Подсадной селезень
Нет, это не ментовка. Что-то не похоже. Впрочем, а какая должна быть ментовка в лучшей столичной гостинице для иностранцев? Да нет же, приглядись, морды все интеллигентные, какие-то ненастоящие, киношные. А тот, что сидит за отдельно стоящим столом-бюро, «старшОй» похоже, и впрямь смахивает на вновьиспечённого кандидата философских наук. Спокоен и вкрадчив. Говорит тихо, взвешивая каждое слово.
Мы с Серёгой сидим на стульях перед ним. Серёга понял, что влипли мы почём зря и отчаянно играет роль крепко поддавшего, но несправедливо оскорблённого до глубины души. Может статься, это наиболее подходящая тактика защиты, к тому же ничего другого ему не остаётся. Я начинаю ему подыгрывать. Играем в плохого и хорошего следователя, только наоборот. В данный момент мы, тьфу-тьфу, преступники. Серёга плохой. А у него без вариантов, ведь это он устроил потасовку на «золотой» лестнице. Да что там потасовку - с позволения сказать, мордобой, как в дешёвом триллере, на парадной лестнице, ведущей к роскошному ресторану «Интурист».
Серёга продолжает возмущённо апеллировать к публике, вернее к «лжементам», которые с непроницаемыми лицами вежливо внимают его негодующим тирадам.
- Да я ему за Балтфлот ноги повыдёргиваю, чтобы сапоги не на что было надевать! Что-о-о? Балтфлот - дерьмо? Где, кстати, это фуфло, селезень подсадной? Я прямо здесь, не отходя от кассы, устрою проворачивание его куриных мозгов, пусть меня упрячут!
Однако, Стасик - так он нам представился - испарился бесследно. «А был ли мальчик?» Был, был! Был - и нету. Стасик – незатейливая, довольно серенькая на вид персона, без выдающихся примет, лет тридцати пяти, оппонент Серёги по выяснения статуса Балтийского флота. Вроде бы схватили их двоих, но в суматохе он пропал. То, что его заводили в эту же дверь, я был уверен на все сто.
«Кандидат» молча слушал Серёгу и с усердием буравил его взглядом, пытаясь, видимо, раскусить этот диковинный фрукт. Всякий раз, когда «старшОй» порывался рассмотреть мою физиономию, новые сочные перлы, выданные «на гора» Серёгой, не позволяли ему ни на мгновение расслабиться на стороннем объекте. Почувствовав, что его внимательно и даже с интересом слушают, Сергей возымел кураж и продолжал витийствовать в том же ключе.
Однако, первое впечатление схлынуло, клоунская реприза наша затянулась и повеяло скукой. Впору зевать, не прикрываясь. Обстановка в комнате ни на йоту не сместилась в сторону разрядки. А она была нужна, как глоток воздуха утопающему. Стало ясно, что нас изучают, как подопытных мышей, жалобно попискивающих в трёхлитровой банке.
С этим надо было срочно что-то делать, и я начал потихоньку подсмеиваться над Серегой. В конце концов, ведь я тоже поддавший изрядно и могу позволить себе некоторые вольности. Во-вторых, этим я намеревался хоть как-то понизить градус разборки, мол, ничего серьёзного, мужики, ну сами видите - гипертрофированное парами известной жидкости, уязвлённое чувство достоинства бывшего военмора, задетого за живое каким-то проходимцем.
Серёга на лету схватил message, как соломинку тонущий, и, повернувшись ко мне, вдруг прекратил свои напрасные словесные выкрутасы вопросом: «Что скажешь? Может я не прав?» Вот это был ход! Лёд тронулся, господа присяжные и заседатели! Да кто осмелиться возразить против того, что Балтийский флот оскорблять, по меньшей мере, идеологически неверно и чтобы было неповадно, должно быть пресечено в корне. Поставьте себя на место Серёги. Вы три года служили на Балтийском флоте и сейчас вы, пусть в запасе, но офицер плавсостава флота. И кто же вы будете после этого, если позволите каким-то стасикам оскорблять свой родной флот? Конечно, ты прав, Серёга! Теперь мы были в одной связке. До этого схватили меня на пути следования к «золотой» лестнице с вопросом: «Вы вместе?». Впрочем, если поточнее, то не с вопросом, а с утверждением. Но не только мы вдвоём. Все, кто, пусть не вслух, произнёс: «Раз так, то, похоже, он прав» оказались с нами заодно.
«Кандидат», чутко уловив в воздухе смену регистра, вздохнул то ли с облегчением, то ли огорчённо, и уже ко мне,
- Вы вместе служили на Балтийском флоте?
