*****Боевое хозяйство
Полк, куда я прибыл, имел славные боевые традиции. Он назывался: 72-й гвардейский ордена Суворова третьей степени авиационный полк. Многие ветераны, поддерживающие связь с полком, на конверте открыто указывали адрес — 72-й гвардейский АП, и письма приходили к нам. При полку была замечательная комната боевой славы, и все прибывшие по замене в полк начинали знакомство именно с этого музея. Главная традиция полка — надежно защищать северные границы нашей Родины. В музее хранились булава и меч, как символы защиты северного неба.
В Амдерме был ряд частей, и все они оперативно подчинялись полку. Необходимо было координировать совместную деятельность.
Мой сменщик подполковник Мухин (его характеристику дал мне генерал Кобезев, и она оказалась правдивой на 100%) был не в восторге от моего приезда, так как не хотел ехать в Йошкар-Олу. Но приказ есть приказ, и мы в итоге проводили Мухина на Большую землю.
С командиром полка В.М.Здатченко мы были земляками — уроженцами Сумской области. О полковнике Здатченко у меня остались самые хорошие впечатления и воспоминания. Я ни разу не видел, чтобы он боялся какой-нибудь комиссии или лебезил перед вышестоящим начальством. Вел он себя просто и скромно, чувствовал себя уверенно. К моему приезду он был уже списан медициной с летной работы, но до этого имел богатую летную биографию. Два очередных звания он получил досрочно.
Здатченко был замечательным человеком. Кстати, страстно обожал семечки и игру в преферанс, в которую играл отлично.
Я досконально разобрался и знал свои штабные обязанности, и у нас служба, выражаясь по-авиационному, пошла.
*****Боевая работа
В мои обязанности входило возглавлять расчет КП при производстве полетов и перелетов. Самым сложным и ответственным здесь было то, что очень часто к нашим границам подходил реальный противник. В основном это были американские разведывательные самолеты РЦ-135.
Они летали вдоль границ и «вынюхивали» всю нашу локационную радио- и воздушную обстановки. При их подлете к нашим границам я обязан был немедленно прибыть на командный пункт и тщательно следить при помощи радиолокационных средств за действиями непрошенного воздушного «гостя».
Наша роль сводилась к подъему своей авиации, наведении нашего перехватчика на реального воздушного противника. Наш перехватчик должен был сопровождать врага, следуя на установленных интервале и дистанции (сзади и сбоку), следить, чтобы американец не заглянул в наш советский «огород».
Противник обязательно прилетал в дни наших праздников (1 мая, 7 ноября и др.). Наверное, он надеялся, что мы все празднуем, и можно подойти к нашей границе поближе. Часто он, образно говоря, вызывал огонь на себя. Это сводилось к следующему: если мы не поднимали своих перехватчиков (стало быть, работало мало радиолокационных радиосредств), то разведчик брал курс прямо на нашу точку, вторгался в пространство над нашими территориальными водами и стремился продолжить полет к суше.
Наше командование в таких случаях давало команду на немедленный подъем перехватчиков. Противник все это слышал и видел при помощи своей бортовой радиолокации. Он брал обратный курс и выходил в район нейтральных вод, где мы не имели права его сбивать.
Так противник будоражил большую часть границы. Приходилось поднимать авиацию с других аэродромов. Мы как бы «ощитинивались», а враг выходил в нейтральные воды и спокойно следовал вдоль границ. Запас топлива позволял ему длительный полет, а затем его менял коллега.
Это накладывало на нас большую ответственность, мы постоянно должны были держать дежурящие экипажи на аэродроме. При подъеме одного из экипажей мы тут же вызывали и доставляли на аэродром свежие экипажи (так называемые поддежуривающие). Получалось, что на праздники противник устраивал нам полеты. Его замысел был прост: когда мы поднимали авиацию, то включали необходимые для безопасности средства, аппаратуру приборного наведения. Это ему и требовалось — он фиксировал частоты наших средств.
Я вскоре убедился, что наши команды прослушиваются, и по ним противник делает определенные выводы. Был такой пример. Поднятый экипаж на сопровождение и выведенный в район цели на установленный интервал и дистанцию доложил, что противника он не наблюдает визуально — у него не горели аэронавигационные огни. Американский летчик услышал это и, видимо, боясь, чтобы советский летчик не столкнулся с ним, немедленно включил свои огни! Наш летчик нам доложил: «Наблюдаю. Он включил все огни».
Первый раз, когда я прибыл на КП и мой заместитель по боевому управлению доложил о полете американского разведчика, меня охватило странное гневное чувство. Я мысленно рассуждал: что ему здесь надо? Почему он прилетел с такого далекого аэродрома? Мне хотелось проучить его, «взять за ворот» и отшвырнуть подальше (сбить, чтобы другим врагам неповадно было нарушать наш покой). Но я понимал свой долг и всё связанное с этим — необходимо было иметь выдержку, терпение и бдительность.
Американцы часто путали нам карты. Они появлялись в самых сложных ситуациях, а именно: при проведении нами учений, перелётов и других летных мероприятий. И порой я удивлялся их осведомленности: перед началом учений, проводимых вышестоящими командирами, противник внезапно появлялся, часто становился в поток наших условных воздушных целей, дезориентировал расчеты радиолокационных станций, усложнял управление авиацией.
Я так со своего невысокого поста и не понял — откуда американцы знали наши планы?
Один раз мы планировали произвести серьезный перелет. Была проведена тщательная подготовка в течение нескольких дней. Разрешение на проведение перелета должно было прийти из Москвы. И вот, строго в тот день и в тот час, когда мы должны были совершать перелет, появился воздушный американский разведчик, подошел близко к аэродрому посадки и стал ждать наши экипажи. Было понятно, что американцы знали о наших планах. Откуда? Это было поводом для размышлений вышестоящего начальства...
1979