Путешествие со скоростью жизни

Анжелика Энзель
Когда я читаю твои книги, я вижу океаны, которые ты переплыл, задубевшую от соли одежду моряков, паруса, рывками взбирающиеся к небу под монотонный стук барабана. Долгожданную полоску земли.

Чугунный якорь исчезает в кипящей пене. Лодки, сверкая веслами, несутся к берегу.

Песчаные дюны с нитевидными следами ящериц. Твои ноги утопают в горячем песке, пока ты бредешь по направлению к городу.

Восточный дворец, шелка, ковры, молчаливые услужливые евнухи, легкомысленные  красавицы. Их смуглые животы,  легкий ритм покачивающихся бедер волнуют тебя. Звенят браслеты на щиколотках, манят за собой, но ты гость султана, ты не смеешь поднять на них глаза.
Твоя жизнь роскошна и безмятежна, твой сон охраняет гепард. Ты бродишь по сумеречным галереям, где каждый прячется от солнечного света, слишком яркого и жгучего, чтобы радовать.  Ты встречаешь ее в одном из путешествий по дворцу. Незнание языка, тихий смех, она касается тебя пальцами, что-то говорит, опять смеется. Ты начинаешь приходить туда каждый день, ты ищешь ее по всему дворцу. Гепард следует за тобой, почтительно отстав на полшага. Ты чувствуешь,  что она рядом, смотрит в прорезь тяжелых драпировок, где прячутся сотни  женщин, живых и мертвых. Проходят дни, недели, ты не сдаешься. Наконец, она выходит к тебе навстречу. Лицо ее сумрачно. Гепард резко приседает на задние лапы. Ты сдавленно кричишь, ты боишься, что он разорвет ее. Но зверь припал к ее коленям, оглушительно мурлычет, трется жесткими усами о ладони.

Твоим пальцам нужно тепло ее живота, и он совсем близко. Ты чувствуешь, как пахнет цветами ее дыхание, но красавица ускользает, а гепард нехотя обнажает огромные клыки. Ты так часто представлял себе вашу встречу, это скольжение сквозь легкие ткани шальвара, что теперь тебе не понятно, почему ты не можешь его закончить. Вероятно, причиной тому гнев султана. Даже измену в мыслях карает он сурово и беспощадно. Красавица и зверь полетят со скалы в море в одном мешке. Однако сквозь суженные глаза ее ты видишь, что это не страх: они смеются над тобой. Не поняли бледнолицей тоски. И не смерти боятся они на самом деле, а твоей любви, гнилой, как болото.


Много лет назад, когда мы путешествовали по темным катакомбам коммунальных квартир Питера, с их закопченными потолками и ржавыми язвами от подтеков на чугунных раковинах, нас окружали сотни людей. Они передавали нас из рук в руки, из кухни в кухню, и длинные общие коридоры вдруг обрывались в слепящий день, в котором я ненадолго теряла тебя, обмирая от сладостного мощного гула, что рос изнутри, разрывая мне сердце. Столько людей окружало нас. Многих уже нет в живых, и это странно.  Потому что никто из тех, кто летел тогда на свет твоего дара, не задержался в моей жизни. Стало быть, все равно что умер. Но те, кто теперь мертв по настоящему, уже никогда не встретятся со мной даже случайно. Я не натолкнусь на них в интернете и не успею подумать: боже мой, что с ними сделала жизнь, откуда это все огрубевшее… Многие так и остались нежными в гробу, в земле, в нашей памяти.   

Твои рассказы, которые они читали друг другу на кухнях, потому что интернет еще не вырос и не растянул свою паутину на миллиарды душ, были горькими, пахли похмельным спиртом и туманом с реки. Они резали криво и безжалостно как бутылочные осколки. Их населяли женщины, кошки, травы, пьяные матросы. И в каждом таком герое я узнавала свои черты, возлюбленные тобой.


Твой герой вновь садится на корабль. Он купец, он владеет шпагой лучше многих дворян, но на самом деле его душа равнодушна к кружевам Брабанта и сплавам Дамаска, и золото – не его страсть. Он просто странник, неутомимый Агасфер, какой-то ветер гудит в его крови, он счастлив только в пути.

