Голландское кружево

               

                ГОЛЛАНДСКОЕ КРУЖЕВО

 



Загадкой остается убийство А.С. Пушкина на дуэли с Дантесом. Но среди многих версий нет одной - конфликта Николая Первого с дипломатом из Нидерландов  бароном Геккереном, который грубо вторгся в личную жизнь русского царя, шпионил за ним в пользу  парламента Нидерландов. Правил в то время этой страной  принц Оранский,  супруг  сестры Николая Первого Анны.
 Их отношения осложнились тем, что Бельгия, присоединенная к Нидерландам в 1815 году согласно решению Венского конгресса, после войны России с Наполеоном, с помощью революции вышла из состава этой страны в 1830 году. Затем девять лет  шли международные переговоры о признании независимости этой страны. В конце концов Николаю Первому пришлось официально признать свободу Бельгии и в 1839 году подписать меморандум о ее независимости. Что, конечно, повлияло на отношения Оранского и русского императора.
 Масла в огонь подливал нидерландский посланник в Петербурге Геккерен, использовавший в своих  провокационных целях Жоржа Дантеса. Он не только сообщил о своем тайном разговоре с Николаем Первым о письме его сестры Анны парламенту Нидерландов, из которого можно было понять, что и русский царь, и  его свойственник Оранский неоднозначно относятся к отделению Бельгии от Нидерландов, но и затеял гнусную интригу против  семьи Пушкина. Как известно, поэт публично горячо осуждал  политические   потери России, спустя двадцать лет после победы над Наполеоном. Его стихотворение «Клеветникам России» всполошило и Европу и пятую колонну в самой России. Началась травля Пушкина.
На следствии после  гибели  Пушкина на дуэли с Дантесом было  доказано, что Геккерен действительно сводничал между Натали и Дантесом и распространял в обществе двусмысленные слухи о семье Пушкина. Что наталкивает на мысль о правоте поэта, который  указывал на Геккерена как на автора оскорбительного «Диплома рогоносца».
Чтобы устранить межгосударственный и семейный конфликт, оба правителя договорились, что виновный в этих событиях будет наказан. При Дворе Николая Первого началась «операция» по компрометации Геккерена. В центр этих событий  Геккереном и Дантесом был втянут А.С. Пушкин, к трагической развязке которых вольно или невольно толкнула его жена Наталья Гончарова, а также те, кого он считал своими друзьями – Александр Тургенев, Карамзины и Вяземский…
Все правительства стремились иметь в чужих государствах своих агентов, через которых получали необходимые им сведения. Русская разведка была поставлена не хуже. Достаточно сказать, что при Анне Иоанновне русский посланник в Турции Неплюев имел агента в свите французского посла и через него получал известия обо всех шагах своего соперника. В Швеции в 1747 году пришлось даже изменить систему канцелярской переписки, потому что русский посланник барон Корф имел возможность узнавать из нее обо всех тайных государственных делах. В 1746 году выяснилось, что прусский советник Фербер сообщал в Петербург об интимных разговорах своего государя. Фербер был казнен. Так что Геккерену еще сильно повезло, в отличие от Фербера. Он был просто выслан из России, и затем его дипломатическая карьера прервалась на несколько лет.
Можно сказать, за свободу Бельгии, совсем не желая того, пал от руки международных авантюристов великий поэт Пушкин.


          1


К НАМ ИЗ ГОЛЛАНДИИ ЛАДЬЯ



«Фауст
  -Что там белеет? Говори.

