«Говорят, чем чище душа, тем быстрее её настигает наказание за совершённые грехи».
Дочь
У них была какая-то странная связь. Нет-нет, не подумайте ничего дурного. Просто, события жизни одного из этих родных по крови людей непостижимым образом сказывались на жизни второго из них. Судите сами…
Когда Светочке было два года, родители отвезли её в деревню к бабушке по отцу - Татьяне. Оба молодых родителя учились заочно в техникуме, поэтому баба Таня предложила поводиться с девочкой в период их зимней сессии.
Примерно через месяц отец вернулся в родное село за дочкой. Ему пришлось потратить целую неделю отгулов, чтобы повидаться с матерью, другими деревенскими родственниками, друзьями, а главное - забрать дочурку домой.
Светланка встретила папу с распростёртыми объятиями, не сходила с рук всё время его пребывания в доме матери, нежно поглаживая своими крошечными ладошками сильные отцовские загорелые руки с синими выделяющимися венами, покрытые жёсткими чёрными волосками.
Время отпуска пролетело незаметно. Отец почти не бывал дома. Дочка, соскучившаяся по родителю, сидела целыми днями у небольшого окошка в ожидании папы, как вековушка. Она радовалась каждому его приходу, как будто тот только что приехал.
В последний день перед самым отъездом домой случилось неладное. У Светочки начались проблемы со стулом. Но, так как времена были строгими, отцу необходимо было всё же возвращаться на завод. В начале шестидесятых, хоть и началась так называемая оттепель, опоздания, а тем более прогулы наказывались, как тогда говорили, «по всей строгости закона».
Путь в то время из их деревни в город был неблизким. До райцентра по бездорожью добирались на чём придётся. А уже из районного посёлка в город ходил «ПАЗик», который по неасфальтированной шоссейке шёл до областного центра часов семь, а то и больше. Вся дорога занимала почти сутки.
Отец договорился с другом детства, что тот довезёт их с дочкой до райцентра на колхозном тракторе. Зима была снежной, поэтому любой другой транспорт просто застрял бы где-нибудь по дороге. У друга оказались дела в районе, так что им здорово повезло.
Выехали втроём рано утром. Воздух был морозным до заиндевелости. В кабине трактора, едва ли, теплее, чем на улице. Отец укрывал девочку полами лохматой изнутри дублёнки. Переметённая снежными сугробами дорога с огромными колеями и ямами, оставленными забуксовавшими грузовиками, для гусеничного трактора была проходимой, правда, передвигался сей транспорт не слишком быстро. Но если бы не проблемы со здоровьем девочки, то часов за пять добрались бы до районного села.
К несчастью, пришлось слишком часто останавливаться. Светланке становилось всё хуже. Она совсем замёрзла и дрожала всем телом в огромных руках отца. Часа через три пути на подъезде к очередной деревеньке, где по счастью проживали дальние родственники бабушки Тани, решили остановиться, дабы девочка могла согреться и поесть в тепле.
Родные, видя её состояние, уговорили мужчину остаться на ночь для того, чтобы оба: отец и дочь - могли как следует выспаться в тёплой избе. Большинством голосов решено было двигаться дальше лишь утром. Оказалось, что наутро троюродный брат отца собирался в район по колхозным делам на грузовом «ГАЗе», так что до райцентра они добрались бы за какие-нибудь час-полтора, да ещё и в тёплой кабине машины.
Всю ночь девочка и её отец практически не спали, понос у малышки никак не прекращался. Увеличившиеся на фоне впалых глазниц, голубые глазёнки Светочки умоляюще смотрели на отца, как бы говоря: «Помоги!»
Очередное утро, и новая поездка, теперь уже на грузовике. В кабине было тепло, приятно пахло бензином и кожей сиденья. Между остановками девочка дремала, дремал и её папа. Меньше, чем через пару часов путешественники оказались в районном посёлке. Им повезло. Они успели на утренний рейс автобуса.
Водитель и пассажиры с пониманием отнеслись к болеющей малышке. Женщины жалели её, наперебой предлагая помощь молодому отцу. Но ему было не до них. У него тоже начались проблемы со стулом. Перепоручив девочку заботам пожилой попутчицы, он убегал за ближайшее дерево или просто за автобус. К счастью, такого движения, как сейчас, тогда ещё не было. Машины на дорогах встречались очень редко.
Сразу же с автовокзала отец повёз девочку в детскую инфекционную больницу. Одна из пассажирок посоветовала ему ехать именно туда.
Мужчина внёс Светланку в приёмный покой на руках, ещё более лёгкую, чем до болезни, с безжизненно свисающими тоненькими ручонками. Врачи забрали ребёнка, сказали, что, судя по симптоматике, у неё дизентерия. Отдав дочку, которая лишь грустно взглянула на него на прощание, отец попросил разрешения воспользоваться больничным туалетом.