- Да, я в Балтийской бригаде кораблей охраны водного района, он на корабле воздушного наблюдения.
Места нашей службы были названы мной неспроста. Пусть знает, что мы не бербаза, не взвод обслуживания штабов – прилизанные штабные писарчуки, или складская, не по возрасту пузатая братва, и даже не дивизион консервации, безвылазно торчащий на приколе. Они тоже носят морскую форму, но моря не нюхали. Мы – плавсостав, истинный флот.
«Кандидат» деланно сощурил глаза, как бы пытаясь побороть зевоту от якобы одолевающей его скуки:
- И до каких же адмиралов вы дослужились?
- Лейтенанты мы…
- Стало быть, офицеры. М...даа! Некрасиво получается….
- А сейчас вы студенты пятого курса энергетического института?
Вопрос был досужим - на столе перед «кандидатом» лежали наши раскрытые студенческие билеты.
- Ну хорошо! С Балтфлотом всё ясно! По тону сказанного было очевидно, что вопрос исчерпан и, похоже, закрывается. «Кандидат», тёртый калач, понимал, что если вся эта мура с оскорблением Балтфлота попадёт в протокол, то обманчиво простенькое происшествие может иметь непредсказуемые последствия. Лист бумаги с соседнего стола, где, видимо, тщательно фиксировались наши подвиги и слова, тотчас скомканным полетел в мусорную корзинку. Красноречивый жест. У нас отлегло: «Кажись, пронесло!». Однако, то, что нас не спешили отпускать, наводило на невесёлые мысли.
СтаршОй, как бы забыв о нашем присутствии, открыл верхний ящик стола, не спеша, достал пластиковую пачку «Chesterfield», вальяжно вытащил сигарету, с нескрываемым удовольствием вдохнул аромат настоящего виргинского, но закуривать не стал. Всё это ему, впрочем, не мешало по-прежнему держать нас в поле зрения. Что-то до боли знакомое сквозануло в этом картинном жесте старшОго. Несомненно, безгласная сценическая миниатюра эта явно не предвещала быстрого закрытия «дела». Знать, ещё не все грехи наши были озвучены и, тем более, отпущены.
- Хорошо! - как бы решившись, продолжил «кандидат» и, понизив голос, выстрелил,
- А причём тут прекрасные американки, Джессика из Бостона и Лайза из…. Из каких палестин у нас эта белокурая бестия?
Он взглянул в бумажку на столе и добавил, - Да, да. Лайза Форестер из Провиденса. Вопрос поверг нас в оторопь, что вызвало на лице «кандитата» появление довольной ухмылки, подавить в себе которую ему всё-таки не удалось. Он то был уверен, что к этому хуку исподтишка готовы мы не были, и оказался прав. Каверзный вопрос старшОго застал нас врасплох. Если что пошло наперекосяк, то жди добавки покруче. А как славно всё начиналось!
Уже другим взглядом я ещё раз окинул комнату. Так вот оно что! Вот почему «менты» не похожи на настоящих, мог бы сразу догадаться, башка еловая! Ну какая может быть милиция в Интуристе? Кто её сюда пустит? Все дела здесь идут по другому ведомству. Теперь нам, небось, и дельце уж посерьёзнее шьют, чем мордобитие за оскорбление Балтфлота. Попахивает связью с иностранцами.
* * *
Пролетели годы, как мы, отслужив, ушли с флота. Прибыли на корабли нескладными и туповатыми неумехами, имея за плечами лишь пресловутый курс молодого краснофлотца. Распрощались старшинами, более того - лейтенантами. Окончили курсы офицеров запаса. А теперь студенты последнего курса столичного ВУЗа. Но флот не забывали, и все эти годы гордились принадлежностью к нему. Курсы офицеров запаса пришлись ох как кстати. Будучи офицерами, были освобождены от военной кафедры, то есть от военных занятий, лабораторных работ, экзаменов и, наконец, от лагерных сборов на пятом курсе.
Вот и сейчас, когда однокашники наши мужеского пола всё лето прозябают в лагерях, мы, имея уйму свободного времени, подшабашили в Сибири серьёзный капиталец. Заработок какой-никакой, но позволил нам кроме прочего даже такие роскошные вещи, как кутёж в ресторане с интригующем названием «Золотая лестница» в столичной гостинице «Интурист».
Нет уж сегодня той гонористой «стекляшки» на Тверской, бывшей улице Горького. Само собой, и ресторан тот канул в лету. Но, думается, остался памятным для многих своей превосходной выпивкой и прекрасной кухней, модерновым интерьером и великолепной лестницей, правда, не золотой, латунной, но по блеску, не уступающей золоту.
