К моему удивлению на защиту "почти что зятя" дружно поднялась вся семья Иришки, от Юли до Елены Станиславовны, заставив маму стушеваться и поубавить воспитательный напор. Впрочем, этот натиск нисколько не помешал ей потом вдоволь посокрушаться о падении нравов у современной молодёжи, совершенно не желающей слушать старших. К счастью, мамины нравоучения оказались единственной каплей дёгтя в этот вечер, а так всё прошло тихо, мирно, очень по-семейному. Забегая вперёд скажу, что с того дня бабушки и дедушки зачастили друг другу в гости, обнаружив помимо новорожденного внука немало взаимных интересов. Старшее поколение на одном из своих советов решило, что молодые, то бишь мы с Ирой и детьми, будут жить у нас, потому что три комнаты это всяко просторнее двух у тёщи с тестем. Я не возражал против такого решения, да и Иришка в своих записках выразила согласие.
Словом, к моему нескрываемому удовольствию отношения старших родственников складывались неплохо. Вести из роддома так же вселяли оптимизм: по утверждению врачей младенец был здоров, а Ирина нормально перенесла кесарево, без каких-либо осложнений. Все страхи, казалось бы, уже позади и мне теперь волноваться больше не о чем.
Если бы не Катя.
Моя разом потерявшая всяческий задор Катенька.
Как только моё отцовство из ожидаемого стало свершившимся фактом, на девушку словно чёрная вуаль опустилась. Она редко смеялась, часто уходила в себя, надолго погружаясь в собственные мысли. Её взор перестал лучиться, а на лбу частыми гостями появлялись складочки так не красящих его морщинок. К своему стыду должен признать, что я, с головой ушедший в нескончаемую круговерть приятных хлопот, заметил её удрученное состояние не сразу. Мне бы поговорить с ней, поскорее выяснить причину печали, пока та не пустила глубокие корни в Катиной душе. Но когда, черт меня дери?! Я то пашу в боксе, то через весь город мчусь к Ирине, то дома помогаю родителям с ремонтом. Я вкалывал утром днём и вечером, не имея ни секунды для откровенной беседы с Катенькой.
Но даже вырви свободную секунду, я же не стану заводить подобный разговор днём, в присутствии Светки и Дашки! И вечера ждать было зряшно – девчонки вкалывали допоздна, отправляясь в своё общежитие на последнем троллейбусе. А остаться у Катюши на ночь я уже не мог, иначе как бы я объяснил родителям своё отсутствие, когда Ира в больнице? К тому же у меня создалось впечатление, что Катька нарочно задерживает девчонок на работе, чтобы не оставаться со мной наедине. Она и по утрам стала встречать меня гораздо холоднее, нежели раньше. Подставит щеку для поцелуя и всё на этом, а от предложений поговорить отмахивалась, ссылаясь на загруженность заказами.
А начавшие появляться с завидной регулярностью букеты в Катиной квартире? Когда у Ирины срок беременности подошел к последней трети, Катя сама попросила меня больше не дарить ей цветы, чтобы лишний раз не нервировать будущую маму. А я, глупец, и послушался! Нет, чтобы продолжать оказывать моему рыжику знаки внимания, пусть и не столь открыто. Но, как видно свято место пусто не бывает – если я не приношу букеты, то их притащит кто-то другой. И я даже вычислил, кто это! Особого труда не составило заметить связь между возникновением в вазе очередного веника, и появлением на пяточке у Катиного подъезда синего "Москвича", на котором приезжал один из наших оптовых покупателей. Что это – попытка подольститься к поставщикам или нечто личное? С равной вероятностью тут мог быть любой из этих вариантов. Хотя бы потому, что с Катиной эффектной внешностью она была просто обречена на повышенное мужское внимание. Мимолётных поклонников у моей Катеньки хватало всегда, и мы втроём не раз пошучивали по этому поводу. Вот только раньше она никогда не делала тайны из появления на горизонте очередного вздыхателя, а сейчас почему-то промолчала. Почему? Неужели началась вторая серия обмана, подобная той, крепко отпечатавшейся в моей памяти истории с Виктором?
Этот вопрос не давал мне покоя, а вкупе с её странным похолоданием тревожил всё сильнее с каждым прожитым днём. Казалось, что я упускаю Катю, что ещё чуть-чуть, и потеряю её окончательно, а потому необходимость разговора по душам становилась всё острее и острее. Но стоило мне собраться с духом и заглянуть к ней для беседы, как я обязательно натыкался на Дашу и её неразлучную подружку. И тогда я пошел на хитрость: часов в семь вечера отложил свою работу, зашел в Катин подъезд и отщелкнул один автомат в распределительном щитке, обесточив пол квартиры. И удалился обратно в бокс, изображать кипучую деятельность. Не прошло и пяти минут, как прибежала взбудораженная Дашка.
– Серёжка, у нас опять со светом проблемы! Приди, почини, а то у нас работа встала.
– Даш, я приду, но не сейчас, у меня самого забот прорва. Видишь, агрегат стоит колом? За ним через час должен хозяин придти, а он не петь, ни лаять. Так что сделаю вам свет, но только когда со своими делами на сегодня разберусь.
– А нам что делать, сидеть и ждать тебя?
– А смысл вам дожидаться? Один Аллах ведает, сколько я тут провожусь, пока закончу.
Я выждал два часа, прежде чем пойти к Кате. Она в одиночестве сидела на переделанном в кухню балконе и курила, уставившись в окно на двор неподвижным взглядом. Я не таясь разделся, с шумом и плеском помыл чумазые после гаража руки, подошёл к Кате вплотную, но она не реагировала.
– Кать, что с тобой в последнее время? – я приобнял её за плечи. – Я что, провинился чем-то пред тобой? Если да, то скажи прямо, в чём моя вина.
– В чём? – продолжая изображать из себя статую, Катя не шелохнулась, двигались только её губы. – Да ничем ты не провинился. Просто я поняла, что пора положить конец всей этой комедии. Видишь ли, Серёжка, твоя придумка с двоеженством конечно забавна, но она рано или поздно закончится. Так зачем же оттягивать неизбежное?