Опытная женщина-врач сразу же поняла, что у него те же проблемы, что и у дочери. Взяв заодно анализы и у отца, она вызвала перевозку для его транспортировки во взрослую клинику. Только на следующий день мужчина позвонил из ординаторской на работу жене, которая очень волновалась, потому что прошли уже целые сутки с того момента, как муж с дочкой должны были вернуться домой.
В больнице мужчина пролежал две недели, страшно переживая всё это время за своё маленькое «солнышко».
После выписки из «инфекционки» он так был рад видеть дочурку здоровой и заметно повзрослевшей, что проводил с этого времени каждую свободную минуту с нею — играл в прятки, читал ей книжки, лепил смешных зверьков из разноцветного пластилина. Все выходные они тоже проводили вместе. Счастливее их никого не было в эти моменты на всём белом свете. Болезнь девочки здорово сблизила отца и дочь.
Жили они тогда в полногабаритной квартире с подселением в самом центре города. Комната, в которой проживала семья Светланки, была большая светлая с огромным окном. Девочка частенько сидела на широченном подоконнике, ожидая своих родителей или просто глазея на улицу через оконное стекло.
Однажды, когда ей было шесть лет, мама уехала в отпуск, кажется, в санаторий. Отец сидел со Светланкой дома.
В тот момент, когда это случилось, он что-то делал на кухне.
Девочка начала было, как обычно, спиной к окну сползать с подоконника, но тут ручонка её соскользнула, и она села на что-то, что впилось в ягодичку, пронзив её ужасной болью. Света боялась не то что двинуться, она боялась даже дышать. Надо было позвать папу, но от страха и боли она издала не то полувсхлип, не то полухрип.
Наконец, с усилием прочистив горло, она сумела извлечь чуть более громкий звук, на который через несколько минут и прибежал отец.
Увидев дочь, он побледнел, пошатнулся, затем почему-то выбежал из комнаты. И уже через минуту вернулся с соседом дядей Борей. Мужчины осторожно сняли девочку со штыря, на который крепился вентиль от батареи. Их тогда снимали во всех квартирах специально, чтобы жильцы не могли самостоятельно регулировать подачу тепла. Что-то там в их централизованной системе отопления могло нарушиться, если все проживающие сами начали бы это делать.
Но вернёмся к бедной девчушке. По ногам Светы текла кровь. В голубых глазёнках выступили слёзы. Большие сильные руки отца дрожали, он никак не мог совладать с собой, поэтому соседка тётя Маша, работавшая акушеркой в роддоме, оттерев его от ребёнка своим могучим телом, осмотрела девочку сама. Со словами, что могло быть и хуже, она промыла рану перекисью водорода, прилепила при помощи пластыря сложенный вчетверо стерильный бинт и отправила обоих в больницу, чтобы там сделали девочке уколы от столбняка, и, возможно даже, зашили рану.
Ещё долго после возвращения матери из санатория Светочка отказывалась мыться с нею, предпочитая, чтобы её мыл папа, хотя до отъезда родительницы, она начала было стесняться своего отца.
Светланка подрастала, в семь лет, как все дети, пошла в школу. И вот в шестом классе у неё по неизвестной причине вдруг начала болеть голова - не сильно, но постоянно. К тому же, девочка стала быстро утомляться, она предпочитала проводить всё своё свободное время дома за тихими спокойными занятиями – настольными играми, чтением книг, от чего она тоже вскоре уставала.
По этой причине Света практически не общалась со сверстниками, если не считать одноклассников, да и с ними делала это лишь по необходимости. Мама водила девочку по врачам, но они не могли определить причину её головных болей. В конце концов, примерно через год хождения по кабинетам, дочь оказалась у окулиста.
Врач, посветив в глаза Свете каким-то прибором, по-видимому, увидела в них нечто нехорошее, потому что сразу же повела девочку в соседний кабинет к невропатологу. Посовещавшись, медики выписали девочке направление в больницу, сказав, что ей необходимо срочно-срочно ложиться на лечение.
Одиннадцатилетний ребёнок должен был впервые в жизни самостоятельно уехать далеко от своего дома. Перед тем, как отправиться на троллейбусе в клинику, Светланка решила предупредить свою маму.
Для того чтобы связаться с нею, Свете пришлось идти к заводским проходным, откуда можно было позвонить на завод по внутреннему телефону. Девочка набрала по памяти номер матери. На другом конце провода ответили, что сотрудницы с названной ею фамилией у них нет. Не понимая, что происходит, Светлана твердила, что ей обязательно-обязательно нужно сообщить маме о том, что её кладут в больницу, иначе родители потеряют её.
