Была просьба читателя уточнить географию. Это Средний Урал, а мой родной город тогда назывался по партийной кличке одного большевика. После ГКЧП городская дума 4 сентября вернула имя, которое дали отцы-основатели Татищев и де Генин. Это Екатеринбург с его Уральским госуниверситетом и Уральским филиалом АН. На знаменитых дрозоорах я не мог быть по молодости (у Капицы были капичники, а у Николая Владимировича, как он сам говорил, орали- поэтому ор- по поводу плодовой мушки, на латыни она называется дрозофила, отсюда дрозоор), и проходили эти дрозооры в Миасово (это геолого-минералогический заповедник). Фамилия Тимофеев-Ресовский была на слуху тогда, но как? Декан факультета негодовал- зачем слушать человека, который получал награды от Гитлера? Партия-профсоюз-комсомол активно поддерживали клеветнические утверждения. А КПСС и советская власть умело организовывали эту клевету. И направляли: “простые советские люди” писали доносы на тех, кто организовывал лекции Тимофеева-Ресовского или ходил слушать их. Сообщить органам- так это называлось. Можно было и вылететь из ВУЗа за несоветское поведение. Да лучше посмотреть фильм “Белые одежды”- атмосфера тех лет дана узнаваемо.
Как был одет Николай Владимирович, не помню. Да это тогда мало кого интересовало, все одевались примерно одинаково. Как попал Николай Владимирович с лекцией в наш университет, не знаю, а спрашивать было рискованно, вызовешь подозрения- не стукач ли. В отличие от тихой и спокойной Елены Александровны, Николай Владимирович вскакивал и начинал быстро ходить по комнате в разных направлениях, громко говоря. Речь его была сочная, выразительная, он хорошо передавал окающий говор, умело вставлял устаревшие слова. Ощущение от его речи у меня хранится (то есть чувства), а вот сама речь- нет. Говорят, что он чудесно пел, но я ни разу не слышал его пения.
Однажды Николай Владимирович заговорил- не думаю, что специально для меня (хотя он и видел, что я интересуюсь английским и аспирантками, а не дрозофилами), скорее всего, это было привычное рассуждение вслух- о некоем исследователе (если и была названа фамилия, то мне она ровным счётом ничего не говорила, а потому и не засела в памяти), который выбрал себе объектом исследований животное, очень важное для народного хозяйства. Но так как потомство оно даёт через 20 лет, то скорых результатов ждать не приходится, зато работа и зарплата этому исследователю обеспечена. А вот у дрозофилы результаты в течение месяца, да ещё и не в виде единичного факта, а как приемлемая для статистической обработки выборка (это произвело на меня нужное впечатление).
Позже он поинтересовался, умею ли я окрашивать препараты. Аналитическая химия (среди многих химий на нашем факультете) безраздельно царила в то время у меня в голове, и окрашиванием я конечно же владел. Тогда мне показал кто-то из аспиранток (Лина, скорее всего) эту процедуру на примере личинок- именно тогда у них гигантские хромосомы, легко различимые под микроскопом.