Словно очнувшись от сна, Катерина нервно повела плечами, высвободилась из моих объятий, жадно затянулась табачным дымом, и затушила – нет, с ожесточением раздавила – окурок в пепельнице.
– Ты так уверена в нашем прощании? – я отпустил Катю и прислонился спиной к дверному косяку.
– А ты нет? – спросила она, не поднимая глаз.
– Нет. Конечно, если только ты сама не будешь настаивать на расставании.
– А Ирка? Или ты считаешь, что она так и будет терпеть нашу с тобой связь? Боже, Серёжка, какой же ты наивный! – Катерина отмерла на секунду и впервые встретилась со мной взглядом. – Вот увидишь, оправится она после родов, сходите вы с ней в ЗАГС и всё, привяжет она тебя к себе. Крепко накрепко привяжет, а ты даже и не дёрнешься. Как же, ведь у тебя там сын!
– У меня? Странно, я считал, что у нас… Я думал, что ты обрадуешься, что в нашей семье появился ещё один ребёнок. Вспомни, как ты мечтала о младенце. Так почему же ты сама от него и от нас с Ирой отказываешься?
– Так мне Ирка его и отдала!
– Да почему сразу "отдала"? – чувствуя, что начинаю горячиться, я сделал над собой усилие и сбавил напор. – Почему мы не можем его вместе растить, скажи? Вот как Юлю. Ты же с ней охотно занимаешься, и я вижу, как девчонка тянется к тебе. А разве Ирина хоть когда-нибудь тебе слово против сказала, или хотя бы как-то намекнула? Нет. Она мне не раз говорила, что её радует, как у вас с Юльчиком складываются отношения. Так почему мы трое дочь любить можем, а сына нет? Конечно, ты можешь сказать, что с Юлей другая ситуация из-за того, что она мне не родная. И ошибёшься, если так подумаешь. Она для меня такой же родной человечек как сынишка, как Ира. Как ты сама.
– Ну, это ты так думаешь! – фыркнула Катка, отведя взор в сторону.
– Да? А почему тогда Иришка в каждой записке спрашивает о твоём здоровье? Почему она тебе приветы шлёт? Из вежливости? Или из-за каких-то особо коварных замыслов? И ещё одно. Каждый раз, когда я встречаюсь с Юлей, она меня спрашивает, когда же мы с ней пойдём к Кате. Что мне ей отвечать? Что наша Катя испугалась возможного семейного счастья, и потому всех от себя отталкивает? И её тоже?
Катька ухватила из пачки новую сигарету и встала к окну, развернувшись ко мне спиной, при этом неестественно выпрямившись. Казалось, её позвоночник вот-вот зазвенит туго натянутой струной от напряжения. Я хорошо знал это холодное, неприступное молчание, в котором сейчас замкнулась Катя, отгородясь им от всего мира, и в первую очередь от меня. Я замолчал на полуслове.
Если бы я сейчас продолжил доказывать Катерине её неправоту, то добился бы только обратного – взрыва, спора на повышенных тонах, или того хуже, окончательного разрыва прямо здесь и сейчас. Да, позже, остыв, Катя пожалела бы о содеянном, но из-за своего гордого, независимого характера никогда бы в этом не призналась. И главным образом потому, что прав был я, а не она. А признать свою неправоту для Катерины всегда было мучительно сложно. Про некоторых людей говорят, что у них железный характер. Так вот у Кати он был из стали. Из до жути перекаленной стали – очень и очень твёрдой. И потому хрупкой. Если приложить чрезмерное усилие, то его можно сломать, но согнуть невозможно никому.
С улицы через плотно закрытые окна не доносилось ни звука. Казалось, повисшую межу нами тишину можно потрогать руками, настолько она была осязаема. Катя так и держала в руке незажженную сигарету, гипнотизируя неподвижным взглядом песочницу во дворе. Я отлепился от косяка и качнулся к ней. Катюша даже вздрогнула, настолько неожиданно громко прозвучал щелчок зажигалки.
– На, прикури, не мучь зря сигарету. – усмехнулся я, поднося огонёк поближе. – Кать, я сейчас уйду, а завтра… О, чёрт, завтра же суббота, дома дел выше крыши, ведь в понедельник Иру забирать… Одним словом, Катенька, я хотел тебя попросить, чтобы ты не решала сгоряча. Не торопись, подумай день-другой, а там как скажешь, так и будет. Я соглашусь с любым твоим решением. Сочтёшь, что мы можем быть вместе, значит, будем вместе, а нет… Ну, на нет и суда нет.
Повернулся и ушел. Я уже оделся, обулся и приготовился открыть дверь, когда в прихожей появилась Катя.
– Какие сверхсрочные дела у тебя на завтра? – Тон Катерины был далёк от дружелюбного.
– Генеральная уборка с перестановкой мебели. Родители решили отдать нам с Ирой свою спальню, а сами они переберутся в мою бывшую комнату.
– Понятно… Ладно, иди. Только свет в щитке не забудь включить.
Оп-па, а Катька-то мою хитрость с пропажей электричества, похоже, раскусила. Интересно, как догадалась? Чуть смутившись, я одним движением перещелкнул автомат, кивнул на прощанье замершей у двери Кате и вышел на улицу, в полной мере ощущая облегчение сапёра, обезвредившего дьявольски сложное взрывное устройство буквально за пару секунд до неминуемого подрыва.
Что ж, вот долгожданный разговор и состоялся, но полного удовлетворения я от него, увы, не получил. С одной стороны, тему букетов и поклонников мы не тронули, а потому призрак возможного обмана продолжал покусывать моё сердце. Но с другой… Пусть сегодняшний Катин голос был холоднее стоявшего на улице мороза, пусть! Но ведь она всё-таки вышла меня проводить, а не осталась на кухоньке замершей в категоричном отрицании всего и вся. Подумав, я счёл это по-настоящему добрым знаком. Да и моё упоминание о Юле пришлось явно к месту.
