Сентябрь в этом году был теплый, летне-солнечный. Природа как будто пыталась отдать долг за позднюю и холодную весну. И все равно – Майка осень не любила. В начале осени она становилась на год старше, а это уже давно перестало ее радовать. Да и каким бы хорошим ни было начало осени, но приближало оно дожди, ветры, свинцовые волны на Неве и свинцовую тоску в душе.
В этот день Майка проспала, лихорадочно собираясь, пролила кофе на юбку, гладить другую времени уже не было, пришлось переодеваться в джинсы, хотя был четверг, а не пятница, «джинсовый» день, когда строгий дресс-код разрешалось слегка нарушить.
На автобус Майка опоздала, пришлось ехать на маршрутке, замирая от ужаса смотреть, как джигит-водитель под мелодии родных гор, назойливо гремящие из приемника, одновременно завтракает бутербродом, разговаривает по мобильнику, собирает деньги за проезд и между этими важными делами успевает рулить. К офису она почти подбегала, на ходу доставая из сумки пропуск и ключи от кабинета. Улыбаясь и кивая, помахала пропуском секьюрити Диме – симпатичному «шкафчику» лет двадцати пяти, получив в ответ улыбку и ежеутреннее: «Привет, Майка!»
У лифта встретила девочку из отдела сбыта. Хмыкнула собственным мыслям – к полтиннику катит, а все «девочки». Лизавета похвалила Майкину блузку, повздыхала: «Тебе хорошо, с твоей фигурой все себе позволить можно. Майка! Шеф ничего не говорил о корпоративе, кого из артистов пригласили, а? Ну колись!» Майка поулыбалась, пожимая плечами: «Понятия не имею!» Судя по выражению лица Лизаветы, та ей не поверила. У шефа Майка была лицом доверенным и проверенным, все это знали. Еще бы – вместе уже почти четверть века работают!
Майка и Давыдов познакомились в коридоре перед отделом кадров в первый же для обоих рабочий день. Кадровичка опаздывала, вот и разговорились. Давыдов тогда страшно нервничал – распределение после института у него было в головное НИИ, но там что-то не сложилось, вот и спихнули молодого специалиста в филиал. Майка его успокаивала – она-то эту контору уже знала – была здесь на практике, сюда и попросилась после техникума. Потом оказалось, что их в один отдел направили, через год Давыдов стал и.о. начальника отдела, потом и начальником… С Майкой у них сложились удивительные отношения – как парень-девушка они друг друга не привлекали абсолютно, может потому, что в момент знакомства у обоих крутились бурные романы с любовью «на всю жизнь», а когда через год у Давыдова роман закончился, Майка уже собиралась замуж, да и принцип у нее был – с начальством ни-ни. А вот взаимная симпатия осталась на всю жизнь.
Давыдов - а Майка так начала его называть в первый же день, ну не выговаривалось у нее затейливое «Всеслав Станиславович», а звать просто по имени субординация не позволяла - оценил способность Майки приводить в идеальный порядок любые бумаги и быть со всеми ровно-дружественной. Уходя через пять лет на повышение, Давыдов забрал с собою Майку. Так и пошло – куда бы не бросала судьба Давыдова, Майка шла за ним. С его же подачи институт закончила: «Мне свой бух нужен, кому я верить смогу, помоги, Майка!» Давыдов тогда свое дело надумал открывать, идеи были, а вот людей надежных найти было сложнее. Майка сначала поотнекивалась : «Давыдов, я и цифирь – скажешь тоже!», потом втянулась.
Время до обеда пробежало незаметно, Майка охнуть не успела – в начале месяца всегда на нее наваливался девятый вал неотложных дел. Из сладостного мира цифр ее вырвал телефонный звонок: «Майка! Если что-нибудь подписать – неси, я через полчаса уеду до конца дня». Давыдов в своем репертуаре!
