(Перечитывая классиков)
В знаменитом романе Даниэле Дефо “Робинзон Крузо” (1719) Робинзон среди вещей, прихваченных с утонувшего корабля, нашёл “три очень хороших Библии”. Он составил для себя режим дня: “На первом плане религиозные обязанности и чтение Священного Писания. Вторым делом была охота, третьим – сортировка, сушка и приготовление убитой или пойманной дичи; затем – уход за посевами и сбор урожая”. Расставив, таким образом, приоритеты, Робинзон чётко придерживался намеченного распорядка.
Своё духовное пробуждение Робинзон, отражающий автобиографию самого Дефо, описывает так: «Теперь, когда я захворал, моя совесть, так долго спавшая, начала пробуждаться, и мне стало стыдно за свою прошлую жизнь. Я взял Библию и начал читать. Первые слова, которые открылись мне, были следующие: «Призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя и ты прославишь Меня» (Пс. 49:15). Перед тем, как лечь в постель, я сделал то, чего не делал ни разу в своей жизни: я склонился и помолился Богу, чтобы Он выполнил мне это обещание, что если я призову Его в день скорби, Он избавит меня».
Дальнейшее приобщение к Слову Божьему в романе выглядит следующим образом: «Я взял Библию и, начиная с Нового Завета, стал серьезно читать ее. Но я обнаружил, что сердце мое было больше занято злыми делами моей прошлой жизни... Затем, когда я дошел до слов: «Его возвысил Бог... в Начальника и Спасителя... дабы дать ...покаяние и прощение грехов, я стал искренне умолять Бога о даровании мне покаяния и прощения. Я отложил книгу, и, подняв руки к небу, вне себя от радости, громко закричал: «Иисус, Ты Сын Давидов, Иисус, Ты превознесенный Начальник и Спаситель, дай мне покаяние!» Это был первый случай в моей жизни, о котором я могу сказать, что молился в истинном смысле этого слова, ведь я молился в полном осознании своего положения перед Богом... Я оглянулся на свою прошлую жизнь с таким ужасом, и мои грехи показались такими страшными, что моя душа не желала получить от Бога ничего, кроме избавления от угнетавшей меня тяжести вины».
Молитва и чтение Библии с тех пор у него всегда были на первом месте. Практическое здравомыслие Робинзона строится на прочном фундаменте веры в Божий Промысел, в благое Провидение. Питаясь духовно Словом Божьим, он чувствует потребность в евангелизации бывшего людоеда Пятницы.
Когда-то испанцы отправили миссионерскую экспедицию в Америку с намерением покорить христианской вере тамошних аборигенов. Ацтеки, инки и майя нравственно деградировали, увлекаясь человеческими жертвоприношениями и диким каннибализмом. Отвергнув истинного Бога, ацтеки и испанцев во главе с Эрнандо Кортесом в 1519 году приняли за богов ввиду их цвета кожи и одежды.
Инки аналогичным образом отреагировали на отряд испанцев-конкистадоров, возглавляемый Писарро.
Майя были покорены горсткой испанцев под командованием Франциско де Монтехо.
Правда, все эти руководители, увлечённые стяжанием сокровищ тамошних царей, быстро забыли о миссионерских целях своего круиза.
Душеспасительные беседы Робинзона были, напротив, весьма целеустремлёнными, хотя подчас сталкивались с примитивным скептицизмом его ученика, который буквально шокировал своего наставника наивными вопросами и тем самым шлифовал его апологетику.
Но процитируем всё по порядку. “Как-то я спросил его (Пятницу): “Кто тебя сделал?”… я спросил его, кто сделал море и землю, по которой мы ходим, кто сделал горы и леса? Он ответил: "Cтарик по имени Бенамуки, который живёт высоко-высоко”. Затем я спросил его: “Что делается с людьми его племени, когда они уходят отсюда. Он сказал: “Все они идут к Бенамуки”. – “И те, кого они съедают, – продолжил я, – тоже идут к Бенамуки?!” – “Да”, – ответил он. Так начал я учить его познавать истинного Бога. Я сказал ему, что великий Творец всего сущего живёт на небесах и правит миром… Так постепенно я открывал ему глаза. Он слушал с величайшим вниманием. С радостным умилением он принял мой рассказ об Иисусе Христе, посланным на землю для искупления наших грехов, о наших молитвах Богу, Который всегда слышит нас, хоть Он на небесах”.