Последние два месяца перед роддомом, Ирина пару раз в неделю не отводила дочь в садик, а вместо этого брала с собой на работу. Появление в своём доме чужого ребёнка Катя поначалу встретила настороженно, даже с некоторой подозрительностью. Но, присмотревшись к малышке поближе, сменила "гнев на милость". Их сближение началось после того как Юльчик, чуть освоившись на новом месте, стала по-детски подражать взрослым тётям. Все вокруг шьют, значит и она должна попытаться что-то сшить из щедро выделенных лоскутков и обрезков. Наблюдая за ней, Катя невольно умилялась, глядя на сосредоточенное выражение Юлиного личика, с которым та втыкала иголку в ткань или вытягивала нить при очередном стежке.
А особенно Катюшу поражала Юлина усидчивость: обычно детям быстро наскучивает заниматься одним делом, особенно когда оно не слишком получается, а наша Юля могла сидеть по часу, пыхтя над рукодельем маленьким насупленным ежиком. И пусть пошитое платье на кукле Нюське местами топорщилось нитяной бахромой, пусть юбка этого платья получилась перекошенной на бок, зато этот наряд был создан своими собственными руками, а Катя, Света и Даша Юленьке совсем-совсем не помогали, разве что только чуточку. Ну, в самом начале. Потом ещё в серединке немного и под конец самую малость. А так сама, всё сама!
Конечно же, такой самоотверженный труд не мог остаться без награды. Заметив склонность дочери к портняжному ремеслу, я купил ей в ГУМе детскую швейную машинку. Пусть с ручным приводом, зато она шила настоящую ткань настоящим однониточным швом! Девчачьему восторгу не было предела целых три дня. Потом прелесть новизны угасла, и Юля вернулась к привычному распорядку: пошьёт сама, посмотрит на работу девчат, задаст им пару-тройку вопросов, с самым серьёзным видом выслушает ответы и убежит в примерочную, под крыло к маме. Там пристроится на краю стола и займётся рисованием. Это когда Катя отсутствовала по каким-нибудь причинам.
А стоило Катюше появиться, как Юля принималась ходить за нею хвостиком, не отставая буквально ни на шаг. И не просто так: то ножницы подаст, то во время съёма мерок с клиентки метнётся и принесёт общую тетрадь с карандашом для пометок, то старается ещё чем-нибудь оказаться полезной. Конечно же, Катерина не могла устоять перед таким к себе отношением. Она не тискала Юлю как молодые Светка с Дашкой, видящих в ребёнке живую куклу, а занималась с ней, пыталась что-то дать девочке, обучая или просто подавая пример. И долгожданным появлением в Юлиной речи буквы "Р" мы тоже были обязаны Кате. Помню, мы даже праздник устроили по этому поводу с чаепитием и неожиданно вкусным тортом от местной кондитерской фабрики.
Всю ночь южный ветер нагонял с моря облачность, и теперь над городом висела плотная пелена тяжелых, тёмных облаков, ввергая жителей в сонное, придавленное состояние. Но, не смотря на сами собой опускающиеся веки, мы с папаней с раннего утра двумя трудолюбивыми осликами перетаскивали мебель из одной комнаты в другую. Наш путь пролегал через зал, с обязательной остановкой на середине дороги, во время которой вооруженная влажной тряпкой мама пробегалась по всем укромным уголкам шкафов, стеллажей и кроватей, гоняясь за каждой крохотной пылинкой.
Когда из прихожей донеслась приглушенная трель звонка, я в тот момент, пыхтя от натуги, пытался сдвинуть с места тяжеленный комод в дальней комнате.
– Сережа, открой! А то у меня руки мокрые. – Распорядилась мама, ожесточённо выполаскивая тряпку в ведре. Чертыхнувшись про себя, "кого это там принесло?", я побрёл открывать.
– Привет! Смотрю, ты уже трудишься?
– Кто там, Серёжа? – Мамино любопытство не дало ей усидеть на месте, и она примчалась посмотреть на визитёра. Причём, мокрые руки ей нисколечко не помешали. – Ой, Катя, это вы. А мы тут генеральную уборку в доме затеяли …
– Вам добровольные помощники на субботнике нужны? – улыбаясь во все тридцать два, Катя уверенно переступила через порог.
– Да зачем вам было утруждаться, ехать куда-то, мы бы и сами спокойно справились. – всплеснув руками, зачастила мама, но тем не менее с готовностью отступила на шаг, освобождая гостье место. – Ну что ты застыл, Серёжа? Скорей прими у Катеньки пальто!
– Что там на улице твориться? – спросил я Катю, помогая ей раздеться. Не то, чтобы меня так уж интересовала погода, просто этим вопросом я хотел подчеркнуть будничность нашей с ней встречи. Специально для мамы, уже успевшей возомнить себе невесть что. Её сыну вот-вот жену из роддома забирать, а к нему девушки продолжают бегать – подобные мысли ясно читались на мамином лице.
– Сыро, слякотно, но очень тепло по сравнению со вчерашним морозом. Наверное, снег пойдёт.
– Про снег не знаю, но дождь уже начал накрапывать. Здравствуйте, Катя!
Оп-па, а вот и папа подтянулся! Странно, он у нас никогда излишним любопытством не страдал.
– Да?! Ой, как я удачно успела доехать, а то бы сейчас промокла без зонта!
Контрастом с царящей за окном хмарью, Катюша сияла настоящим рыжим солнышком, затопив прихожую и окрестности своим приподнятым настроением. И я, и родители, все мы невольно заулыбались в ответ, с ходу заражаясь Катиным оптимизмом. А Катерина, наскоро переодевшись в видавший виды тренировочный костюм, моментально включилась в наведение порядка под маминым чутким руководством.
Блин, если бы я не знал Катьку настолько хорошо, то я бы принял её игру за чистую монету, настолько правдоподобно она вошла в роль послушной исполнительницы маминых указаний. Катюша подхватывала на лету её любое критическое замечание в адрес мужской половины, и довольно остроумно развивала любую мысль, в итоге сводя к тому, что без женщин мужчины абсолютно неспособны к самостоятельной деятельности. Мама просто цвела от удовольствия и откровенно млела от комплиментов, тут же щедро отсыпаемых в её адрес моим любимым рыжиком.