Табельщица, к которой обратилась за помощью женщина, разговаривавшая с девочкой по телефону, подтвердила, что сотрудниц с такой фамилией у них нет, и что есть лишь один человек с подобной фамилией – это начальник их цеха. Когда женщина проговорила в трубку имя-отчество начальника, девочка радостно закричала, что это её папа, что она от волнения просто-напросто перепутала номера телефонов.
Отец, которому Света сообщила свою новость, был огорошен. Он очень расстроился, ещё больше его взволновало то, что дочка должна одна ехать на другой конец города. Он тщательно проинструктировал Светланку, как добраться до детской Неврологической больницы, напоследок пообещав сообщить обо всём матери.
Сам проводить ребёнка в тот день он никак не мог, из-за того что в цехе был запущен цикл непрерывной обработки сложнейшей детали, требовавший постоянного наблюдения и контроля, в том числе и с его стороны.
Впрочем, даже руководитель такого ранга должен был в то время заранее отпрашиваться с работы, чтобы отлучиться с завода по какой-либо личной надобности. По этой причине многие дети целыми днями были предоставлены себе. Правда, спасали положение всевозможные спортивные секции и многочисленные кружки, которые тогда были бесплатными, поэтому большинство детей проводило своё свободное время в них.
Отец Светы позвонил жене и попросил её взять отгул. Женщин легче отпускали с работы, им можно было выйти в увольнение даже на часть дня.
Несмотря на это, он целый день не мог найти себе места. Его сильные загорелые руки дрожали, когда мужчина попытался взять со стола необходимую для работы бумагу. Не успокоился он и вечером после возвращения с работы домой, когда встревоженная жена рассказала ему, что было в больнице, в подробностях передав разговор с лечащим врачом, сообщившим, что у дочери воспаление мозга, что состояние её средней тяжести и что лечение уже начали.
- Что это такое? Отчего это?
- Доктор сказала, это какое-то инфекционное заболевание, их трудно распознать сразу. Надо пункцию спинного мозга делать. Я... я боюсь, - уже не в состоянии сдерживать слёз говорила супруга, - это так опасно... в таком возрасте.
- А может, не надо делать-то?
- Она сказала, надо убедиться, что... в этой жидкости... ничего не осталось, - не могла успокоиться женщина. - Ей антибиотики будут ставить шесть раз в день, витамины какие-то и ещё, как это... сосудистые...
В шестидесятые годы двадцатого столетия ещё не было компьютерной томографии, рентген и тот не слишком широко применялся, а сосудистые проблемы, особенно у детей, вообще могли определить только самые классные специалисты.
Дочь пробыла в стационаре более двух месяцев. Она героически переносила болезненные процедуры, для интереса подсчитывая количество проставленных ей за это время уколов. К слову сказать, к концу лечения эта цифра превысила пять сотен.
Но, несмотря на свои непростые недуги, дети продолжали оставаться детьми и в больничных условиях. Вели они себя по-детски игриво, шумно, придумывали различные забавы. Девочки влюблялись в мальчиков из соседней, такой же шестнадцатиместной палаты. К тому же, неврологическим больным были показаны прогулки на свежем воздухе, поэтому их выводили на улицу, аж, два раза в день.
Но во всём этом присутствовала нотка и взрослой жизни. Выражалась она не только в ежедневной экзекуции инъекциями, но и взятой этими детьми на себя ответственностью за более слабых, более тяжёлых больных. Дети не гнушались не только заботой в виде - поднести попить, но и выносили утки после пунктирования очередного ребёнка, выводили эпилептиков из припадков, не замечали особенностей больных хореей, гидроцефалией или энцефалопатией.
В общем, по возвращении из больницы через два с половиной месяца, Света была уже серьёзной повзрослевшей двенадцатилетней барышней. Ровесники казались ей слишком незрелыми, слишком детьми, зато со старшими ребятами она общалась с удовольствием.
Отец по-прежнему оставался её лучшим другом, беседовал с девочкой на равных на самые серьёзные, самые взрослые темы, научил кататься на велосипеде, брал с собой в походы и даже на рыбалку.
Прошло десять лет. Светлане исполнилось двадцать два. Она влюбилась. Влюбилась впервые - страстно и самозабвенно.
В то время девушка училась в институте. Там-то она и встретила своего рыжеволосого возлюбленного. Сразу же по окончании учёбы молодые люди решили пожениться. А ещё через короткое время Света понесла.
Когда она была уже на довольно большом сроке беременности, у неё начала часто болеть и кружиться голова. А в один из дней почему-то вдруг отнялась рука, просто перестала двигаться и всё тут.
Светлана была в гостях у родителей, когда ей стало плохо. Муж уехал на неделю в командировку, а мать ещё утром отправилась на дачу — Светочке и её будущему малышу требовались витамины. А это был тот самый короткий летний период, когда созревала «Виктория» — не самая полезная с точки зрения аллергичности ягода, но витаминки всё же.