Схватив папку с бумагами на подпись, помчалась по коридору, на ходу поднимая очки на манер ободка для волос. Очков Майка не то чтобы стеснялась, но … Врач-окулист, к которой Майка обратилась, когда стало ясно, что текст на компьютере «плывет» не от усталости в конце дня, а с самого утра, бодро сказала: «Ну, ничего страшного – обычная стар…ой, простите, возрастная дальнозоркость…» и выписала очки.
Майка, смеясь, рассказывала всем эту историю, пока Егорка не сказал: «Мамуль, не рушь интригу, не упоминай возраст!» Егорка всегда представлял ее своим знакомым просто: «Это моя Майка, прошу жаловать! » Глядя на хрупкую Майкину фигурку, на растрепанное каре рыжих волос, на веснушки, не исчезавшие даже зимой на ее носу, большинство принимало ее за Егоркину старшую сестру. Сыну это льстило – ни у кого из его приятелей такой молодой мамы не было! Такой, как его мама - умной и все-все понимающей вообще больше ни у кого не было, в этом Егор был уверен с самого детства. И Майка была уверена – такого, как ее Егорка, ее личного чуда, ни у кого не было. Очень они друг друга любили и хорошо понимали друг друга.
Дверь в приемную была приоткрыта, Майка притормозила перед ней, выравнивая дыхание, а потом и вовсе остановилась, услышав, о чем разговор идет. Секретарша Ниночка, ее подружка Наташа из снабжения и Люсенька-курьер обсуждали ее, Майку. Колючие, насмешливые и обидные слова сыпались, как крупинки гречки из прорванного мешка, больно царапали, стукаясь о Майкину голову. Самым ужасным было то, что говорилось все это спокойно-лениво, без злости, как давно понятное и бесспорное. А еще то, что называли ее эти соплюхи, почти ровесницы ее сына, «Майкой».
Услышав, что на корпоратив ей и вовсе ходить незачем – все равно придет одна, поотирается у стены с полчаса и смоется домой носки вязать, ну а что ей, такой нелепой тетке еще вечерами делать? – Майка подняла опущенное лицо с предательски пылавшими щеками и толкнула дверь в приемную. Не обращая внимания на вскинувшуюся навстречу Ниночку, прямо прошла в кабинет к Давыдову. Тот быстро подписал, не читая, все принесенные Майкой документы и, вставая с кресла, начал: « Майка…» А больше ничего не успел сказать, Майка громко и зло поправила: «Меня зовут Майя Михайловна, Всеслав Станиславович! Не майка и не фуфайка!» Давыдов прищурился, вздохнул и извинился. Продолжать разговор не стал, взяв кейс, вышел вместе с Майкой в приемную.
- Нина, пригласительный для Майи Михайловны у тебя? Отдай, пожалуйста, сейчас, Майи Михайловны завтра не будет, у нее важная встреча…
Майка удивилась, но вида не подала, подумав, что все-таки умный мужик Давыдов, все моментально понял, просчитал и выводы сделал. А Давыдов еще и добавил :
- Майя Михайловна, я Вас в машине подожду, мне налоговая по пути. Не задерживайтесь, пожалуйста, я спешу. Остальным дамам – всего хорошего!
И вышел, оставив «присутствующих здесь дам» в недоумении. Ниночка, фыркнув под нос что-то нелестное в адрес шефа, протянула яркий конверт:
- Вот, пожалуйста, Майка…
- В данной фирме я работаю главным бухгалтером и попрошу называть меня по имени-отчеству!
- Извините, Майя Михайловна, больше не повторится - Ниночка недаром три года у Давыдова секретарем работала, понимала, когда задний ход дать необходимо.
В машине Давыдов долго молчал, а когда остановились у витой решетки налоговой, сказал:
-Завтра не выходи, отдохни, перышки почисти – к нам на корпоратив несколько нужных человечков придут, тряхани их, ты же можешь, а? Ну, как раньше, лады? Очень надо!