Был доволен и папа, большей частью тем, что с Катиной помощью дело продвигалось вперёд семимильными шагами. Для него робкая надежда закончить все работы за субботу и в воскресенье наконец-то нормально отдохнуть, обрела перспективу стать реальностью. Ну, а как я-то был доволен, об этом можно даже и не заикаться! Приход Кати ясно говорил, что все недоразумения между нами в прошлом. Суток не прошло с того момента, как я с внутренним трепетом задавал ей вопрос: "можем ли мы быть вместе", и вот он ответ – ясно и недвусмысленно одним своим приходом Катя сказала "да"! Ну, а появление веников в вазах мы ещё не раз успеем обсудить…
Повод поговорить на эту тему представился в тот же день, за поздним обедом. Или ранним ужином? Мама поинтересовалась, как у самой Кати обстоят дела на личном фронте, и есть ли у неё на примете молодой человек. Катюша нарочито стыдливо отвела глаза в сторону и скромненько так ответила "нет".
– Лукавишь, Кать, ей-ей лукавишь! А кто, как не таинственный поклонник тебе квартиру цветами заваливает последние две недели? – не удержался я от поддёвки.
– А, ты про это… – усмехнулась Катерина. – Увы, этот кавалер не в моём вкусе. Ты же знаешь, что я плешивых на дух не переношу, а у него лысина во всё темя, хоть он старательно и прячет её, подстригаясь под Котовского. Плюс, борзый он не в меру, наглый. Так что нет, я лучше подожду другого принца.
– На белом коне?
– А мне без разницы, какого цвета у него "Волга", лишь бы квартира в центре была не меньше четырёх комнат! – Заливисто расхохоталась Катька, заставив маму с папой переглянуться: "это она всерьёз?".
После застолья мы оделись, и я пошел проводить Катю до остановки. Но далеко не ушли: грохнулись пару раз на тротуар, и решили вернуться, пока руки-ноги не переломали. А всему виной наша погода! За три недели с дневными минус пятнадцатью земля основательно промёрзла, и влага не по сезону прошедшего дождика, моментально замёрзнув, превратила улицы в великолепные катки. Добавьте к этому разгулявшийся в середине дня ледяной северный ветер, пробирающий до костей сквозь любую одежду.
Катя посмотрела на отчаянно буксующие машины и расстроилась:
– Вот же, не было печали! И как я теперь домой попаду, когда транспорт колом? Тащиться семь остановок по гололёду, так это я только к утру добреду, если, конечно, с пол дороги в травмпункт не отвезут.
– Это ж кто тебя подберёт, да отвезёт в больничку, когда "скорая" так же колом стоит? Не, зайка, если упадёшь, то так и будешь до утра замерзать. Вот чтобы подобного не случилось, пойдём-ка мы обратно. Сегодня заночуешь у нас, а утром видно будет.
Мама моё решение горячо одобрила и с охапкой постельного белья начала примеряться к приснопамятному дивану в зале. Ну, к этому музыкальному ящику на пружинах с голосистостью иерихонской трубы. Я мамины намерения пресёк на корню, мотивировав чрезмерной жестокостью по отношению к Кате. Мол, чем девушка перед тобой провинилась, что ты ей собираешься устроить бессонную ночь? Да и вообще, этому памятнику мебельного искусства давно пора на пенсию, то бишь на помойку. А волнения мамы о приличиях успокоил сооружением для себя спального места из двух состыкованных в длину детских кроваток. Прилёг, покрутился. А что, нормально! Узковато малость, зато по росту. Катерине же досталась наша с Иришкой кровать. Надо ли говорить, что среди ночи я был туда приглашен? Причем, весьма настойчиво, но с соблюдением всех правил конспирации и звукомаскировки. Не хватало нам ещё спящих в другой комнате родителей разбудить!
И вот он, понедельник, день, когда я впервые почувствовал себя настоящим отцом. Вначале я немного ошалел от радостной суеты и неразберихи при выписке Ирины из роддома. А потом ошалел вплоть до полного обалдевания – это когда мне был вручен объёмистый свёрток из ватного одеяльца, с синей ленточкой снаружи и моим ещё не виденным сыном внутри. Больничное крыльцо вдруг показалось мне неимоверно высоким и отчаянно крутым, а ноша в руках такой хрупкой… Не знаю почему, но страх оступиться при каждом шаге этого спуска по бетонным ступеням крепко врезался мне в память на долгие годы. Ну так, чай, не авоську с продуктами, а первенца нес!
Календарь утверждал, что прошли и среда, и четверг и воскресенье с субботой минули, а мне казалось, что всё ещё длился сумасшедший понедельник. По крайней мере, ощущение лёгкого шока не торопилось покинуть буйну голову. В знакомом с детства доме новым стало всё – от развешанных театральными занавесами сохнущих пелёнок, до самого воздуха в квартире, за какой-то час насквозь пропахшего младенцем и грудным молоком. А что самое главное – изменилось положение у людей в доме. Это в прошлом мы все были личности, а теперь стали прислугой у новой, крохотной жизни, забавно чмокавшей губёшками в своей кроватке. И иначе ни как, ведь любое новое привносит перемены. Меняется жизнь, меняемся и мы. Вот и Иришка заметно изменилась после выписки: она слегка округлилась, став внешне ещё привлекательней. Но гораздо заметнее поменялось её поведение. Терзавшие Ирину во время беременности перепады настроения растворились без следа, явив нам прежнюю, очень спокойную, даже слегка флегматичную Иру. Умиротворённая безмятежность – эти два слова наиболее точно характеризуют состояние души моей супруги. Она как будто бы вот-вот, буквально только что очнулась от доброго, светлого сна, и всё ещё заспанная, смотрит на мир сквозь вуаль грёз и сновидений.
А, может, так оно и было на самом деле? Спала-то Иришка урывками, чуть ли не ежечасно поднимаясь или для кормления, или чтоб намокшие пелёнки сменить. Вот её организм и навёрстывал ночной недосып, постоянно находясь в лёгкой дрёме. Да и я не далеко ушел от моей "спящей красавицы", постоянно клюя носом в натопленном боксе над очередным авто, поскольку так же ночами просыпался от басовитого рёва малыша. А сынуля-то получился крепыш, настоящий богатырь не только по вокальным данным: я всегда поражался, насколько цепко он ухватывал протянутый палец крошечной ладошкой – чистый краб! Ел так, что за ушками потрескивало, ну и пелёнки пачкал соответственно аппетиту. А кому стирать? Мама вечно занята и вся такая уставшая после работы, а Ирине сиюминутных забот с малышом хватает. Остаёмся мы с Юлей.