          Мефистофель

- Корабль испанский трехмачтовый,
  Пристать в Голландию готовый:
  На нем мерзавцев сотни три,
  Две обезьяны, бочки злата,
  Да груз богатый шоколата,
  Да модная болезнь: она
  Недавно вам подарена».
(А.С. Пушкин «Фауст»)
 

  Нет, из Голландии
   Плывет ладья
   И пристает к брегам России
   А на борту ее – чума:
   Записка регента-царя,
   В ней мысли смутные и злые.
   Везут записку Николаю,
   И тайно  отдают охране.
   Что в ней? Погибель
   И злодейство
   Для тех, кого боится царь.
   Хотя он  страшный государь,
   Пред ним трепещет мир…
   И вот
Записку в руки он берет.
   От герцога Оранского
   Ему большой упрек.
«Зачем с посланником
Был смел,
Зачем Голландию уел?
У нас, вы знаете ль, парламент
Ему донес все мой посланник.
Геккерен.
Я в страшном сне не мог представить,
Что Анна думать Вас заставит:
Оранский Бельгии – не враг,
Он на границе просто так,
Он на весь мир как шут лукавит,
Лишь вид он делает войскам,
А сам  - ни тут, ни там,
И Вам
Такому верить? Бесподобно!
Конечно, тут же вся Европа
«Свободу Бельгии» кричит…
А что парламент? Он бурлит!
И кто подсыпал огоньку?
Свояк! Страны, покрытой славой,
Государь.
Попробуй, Бельгия, не встань
К свободе грудью!
Как быть теперь, совсем не знаю
И вас предателем считаю,
И денег длинных вам не дам,
Тем паче кризис тут и там…»
А русский царь –
Он любит Амстердам
 За длинные кредиты. 
«Что ж делать? Вот поди ты,
Какой посланник негодяй.
Ну, Луи, погоди ты!
Ах деньги, деньги, деньги!
Где взять их для казны,
Когда всем-всем на свете
Приказывать должны!
То Польша взбунтовалась,
То Турция шипит,
Шамиль вот на Кавказе
Все шашечкой грозит.
Политика ужасна,
Политика опасна,
И очень-очень нужен
Длиннющий ей кредит.
…Война с Наполеоном,
Да, славная война!
Европа нас любила
И нам рукоплескала,
Да время расплескало
И славу и любовь,
Политика осталась,
А в ней в наполеоны
Посланники прорвались,
И чем гнуснее лица,
Тем больше уваженья
Ты им преподноси.
Ну что за наважденье
(Господь меня прости!)
Большая дырка  Луи,
Грошовый дипломат,
Распутник непутевый
Развел тут шпионаж.
Ну не дурен посланник?
Не дружит с головой,
Сам садомит, засранец,
Куда же лезет он?
Себя готовит в жертву,
Да не один пойдет
В закланье к верхним силам,
Сынка, еще кого-то
С собой он заберет!»
Царь сердится, краснеет
И теребит усы
Потом опять бледнеет
И трогает власы.
Не думая, он пишет
Ответ в Гаагу принцу
И тут же отсылает
Посланье за границу.
Оранский успокоен,
Ответ его достоин,
Россия постарается
И жертву принесет.
И Нессельроде тут же
В квартире бал дает
И очень разлюбезно
Посланника зовет.
С д-Антесом, сыном милым,
 Луи к нему идет
Графиня Нессельроде
Из залы уж плывет.
С улыбкой добродушной-
Как приказал супруг-
Объятья раскрывает,
Луи наш тут как тут.
Он рученьку хватает
И чуть не приседает,
«Сыночка» обнимает
Доволен жизнью, плут.
Графиня ж указует
Ему на Натали:
«Скорее же мазурку
Станцуйте с ней, Луи»!
«О нет, графиня, поздно,
Фигуры подзабыл,
А вот сынок, возможно,
Блеснет. Иди,
Мой сын, навстречу
Заманчивой судьбы!»
Чужой «отец» не понял,
Не чувствовал беды.
Д-Антес же не был скромен,
Попался на крючки
Супругов Нессельроде –
Все могут короли!