Далее Робинзон свидетельствует: “Тут я подробно распространился о дьяволе, о его происхождении, о его восстании против Бога, о его ненависти к людям и причинах её; рассказал, как он выдаёт себя за бога среди народов, не просвещённых Словом Божиим, и заставляет поклоняться ему…
Я видел, что гораздо труднее было запечатлеть в уме Пятницы истинное представление о дьяволе как злом духе, чем внушить ему идею бытия Божьего…
Однажды Пятница поразил меня вопросом, в сущности, естественным и невинным, на который я, однако же, затруднился ответить. Я много говорил ему о всемогуществе Божьем, о Его отвращении к греху, о том, что Он уготовил для делающих неправду, о том, что Он сотворил всё и в одно мгновение может уничтожить всё на свете; и он всё время слушал меня внимательно.
Но когда я перешёл к рассказу о злом духе, который есть враг Бога, сказал, что он живёт в сердце человека и пускает в ход всю свою злость и коварство с тем, чтобы уничтожить все благие цели Провидения и разрушить царство Христа на земле, Пятница остановил меня следующими словами:
– Хорошо, ты говоришь, Бог такой сильный, такой могучий, разве Он не больше сильный, чем дьявол?
– Да, да, Пятница, – ответил я, – Бог сильнее и могущественнее дьявола, и потому мы просим Бога, чтобы Он сокрушил и поверг его в бездну, чтобы Он дал нам силу устоять против его искушений, и отвратил от нас его огненные стрелы.
– Но, – возразил он, – раз Бог сильней и больше может сделать, почему Он не убить дьявола, чтобы не было зло?
Его вопрос до странности поразил меня; ведь как-никак, хотя я был теперь уже старик, но в богословии я был только начинающий и не очень-то хорошо умел отвечать на казуистические вопросы и разрешать затруднения. Сначала я не знал, что ему ответить, сделал вид, что не слышал его, и переспросил, что он сказал. Но он слишком серьёзно добивался ответа, чтобы позабыть свой вопрос, и повторил его такими же точно ломаными словами, как и раньше. Пятница, видимо, был сильно заинтересован ответом и слово в слово повторил свой вопрос. Собравшись немного с мыслями, я сказал:
– В конце концов, Бог жестоко накажет дьявола, Он сохраняет его до дня Страшного Суда, когда ввергнет его в бездонную пропасть, где он и будет гореть в вечном огне.
Но это объяснение не удовлетворило Пятницу. Он посмотрел на меня, повторяя мои слова:
– Сохраняет до конца… я не понимать, почему не убить дьявола теперь, не убить раньше?
– А ты лучше спроси, – сказал я, – почему Бог не убьёт тебя и меня; ведь мы тоже грешим и оскорбляем Его, но Он хранит нас, чтобы мы раскаялись и были прощены.
Он задумался и потом с большим чувством ответил: “Хорошо, хорошо… значит, ты, я, дьявол, все грешники… сохраняет… покаются… Бог простит всех”. Этими словами он сбил меня окончательно с толку, и они мне ясно показали, что хотя простые, природные представления и указывают мыслящему существу путь к познанию Бога и поклонению и благоговению перед Ним, как перед Верховным Существом, тем не менее, вследствие той же нашей природы мы только божественным откровением можем дойти до представлении об Иисусе Христе как об Искупителе, Посреднике, Ходатае и Заступнике нашем у подножия Всевышнего. Ничто, кроме откровения, говорю я, не может запечатлеть всего этого в нашей душе, и потому Евангелие нашего Господа Иисуса Христа, то есть Слово Божие и Дух Святой, предвозвещённые народу для поучения, – это важнейшие наставники душ наших в истинном познании Бога и путей спасения”.
