я не знаю, что со мной происходит, это лезет изнутри и я не знаю, как это возможно ощущать
без разрывания кожи и без ломаний пальцев. через два часа откроются магазины и я пойду за
вермутом. все вокруг давит на меня и под этим давлением я рыдаю как телка. как маленький
ребенок. в этой комнате, в этом городе, в этом теле я ощущаю такое фантастически
всеобъемлющее одиночество, что у меня останавливается дыхание и сердцебиение. меня
разрывает на части. я так давно не испытывал ничего подобного, что сейчас переживаю это как
падение на меня тысячи фургонов с наковальнями. это всепроникающее чувство безысходности и
ненужности. мне тошно говорить с новыми людьми, мне противно знакомиться с ними, я ничего
не хочу. я не знаю, что это. не знаю. мне страшно и я горю в этом, плавлюсь и расползаюсь
по потным простыням.
Хотелось бы верить, что это реструкционный период или что-то подобное, но все достаточно
давно шло к этому, к срыву, к выбросу, но я не имел права, потому что ты была рядом.
Потому что рядом с тобой я должен быть сильным.
Сейчас я даже не могу понять, будет ли когда-нибудь все хорошо.
Я всюду и всем говорю, что принимаю всё как есть и никогда ни о чем не жалею, что всем
доволен.
Но это, наверное, все же не так.
я не удовлетворен. Я не знаю, чем, не могу даже представить, чего мне не хватает.
Когда я ходил сморкаться сопливыми слезами возникло ощущение из детства: вот я поругался с
мамой до слез, до плача навзрыд, до нервных всхлипываний, вот мы кричим друг на друга, я -
пятилетний ребенок, попавший в волю обстоятельств в силу своего восприятия и она - взрослая
женщина в тщетных попытках донести до меня что-то, вот я убегаю со слезами в другую комнату
и падаю там в безысходности на кровать, продолжая немые рыдания, вот проходит время и она -
добрая, милая женщина, подходит ко мне - нервно всхлипывающему комку эмоций без
представлений о жизни и без понимания, отчего же он плачет, и начинает успокаивать меня.
Сначала она разговаривает со мной. Она всегда говорит со мной как со взрослым, она считает,
что даже самый несмышленный маленький ребенок - уже человек, и разговаривать с ним нужно
как со взрослым.
И вот уже другой флешбэк - мне 20, я работаю звукотехником в Болгарии, а вокруг меня
происходит чад кутежа, пламя преисподней и геенна огненная. Я хожу среди всех этих
беспорядочно совокупляющихся и проспиртованных подростков, а в тысячах километров от меня,
в далекой столице происходит война внутри одного единственного сердца.
Эти ситуации преследовали меня, не давали мне спать, вырывали из моих глаз слезы и швыряли
меня в пучину кинематографа и безмолвие рвущихся струн, и что делать с этим сейчас, когда
все так ровно и спокойно я не имею ни малейшего представления.
Это вселенское чувство вакуумного одиночества, холодной пучины космической пустоты,
безмолвной бездны океанского дна, где темнота и густое, ватное молчание, в котором теряются
все звуки и движения.
Кончится ли это когда-нибудь? Станет ли проще оставаться в одиночестве в пустых квартирах?
Вырасту ли я из одежды вечно непонятого самим собой подростка? И в то же время, останется
ли во мне в таком случае хоть что-то нерациональное?
Страхи, поглощающие меня настолько абсурдны, что порой даже взаимоисключающие друг друга.
Знаешь, как странно отрадно ощущать себя человеком? Когда тебе говорят, что кто-то в беде и
ты вдруг обнаруживаешь себя, бегущим на вокзал покупать билеты домой, обнаруживаешь себя
бросившим все ради.
Быть готовым на многое ради. Это так по человечески.
Так важно. Так нужно. Так пусто.
кто бы что ни говорил, в этой ситуации все рекурсивно.
Пока пальцы бьют по клавиатуре в приступе иступленного графоманства, эмоции слегка
отпускают.
Графомания, имеющая эффект плацебо, музыка, заcтавляющая бить себя по лицу, голоса
родителей, школьные воспоминания, партаки под коленями, взрослеющие младшие братья,
стареющий асфальт перед домом.
Все так сложно. Снова так сложно. Я так жду тебя, возвращайся скорее.