Отец, к которому обратилась за помощью Светлана, строго сказал: «Не шути так, давай массаж сделаю. Отлежала, наверное, руку-то».
- Так голова кружится и тошнит...
- Ну, кого, скажи мне на милость, во время беременности не тошнит?
- Пап, плохо мне как-то, тяжело. Что-то не так.
Отец, всё ещё сомневаясь, набрал «Скорую». На другом конце провода почему-то не на шутку всполошились.
- И руку не чувствует? Будем минут через десять. Ждите.
К тому моменту, когда приехали врачи, дочь была на грани потери сознания. Глаза её затуманились, язык почему-то вываливался, но она всё продолжала успокаивать отца:
- В-всё б-бу-дет хо-ро-шо...
Врачи «Скорой помощи», приехавшие по вызову, обследовали её и вынесли вердикт - у молодой женщины случился (в таком-то юном возрасте!) ишемический инсульт, вполне вероятно являющийся следствием её детского заболевания. Организм девушки, подвергшийся уже однажды невероятно тяжелой болезни, не выдержал дополнительной нагрузки. Ведь не зря же гинекологи называют беременность маленькой смертью.
Отец выглядел потерянным. И долго ещё стоял, глядя вслед врачебному автомобилю, после того, как помог донести дочуру на носилках до «Скорой помощи». Долго не мог унять дрожь сцепленных между собой когда-то сильных, рук. Потом, как будто очнувшись, бросился домой собирать всё необходимое дочери в больнице.
Отец. От первого лица
Я был счастлив. Целую неделю мне предстояло провести в родной деревне, увидеться с матерью, сёстрами, братом, возможно даже, с кем-нибудь из друзей детства. Но самое главное, я должен был увидеться с нею, жгучею брюнеткой с обжигающим взглядом карих глаз.
Несмотря на то, что она не дождалась меня из Армии и вышла замуж за этого пижона из областного центра, я, к тому времени уже женившись, всё никак не мог позабыть её. Узнав от матери, что брюнетка находится в гостях у своих родителей, я сразу же взял отгулы и поехал в деревню, где моя дочурка оставалась, пока мы с женой сдавали экзамены в техникуме.
Светланка встретила меня с неподдельной радостью. Голубые глазишки её сверкали, как неизвестный мне драгоценный камень. Она не слезала с моих колен, гладила мои руки подушечками своих нежных пальчиков.
Каждый день я встречался со своею черноглазой, был счастлив просто видеть её, общаться с нею. Она показалась мне ещё прекрасней, чем прежде.
В один из дней мы даже сфотографировались вдвоём на память в местном фотоателье. Теперь в моём чемодане лежало, аж, десять копий этого фото. Зачем, спросите вы? Да, сам не знаю - так, на всякий случай.
А моя двухлетняя дочка все эти дни сидела у окна в ожидании моего прихода и бросалась ко мне каждый раз, как в первый, и уже не желала больше слезать с рук до самого сна. Мне было немного неловко перед Светланкой, но ведь у нас с нею всё ещё было впереди, а моя чернобровая должна была на днях уезжать. Да и сам я через день-другой должен был отправляться с дочкой в обратную дорогу.
За день до отъезда, когда я вернулся с очередного свидания, дочечка впервые не встречала меня. Мать сказала, что она уже несколько часов, в буквальном смысле, не слезает с горшка. Дочь за это время осунулась, глядела на меня широко раскрытыми несчастными глазами, блеск которых заметно поугас.
Мать суетилась вокруг неё.
- Что же делать-то? Мне же на работу послезавтра, ты же знаешь, как сейчас строго с опозданиями, премии лишат или, чего ещё хуже, на товарищеский суд вызовут, а могут и по партийной линии приложить.
- Да ничего, я тут травки заварила, попьёт, завтра лучше будет. Возьмёте с собой чаю крепкого в термосе, сухариков чёрных с солью, даст Бог, и доедете. Я бы её у себя оставила, так ведь она все глаза в окно проглядела, тебя ожидаючи. Ни за что не останется.
- Да, и меня потом вряд ли ещё раз отпустят с работы. Надо ехать. Как-нибудь доберёмся.
Поутру друг детства Сашка заехал за нами на тракторе. В кабине заледеневшего от мороза железного коня было неуютно, вскоре все мы промёрзли до костей. К тому же, всю дорогу приходилось останавливаться - дочке лучше не становилось. Я пытался как можно лучше укутать её в тулуп, который мать дала нам с собой в дорогу. Старался прикрыть её от ветра, когда приходилось выходить на мороз, но всё равно, мы отчаянно мёрзли. Пришлось остановиться, чтобы согреться и поесть уже во второй деревне на пути следования, где, по счастью, жили не слишком близкие родственники моей матери. Несмотря ни на что, они обрадовались нам. Наперебой рассказывали, что помнят меня мальчонкой, и когда из Армии только что вернулся, показывали фотографии, где я и мать были запечатлены вместе с ними.