Эти фрагменты были упущены в советских изданиях знаменитого романа, поэтому их стоит процитировать здесь.
”Вот почему я уклонился от продолжения этой беседы и быстро встал, как бы вспомнив о неотложном деле, затем придумал предлог услать Пятницу куда-то, а сам стал молиться. Я горячо просил Бога дать мне силы и способность воспитать этого бедного дикаря, одухотворить его сердце и приготовить к познанию Бога во Христе, примирить Его с ним. Я просил Всевышнего руководить мною в проповеди Слова Божьего, чтобы убедить дикаря, открыть ему глаза и спасти его душу.
По возвращении Пятницы я возобновил с ним беседу. Я говорил ему об искуплении грехов наших Спасителем мира, об учении святого Евангелия, которое было предвозвещено небом, то есть о покаянии перед Богом и вере в Иисуса Христа. Я объяснил, как мог, почему наш Божественный Искупитель принял на Себя образ не ангела, а человека, сына Авраамова, и почему вследствие этого падщие ангелы не имели доли в искуплении, которое уготовано только для заблудших овец из дома Израиля, и тому подобное.
Мои беседы с Пятницею поглощали свободные часы, и я прожил три года в полном довольстве и счастье, если есть полное счастье на земле. Теперь мой дикарь стал добрым христианином, гораздо лучшим, чем я; надеюсь, впрочем, и благодарю за это Создателя, что, если я был и грешнее этого дитяти природы, однако мы оба одинаково были в покаянном настроении и уповали на милосердие Божие. Мы могли читать здесь Слово Божье, и, внимая ему, мы были так же близки к Богу, как если бы жили в Англии.
Я любил это чтение и толкование его Пятнице согласно своему пониманию, а он возбуждал мой ум вопросами, которые заставляли меня глубже, чем прежде, вдумываться в характер и смысл учения. Но учение о познании Бога и учение Иисуса Христа так ясно и просто изложены в Ветхом и Новом Завете, что одно чтение их доставляло мне бесконечное счастье и наслаждение. Одно это чтение породило во мне чувство долга и влекло меня к чистосердечному покаянию; оно заставило меня всеми силами души полюбить Спасителя, этот источник жизни и избавления; оно преобразило мою нравственную жизнь, подчинив её заповедям Божьим. Это же чтение воспитало моего бедного дикаря и сделало его таким христианином, какого я не встречал больше в своей жизни”.
Ещё одна цитата из знаменитого “Робинзона”:
– Но послушай, Пятница, – продолжал я, – зачем же я поеду туда? Что я там буду делать?
Он живо повернулся ко мне.
– Много делать, хорошо делать: учить диких людей быть добрыми, кроткими, смирёнными; говорить им про Бога, чтоб молились Ему; делать им новую жизнь.
– Увы, мой друг! – вздохнул я. – Ты сам не знаешь, что говоришь. Куда уж такому невежде, как я, учить добру других!
– Неправда! – воскликнул он с жаром. – Меня учил добру, их будешь учить.
Благочестивые усилия Робинзона были щедро вознаграждены. Но поскольку добро в экстремальных условиях существования он понимал по-своему, то в случае агрессии людоедствующих туземцев он заявил своему ординарцу Пятнице:
– Но мы постоим за себя, мы будем драться. Готов ли ты драться?
– Я стрелять, – отвечал он. – Но их много, очень много.
– Не беда, – сказал Робинзон, – одних мы убьём, а остальные испугаются выстрелов и разбегутся.
Правда, Робинзона терзали сомнения в его правоте. Он рассуждает: “С какой стати, – спрашивал я себя, – и ради чего я собираюсь обагрить руки человеческой кровью? Какая крайность гонит меня? И кто, наконец, дал мне право убивать людей, не сделавших и не хотевших сделать мне никакого зла? Их варварские обычаи меня не касаются; это – несчастное наследие, перешедшее к ним от предков, проклятие, которым покарал их Господь. Но если Господь их покинул, если в Своей премудрости Он рассудил за благо уподобить их скотам, то, во всяком случае, меня Он не уполномочивал быть их судьёю, а тем более палачом”.