В первый раз перестирав ворох мокрых пелёнок, я понял, что цель стать заправской прачкой не является для меня приоритетной. Да и Юле не было возможности для активного участия при таком способе стирки. А потому, на следующий день, нагло послав подальше работу, я собрался и, объехав с десяток магазинов, таки купил маленькую стиральную машинку и в довесок к ней центрифугу. Вот тут доча развернулась! У нас сложился неплохой тандем: я закладывал бельё в машинки, а Юля с деловым видом следила за временем и собственноручно доставала отжатые пелёнки из центрифуги. Каких-то сорок минут, и у нас всё готово. Скажете, такая жизнь скучна и неинтересна? Возможно и так, но сейчас она мне была поистине в кайф. Ха, особенно, если вспомнить предыдущие пол года ежедневных сюрпризов от Ирины! А теперь всё стало просто замечательно: тихо, спокойно и не напряжно. До Нового года эмоции только трижды всколыхнули благостную монотонность повседневности.
Первый раз я разволновался, когда мы с Иришей пошли в ЗАГС регистрировать нашего сынишку. Впрочем, я зря себя накручивал перед этим походом, всё прошло довольно буднично. Сплошной официоз и бюрократия. Мы оба написали заявления об "установлении отцовства", и получили на руки два свидетельства – о рождении Фёдора Сергеевича и том, что я являюсь его папой.
Второй раз моё сердце учащенно забилось, когда к нам домой пришла Катерина. Не то, чтобы я разделял высказанные ей недавно сомнения по поводу возможных изменений в поведении Ирины, хотя.… Ну, а вдруг она окажется права, и Ирина заявит о своих исключительных правах на меня после рождения сына? Вдруг, чем чёрт не шутит? Прямо сейчас вот возьмёт, и объявит во всеуслышание? Неожиданно я почувствовал, что покрываюсь холодным потом. До меня, наивного мечтателя, наконец-то дошла простая и очевидная вещь, что для воплощения в реальность моих фантазий мало одного выпрошенного согласия Иры и Кати. Мало, безумно мало! Нужно чтобы девушки сами хотели подобного союза, а не делали мне одолжение или шли мне на уступки против своей воли. Будет у них такое желание – мы будем вместе, а нет – тут никакие уговоры не помогут. Я скорее яблоко раздора, нежели объединяющий фактор. А пока же у Кати и Иришки по настоящему общим было лишь одно, это работа.
И хорошо, что тот вечер Катя пришла именно по рабочему вопросу. Нет, конечно, и проведать, и навестить Ирину тоже, но главным был именно годовой отчет, который Катерина попыталась сделать самостоятельно. Забыв про первоначальную скованность от нежданной встречи, Иришка взяла бумаги и сразу же принялась их просматривать. Её лицо из недавно чуть растерянного быстро превратилось в сосредоточенное. Она взяла карандаш, попыталась поставить пометку на полях, но писать, держа бумаги навесу, оказалось неудобно, поэтому она вышла в зал. Мы с Катей остались у кроватки малыша.
– Вот такой у нас сынишка. – я одной рукой приобнял Катю за талию.
– У вас с Ириной. – безо всякого выражения констатировала она.
– А это тебе решать.
Катя попыталась что-то возразить, но тут Фёдор Сергеич свёл бровки и заревел. Да громко так, отчаянно.
– Сережа, смени Феде пелёнки, он, наверное, до макушки промок! – донёсся до нас голос Иры.
Ну, это дело для меня не ново. Распеленать, обтереть влажным полотенцем, тут же высушить другим, добавить присыпки и закутать сынишку в свежее полотнище байковой ткани – минута на всё про всё! Ощутив сухость, малыш почмокал губёшками и затих. Я обернулся к Кате, пристально следившей за каждым моим движением, и протянул ей сына. "Не хочешь подержать?" – эти слова чуть сами собой не сорвались с моих губ.
Конечно, сравнение очень грубое, но сейчас Катерина мне напомнила битую жизнью бродячую собаку, которая смотрит на протягивающего ей пищу человека. "Взять, или он обманет? Подманит и потом обидит, ударит?" – сомнения ясно читались в её взоре. И я в какие-то доли секунды с кристальной ясностью осознал: откажется, хоть ей и нестерпимо хочется взять кроху на руки. Тогда пошел на хитрость:
– Подержи минутку, я кроватку перестелю. – и, не давая Кате опомниться, передал ей малыша. – Только головку ему придерживай, хорошо?
Я менял простынку, а сам краем глаза наблюдал за Катюшей. Радость и страх, боязнь поверить, желание не ошибиться, чтобы после горько не сожалеть, вот что читалось во всём её облике. Я отстранился от кроватки, предлагая Кате самой уложить сынишку. Заметно нервничая, она бережно опустила свёрточек на постель и тут же одёрнула руки, спрятав их за спиной. Катерина мельком глянула на меня, перевела взгляд на кроватку, тут же зажмурила глаза, словно борясь с дьявольским соблазном. Повернулась и поспешно убежала в зал к Иришке. Но и там она пробыла недолго. Отговорившись срочными делами, Катя собралась и уехала.
Поздно вечером, когда мы уже улеглись спать, Ира спросила:
– А ты давно был у Кати?
– Позавчера забегал, чинил Дашке оборванный провод от педали.
– Да нет, ночевал ты у неё давно?
– Ну-у… давно. Ещё до твоего отъезда в роддом. Так что получается больше месяца.
– А почему? Вы с ней в ссоре?
– Во-первых, как бы я объяснил родителям своё отсутствие ночью? И, во-вторых: да, Катька почему-то старается держаться от меня подальше.
Ирина задумалась. Надолго.