Жизнь удалась, по крайней мере, так казалось в тот момент. За столиком, уставленным самым-самым, два рослых симпатичных парня. Шкиперские бородки, отпущенные на двухмесячной шабашке, аккуратно подбриты, волосы длинные, по моде семидесятых, подстрижены. Парадно-выходные гэдээровские костюмчики, светлые сорочки. Под холодные закуски уже почти опорожнена бутылка огненно-сладкой «Сибирской», настроение устремилось в зенит. Искусительный аромат праздного прожигания жизни, призраком витая над столиками, щекочет нервы и будоражит кровь. Небольшой, но вполне профессиональный оркестрик, пусть на свой лад, но задушевно, наигрывает Поля Мориа. Весь вечер впереди, гуляй-не хочу.
* * *
А вот и пополнение ресторанной честнОй компании. Группа явно иностранных туристов просочилась между столиками и, в предвкушении знаменитого русского застолья оживлённо галдя английским, направилась в соседний зал, отделённый от основного зала стенкой с широкими проходами. Публика солидная и одета не по-нашему.
Но что это! Две нереальные особы, отставшие, по-видимому, от группы вошли в зал ресторана и остановились в нерешительности. Одна черноволосая, в прекрасном апельсинового цвета платье миди, другая пышноволосая блондинка в настоящих «левисах», великолепно облегающих её в меру поджарые бёдра. И всё это, представьте, на высоких шпильках! Ба! Неужели! Как они похожи на Агнету и Ани, очаровательных исполнительниц знаменитой «Ватерлоо». Правда чуть постарше, но это нисколько не умаляет их потрясающий внешний вид.
Какие-то секунды они задержались у входа, но этого было достаточно, что бы поймать на себе десятки горячих взглядов и понять с удовлетворением, что своим появлением произвели желанный эффект. Разумеется, их вступление в ресторанное действо оживило и без того непринуждённую атмосферу коллективного застолья.
Наверняка, отстали они от своих умышленно. Одна, быть может, самая безобидная из великого множества маленьких женских хитростей. Теперь то они не затерялись в толпе пузатых янки и их худых перезревших спутниц. Опытные охотницы, они просканировали столик у колонны, за которым было то, что их заинтересовало, беззащитная добыча. Не трудно догадаться, что интерес оказался обоюдный.
Не успели мы и глазом моргнуть, как под нашим столиком хоть и незримо, но бесцеремонно, с высунутым пурпурным языком, тяжело дыша , как после затяжного гона, разлеглась пресловутая «сука чувственность». К тому же, чувства наши были подогреты изрядно кристальным содержимым, почти опорожнённой бутылки «Сибирской».
И тут-то, что называется, пошло-поехало! Вечер только начинался, но мы не пропускали ни одного танца. Если мы намеревались сделать паузу, прекрасные янкессы, не боясь показаться назойливыми, объявлялись перед нашим столиком. Такие милые, излучая ослепительные улыбки и источая какой-то запредельный французский дух, невинно приглашали нас на танцбол. Поначалу это немного шокировало, но как знать, быть может, у них в Америке так принято.
Неизвестно, чем бы закончился этот праздник жизни, но, вернувшись к своему столику после очередного тура, мы обнаружили сидящим за ним человека. Расположился он почему-то спиной к оркестру, хотя место напротив было свободно. Видимо, ресторанные забавы его не интересовали. Не успели мы занять свои места за столом, как появился официант, сообщил, что посадил за наш столик «товарища», и поставил перед ним пузатый графинчик с водкой и закуску.
Мужик вежливо представился Стасом. Сергей, широкая душа, сразу попытался предложить ему нашей «Сибирской», дабы оформить знакомство, но сосед налил себе из графинчика. Стас мне сразу не пришёлся, особенно его манера смотреть. Глаза его, как от заведённой пружинки, неустанно перебегали от одного предмета к другому, как бы искали что-то важное, но найти никак не могли. При этом, непостижимым образом они умудрялись избегать лица собеседника. Ну и разное другое. Словом, не тянул он на положительную личность, какая-то червоточинка выдавала его с головой. У меня такое правило, если человек не приглянулся, будь с ним вежлив, и только. А лучше бы найти способ избежать неприятного соседства.
Сергей же, на пике настроения, застольному знакомству обрадовался и завязал беседу. Стас, похоже, приметив мою нарочитую скромность, все усилия направил на общительного Сергея.