Родные уговорили меня остаться с ночевой. Дочке необходимо было как следует прогреться, чтобы не подхватить ещё и простуду. К тому же, мой брат (кажется, троюродный) работал на ГАЗе, и в его тёплой кабине нам было бы проще добираться до районного села.
На следующий день мы, и в самом деле, довольно быстро доехали до райцентра, повезло нам ещё и в том, что практически не пришлось дожидаться автобуса, идущего в город. Дочке по-прежнему было плохо. К счастью, пассажиры и водитель вошли в наше положение и не слишком возмущались, когда приходилось останавливаться. Ко всему прочему, мне тоже становилось не по себе. Я тоже начал бегать в кусты. Соседка по сиденью помогала мне со Светланкой. Поила её, качала на руках. Она же подсказала, что лучше сразу же ехать в детскую инфекционную больницу, которая находилась не слишком далеко от автовокзала, куда мы, в конце концов, и прибыли.
За всё это время дочка не произнесла ни слова. Она совсем осунулась, смотрела на меня измученным взглядом ввалившихся голубых глаз, в которых читалась мольба: «Папочка, помоги!».
Когда я на руках внёс дочку в приёмный покой, врачи сразу же бросились нам навстречу. Выслушав меня, они забрали Светланку, чтобы взять у неё анализы.
Так как я едва дотерпел до больницы, то сразу испросил разрешения посетить больничный туалет. Вид у меня, видимо, был не очень, потому что врач попросила сдать анализы и меня.
Примерно через полчаса медики вынесли вердикт — дизентерия. Дочку они оставили у себя, а мне предстояло отправляться в больницу того же профиля, только во взрослую.
Было страшновато оставлять дочурку одну, но её кротость и, как мне показалось, понимание, что так будет лучше, немного успокоили. Сам я пролежал в стационаре две недели, не находя себе места в беспокойстве за Светланку.
Моя черноглазая зазноба за это время совсем вылетела из головы. Надо же, я даже ни разу не вспомнил о ней. Зато по выходе из больницы стал панически бояться оставлять дочурку без своего присмотра. Старался каждую минуту быть рядом, развлекал её, как мог. Боялся увидеть ещё раз безжизненно свесившиеся ручки и молящие о помощи тёмно-голубые глазёнки.
Надо сказать, после той поездки мы здорово подружились с нею.
А жена, обнаружив в чемодане мои фотографии с черноглазой, устроила скандал, в сердцах порвав несколько фото. Оставшиеся же экземпляры она уничтожала каждый раз во время ссор, которые нет-нет, да и возникали в нашей семье, как, впрочем, и в любой другой тоже.
Светланке исполнилось шесть лет. Жена в тот год уехала на месяц в санаторий. А у меня, как обычно, если не считать ухода за дочкой, на уме была одна работа. Хорошо ещё, что соседи наши — бездетная семейная пара — всегда входили в наше положение, всегда готовы были посидеть с нашей, в общем-то, послушной дочуркой.
В цехе, где я начинал рабочим, затем стал мастером, потом старшим мастером, мне проходу не давала одна бойкая хохлушка-хохотушка. Когда я проходил мимо, она всегда старалась поддеть меня своими шуточками. Я давно уже понимал, что нравлюсь этой востроглазой девахе. Но виду не подавал.
Каким-то образом хохлушка прознала, что жены нет в городе. Впрочем, это было несложно, потому что супруга работала на одном со мной заводе, только в другом цехе.
Бойкая уже неделю шутила на тему моей холостяцкой жизни, а вчера она вдруг с совершенно серьёзным видом предложила встретиться в квартире её родителей, так как они уехали на дачу.
Я не был уверен, что девушка мне нравится настолько, чтобы изменить жене, но, подначиваемый дружками, у которых нет-нет, да и случались интрижки, согласился на встречу.
В назначенный день, а это было воскресенье, с самого утра я суетился на кухне, чтобы покормить дочурку и отправиться на своё рандеву, оставив её на попечение соседей.
И тут мне показалось, что слышу сдавленный крик дочери. Я прислушался. И, когда раздался ещё один, более уже не сомневаясь, бегом бросился в комнату через, показавшийся мне в тот миг бесконечным, шестиметровый коридор нашей полногабаритной квартиры.
Дочка сидела бледная с расширенными от боли зрачками увеличившихся от ужаса глаз где-то между подоконником и полом - в районе верхней трубы батареи. По ногам её струилась кровь.
