ИНТЕРВЕНЦИЯ НА СЕВЕРЕ В 1918 – 1920 ГОДОВ В ОТРАЖЕНИИ СКАЗКИ С.Г. ПИСАХОВА «ИНСТЕРВЕНТЫ».
Вначале стоит сказать о том, сказки Писахова построены настолько искусно, что читатель на время начинает убеждаться “в реальности” описываемых событий. Автор вводит вымышленного рассказчика – Сеню Малину, которого наделяет фантастическими способностями. Большинство историй ведётся от первого лица, “сказывается” именно этим Малиной, который имел своего реального прототипа – крестьянина из деревни Уйма, что под Архангельском.
Сказки являются раздельными сюжетами, связанными только единым рассказчиком, что в свою очередь свидетельствует о достаточной степени разложения традиции “сказаний”, которые имеют своего особого, находящегося внутри, рассказчика. В Сене Малине мы находим черты, которые восходят к скоморошной традиции Древней Руси, особенно распространённой на севере – в Новгородской Земле. От скоморошеской традиции идёт сатирический настрой, который придаёт сказкам особое, неповторимое звучание, но в тоже время именно через эту традицию можно разглядеть дуализм взглядов автора, отражающий борьбу народных традиций с процессами модернизации, которые в XX веке задели и Север. В сказках явно прослеживается процесс разложения народных преданий и традиций или т.н. синкретического восприятия времени и постепенное “нарушение” дихотомий: феномен фантастических способностей остаётся только за героем, природа теряет свой эпический образ, а граница свой-чужой постепенно размывается. Сказки – типичное явление северной культуры рубежа XIX – XX веков.
Во времена революционных потрясений и гражданской войны Север пережил “надлом” традиционных основ, что не могло не сказаться на творчестве С.Г. Писахова. Во время интервенции 1918 – 1920 годов Степан Григорьевич оставался в Архангельске, что дало в будущем основание советской власти обвинить его в «белогвардейщине».
Времена иностранной интервенции нашли своё отражение в сказке «инстервенты». Сказывание начинается с того, что герой не охоч, вспоминать про инстервентов, но гостю всё-таки о них расскажет. Сеня Малина насмешничает и глумотворствует над инстервентами: «Понимали, видать, что заскочили на одночасье, и почали воровать вперегонки. Наши быбы бельё стирано развесят… тою же минутой инстервенты сопрут» . В этом сюжете отразились личные отношения Писахова к интервентам, к которым он, поначалу, относился как к освободителям Севера от советской власти, а потом совершенно разочаровался в их «демократии».
Сюжет сказки как бы “повисает” в неком пространстве, где сошлись и причудливо трансформировались традиционное и индустриальное общество. Традиционная дихотомия “свой-чужой”, при своём постепенном разложении, незаметно приобретает совершенно иные черты – чужим становиться не просто иноземец, а властные структуры, представленный в образе инстервентов; таким образом “привычный” конфликт в системе свои-чужие приобретает иной смысл – социальный. Природа, под влиянием изменения концепции свой-чужой, лишается своего образа “чудовища” и становиться неким помощником героя, а прежний “чудовищный” образ переносится на власть предержащих.
Центральным персонажем сказки является, вдруг ожившая, телега, за образом которой скрывается «сказочная дубинка, которая может намять бока злодеям» . Чудесная фантазия Писахова, соседствуя с наиреальнейшей реальностью, даёт в помощь герою совершенно реальных персонажей, наделяет их качествами им изначально неприсущими: «По разным делам расстервенились инстервенты на нашу деревню и всех коней угнали. Меня зло взяло: коня нет, а сила есть. Хватил телегу и начал кнутом огревать. Телега долго крепилась, да не стерпела, и понесла» . Это так же отражается на “снижении” роли т.н. “волшебных образов”, которые обрастают дополнительными деталями, и подаются в искажённо-комическом свете: «Телега без раздумья да с полного маху оглоблями размахнулась на все стороны. Инстервенты – на землю, а кои не успели опрокинуться, у тех скулы трещат» . Именно в этом образе происходит “встреча” духа традиции и модернизации, а так же, последующая, причудливая трансформация разлагающейся дихотомии свои-чужие.
Свои сказки С.Г. Писахов создавал тогда, когда уже не было “старой” России, а страна переживала культурный “надлом”. Однако, несмотря на конкретную прикреплённость сюжета к определённому времени – к концу XIX – началу XX века, его сказка сохраняет главную свою особенность – способность существовать вне времени, быть извечно актуальной.
За простым и лёгким изложением скрываются сложные процессы трансформации традиционного сознания, проявляющиеся в разложении народных преданий и временного синкретизма, а также в постепенном “нарушение” дихотомий – феномен “островного времени” теряет свою “закрытость”, происходит трансформация образа свой-чужой – совершается перенос данной системы на социальные отношения в обществе. Так же нарушается “баланс” между природой и человеком, первая явно, под воздействием научных знаний, распространившихся в народной среде, теряет свои былые свойства, при сохранении фантастических способностей за героем. Образ “чудовища” накладывается на образ “чужого” и принимает форму социального противостояния.