Вот, а третий раз во мне взыграли эмоции, это когда я лицом к лицу столкнулся с Катькиным ухажером. Раньше-то я его видел, но всегда издалека и ни разу не общался с ним лично. А тут встретился с этим босоголовым фиксоносцем, перекинулся парой слов и с неимоверным облегчением понял, что все мои недавние опасения не стоят ни гроша – по доброй воле Катюша никогда в жизни не согласится терпеть рядом с собой подобное самовлюблённое убожество. Ну, а если воля вдруг окажется недоброй, то это даст мне прекрасный повод выпустить скопившийся пар и потолковать с донжуаном по-мужски.
За исключением этих трёх моментов, остальные дни катились как по рельсам, отмечая едва заметным вздрагиванием на стыках очередную смену дат. Дни пассажирами набивались в вагоны недель, чтобы на поезде месяца умчаться из настоящего в прошлое. Вся наша теперешняя жизнь вращалась вокруг малыша и обилием ярких впечатлений похвастаться не могла. А откуда взяться буйству чувств, если нет событий? Но нет худа без добра – малое количество эмоций незаметно сменилось качеством. Я теперь чувствовал своих девчонок не только в постели, но и в повседневности. Не то, чтобы я специально стремился развить в себе подобную чувствительность, нет, это получилось как-то само собой.
Однажды вечером Ирина меня "порадовала" тем что, поправляя одной рукой кроватку, она немного потянула другую, когда пыталась удержать на весу не ко времени разбуянившегося Федю.
– Правое запястье? – уточнил я. – И случилось это в половину третьего, так?
– А ты откуда знаешь? – удивилась Ира.
– Просто именно в это время у меня сама собой заныла рука, причём в тот момент я ею ничего не делал. И о тебе почему-то вспомнилось.
– Да, странное совпадение.
Впоследствии мы перестали считать подобные случаи совпадениями, потому что их оказалось слишком, слишком много, чтобы их можно было объяснить этим термином. Ира уже не удивлялась, когда я начинал почесывать грудь, потом вдруг срывался с места, наскоро одевался и бежал к ближайшему автомату. Она уже знала, что это у Кати опять прихватило сердце, и я буду в промёрзшей будке многословно убеждать Катеньку не упрямиться, не тянуть до последнего, а скорее принять спасительную таблетку. И буду на разные лады повторять уговоры до тех пор, пока особо нетерпеливые из собравшейся у автомата очереди не начнут стучать монеткой в стекло кабины. И знаете, даже не глядя на Ирину или Катю, я теперь в любую секунду знал, чего им хочется – покоя или общения, беседы или ласки. Не догадывался, а именно знал! И более того, мне самому передавался их настрой.
Вот скажем, Ирина. Понятно, что после недавних родов секс ей был не нужен, но ведь и мне рядом с ней не хотелось! Казалось бы, я здоровый парень нормальной ориентации, любимая жена рядом, а не хочу, и всё тут! Обнимашки, поцелуйчики, побеситься-потискаться, это завсегда пожалуйста, а чего-то большего – нет.
Или Катька. Она как разругается с кем-нибудь в дым, так меня ещё на подходе к её дому злоба душить начинает. Всех встречных-поперечных порвать готов. Или в гараже волна ярости накатит такая, что от одного моего вида испуганная машина сама собой чинится. Это шутка, конечно, но любой душевный порыв моих любимых отныне для меня перестал быть тайною за семью печатями. Хотя… Может, это не я такой чувствительный, а сами девчата каким-то образом проецировали на меня своё состояние? Тоже мне, чумаки кашпировские в юбках, блин! А вот интересно, их таланты можно в мирных целях использовать? Аккумулятор там подзарядить, или батарейки в фонарике… Смешно? А мне не очень. Я уже не мог себе представить жизнь без этих двух женщин, и потерять любую из них для меня было как серпом. А потом ещё и молотом. По тыковке. С размаху. "Как сделать так, чтобы мои любимые захотели быть вместе, а не стали меня, как канат, перетягивать каждая к себе?" – такая мысль регулярно всплывала в моём мозгу, затмевая собой все остальные. Нет, в самом деле, как?
Начать расхваливать одну перед другой? Так подобным способом можно и ревность пробудить, причем легко!
Действовать от обратного – ругать и высмеивать? Да у меня элементарно язык не повернётся. Плюс опаска есть: а ну как одна из них поддержит насмешки над другой? Чёрт, мне откровенно плохело от подобного предположения.
Пустить всё на самотёк? Это тоже не выход, как мне тогда казалось.
Да уж, таких острых, мучительных переживаний и врагу не пожелаешь. Блин, и угораздило же меня влюбиться сразу в двух женщин! И почему у меня всё не как у нормальных людей? Однажды я не выдержал и поведал о своих сомнениях Катерине.
– Серёжка, что ты паришься, я не пойму? – улыбнулась она, взлохматив мне волосы. – Я ведь не совсем дура, чтобы пытаться забрать тебя от семьи. А Ирка… ну, куда она денется, пока мы втроём вместе работаем? Подумаешь, будем мы с тобой лучше шифроваться, делов-то!
– Кать, как у тебя всё просто получается… Но пойми ты, я ведь не хочу прятаться, не хочу любить тебя украдкой, подобно вору красть секунды счастья, и при этом постоянно бояться разоблачения. Такой выход не по мне.
– А нам всё равно придётся прятаться, в любом случае. – припечатала Катя. – Ты про Уголовный кодекс забыл? Вот то-то!
Да уж, против подобного аргумента не попрёшь. И я до поры до времени предпочел согласиться с Катериной, решив, пусть пока всё идёт своим ходом, а там видно будет.
Между тем зима промелькнула и пропала, уступив место неожиданно тёплой весне. Из-за январских, а затем и февральских трескучих морозов Ирина почти всю зиму просидела дома. Она даже гулять редко выходила, чтобы не застудить Федю. Надо ли говорить, как она обрадовалась теплу, возможности наконец-то покинуть тесную квартиру, и подставить лицо с каждым днём всё сильнее пригревающему солнышку? Алая с синей полосой коляска отныне стала такой же неизменной приметой нашего дома, как и составленные треугольником лавочки во дворе. А дальше – больше.