Голова моя закружилась. Боясь упасть, я выбежал за помощью, потому что не переношу вида крови. По этой причине, когда у меня берут анализы, это очень часто заканчивается обмороком.
Вернулся я тут же с соседом Борисом, который вызвался мне помочь. Мы подбежали к Светланке, осмотрели её. Оказалось, что она села на четырёхгранный штырь от вентиля - регулятора подачи тепла. Мы с Борей с трудом вместе сняли дочку со злополучного штыря.
Света вытерпела болезненную процедуру, молча, лишь вздрагивая всем своим тельцем от боли, да ещё слезы градом катились по её щекам. Мне было больно за неё, эти слезинки выворачивали мою душу наизнанку. Силы совсем покинули меня от жалости к ней. Я не знал, что делать дальше.
Борис призвал на помощь жену, которая работала акушеркой и довольно быстро обработала рану на ягодичке дочери. После обработки она отправила нас в больницу показаться специалистам. Возможно, требовалось зашить травмированную ягодичку. К тому же, надо было обязательно поставить уколы от столбняка.
Хирург, осмотревший рану, зашивать её не стал, лишь помазал каким-то лекарством и наложил свежую повязку, затем подробно объяснил, как в дальнейшем обрабатывать ягодицу. Мыться дочке запретили в течение недели. Несколько уколов от столбняка Светланка выдержала стоически, не проронив и слезинки. После каждой инъекции доча становилась серьёзнее и как будто бы даже взрослее.
Когда через три недели жена вернулась из отпуска, ранка на ягодичке дочери уже подживала, но Света наотрез отказывалась идти с мамой в ванную мыться. Я сам мыл дочь во время отсутствия супруги, наверное, она привыкла, а может быть, побаивалась, что мать будет ругать её... или меня.
Так вот бесславно закончилась моя очередная «любовная» история. Востроглазая смертельно обиделась и старательно не замечала меня, а если нам всё же приходилось общаться по какой-либо надобности, то делала она это по-деловому сухо.
Когда дочке исполнилось десять, я влюбился. Влюбился, как мальчишка, впервые после встречи с женой.
Я и раньше ездил лечиться на курорт, но всё не мог решиться изменить жене. Всё казалось, что другие женщины намного ниже неё, что ли: менее красивы, менее грамотны, не такие добрые. Другие мужики гуляют себе направо-налево, а я так - потанцевать, поговорить, погулять, ну, в прямом смысле этого слова. Дамы, порой, даже обижались на меня за это.
Впрочем, по-настоящему мне никогда это не было нужно. Я всегда с нетерпением ждал встречи с любимой женщиной – своей женой, матерью моей солнечной дочки.
А тут вдруг она! Как две капли воды похожая на мою юношескую «любовь». Брюнетка с чёрными глазами, острым, испепеляющим душу, взглядом. Я даже и не пытался сдерживать своих эмоций, скорее всего, из этого всё равно ничего бы не вышло.
Женщина ответила мне взаимностью. Нас закружило в водовороте страстей. За месяц, проведённый вместе в санатории, наши чувства не ослабели ни на йоту. Я решил, что это моя судьба. Я должен был быть с нею, ведь нельзя же разрушать это великое, посланное небом чувство. Любящие должны быть вместе – это закон жизни, а иначе количество несчастных людей только множится. Ведь, если жить с нелюбимыми, ни одна из сторон не может быть счастливой, и дети тоже не могут.
Но вернёмся к моей сердцеедке. Оказалось, что она тоже готова поменять всё в своей жизни ради меня, даже место жительства.
При расставании мы договорились объявить спутникам нашей «прошлой» жизни о своём решении быть вместе. Я, конечно же, боялся разговора с женой, но крылья, выросшие за плечами, возвышали меня над суетой. Я был уверен, что она меня поймёт, что отпустит, а уж я позабочусь, чтобы ни она, ни дочь ни в чём не нуждались.
Когда же приехал домой за вещами и, в первую очередь, для того, чтобы объясниться с супругой, измученная жена сообщила, что уже целый месяц дочка почти всё время лежит в постели, выходит только по необходимости в школу, а по возвращении ложится снова.
Светланка и раньше жаловалась на головную боль, но вела внешне абсолютно нормальный образ жизни. Регулярно посещала как общеобразовательную, так и художественную школы. Гуляла, правда, маловато, но, если её уговорить, она выходила во двор и довольно много времени проводила со сверстниками.
К моменту моего возвращения дочь и впрямь осунулась, голубые глаза ввалились, стали какими-то блёклыми, вдобавок, её всё время подташнивало.
«Что же это такое-то? Почему всё это случилось с ней именно сейчас? Как я их оставлю? Нет, всё скоро пройдёт, и тогда мы сможем воссоединиться с любимой».
