Он был ниже меня ростом и выше по статусу. Когда я заходила к нему в кабинет, его взгляд упирался в мой бюст, закрытый безукоризненной блузкой а-ля моя первая учительница. Его глаза всегда стремились в мою возвышенную внутрь, как молот к наковальне. И от его упорства и постоянства между им и мной уже несколько месяцев стоял плотный обжигающий жар кузницы непонятных мне отношений. Хотя – какие отношения? Он – хозяин, глава строительной компании. Я – менеджер по персоналу. Будучи дипломированным психологом я прошла горнило службы психологической помощи, государственной общеобразовательной школы, а в частной школе для детей-мажоров я получила окончательную шлифовку своей профпригодности и выдержки. Оказав некой даме с ее сыном-недорослем весьма серьезную услугу и сохранив конфиденциальность темы, я была протежирована сей дамой на мое нынешнее прибыльное место в отдел управления персоналом. Я ушла из понятного мне мира примитивных и незамысловатых штампов золотых тинэйджеров и попала на остров-муравейник, которым управлял непонятный мне человек.
Честно говоря, поначалу меня не заботило, понятный он человек или непонятный. Я даже его и не видела ни разу. Меня устраивал мой режим работы и оклад, круг обязанностей и, как ни странно, коллеги. Но после одной знаковой встречи, когда мой меткий мокрый зонт-трость чуть не проткнул безэмоциональную твердь незнакомого мне мужчины и не пригвоздил его к стенке лифта, - меня стали приглашать на все оперативки высшего руководства в качестве оруженосца начальника отдела по управлению персоналом. С тех самых пор, когда я первый и последний раз крикнула «Эй!» в плотную спину незнакомца, с тех самых пор, когда я ловко сунула свой зонт в закрывающиеся дверцы лифта, с тех самых пор, когда я бесцеремонно двинула незнакомца плечом в его невозмутимый рукав реглан и возмущенно протараторила: «Вы что не слышали, я вам кричала «Эй, подождите, подержите лифт!» - именно с тех самых пор именно от меня владелец компании, лифта и невозмутимости чаще, чем от кого-либо, слышал «Добрый день, Виталий Павлович. Вызывали?».
- Эдуард Сергеевич, - говорила я своему начальнику отдела. – Я не успеваю просмотреть все резюме.
- Что вы, что вы, Анастасия Санна, не беспокойтесь, вас вызывает Сам! А с резюме Мариночка закончит.
Так я курсировала между своим рабочим столом и кабинетом шефа, превращаясь мало-помалу из менеджера по персоналу в обладательницу сверх непонятной для меня должности. Не удивительно, что это бросало меня в жар.
Переступая порог своего дома, я попадала в не менее жаркую атмосферу моей однополой семьи.
- Она таскает у меня сигареты, - заявила сегодня вечером моя нестареющая мать.
- А она стащила у меня презервативы, - нагло парировала моя тринадцателетняя дочь.
- Девочки, не ссорьтесь, - миролюбиво мяукнула наша кошка Муся, осторожно обнюхивая принесенный мною пакет с продуктами.
- Презервативы?.. Ты куришь?!!
- Один раз.
- Что – один раз?
- Попробовала.
- Что?!!
- Покурить.
- А второе?
- Мамочка, не будь ханжой, ты же знаешь про Ромео и Джульетту.
- Знаю. Знаю, что Шекспир скрыл правду от публики: Джульетту прибила ее мать.
- Ой, ма, мне бабуля рассказывала про Джульетту, не выдумывай.
- А бабуле нашей отдельное спасибо. Ма, - в свою очередь обратилась я к своей мамочке, - спасибо за пропаганду радостей подросткового секса в среде безмозглых малолеток. Видели бы тебя твои коллеги шекспироведы и гамлееды с кафедры, особенно сейчас с ворованными презервативами. Зачем они тебе?
- Стася, - манерно-жеманно ответила мне моя нестареющая мамочка, - они будят мое воображение. И – не будь ханжой!
- Есть будем, Джульетты?
- Мы – на диете! – Гордо заявили мои девочки.
- Муся, ну хоть ты раздели со мной мою вечернюю трапезу. Сосиски будешь?