Став второй раз мамой, Ириша сначала отгородилась от остального мира, замкнувшись в узком кругу возле младенца. Новая крошечная жизнь у неё на руках, новая семья, новый дом – этого ей вполне хватало, чтобы ощущать себя счастливой. Но любая обстановка, пройдя стадию новизны, а затем и привычности, со временем начинает надоедать, вызывая настойчивую тягу к чему-то ещё более новому. Вот и Ирине стало скучно жить в ей же самой созданном замкнутом круге. Захотелось свежих, ярких впечатлений. Что ж, древний лозунг "хлеба и зрелищ" актуален в любую эпоху. И если "хлеба" домой я приносил в достатке, то со "зрелищами" на лицо был явный дефицит, восполнить который один телевизор оказался не в состоянии.
– А пойдёмте как-нибудь в кино сходим? – однажды предложила Катя. – Я днём часто по городу мотаюсь, могу попутно билеты купить заранее, чтобы вечером в очереди не толкаться.
Ирина охотно согласилась, да и я был не против лишний раз оказаться рядом со своими любимыми. Наш поход оказался на удивление удачным. Я забрал из дома своё семейство и отвёз к тёще с тестем. Оставив внуков бабушке с дедушкой, и мы с женой отправились в кинотеатр. Перед уходом Ирина вручила маме запасные пелёнки и бутылочку загодя сцеженного молока, так, на всякий случай, вдруг Федя проголодается. И вот мы шли по вечерней улице вдвоём, упиваясь порядком подзабытым чувством свободы. Странное ощущение: нам впервые было не о чем волноваться! Казалось, что на миг вновь вернулись времена наших бесконечных прогулок, таких беззаботных, бесшабашных, наполненных одной лишь любовью. Чёрт меня дери, как было восхитительно просто идти и ни о чём не беспокоиться! До самого входа в кинотеатр мы шли и на ходу целовались, не обращая никакого внимания на взгляды прохожих, при этом хмелея от каждого поцелуя, словно школьники.
Увидев ожидающую нас Катю, Иришка на радостях и к ней полезла целоваться. Ну, знаете, как целуются закадычные подружки при встрече? Так и она, сияя бесенятами в глазах, расцеловала Катю в обе щёчки. Не ожидая подобных нежностей, Катька уставилась было на меня, мол, что это с Ирой? Но тут и я впился в её губы, вложив в свой поцелуй немного больше чувства, чем положено между друзьями.
– Люди, да что это с вами?! – сконфуженная Катька даже попятилась. – Вы пьяны, или так обрадовались, избавившись от детей?
– Ты не поверишь, но – да!
О чём был фильм, я не помню, потому что всё моё внимание занимали сидящие по бокам от меня девчата. Ира и Катя. Мои любимые. До боли, до щемящей в груди нежности к ним обеим. А они как чувствовали это, и прижимались ко мне всё сильнее, угрожая расплющить разделяющие нас подлокотники кресел. Блин, я весь сеанс был на седьмом небе от счастья, а, увидев побежавшие по экрану титры и надпись "конец фильма", испытал самое настоящее разочарование. И почему всё хорошее так быстро заканчивается?
С того дня наши походы в кино стали традицией, приносящей радость всем без исключения. Пока одни бабушка с дедушкой отдыхали от внуков, другие им радовались. Ира, как губка, впитывала новые впечатления от фильмов, а я откровенно млел, вновь и вновь оказываясь в центре нашего трио. Чему радовалась Катя, она не признавалась, но с её лица не сходила загадочная улыбка. А ещё меня радовало то, что Катя познакомилась с родителями Ирины. Нет, конечно же, мы не стали посвящать их во все тонкости наших отношений, просто дали понять, что Катя нам не посторонняя, а наши отношения простираются чуть дальше, чем у просто сослуживцев. Особенное расположение к Катерине выказывала Юля, одним своим поведением легко убедив бабушку, что Катюша по-настоящему "свой человек". Кстати, только лишь Юля была недовольна нашим увлечением кинематографом. Точнее тем, что мы не брали её с собой. Но мы быстро погасили детскую обиду, когда сходили с ней в цирк на дневное представление.
Одна беда – к концу апреля в кинотеатрах не осталось фильмов, которые бы мы ещё не видели. Спасение от скуки пришло откуда не ждали. Как оказалось, при моём бывшем заводе открылся первый в городе видеосалон, а командовали им всё те же старые знакомые комсомольцы. Конечно, я сразу отправился на разведку и без труда восстановил оборванные увольнением связи.
И вот мы втроём отправились на встречу с Голливудом. Видеосалон далеко не кинотеатр, а четыре телевизора "Фотон" никак не сравнятся с широким экраном кинозала. Зато демонстрируемый на них фильм настолько отличался от привычной нам идейно выдержанной продукции отечественных киностудий, что заставлял забыть о мелких неудобствах. Боевики, фильмы-сказки, мелодрамы, комедии, триллеры – мы жадно заглатывали всё без исключения. Единственный раз я категорически отказался вести девчонок в салон, это когда там должны были показывать похождения Фредди Крюгера.
– Нет, Ирина, и не проси! Я поговорил с народом, говорят, очень страшный фильм. Ни к чему тебе его смотреть. Не приведи Сварог, ещё молоко пропадёт, а нам потом что, Федю на искусственном питании растить?
Ирина надулась, но быстро оттаяла, сообразив, что я возражал вовсе не из вредности, а беспокоясь о ней и сыне.
– Ладно, но послезавтра мы пойдём на любой фильм, какой бы он ни был! – заявила она с нарочитой непреклонностью.
– Да, дорогая, конечно, дорогая… Если только это не фильм ужасов. – покладисто закивал я.
– А если ужасов?
– То мы останемся дома.
На сеанс мы всё-таки пошли, потому что показывали не ужасы, а нечто нами ещё не виданное: эротику. Блин, как я высидел до конца и не сбежал раньше, честно говорю, не знаю. Смотреть подобные фильмы рядом с двумя красивыми, близкими, любимыми женщинами после двухмесячного воздержания, да ещё и в переполненном зале – это настоящее издевательство над организмом! Я ёрзал по креслу, прикрывая курткой туго натянутые штаны, а сбоку так же ёрзала и нервно закидывала ногу на ногу Катька. Исходящее от неё желание смешивалось с таким же моим, едва не доводя нас до исступления. Даже от Ирины впервые с прошлого года потянуло пока ещё лёгким интересом к сексу! Одним словом, эта вылазка в видеосалон обернулась для меня настоящей пыткой.