Куда только не таскала жена дочурку за последние несколько месяцев. По всем врачам прошла, но причину этих болей так никто и не сумел определить. Через два дня они должны были идти ещё к одному специалисту – окулисту. И что он там мог увидеть? Но врачам было виднее.
В день, когда Светланке было назначено, жену с работы не отпустили по причине того, что она и так всё время брала отгулы и выходные без содержания. Я после отпуска пребывал в запарке, поэтому дочке пришлось идти в поликлинику одной. Жена попросила после приёма сразу же позвонить ей и рассказать обо всём.
За круговертью дел я подзабыл о визите дочери к врачу и очень удивился, когда табельщица Тамара подозвала меня к внутреннему заводскому телефону, сообщив, что меня спрашивает девочка по имени Света. На моё «Алло» раздался возбуждённый крик дочери: «Папа, я номер перепутала, думала, что маме звоню. Папа, - срывающимся голосом из-за стоящих в горле слёз говорила она, – меня в больницу кладут, дали направление, а это у Парка Горького. Сказали, что это очень срочно. Папа, скажи маме, что я в детскую Неврологическую больницу поехала».
Я испугался, как моя маленькая дочурка поедет на другой конец города одна? Да они, что, все с ума посходили?!
- Подожди, может быть, можно завтра поехать. Мама отгул возьмёт. Вместе поедете.
- Папа, нет, они сказали, что это очень-очень срочно. Я поеду, ты не бойся, я уже ездила один раз в Центральную библиотеку одна. Тётя врач мне хорошо объяснила, как доехать.
«В библиотеку... Это ведь намного ближе к нашему дому...»
Я попросил дочь рассказать, как она собирается добираться, и несколько раз проговорил, где ей надо выходить, как переходить дорогу, и что искать следует надпись «Приёмное отделение». Пообещал, что мама обязательно сегодня же приедет к ней, что сам попрошу начальника отпустить её с работы. Светланка согласно выслушала, попрощалась и положила трубку, а у меня внутри всё дрожало... «Что же такого серьёзного нашли медики у дочурки, к чему такая срочность, и где они были раньше, ведь она уже около года по врачам ходит?»
Я позвонил жене и её руководителю, та взяла отгул на полдня, сам же пребывал в неведении до своего возвращения вечером с работы. За этот день я понял, насколько важно иметь телефонную связь с домом. Мне уже давно предлагали провести телефонную линию в обход всех очередей. Начальник цеха - достаточно серьёзная фигура, чтобы иметь личное средство связи, но я — честный такой, всё отказывался. Зато теперь сам попрошу это сделать, а вдруг ещё что-нибудь, не дай Бог, случится. Ведь не понятно пока, что с дочкой-то? Да и когда уйду от них (стыдно даже думать в такой момент об этом) к своей возлюбленной, то будет возможность связываться с ними.
Жена поведала сквозь слёзы, что у дочери и впрямь всё очень плохо — воспаление мозга, что ей назначили кучу уколов - антибиотики, витамины, сосудистые препараты, в том числе и внутривенные. Врач была откровенна с нею и сообщила, что существует серьёзная опасность потерять дочь, потому что заболевание сильно запущено. Причина его пока не выявлена - будут брать анализы крови и спинномозговой жидкости. Последнее исследование очень опасно, чревато параличом, поэтому детям пункцию делают лишь раз, после проведения всего курса лечения.
не находил себе места в течение всего времени пребывания Светланки в больнице. Даже когда через пару недель стало ясно, что дело идёт на поправку, впереди ещё предстояло пунктирование, которое могло привести к катастрофическим последствиям.
Дочь пробыла в Неврологии более двух месяцев, вышла после, к счастью, удачно взятой пункции - бледная, пошатывающаяся, жаловалась на головокружение. Всё обошлось, лечение помогло, вот только возбудитель болезни так и не был выявлен. А жидкость, взятая из её позвоночника, оказалась чистой, анализы крови тоже не дали результатов. Одно стало ясно - микроб убит, и не сможет уже развиться вновь. Правда, доктора говорили, что на этом проблемы дочери не закончились. Надо будет продолжать лечение на протяжении всей её будущей жизни.
Вернувшись домой, Светланка долго ещё была какой-то чужой, отстранённой, как будто упрекала нас, взрослых, за то, что допустили такое.
В отсутствие дочери я почувствовал пустоту, к тому же, болезнь её сплотила нас с женой. Я не знал, как будут дальше развиваться события, поэтому решил для себя, что должен оставаться со своей семьёй, что менять всё сейчас было бы предательством по отношению к дочери, чего я себе простить никогда не смог бы. Светочке требовался уход, хорошее питание, и, вообще, хотелось как-то украсить её жизнь, баловать её, свозить летом к морю, например.