- Я внизу. Жду, - говорил мне в трубку Рокки. Таким тоном обычно говорят «Вам телеграмма. Распишитесь». Внешне Рокки был лаконичен и сдержан, как текст телеграммы, а встречи с ним содержательны и жарки. Роман, Рокки, как я его называла,- мой сексуальный партнер. Не мой бойфренд, ухажер, а именно секс-партнер. Поначалу он пытался приобщить меня к своему миру бокса, я пыталась удержать его за столиком в кафе крепким кофе и разговорами, мы пару раз сходили в кино – и поняли, что незачем тратить время на вещи, которые мы хорошо делаем поодиночке, и что вместе у нас отлично получается только секс. «Не будь ханжой!». Знала бы моя мама, насколько я была не ханжа с Рокки. Кто-то скажет, что это цинизм. Я скажу: это способ утилизации одиночества.
- Стаська, привет, - замурлыкал мне с экрана монитора мой обезоруживающе обаятельный муж и основатель нашего сепаратного брака. – Как поживаете? Татка дома?
- Дома я, Вадик, - возникла из-за моей спины моя бдительная мать. – Что на сей раз?
- Натальпална, здрассьте! Вы все цветете и благоухаете. Вот звоню, хочу узнать у Стаськи, что с документами, и когда их с Таткой ждать.
- Вадик, не пудри им мозги. Дай им развод и содержание.
- Натальпална, я хочу забрать моих девочек к себе.
- Уже перетрахал всю диаспору? На домашний уют потянуло?
- Моветон, Натальпална.
- Сермяжная правда, Вадюша. Значит так, мой самый любимый виртуоз Москвы, ни твои увертюры, ни твой Страдивари никогда не изменят твою кобелиную натуру. Девок я своих тебе не отдам. Так что, Вадюша, готовь документы ты. Развод и содержание! – Закончила мой разговор с моим мужем моя решительная мать.
Ветер обеденной суеты сдул моих коллег из кабинета, а я, набегавшись по обыкновению на своей дистанции «отдел-приемная-шеф», предпочла скинуть туфли и прикрыть глаза.
- Анастасия Санна!
- Виталий Павлович? – Выскочила я из-за своего стола, как ужаленная.
Он удовлетворенно посмотрел на мои босые ноги, протянул мне коробку и сказал:
- У вас невыносимо красивые глаза и невыносимо высокие каблуки. Я заеду за вами в восемь вечера. Будьте готовы. Пожалуйста.
«В раздел «Производственные травмы» нужно добавить категорию «Психологический шок», - глядя в невозмутимую спину шефа, подумала я и открыла коробку. Туфли flat, туфли без каблука. Шелковые туфли. Без каблука. Для меня. И – приказ быть готовой к восьми вечера. Шок. Жар. Шок. «Производственный роман?»
Я надела туфли и стала в третью позицию. Отвела ногу в сторону и вытянула носок. Мое балетное детсадовское детство улыбнулось мне в отражение. Я в домашних джинсах и в подаренной обувке, стоя перед зеркалом, пыталась вспомнить танец белых снежинок. Мою незапланированную репетицию прервал неожиданный звонок. «Я внизу. Жду», - сухо сказал Рокки, и я легкими балетными прыжками, подсознательно завидуя Нижинскому, преодолела лестничные пролеты подъезда. Мои новые туфли ненавязчиво обнимали мои стопы, мой распахнутый плащ шуршал, как крылья в полете, а моя самооценка от белой тривиальной снежинки выросла до лебедя Сен-Санса. Я была готова приземлиться в знакомый салон автомобиля Рокки и поделиться с ним своими балетными па.
- Не в ту машину, Анастасия Санна, - прервал мой полет Виталий Павлович.
- Ой! – Опять одарила я междометием своего босса.
- Хорошо, что не «Эй!», - напомнил он нашу первую встречу.
На красивом в свете золотистых фонарей здании русской усадьбы была некрасивая надпись «Дом культуры треста № 17».
- Приехали. Выходим, - скомандовал Виталий Павлович.