   2


БУНТ БАСТАРДОВ


Красавица порхала
В Аничковом дворце.
Бастарды  взбунтовались,
Как дураки в ларце.
И сколько же их было-
Дворцы заполонило
Внебрачное потомство
Царей, императриц.
У всех мечта о троне,
И чтобы пали ниц
Те, кто не в подзаборье.
Вот счастье без границ
Для Бецких и иных.
Пример им показал Париж,
Где в один час Бурбоны
Вселились в казематы,
И на престол уселись
Простые демократы.
А чем же хуже наши
Подпольные бастарды,
Внебрачные сыны
Наследственной родни?
Им время помогает –
На Польшу намекает,
Похоже, революция
Россию настигает!
И есть, где разгуляться,
Кому за трон подраться,
Затеять Смуту, бойню -
Бастардам будет воля
Братишек пощипать,
Из-под венца убрать
И выслать в казематы
На Соловки иль в хаты
В Сибирь, на рудники!
И Вяземский в расстройстве
Поэта за грудки
Готов  схватить:
«Ты что наделал, Пушкин?
Шинельную поэзию
Решил ты в ход пустить?
И кто ты после этого?
Чиновник- виршеплёт,
Кто в праздники к начальству
С поклонами идет!
Хотя сама Европа
«Клеветникам России»
И в лени не прочтет
И на свои вопросы
Ответ он не найдет.
Хотя и сам он знает,
Европа нас не любит,
Да и за что любить?
Мы тормоз в просвещенье,
Поэтому в забвенье
Поэзия и проза
Российская. Но – Пушкин говорит!
Подумаешь, мессия,
Уж знают те витии,
Как ненавидеть нас!
И не подумал Пушкин,
Какую нам работу
Теперь тянуть до пота,
Стихи чтоб искупить
И снова заслужить
Европы уваженье
К российским либералам!
Ведь до чего додумал:
Нам Польшу придушить!»
Графиня Фикельмон,
Жена австрийского посла,
(Хотя Кутузову родня)
Ответила: к поэту нелюбви полна
И с Вяземским согласна,
А с Пушкиным не станет боле
Здороваться она!
И не одна и ни-ко-гда!
Откуда ненависть графини?
Да у сестры Екатерины
Сынок-бастард,
Племянник самого царя,
Крещен, обласкан во дворце,
А кто не знает правду об отце?
Вильгельм, германский император.
Как не родиться тут мечте?
Но для задум высоких
Дать золота мешочек
Им кто-то должен.
Кто? У Бобринских, известно,
Есть вклады в банках прочных,
В Голландии, конечно,
Вот только бы найти.
Давно Екатерина
Всем бомбу подложила -
Мильонов десяти
В банк Амстердамский,
Дюжий,
В Лондонский филиал
«Гопе и К» хранили
Бастарда капитал.
Хранили-то хранили,
Да в руки не давали
А графы все искали.
Супруга  Алексея,
Потомка князь Орлова,
Шлет в Англию  скорее
Гонца. А из Лондона
Быстрее в Амстердам.
Там тоже шарят плуты
Нет денег! Только путы
На троне в Зимнем
Невидимы
Бастардов тех приворожили.
И затянули в сети многих,
Да Николай настороже
 Трон крепко держат когти,
И глаз его везде, везде.
Царицу в бой он посылает,
Потом – и где, и кто – пытает,
Царица скоро отвечает:
Она с супругом заодно,
Бастарды этого не знают.
Бастарды дружно взбунтовались,
Императрицу понесли
На креслах, как Екатерину,
Она и рада. Молодцы ж
Свое задумали.
Тут «Бархат» и д-Антес,
Все красные князьи
Вокруг императрицы
Скачут, ну что твои козлы!
А Николай, завидев,
«Сынка» посла Луи
В гостиной у жены,
Совсем рассвирепел
«Прав шурин был, увы!
В далеком Амстердаме
Увидел он измену.
Не жить тебе, Луи!»
«В Голландии – парламент?
У нас бастарды правят.
И посмотри – Россия,
Вторая Византия,
Наш новый Карфаген!
При бабушке Россией
Владели кобельки,
Бастардов наплодил я,
Им – деньги, почести.
Они страной владеют,
На них опора вся,
А коль откроем думу –
В ней вся моя семья.
Бастарды наш парламент,
Еще их нарожаю,
Везде их насажаю
И принцам европейским
Их в жены раздарю.
И будут править дальше
Россиею вполне.
А тот, кто возгордится,
Захочет на престол,
Тому пусть плаха снится,
Петля и пыток стол.
Родами кто кичится,
Пусть помнит о холопстве –
Все пред царем равны,
А если возбунтует,
Не сносит головы.
И пусть Европа видит:
Так будет  здесь всегда.
В России есть единая
Всей жизни голова!»


