Взбешенный отец, размахивая руками, орал на меня за какую-то провинность. Его монолог длился уже целую вечность. Таким я его еще не видел. Я, вообще, ничего не видел — несправедливая обида застилала глаза, затыкала уши. Будто голову закрыли огромной подушкой. Тело покрыли пятна, проступившие сквозь белую сорочку. Я не оправдывался. В этот момент я знал, что оправданий от меня не ждут. Я молчал. Потом началась истерика и все домочадцы успокоились.
Много лет спустя, грузный, с чапаевскими усами начальник разведшколы выговаривал мне за несуществующую провинность в присутствии младшего по званию, который и донес на меня. Я знал, что оправданий от меня не требуется и молчал. Перед глазами возникла пелена и звук исчез. Потом исчезла пелена. Зрение восстановилось. Звук нет. Я видел шевелящиеся губы, сдвигающиеся и раздвигающиеся зубы, и причудливо двигающиеся усы. Полковник орал, но я его не слышал. Живая картинка показалась забавной и я стал отвечать ей, мысленно конечно. В выражениях стесняться не стал. Время провел великолепно. Наш диалог завершился и мы разошлись по своим делам.
Полученный опыт я проанализировал. Немного потренировался и научился вызывать подобное состояние в любой момент. Когда мне не правилось, как протекает «беседа», а мои возражения не принимались бы в расчет, я мысленно опускал перед собой прозрачную звуконепроницаемую шторку. С тех пор я прослыл человеком с железными нервами.
Больше всего раздражения эта замечательная привычка вызывала у моей бывшей жены - она знала причину моего спокойствия.