- Старая я, Давыдов, старая нелепая тетка…- Майка все это время старательно давила в себе желание разреветься. Не заплакать, эффектно моргая мокрыми ресницами, а именно разреветься, шмыгая носом и размазывая соленую влагу кулачком по щекам, по-щенячьи подвывая.
-Мы об этом послезавтра в ресторане поговорим, после того, как танго сбацаем! Хорошо? Все, бух ты мой главный, иди, отстаивай родной счет от излишнего внимания налоговых органов, я в тебя верю!- Давыдов улыбнулся.
- Лене привет передавай! До свидания и … спасибо тебе, Давыдов! – Майка уже собралась и была готова жить и бороться дальше.
Боевого настроя хватило ровно на посещение трех кабинетов важного учреждения. Выйдя на улицу через два часа, Майка опять была в миноре.
« Правы, ой как правы девчонки эти! Мне только и осталось, что носки по вечерам вязать… Когда я последний раз в театре была? С кем-нибудь «мужеска полу»? Не помню… Давыдов - тоже, танго ему! В офисном костюме или в джинсах танго «бацать»? А выходное зеленое – так это платье уже как униформа, на всех праздниках я в нем, «В траве сидел кузнечик…» сисадмин Костик недаром на майские спел… И все на меня оглядывались… Надо новое что-то… А Егорке зимнее нужно, старая куртка совсем уже… И обувь посмотреть – как он умудряется за сезон в хлам разбивать ботинки?» - мысли потекли привычным руслом хозяйственно-бытовых дел.
Очнулась Майка у решетки Таврического. И как сюда дошла – не заметила? Вдруг вспомнилось детство, как мама водила Майку в Таврический сад «на фигурное». Мода… Тогда все девочки «из приличных семей» занимались фигурным катанием, музыкой и английским языком.
Музыка у Майки не состоялась по причине полного отсутствия слуха, английского хватало в школе, а вот в коньки она просто-таки влюбилась. Любовь, благодаря Майкиной природной настырности, оказалась взаимной, и до пятнадцати лет Майка успела стать кандидатом в мастера спорта, выступить неплохо на республиканских, и даже на всесоюзные съездила, в тройку не вошла, но и девятое место было неплохим результатом. Глядя по телевизору олимпийские, представляла себя на пьедестале, как она с букетом стоит, а в ее честь гимн страны играют…
А потом случился тот проклятый люк…Сложный перелом голени, аппарат Елизарова, год реабилитации… В спорт Майка уже не вернулась, время подошло решать, чем в жизни заниматься – ей в принципе было все равно, если уж мечта рухнула… А техникум – вот он, по их улице, через два дома, вот Майка и пошла туда. А дальше жизнь покатилась своим извечным колесом – техникум закончила, работать пошла, влюбилась без памяти, замуж вышла, Егорка родился…
Майка медленно брела по дорожкам сада, погруженная в прошлое.
Вспомнился Сашка, не тот, что на суде долго перечислял, что из вещей покупал он и его родители, а тот худющий, высоченный парень, что таскал ей на свидания охапки ромашек и целовал так, что ноги слабели в коленках, а потом после ЗАГСА нес ее на руках на пятый этаж …
Когда все кончилось, когда вместо родных глаз, полных любви и понимания, на нее посмотрели глаза чужого? Не просто постороннего человека, а именно ЧУЖОГО, чуждого Майке и ее жизни? Где, когда случилась эта точка невозврата в любовь? Может тогда, октябрьским дождливым вечером, когда впервые замотанная работой, учебой и домом Майка, не успевающая даже поесть как следует, на недвусмысленный Сашкин призыв: « Помурлычим, киса?», рявкнула: «Больше мне делать нечего, отстань, спать хочу!» Он тогда психанул, ушел из дома, пропадал где-то сутки … Помирились, конечно, но что-то ушло - невесомое, трепетное, юное…
А может тогда, в феврале, когда непьющий Сашка стал каждый день приходить «подшофе»? Майка сначала молчала, потом начала свариться… Дальше – больше, к лету они почти не разговаривали, Майка перебралась спать в комнату Егорки, ей было не до разборок, сессия на носу, на работе полный завал, шестилетний Егорка болел без продыху… Солнечным июльским днем Сашка ушел, брякнув на кухонный стол ключи и сказав только: « Мне жена нужна, а не студентка».
