Бедному непризнанному художнику, почти случайно попавшему на выставку картин своих преуспевающих собратьев по ремеслу, незнакомая девушка, очевидно, обознавшись, подарила большую розовую ветвь. Художнику никто и никогда не дарил цветов, а потому он так смутился, что принял этот дар молча, даже не попытавшись исправить явное недоразумение. Выставка художнику не понравилась - сам он сочинял совсем другие картины и жил совсем в другом мире, - зато роза и девушка понравились очень. Однако, в силу своего призвания вкупе с непризнанностью - он общался с девушками только во снах, поэтому вместо того, чтобы немедленно выяснить у незнакомки номер телефона и предложить написать её портрет в домашнем интерьере, художник поспешил уйти, испугавшись, что девушка вскоре сама поймёт свою ошибку и отберёт у него цветок.
Дома, в его убогой квартирке, вместо того, чтобы сразу поставить розу в воду, художник долго вертел её перед носом, время от времени блаженно принюхиваясь и громко смеясь в пустоту. В конце концов, он сунул цветок в первую попавшуюся под руку, более или менее подходящую ёмкость: жестянку из-под леденцов, в которой художник с детства разводил краски и которую почему-то считал своим счастливым талисманом, - плеснул туда ржавой воды из-под крана, брякнул жестянку на самое светлое место у окна и бросился творить портрет своей розы. Однако цветок позировать отказался: к тому времени он был настолько измучен, что художник, опомнившись, решил дать ему отдохнуть и освоиться в суровых условиях нового местожительства. К тому же теперь негде стало разводить краски, так что можно было только набросать карандашом расплывчатый эскиз… Короче говоря, художник решил отложить портрет до завтра - и завалился спать.
...Но завтра не настало: бедный художник умер во сне - то ли от голода, то ли от счастья… Если бы он знал, что всё так нелепо сложится, он обязательно выяснил бы у девушки номер её телефона - или хотя бы плеснул в жестянку из-под леденцов побольше воды…
Роза ещё долго стояла у окна. Она, конечно, тоже умирала, потому что остатки ржавой воды не могли утолить её жажды, а быстро запылившееся в отсутствии художника окно - единственное, что он при жизни регулярно чистил и мыл в своей комнате, - уже не пропускало ни одного настоящего луча света.
Роза умирала - но умирала так же величественно, как жила. В увядающем стебле, несмотря ни на что, ещё теплились красота и сила, которыми цветок наделила его природа. Предчувствуя приближение смерти, эта природа взбунтовалась - и роза расцвела. Расцвела сразу всеми своими крупными и крохотными бутонами, радостно, яростно, бурно - словно и не было вокруг затхлой грязной комнатушки и жестянки из-под леденцов с остатками ржавой воды. Расцвела так, как никогда не расцветала при своей настоящей жизни, даже будучи молодой сильной ветвью огромного родного куста. Её тяжёлая тусклая корона вдруг глубоко и горячо озарилась изнутри, словно мгновенно вспыхивающий - и потом долго не стынущий уголь. Каждый слабый лепесток налился общим, еле сдерживаемым жаром. Резкий аромат цветущей розы переполнил нищую квартиру умершего художника, заглушая слабый запах человеческого тела, настолько худого при жизни, что теперь скорее высыхающего, нежели истлевающего; ликующий запах розового цветения, всё усиливающийся и густеющий, почти взрывая замкнутое пространство тесной каморки, наконец, брызнул изо всех щелей, хлынул на улицу - и за какую-нибудь неделю разлился по городу.
Роза цвела взахлёб, безоглядно и чуть ли не безжалостно, цвела, надсаживаясь, изводя себя своим цветением, цвела за пределами собственных сил, явственно умирая с каждым мгновением этого ослепительного сияния и с каждым выдохом этого оглушительного аромата - словно вместе с ней цвели все когда-то подаренные и не подаренные людям цветы. Она цвела самозабвенно - и уже незабвенно, единственно и неповторимо, цвела в свой первый и последний раз - так, как будто цвела навсегда…
Ничего удивительного в этом, впрочем, не было: ТАК цвести на самом деле можно только вечно - и всего лишь однажды: когда любишь - и когда прощаешься…
1984