Свои чувства мне пришлось задвинуть как можно дальше. Я был в отчаянии. Что больше меня расстраивало, сложно сказать, отказ от любви или страх потерять своего ребёнка? Не знаю...
Дочь, которой недавно исполнилось двадцать два, оставалась у нас в гостях каждый раз, когда её молодой муж уезжал в командировку. В тот день жены дома не было. Она уехала на дачу за ягодами, чтобы побаловать Светланку, которая находилась в интересном положении уже месяцев шесть-семь. Рожать она пока не собиралась, поэтому я с лёгкой душой назначил свидание своей знакомой, с которой встречался уже пару лет исключительно для секса.
Жена к этому делу в последнее время охладела. А я был ещё в полном порядке. На этой почве у нас даже стали возникать ссоры, ведь я же - мужчина. И мне совсем не хотелось терять свою мужицкую квалификацию.
Иногда закрадывалась мысль, что, возможно, правильнее было уйти к своей новой пассии, но то ли лень брала своё, то ли быт налаженный держал, а может, женщина не слишком нравилась, сделать этого я так и не удосужился.
Да и во всём остальном, кроме страсти, у нас с женою всё было просто замечательно — и поговорить было о чём, и отдыхать вместе любили, и на даче всё спорилось. Как ни посмотрю на другие семьи — так у нас просто идиллическая картинка вырисовывалась.
Так вот. В тот самый день в приподнятом настроении брился я в ванной, когда доча позвала меня. Закончив бритьё, я вошёл в комнату, где она ночевала.
Света пожаловалась, что не чувствует свою правую руку. Я попытался помассировать её, но дочь сказала, что с нею вообще происходит что-то странное, голова сильно кружится, хотя она лежит и даже не пыталась ещё вставать, да и тошнит, к тому же.
- Поздний токсикоз, может. У матери тоже такое было.
- Не знаю, пап, плохо мне... Вызови «Скорую»... Я за ребёнка боюсь...
- Хорошо-хорошо, сейчас...
«Скорая» приехала, как мне показалось, моментально. Врачи выглядели очень озабоченными, сделали какой-то укол, затем вызвали санитара из машины, чтобы нести дочку. Я помог ему донести носилки до автомобиля.
В этот момент мне страшно не хватало супруги. Без неё я не знал, что делать дальше. Я твердил про себя: «Надо собрать вещи в больницу, надо собрать вещи в больницу». Но всё валилось из рук, и я бесцельно слонялся по комнатам, не в силах собраться с мыслями. Всё думалось: «Как же она будет рожать-то в таком состоянии?»
Лишь под вечер появился в больнице у дочери. В виде исключения меня пустили к ней прямо в палату интенсивной терапии. К руке дочки была пристёгнута капельница. Лицо её по-прежнему было очень бледным. Глаза стали блёклыми, как будто выгорели на солнце. И куда только подевались эти «сверкалочки»? Но она бодрилась и даже сказала: «Прости меня, папа, вечно тебе приходится со мной возиться. Всё время со мной что-нибудь случается, когда мамы дома нет, всё время ты первым узнаёшь о моих проблемах...»
Её слова ещё долго не выходили у меня из головы. Мне припомнились все эпизоды, когда приходилось оставаться с дочкой одному и когда, и впрямь, совершенно на ровном месте случались неприятности с её здоровьем.
И тут я вдруг отчётливо осознал, что в такие моменты со мной всегда происходила или только намечалась более или менее серьёзная любовная история. Мне вдруг начало казаться, что все эти несчастья приключились с дочерью по моей вине. Я никак не мог отогнать от себя эту мысль.
Всю ночь промучился, ворочаясь в постели, за грудиной давило, не хватало воздуха. Чего только не передумал я за это время. Но под утро, к тому моменту, когда тяжёлый сон, наконец, одолел меня, я уже понимал, что никогда более не рискну здоровьем дочери, никогда больше не решусь даже на небольшую интрижку.
Дочь в больнице подлечили хорошо, рука её отошла совсем. Светланка сама родила сынишку, хотя врачи до последнего настаивали на кесаревом сечении. Внучок родился абсолютно здоровым.
Мы с женой стали счастливейшими бабушкой и дедушкой. В нашей, слегка было потускневшей жизни, появился очаровательный смысл, любивший сидеть на моих руках, и также, как дочь когда-то, изучать волоски и венки на них. Дни наши наполнились счастливыми заботами. Вы не поверите, но мы с супругой даже вернулись к занятиям любовью.
Дочка, надо отдать должное Всевышнему, больше никогда серьёзно не болела. И глазам её вернулась та необыкновенная, так любимая мною, сапфировая синева.
У них была какая-то странная связь...
Непостижимым образом события жизни одного из этих двоих, родных по крови, людей сказывались на жизни второго из них...
9.04.2012г.