Кораблекрушение. Волны выбрасывают его на берег, скалистый и холодный. На берегу его находят горцы и забирают с собой как добычу. Их королевство высоко в горах и там всегда зима. На скалах ничего не растет. Горцы живут охотой и грабежами. Правит ими королева, которая никогда не снимает корону. За долгое время тонкий обруч врос в ее лоб, и голова болит часто, но она носит его гордо, ибо королева всегда должна помнить, кто она такая.
Вечером на пиру разбойники приносят ему чашу с вином. В ней должно быть яд, потому что наутро твой герой просыпается отравленный. Он не может смотреть на королеву, он почти не может дышать в ее присутствии. Ему так больно и так сладостно, он грезит о ее прикосновениях, о милости ее взгляда. Однако, королева не смотрит на него, она проходит мимо, высокая и быстрая, ее живот подтянут, мускулистые руки могут держать большой лук и меч. Она едва замечает, что в королевстве появился чужак.

Ты должен идти, но не можешь покинуть ее. Ты остаешься среди дикарей, годами живешь с ними бок о бок, перенимая их привычки, забывая вкус изысканных блюд своей родины, одетый в шкуры, заросший бородой, уже совсем от них неотличимый. Твоя болезнь не проходит, яд пылает в крови, горят воспаленные глаза, ты не можешь прикоснуться ни к одной женщине, ты хочешь королеву.

И вот приходит день, когда она уступает тебе. Это подобно черной бездне, страшное падение, к которому невозможно привыкнуть. Былой голод не дает им насытиться. Круглосуточно полыхающий огонь, чадящее масло, бесшумные служанки, трение спин о бараньи шкуры. Королева учится подчиняться, слезы текут по ее худым щекам. Ей больно, потому что она уже поняла и знает, что яд покидает тебя. Как будто что-то разжимается, и он опять может дышать. Замечает юную служанку, чья маленькая грудь так приятно лежит в ладонях.

Морозное утро брезжит за пологом. Ветер наметает сухой снег к порогу. Королева хочет его казнить, но в последний миг останавливает своих абреков. Склонив лохматые головы, они возвращают тесаки в ножны и удаляются из ее покоев. Королева одна, в лоб врезается корона. Твой герой бежит узкими тропами, которые он изучил во время набегов в долину.


За годы, что прошли с тех пор, я почти забыла, что разлучило нас тогда. Гораздо более важным кажется мне то, что всегда объединяло. А это много: кофе, сопки, запах соли, серый цвет северного моря, подслащенная морозом брусника, сорванная с жесткими скорлупками листьев, трое мальчиков с площади, душные крымские ночи, где вместо крови течет терпкий черный Бастардо, сухая трава под ногами. И много сказанных друг другу слов, которые были тугими и налитыми как сочный плод, так что пустоте вовсе не оставалось места. Ни одного пустого слова не успели мы сказать друг другу.

И сейчас твои слова, твоя книга, словно код, открывают мне доступ к той молодой, с яркими глазами и надменно поднятой бровью. Легкие кольца волос ее падают на плечи, на ней джинсы и неизменная куртка цвета июльской ночи звездами внутрь. Она вся – чувство, она – отчаяние, она ищет свободу, но до нее еще далеко. Она любит смотреть в зеркало, пытаясь рассмотреть в своих глазах судьбу.

Теперь-то я совсем не подхожу к нему. Пыльное старое трюмо давно потеряло меня из виду. Иногда только по-прежнему смотрю себе  глаза. Они уже не такие яркие, но то, что в них появилось, не дает заметить устойчивую сухую сеть, в которую они погружаются все глубже с каждым годом.

Что-то острое и горькое растет у меня в горле. Как умеешь ты будить ту, что давно уже уснула во мне. Она беспокоит меня, задает слишком много вопросов. Один из них вечный: могла ли я остаться с тобой? Я знала ответ в тот самый момент, как приняла решение, и с тех пор ничего не изменилось. Ни разу я не пожалела об этом. А может быть, и не разрешила себе пожалеть.

