Орлов искал новые средства, новые формы, которые могли бы со всей непосредственностью до конца воплощать осаждавшие его творческое воображение идеи и образы. Лика же все больше убеждалась в душевной болезни мужа, его идеи казались ей несбыточными фантасмагориями разгоряченного мозга, и, по-своему спасая мужа, она заявляла врачам о его болезни, опасности для окружающих и необходимости принудительного лечения.

Он продолжал любить эту женщину, лившую на его голову ушаты отрезвляющей холодной воды. Обывательское благоразумие Лики казалось очарованному изобретателю признаками рационализма и практицизма.

Ради заработка Орлов выполнял черную работу, приносившую хоть какие-то деньги в семью. Лика разводила цветы и поддерживала порядок в их тесной, но ставшей уютной квартирке.


...В доме было тепло, пахло испеченными пирогами и тем самым счастьем, к которому стремится все человечество. Хозяйка задвинула в угол походное снаряжение Орлова. Моя дощатые крашеные полы, проводила тряпкой черту между сложенной резиновой лодкой, рюкзаками, другой «дребеденью» и остальной территорией, как бы ограждая светлый мир семьи от бесовских искушений.



Первая встреча, почти документ:
http://proza.ru/2013/09/26/753