Теоретически Робинзон мыслит благочестиво, а вот практическая ситуация внесла коррективы в его действия. Узрев дикарей, пытавшихся зарезать какого-то европейца, он не теряя ни минуты, стал стрелять. Дикари заметались на берегу, не понимая, откуда на них обрушилась гибель. Робинзон увещевает своего ученика:
– Стреляй, и да поможет нам Бог.
В дальнейшем выясняется, что освобождённый пленник был христианином, и, стало быть, цель оправдывала средства. А нехристи, естественно, были перебиты.
Впрочем, оправившийся от психологического шока брат по вере, как выяснилось, родом из инквизиторской Испании, оказался не из робкого десятка. “Как ураган налетел он на своих убийц (потенциальных, вероятно) и в мгновение ока изрубил двоих на куски”. Сегодняшние психологи сказали бы, что таким образом бывший кандидат на обеденный стол действовал в состоянии аффекта. Автор их поведение оправдывает тем соображением, что ни у Робинзона, ни у его товарищей не было ни малейшего желания полакомиться трофейной человечиной.
Таковы христианские аспекты знаменитого романа Даниэля Дефо.
Робинзон Крузо, по сути, является зеркальным отражением самого Даниэля Дефо. Жизненный путь автора был весьма зигзагообразным.
Маленький Даниэль помнил картины тревожных воскресных богослужебных собраний, когда наступлением темноты его отец со своей женой и тремя детьми незаметно выходили из своего дома, и пробирались в небольшое помещение, где непоколебимый в вере преследуемый властями пастор Аннерсли проповедовал Слово Божье. Пятилетний мальчик помнил, как на улицах Лондона чума унесла в могилу 100000 жителей Лондона, о половину населения города. Эту трагедию Дефо описал в своем "Дневнике чумного года". Он вспоминал покинутые дома, на дверях которых были нарисованы большие красные кресты и надписи "Господи, будь милостив к нам!"
Спустя несколько лет молодой Дефо в рабочем кабинете доктора Аннерсли, заполненном сотнями старинных книг, получил хорошее домашнее образование, в совершенстве изучив английский язык и математику. Доктор произвел на него глубокое впечатление как великодушный, чуткий и добрый человек, твердый и непоколебимый в вере и служении во времена гонений инакомыслящих.
В возрасте тринадцати лет Дефо стал учиться в нонконформистской Академии в Лондоне. Нонконформисты, иначе говоря, "несогласные, инакомыслящие" верующие, которые не шли на компромисс с официальной государственной церковью. В Академии каждый студент должен был уметь произносить длинные речи без конспектов, а также владеть искусством словесной дискуссии.
Дефо с детства верил в Бога. Он был убеждён в силе личной веры в жизни родителей и многих друзей в церкви. Увы, сам Даниель в молодости так и не посвятил свою жизнь Спасителю. Родители его искренне надеялись, что их сын станет служителем церкви, но его больше интересовала торговля. Он устроился работать в компанию, совершавшую рейсы в зарубежье за товарами для британских фирм. Возвратившись домой, в возрасте двадцати трех лет, он решил завести свой собственный бизнес, и открыл в Лондоне новую фирму "Даниэль Фо, купец." Дефо предался Мамоне, всем сердцем возлюбив торговлю, крупные рискованные сделки с импортными товарами. Это было то счастье, о котором он мечтал всю жизнь!
Кроме того, он примкнул к политическому движению противников короля Якова II Стюарта и даже основал нонконформистскую домашнюю церковь, в которой был пастором на протяжении двух лет.