Хотела бы я сейчас быть с тобой? - настойчиво спрашивает она, - чем моя нынешняя жизнь лучше той, что я потеряла?

Бессмысленно лгать самой себе. К отягощающим обстоятельствам относятся сны. Они всегда говорят мне, если с тобой беда. Благодаря им я чувствую, что связь между нами не прерывалась никогда, и видимо, уже не прервется.

Но ответ тот же. Нет.

Может быть, потому что только так я могу любить тебя безусловно.

Вот только мне хочется говорить с тобой. Мне кажется, это было бы правильно: сидеть друг напротив друга, разглядывать грани жизни, перекидывая друг другу светящийся между нашими ладонями земной шар.

Когда мы расстались, я потеряла друга, и это была самая страшная потеря.


Твой герой бредет по берегу океана. Люди долины отвергли его. У него нет денег, нет корабля, он один, заперт на проклятом острове, куда даже не заходят корабли, потому что дно вокруг острова прорезано растущими скалами и нет ни одного желающего посадить свой корабль на рифы. Он находит пристанище на берегу, в роще возле чистого ручья и ждет, что на горизонте появится какой-нибудь корабль. Тогда он бросится и поплывет к нему, проминая грудью уступчивую гладь океана. Но корабля все нет. Проходят месяцы и годы. Он ждет, глаза слезятся от бликов солнца, слабеют, стареют. Кураж оставил его, и, увидев, корабль он вряд ли осмелится плыть, но он все еще думает, что силен и бесстрашен, что он – прекрасный молодой авантюрист, купец, отливающий золотом, любовник королевы. Он считает свою хижину временным пристанищем и годами ничего не меняет в ней. Но она и есть его последний дом. Он умирает среди песчаных дюн неутоленный и вздорный. Растраченный.


Я закрываю последнюю страницу, наблюдая за смещением времени внутри себя. Прошлое, настоящее… Как тектонические платформы, наползая друг на друга, они вызывают землетрясения и цунами, и я ничего не могу с этим поделать, я могу только наблюдать. Когда-то все это закончится и там, где горели огненные реки, вновь прорастет трава.

Небо светлеет. Скоро взойдет солнце. В окно затягивает влажные утренние запахи. Я одеваюсь и иду на луг. Тяжелая трава наполнена росой. Я иду, будто плыву сквозь океан, дыша туманом, обрывая налитую водой паутину. Постепенно, высушенный солнцем, туман поднимается. Травы начинают пахнуть сладостно и тонко. Я хорошо различаю их ароматы. За те годы, что я живу у подножия гор, я научилась собирать травы наощупь. По запаху я понимаю, когда растение набрало силу. Все на земле имеет свой цикл, от зарождения до угасания, и запах помогает мне определить стадию развития.

К полудню я ухожу совсем далеко. Трава становится твердой и колкой, как моя бритая голова. Я ложусь среди сочных стеблей. В вышине у самого солнца носятся стрижи. Небо безгранично и безоблачно. Мне хочется остаться тут до ночи, почувствовать томящий запах ночных фиалок и флоксов, увидеть, как сменяют стрижей летучие мыши, неуловимой тенью прошивающие круглую голову луны.

Но я не могу задержаться дольше. Сегодня суббота, и скоро за моими травами приедут люди. Они хотят, чтобы я вылечила их тело, а я пытаюсь лечить душу, потому что такова последовательность. Помогает далеко не всем, но они все равно едут. Некоторые пытаются остаться,  поселяются рядом, помогают. Я не возражаю. Но все же радуюсь, когда они уезжают.

В новостях я видела, как ты справляешь юбилей. Вся твоя огромная семья собралась в доме. Дети, внуки. Они все похожи на тебя, но в них нет твоей тоски. Возвышенные, прекрасные лица, будто не люди, а короли и эльфы из древних легенд. Как удалась тебе эта красота? Ты отражен во всех этих лицах, так же, как и в своих словах. Ты наполнил собой землю так густо, что она не скоро забудет тебя.

На руку мне садится бабочка-лимонница.  Некоторое время мы идем сквозь луг вместе. Потом она взлетает и растворяется в солнечном свете. Такая легкая, что моя рука уже не помнит ее тяжести.