3

СМЕРТЬ ПОЭТА

Бобринская -
Жена бастарда Анна,
Старуха, дама Пик -
«Прелестный Смерти Знак».
Прелестница Наташа –
Ужасный Знак Судьбы,
В веках загадка наша.
Еще Карамзины.
Злословница Софи,
Ее два брата, дядя
Вяземский
И матушка Кати…
Кто тут «за», кто против
Поэта на плаву?
Да все. «Историограф
Пришелся ко двору?
Да разве это можно
Посля Карамзина?
Давай, лупи  поэта,
Ату его, ату!»
Вся в трепете от страсти
Софи Карамзина,
Дрожат ее колени,
Сжимается душа:
Счастливое предчувствие
Ужасного конца
Этой прекрасной пары,
Но месть же – за отца!
И Вяземский так кстати
Лицо-то отвратил
От Пушкина
И завязал глаза
Своим масонским шарфом.
Перчаточкой трясет-
Перчатка наготове,
Чтобы пойти во гроб.
На тайной на вечере
В гостиной Хитрово
В отсутствии творца
Разохались, разахались
Придурки из ларца.
«Клеветникам России»-
Не слишком ли сурово
Их Пушкин приложил?
А заодно Европу
В лопатки уложил?
«Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага —
И ненавидите вы нас...
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?»
Убрать бы поскорее
Это бревно в своем глазу
И обелить Европу,
В ней – Польшу и Париж!
А что до революций –
Мы всей душой за них
Нам нужен бунт несильный,
Дворцовый, тихий бунт
Чтобы царя убили
А мы уж тут как тут.
И своего поставим,
И слушаться заставим
Российский неумытый
И розгами забитый
Кормящий нас народ.
Под розгами – прокормит.
За ним мы – за стеной
Попробуй-ка нас тронь!
А Польша пусть гуляет
По травке на свободе
И Бельгия пусть знает –
Мы за нее горой!
Раз нет Наполеона,
Мы сами скажем слово
Да в Лондоне давно
Уже звонит оно…
Пока шумят витии,
Прелестница танцует,
Друзья дипломы пишут,
Луи «сынка» целует,
Поэт спасенья ищет.
И тут из-за корсета,
Как фокусник из шляпы,
Кутузова кровинка,
Теперь уже австрийка,
Тащит вместо конверта
Надушенный платок…
Стыдливо прикрываясь,
От пота утираясь,
То Долли Фикельмон
Всем радость сообщает:
Диплом о рогоносце
Ей притащил…народ! Он
Не верит Натали!
И пот льет в три ручьи…
С бесстыдственной щеки.
По залу сразу шепот,
И по углам – волненье:
Неужто  вот и это
Снесет душа поэта?
Ведь уж давно известно,
Ему неинтересно,
Что Софья Алексевна
Там будет бормотать,
Народу служит Пушкин,
Народ же уж готов
Поэта обвинять!
Не вынесла душа…
…По Петербургу стекла
В гостиных задрожали
То из Европы кони
Копытами о землю,
И грохот колесницы
С гербами на боках.
Столкнулись на российской,
На узенькой дорожке,
У самой Черной речки,
И полетели брызги
Кровавые на снег.
Смешались люди, кони…
И все бы ничего,
Да кони затоптали
Поэта моего!
Но Бельгия свободна!
Ах, молодец Луи!
И сыну его – слава
Ведь глубока так рана…
Ну да, поэзия кровава,
Но живы два гонца.
Поскольку не поэты
Хранители секретов,
 Секретов – на века!