Вернувшись после очередного «Tour De Danse», я обнаружил на столе свежую бутылку «Сибирской», а в графинчике Стаса жидкость уполовинилась. За столом разгорался спор. С моим появлением он не затих . Я прислушался . Выступал в основном Сергей, Стас применял крысиную манеру - кусал, скрывался и выжидал из щели другого момента для атаки. В споре такая подлая тактика выигрышная, а главное, она провоцирует оппонента на необдуманные слова или действия. Когда следующий раз я вернулся с танцбола, за столом никого не застал. Поубавилось в бутылке и немного в графинчике. И здесь, со стороны выхода из зала, донёсся специфический шум пьяного русского скандала. С нехорошим предчувствием я рванул на выход.
* * *
Отворилась дверь в соседнюю комнату, и в проёме нарисовался… Кто бы вы думали? Ну, конечно же, соседушка наш по столику, собеседник задушевный Серёги. Немного помятый, а, главное, с фингалом по глазом. Производственная травма. Наши взгляды встретились. Как же вас теперь называть? Говаривал же дед мой Парфентий: «Знай, внучёк, с кем за стол садишься». Дверь молниеносно захлопнулась. Чай, шкура провокатора жмёт под мышками, да и запах отвратный, приятного мало.
Отбоярились. Надо бы отдать должное и «кандидату», умненький, да и глаз намётанный - разобрался быстро, что к чему. К тому же, не поднялась у него, видимо, рука на флот – хоть структура и кичливая, но всёж таки дружественная и уважаемая. А ведь с него бы сталось до утра, как минимум, упрятать нас за косметический ущерб, нанесённый Серёгой «секретному сотруднику». Сами понимаете, корпоративная солидарность. Но, видно, и ему Стасик не в масть был, а кому по душе стасики? Недаром ведь, на кораблях так тараканов называют.
-Да я этим бойцам невидимого фронта, стасикам сраным, за Балтфлот ….! – ещё во хмелю, не охладив пыл после драматичной разборки, продолжал харахориться Серёга, когда мы несолоно хлебавши, но подобру-поздорову спешно убрались с места нашего фиаско. Впрочем, по добру ли? Ведь на карандаш то нас уж точно взяли. Глядишь, не сегодня-завтра в институт по наши души «телегу» с грохотом прикатят. Вот тогда то пришлось бы лиха хлебнуть по-настоящему. Но, слава тее.., пронесло!
- Харэ, Серёга! Остынь! Проехали!
* * *
Проехали... Проехало... Прошло - пролетело... «Ноут», устав ждать продолжения, педантично погасил монитор, мол «не хошь-не надо». Хоть и видавший виды, а бережётся, не хочет на свалку до срока. А кто туда желает? Но вот, словно усовестившись, бросился забавлять меня всякой околесицей, которой доверху набиты его железные мозги. Надеется, что я очнусь, наконец, и ткну пальцем в «клаву».
И всё таки добился ! Из угла на экран медленно всплыла давнишняя фотография флотских времён. На переднем плане Ваш покорный слуга, на палубе родного противолодочника при полном параде готов к увольнению на берег. На дальнем - теперь и вам знакомый Серёга, дружок мой, на высоком баке своей «каравеллы», живописно убранном субботней матросской стиркой, позирует безвестному фотографу.
И что же потом?
А дальше, что не говори, а Серёга всегда за флот стоял стеной, стоял, и во хмелю будучи, и на трезвяк. А вот флот его не сберёг. Отслужил он долг свой на страшном корабле с весёлым названием КВН. Уж неизвестно, остался ли такой ещё, кто смог бы правильно расшифровать эти три буквы, а те, кто служил на нём тем более… Корабль воздушного наблюдения - попросту морской лазутчик. Давно позабытый проект морского тральщика 254, переоборудованный в судно воздушного дозора, напичкан РЛС разного назначения.
На плохо приспособленном корабле нигде невозможно укрыться от мощных радиополей. По полгода это чудо флотской разведки в одиночку нагло «крейсеровало» своими предельными 14 узлами в проливной зоне Балтики и Северном море. Бельмом на глазу у Бундесмарины и иже с ней корабль этот «весёлых и находчивых» выслушивал, вынюхивал, выслеживал, засекал, фотографировал и… расходовал нещадно, как шагреневую кожу, жизни экипажа.
Серёга, благодаря своему «бычьему» здоровью держался долго. А Стасик тот, быть может, и по сей день, коптит столичное небо, да свои ратные «подвиги» вспоминает, а может, и в совете директоров какой-нибудь хлебосольной компании синекуру тянет за себя и за Серёгу – такие не тонут, да, чай, и в струе сегодня. Тогда уж, дай ему бог здоровья.