Пройдя под помпезными символами советской эпохи в виде серпа и молота в лавровом веночке, мы зашли в ярко освещенное фойе дома культуры. От культуры остался только обшарпанный паркет. К нам подошел мужчина с папкой в руках.
- Виталий Павлович, документацию нам предоставили, - он постучал по папке, - сегодня начали осмотр. Вообще, здание хорошее, надежное, сами знаете, при ком строилось, не на совесть, а за жизнь, так сказать.
- Хорошо, Сергей Сергеич. Мы пока походим, посмотрим. Анастасия Санна, прошу, - широким жестом указал мне путь на лестницу Виталий Павлович.
- А что здесь происходит? – Поинтересовалась я.
- Хочу восстановить ДК. Я жил здесь неподалеку, отец работал в этом строительном тресте, а я ходил сюда в кружок.
- В какой?
- Танцевальный.
- Шутите.
- Вы танцуете?
- Немного, - смутилась я, вспомнив свою давешнюю прерванную репетицию.
- Сейчас что-нибудь придумаем.
Мы поднялись на второй этаж. Судя по выцветшему плакату, здесь проходили встречи тех, кому за тридцать. Вдоль стен стояли красные стульчики, в конце зала висел белый одинокий экран. Виталий Павлович со знанием дела вдоль черных проводов зашел за экран, что-то там подвигал, чем-то пощелкал, и – зал ожил, преобразился, задышал. Под потолком вращался зеркальный шар, отбрасывая в свете прожектора праздничные блики. А белый экран испуганно вздрогнул от неожиданного шороха у себя за спиной и затрепетал, как неопытная девушка на первом свидании. Шорох зашуршал мелодией: «Ночь коротка, спят облака…» - и этот старый заброшенный дом закружил нас вальсом в свете прожектора, который в паре с зеркальным шаром рассыпал светящиеся опилки на вытертый паркет. «В этом зале пустом мы танцуем вдвоем, так скажите хоть слово», - звучала песня, и я, не избалованная мужским вниманием, остро ощутила проникновенность момента... Чтобы не разрушить волшебство вечера, чтобы не впасть в крайности или банальность, я прервала наш танец тихим «Спасибо» и, не оборачиваясь на своего партнера, ушла из волшебного вечера в удобных шелковых ненавязчиво обнимающих мои стопы туфлях без каблуков, подаренных мне сегодня по-прежнему непонятным для меня незнакомцем.
Я заболела. Я заболела на неделю для шефа и моих коллег. Я сложила туфли в коробку и спрятала их в шкаф. У меня не было сил взобраться на каблуки моей повседневности. Я не знала, как втиснуть в мой каждодневный дресс код вчерашний зеркальный шар, треск старого магнитофона и лебедя Сен-Санса в шуршащем плаще. Я не знала, как после моего тихого «Спасибо» сказать «Добрый день, Виталий Павлович. Вызывали?».
- С выходом вас, Анастасия Санна. Это ваш новый проект, - и Виталий Павлович подтолкнул ко мне папку с надписью «ДК».
- Виталий Павлович, я буду увольняться. У меня муж. Живет в Штатах. Забирает к себе.
- Вы что – вещь? Забирает!
- Но вы же тоже хотите… забрать.
- Я хочу дать! Дать вам, Анастасия Санна, ваш! новый! проект! Что вы будете делать за границей? Поливать блины кленовым сиропом? Ждать мужа у окна? Нас с вами, кстати, уже пятнадцать минут ждут люди в конференц-зале. Вы менеджер по персоналу? Так идите знакомьтесь и управляйте.
- Виталий Павлович!
- Анастасия Санна!
За последний месяц мой муж Вадик приезжал к нам дважды: с концертом и за разводом. На его концерт пошли мои великосветские Джульетты. Я в это время в оранжевой каске лазила по раскуроченному ДК под руку с Сергеем Сергеевичем, архитектором проекта, выслушивая его отчет о текущих делах. Так что я пропустила триумф мужа, но на наш с ним развод я изловчилась прийти. После наших аккордных подписей и мирного раздела нашей несовершеннолетней дочери мы распрощались друг с другом, как приятели-однокурсники. Он со Страдивари и фраком улетел в Лондон на концерт, я с чертежами и оранжевой каской умчалась на оперативку в ДК.