Наконец экраны погасли, и мы молча вышли из душного зала на свежий воздух. Подошел наш троллейбус, мы сели и поехали, по-прежнему не произнося ни слова. Молчала Катька, не отводя взгляд от окна. Молчал я, мысленно матеря себя за то, что не позвонил предварительно комсомольцам и не уточнил, какой будет фильм, тем самым обрекая на мучения и себя и Катю. Молчала Ирина, полностью погрузившись в свои думы. Лишь только перед остановкой, на которой нам с ней надо было выходить, она очнулась.
– Катя, давай ты сейчас с нами зайдёшь к нам домой? Это не надолго, но очень надо!
Катька отсутствующе пожала плечами, мол, ей всё равно. В том же тягостном молчании мы дошли до дверей квартиры.
– Ой, Катя пррриехала! – прорычала Юля, тут же в прихожей цепкой мартышкой вскарабкавшись на Катерину.
– Ну, и как кино? – следом за Юлей появилась мама.
– Не очень, можно было и не ходить. – за всех ответила Ира, скидывая сапожки. – Вы не раздевайтесь, я сейчас, быстро! – добавила она нам с Катей, исчезая в сторону кухни.
– А что случилось? – у мамы моментально включилось любопытство.
– Да ничего особенного, не волнуйтесь, мама. Просто Кате нужно срочно уехать по делам, а квартиру без присмотра не оставишь. Там ведь машинки, заказы, ткани, сейф. Сами понимаете. – вещала Ира, чем-то гремя и звякая. – Поэтому Серёжа сегодня заночует в Катиной квартире, а утром пойдёт на работу, ему оттуда два шага. А я ему сейчас свеженького борщика в банку налью, чтобы он завтра разогрел и нормально пообедал.
Не сговариваясь, мы с Катькой переглянулись, едва удержав на месте челюсти.
– Всё, идите! – в прихожую вихрем ворвалась Ирина, протягивая мне авоську с укутанной банкой.
Катя опустила разочарованную Юлю на пол, помахала ей "пока-пока", и вышла на лестничную площадку. Я задержался в дверях, растерянно уставившись на Иру.
– Иди, не стой! – подтолкнула она меня к выходу. – И смотри там, веди себя прилично, чтобы мне потом не пришлось краснеть за твоё поведение.
– Ира…
– Да-да, я тебя тоже люблю, иди уже! – засмеялась она, закрывая дверь перед моим носом.
– Серёжка, что это значит? – Катька смотрела на меня круглыми глазами.
– Веришь-нет, сам в шоке.
– Так вы что, не договаривались?
– Даже намёка не было.
– Вот как?.. – Катя помолчала и решилась: – Ладно, что зря стоять, пошли, хоть проводишь меня.
– И всё равно я не понимаю Ирку! – Эту фразу Катя произнесла уже дома, когда я помогал ей снять куртку. – Почему, зачем она так поступила? Что ты об этом думаешь?
– Не знаю, её поступку можно придумать кучу объяснений. Что называется, выбирай на вкус: хочешь низменные, хочешь возвышенные.
– Например?
– Например, долги отдаёт.
– Это когда она перед роддомом просила меня сходить к родителям и оставить вас одних? Она тогда ещё обещала, что отдаст мне тебя на время. Скажи, а ты сам-то в это веришь?
– Честно? Не хочу верить в подобное. Если так рассуждать, то можно подумать, что Ира меня держит за вещь, которую можно подарить, продать, сдать в аренду… Нет, не верю… не такая она.
– Хорошо, а что тогда, по-твоему, правда?
Я помедлил с ответом.
– Где-то год назад, в тот день, когда я вам впервые намекнул о многоженстве, Ира сказала мне такую фразу: "Любить, это значит желать любимому добра, даже если он не с тобой". Она видела наш настрой после сегодняшнего фильма и понимала, что сама дать мне разрядку не может. Вот и нашла выход. Жаль, что не посоветовалась, а сама за всех решила.
– Блин, я бы так не смогла. – покачала головой Катька, забравшись с ногами на диван. – Неужели она совершенно не ревнует? – она похлопала по дивану рядом с собой. – Сядь сюда.
– Ира? Ревнует, конечно. А ты нет? – я присел на указанное место, дав возможность Кате обвить меня руками. А сам невольно подумал: "Но для неё счастье любимого человека важнее, чем собственное эго. А я, козёл, этим беззастенчиво пользуюсь".
– Я?! Да я бы тебя никогда в жизни не отпустила с другой женщиной! Даже если бы сама пластом лежала! – Катя замолчала, а потом добавила: – Да, похоже, Ирка тебя и в самом деле очень любит…
Внезапно она отпрянула от меня, подобралась, как перед прыжком, и, глядя в упор прищуренными глазами, скорее прошипела, чем прошептала:
– Серёжка, я тебя тоже люблю, но если ты хоть чем-то обидишь Ирку, я тебя собственными руками придушу!
– Так и я тоже! Я любого обидевшего Иришу в порошок сотру! – в тон Катьке ответил я.
Пару мгновений мы прожигали друг друга горящим взором, словно два хищника перед неминуемой схваткой. А потом бросились, но не в драку, а в объятия.
Много позже, когда силы покинули нас, Катя приподнялась на локте и сказала:
– Ты знаешь, а ведь сегодня я впервые испытала, что это такое – секс втроём. Мы с тобой занимались любовью, а я не могла отделаться от ощущения, что Ирка с нами, где-то рядом.
– Подсматривает?
– Нет, смотрит. Смотрит и как будто благословляет. А ты подобного не чувствовал?
– Нет, но думал о ней и просил прощенья, сам не знаю за что.
Изрядно меня напугав, Катя подпрыгнула на постели:
– Серёжка! А борщ-то мы в холодильник убрать забыли! Вдруг он скиснет?!