Вскоре Дефо с его амбициями и талантами добился общественного признания. Поскольку люди были недовольны королем, его речи находили отклик среди многочисленных слушателей в клубах, кафе и на улицах Лондона. Он стал одним из ярких лидеров и пропагандистов Британской реформационной конституционной партии, которой посвящал свои памфлеты. Наступил день, праздник для всех протестантов и сторонников этой партии: 4-го ноября 1688 года Вильгельм Оранский занял место скомпрометированного короля Якова.
Дефо везде сопутствовал успех, он был признан лучшим публицистом и поэтом, его публичные выступления встречались аплодисментами, он получал большие прибыли от торговых операций.
Но неожиданно на него обрушились тяжелые финансовые потери из-за неудачных торговых сделок. Затем из-за войны с Францией два торговых судна, до отказа нагруженных его товарами, не прибыли в порт назначения, поскольку попали в руки противника. Один из самых гордых людей Лондона превратился в жалкого банкрота. В то время банкротство каралось весьма сурово, и Дефо, раздав имущество самым настойчивым кредиторам, пустился в бега.
Но, не желая смириться с поражением, он написал книгу о том, как решить мировые проблемы, в частности, о мерах по оказанию помощи притесняемым предпринимателям и о возможности образования для женщин. Королева Мария прочитала эту книгу, и поддержала его идеи. Дефо получил аудиенцию, и с тех пор стал постоянным посетителем королевского двора.
На Вильгельма Оранского Дефо произвёл впечатление глубокомысленного человека. Он стал советником короля, а когда королевская казна опустела, посоветовал разыграть масштабную лотерею. Ему было доверено организовать эту общенациональную лотерею, в которой обещались громадные выигрыши при незначительных ставках.
Построив кирпичный завод и расплатившись с долгами, Дефо снова увлёкся удовольствиями светской жизни. Его привлекали модная одежда, роскошные экипажи и связи с королевским двором. Игнорируя упрёки обременённой заботами жены, он проводил ночи в дорогих ресторанах. Шестеро его детей росли без отца.
В тридцатилетнем возрасте он считался самым популярным писателем своего времени. Быстро пролетали годы опустошения. За эти годы дети выросли и стали презирать испорченного славой отца. Однако за эти годы масса памфлетов и поэм вышла из-под его пера. Самой популярной поэмой в то время был ответ Дефо в адрес тех, кто критиковал Вильгельма Оранского, как "чужеземного принца". Апологетическая поэма называлась "Истинный англичанин".
Вильгельм и Дефо стали друзьями. Фактически Дефо был одним из самых близких лиц короля. Богатство и высокомерие способствовали тому, что Дефо нажил себе много врагов в высшем обществе, а после внезапной смерти Вильгельма оказался в затруднительном положении перед многочисленными врагами.
Преждевременная смерть Вильгельма принесла много перемен, католики торжествовали победу, так как престол наследовала королева Анна, расположенная к католикам дочь Якова II Стюарта. Пошли репрессии против нонконформистов.
Дефо сбежал и спрятался, поскольку сообразил, что его водворят в Ньюгейтскую тюрьму для "самых опасных преступников и злодеев", где ему придётся провести остаток жизни. И всё же он был пойман и доставлен в Ньюгейт.
Его, как в России Достоевского, приговорили к «позорному столбу». Это зрелище пробуждало в лондонских жителях самые низменные инстинкты. Они приходили к месту расправы, вооружившись тухлыми яйцами, гнилым мясом и конским навозом. Накануне экзекуции Дефо написал весёлую поэму о позорном столбе, которая была опубликована и распространена за день до позорной акции.
Но когда стража выводила Дефо из Ньюгейта, на улице его ожидал необычный эскорт: известные политики со своими помощниками сопровождали процессию до самого места исполнения. Там они образовали вокруг него плотный заслон. Реакция толпы была совершенно неожиданной. Смягчившись комедийным памфлетом Дефо и пораженные новшеством живого ограждения вокруг позорного столба, люди вдруг почувствовали симпатии к жертве. Впервые за все времена преступнику бросали цветы. Дефо вернулся в Ньюгейт триумфатором.