Мой проект стал МОИМ проектом. Я и не помню, на какой день после разговора с Виталием Павловичем я забыла и самого Виталия Павловича, и свою обиду на его бесцеремонность и отсутствие пиетета в мой адрес с его стороны. Сначала я утонула в море страха: новое дело для меня – руководить. Живые люди. Много людей. Разные профессии, разные характеры, разные условия труда: строители – на стройке, бухгалтеры, архитекторы – в офисе за своими столами и со своими подсчетами и бумагами. Винтики, шестеренки, крепятся на меня, я должна выдержать их вес, их направленность, не дать трещину, не сломаться, чтобы не рассыпался этот слаженный механизм, нанизанный на меня, как на ось. От центробежных сил и вращательных моментов у меня кружилась голова. Моя личная ось содрогалась от приложенной ко мне нагрузки, и предел ее прочности близился к концу. Усталость металла. Механизмы ломаются, металлы сходят с ума – у людей открывается второе дыхание.
Я не помню, на какой день я ощутила себя частью одного большого разумного организма, и я не помню, когда я в последний раз видела Виталия Павловича. Когда я его видела? В понедельник или четверг? Да, точно, в прошлый четверг. Выскакивая из кабинета, на ходу, он поздоровался со мной скороговоркой «Что-то срочное? Я тороплюсь. Все потом, потом». Пару раз я ловила на себе его взгляд сквозь стеклянную дверь переговорной. Пару раз пыталась попасть к нему на прием. Каждый раз он был занят. Потом я просто оставляла все документы по проекту в его приемной. Моя новая должность исключила личные контакты. Мы общались через секретаря. Иногда дома я заглядывала в коробку: туфли на месте – принца нет. Я сердилась на Виталия Павловича, который не торопился быть принцем, который нагло игнорировал меня – умницу-красавицу, супер-топ-менеджера и Джульетту на выданьи.
- А хорошо мы сработали, Анастасия Санна! А вы – молоток! Простите за вольность, - радостно сиял Сергей Сергеевич. – Завтра открываемся. Ваш первый объект. Поздравляю.
- Наш первый объект, наш с вами, - поправила я его. – Спасибо вам за ваше терпение и выдержку. Могу представить вашу реакцию: офисная фифа на каблуках – директор стройки. И не строитель. Сама в шоке: балки, несущие стены, кирпич, бетон. Для меня это названия далеких звездных систем.
Сергей Сергеевич засмеялся:
- Не гневите бога, Анастасия Санна: справились!
По пути домой я судорожно решала: «Пойду. Нет, не пойду. Скажу, заболела. Нет, скажу, муж приехал. Какой муж?».
- Анастасия Санна, погодите, - остановил меня перед подъездом Виталий Павлович. – Вы приходили на прием. Я был занят.
- Да, вы были заняты, как специально.
- Я освободился. У вас есть время?
Мне нестерпимо захотелось обругать его и разреветься. Бросил меня, как щенка в воду, выплыву – не выплыву, дрессировщик хренов. Слезы все же брызнули из глаз, а Виталий Павлович расхохотался:
- Хренов, хренов дрессировщик! А вы, Стася - суперский пловец!
«Боже, опозорилась, Джульетта», - ошпарено подумала я и разревелась еще больше.
- Идите вы, Виталий Павлович, со своими проверочками.
- Нет, Анастасия Санна, теперь пойдем вместе. На объект. А потом – все по плану.
- По какому плану?
- Стася, по плану реконструкции жизни. Вашей и моей. Согласны?
Я, растирая черные ланкомовские слезы по щекам, стала нагло набивать себе цену:
- А хотя бы для приличия что-то типа «Ты – такая бессмысленно красивая, я люблю тебя» озвучить не хотите? Что же у вас все по плану, Виталий Павлович?
- Стася, ты бессмысленно упряма, в машине – бессмысленно красивые новые туфли, и – сопротивляться бессмысленно.
- Схватываете на лету, - сказала я, сняла туфли и стала бессмысленно целовать его в губы.