Позже Дефо попал под влияние Роберта Харли, спикера палаты общин. Харли послал деньги госпоже Дефо в качестве материальной поддержки, а затем добился помилования самого Дефо. Через пять месяцев Дефо был освобожден. Дефо стал редактором газеты, целью которой была поддержка Харли и его партии. В руках Дефо газета стала самым популярным изданием с большим тиражом. Благодаря этой газете, Дефо получил звание отца современной журналистики.
Силы Дефо были почти на исходе, однако самое глубокое влияние на свою судьбу он испытал в возрасте пятидесяти пяти лет, когда был прикован к постели. В это время он пережил перемену, преобразившую его так, что из ведущего политического журналиста он превратился в человека, посвятившего свой писательский талант написанию книг морального и духовного содержания.
Слова Робинзона Крузо в точности описывали то, что пережил сам Дефо. Он испытал и почувствовал близость Спасителя, Который отвечал на его молитвы, он также пережил перемену своего характера. Действительно, его наклонности изменились, когда Бог вошел в его жизнь, так что он стал новой личностью. В обращении Крузо Дефо изобразил не только свой личный опыт, но также опыт множества людей, которые пережили истинное обращение к Христу. Мирские приманки стали теперь для него дешёвыми и пустыми.
Дефо глубоко сожалел о том, что его семья выросла без отца, который должен был заботиться о ней. Эти размышления вошли в книгу "Семейный наставник", которую король Георг I регулярно читал своим детям. Дефо, таким образом, объяснял другим то обращение к Богу, которое произошло в его жизни.
Роман "Робинзон Крузо" копировал историю моряка Александра Селкирка, который был принудительно высажен на необитаемый остров и обитал там четыре года. Вместе с тем это была история самого Дефо, который ярко показал, как люди вроде каннибалов тоже «кушают» друг друга. Дефо написал произведение в течение четырех месяцев. Эта спешка породила немало известных противоречий в книге. Есть версии, что сам Дефо не перечитывал её. Очевидно, высокое качество литературного стиля принесло книге потрясающий успех.
В основу романов "История полковника Джека" и "Счастливая госпожа" были положены также темы христианской веры. Эти романы, написанные в начале восемнадцатого века, продолжают издаваться и в наши дни. Недаром многие специалисты считают его не только отцом современной журналистики, но также и отцом современного романа.
В последние пятнадцати лет жизни Дефо стремился наверстать упущенное и принимал активное участие в христианском труде, осознавая вину за потери и веруя в то, что Бог восполнит его упущения в соответствии с обещанием, данным в книге пророка Иоиля: "И воздам вам за те годы, которые пожирали саранча, черви, жуки и гусеница" (2:25). Так оно и случилось, и у последующих поколений читателей его имя стало ассоциироваться с теми книгами, которые несут в себе проповедь о возрождающей силе Господней. Бывший светский карьерист стал смиренным и добросердечным человеком.
В конце жизни ему преподнесли ещё один неприятный сюрприз. Когда Дефо обанкротился, один его друг-бизнесмен заплатил его долги с условием, чтобы он отдал их с процентами. Дефо отдал, но не сохранилась расписка об уплате долга. Двадцать шесть лет спустя, наследница этого капитала возбудила иск о полной выплате долга.
У Дефо не было юридических оправданий. И опять, в семидесятилетнем возрасте, над ним повис Дамоклов меч очередного банкротства. Убитый горем старик снова ушёл из дому и скрылся, навещаемый только женой и детьми.
Биографы свидетельствуют, что он нашёл приют в ночлежном доме, недалеко от места его рождения. Здесь вечером 26 апреля 1731 года он заснул в последний раз, а утром его дух покинул земной причал и водворился у Господа.
Дефо написал более двухсот книг и брошюр. Надгробная плита, установленная на его могиле в 18 веке, содержала скромную, но исчерпывающую эпитафию: «Даниэль Дефо, автор «Робинзона Крузо».
(Из авторской книги «Самоцветы разума», 2000)