Осенью они нехорошо развелись.
Майка всегда винила во всем себя - недолюбила, не объяснила, проглядела… Да что уж, раз ушла любовь, значит невелика была и жалеть нечего, решила тогда она… Сейчас Майке было жалко и себя, дурочку наивную, верившую в то, что для того, чтобы стать семьей двоим достаточно любви, и Сашку, привыкшему в родительском доме к чистым рубашкам и вкусным супам, появляющимся без каких либо усилий с его стороны, жалко было … Так уж было заведено в его семье – отец был добытчиком, а все остальное обеспечивала мать.
У них с Майкой так не получилось …
С сыном Сашка виделся, нечасто, правда, но не забывал. От общих знакомых Майка знала, что через три года после их развода Сашка женился, купил дом в ближнем пригороде, у него росли два сына. Егорка несколько раз ездил к отцу в гости, а лет с пятнадцати встречался с ним только в городе, ходил с ним на футбол, поболеть за «Зенит», позже – в спортбары, пива попить, поговорить о мужском, а в дом отца – ни ногой. Майка как-то раз спросила, сын ответил коротко: «Душно там, мам». С братьями отношения у сына не сложились, может из-за разницы в возрасте, может из-за чего-то еще…
У Майки за эти восемнадцать лет после развода было два романа. Первый – с руководителем ее диплома. Про себя Майка честно окрестила их кратковременную любовь «баш на баш». Диплом был написан и защищен ею почти без усилий, Павел помог, да перед собой лукавить нечего – сделал все за нее. В ответ получил на эти полгода жадную до плотского, веселую и умную любовницу, с которой не стыдно было появится в холостякующей компании. Разошлись как-то тихо, просто он перестал звонить и звать ее в гости, а она и не навязывалась…
Почти в сорок с ней случился «приступ любви». У каждой женщины в жизни обязательно бывает «неподходящий мальчик». Антон и был таким для Майки. Правда, обычно «неподходящий мальчик» появляется в юности, с нею и проходит, а у нее… Он был на пятнадцать лет младше, с ним она вновь почувствовала себя юной и бесшабашной. Встречать и провожать белые ночи на набережной, слетать осенью на юг на три дня, встретить Новый год в дачном домике у стреляющей сердитыми искрами печки, в полупустой электричке ехать весной за березовым соком – все это Майке было в радость.
Радость кончилась через год, когда окончательно потерявшая голову Майка познакомила Антона с сыном. Нет, Егорка не вредничал, он был искренне рад за мать, рад был видеть ее такой легкой и веселой. А вот для Антона… Одно дело – цифра в паспорте, цифра и цифра, кому она мешает, а другое – зримое воплощение этой цифры, взрослый парень, почти ровесник, баском обращающийся к твоей девушке «мама»…
Да и родители Антона забеспокоились, в доме начали появляться «хорошие девушки», дочери сослуживцев и приятелей. На одной из них Антон и женился еще через год.
Майка тогда рухнула в отчаяние. Ей казалось – все, жизнь кончилась, осталось доживание, призрак седой бабульки в белом платочке на лавочке у дома становился реальностью.
Давыдов спас – затащил как-то в клуб любителей танго. Жена Давыдова, Лена, с детства серьезно занималась танцами. Став солидной замужней дамой, от своего увлечения не отказалась, просто перешла в любительскую лигу. Собирались раз или два в месяц серьезные, о-очень взрослые люди и от души танцевали. Майка как-то сразу и легко влилась в их компанию, быстро освоила танго, сказался спортивный опыт. А потом увидела, как Ленина подруга танцует «танец живота» и все, пропала Майка года на два, пока не освоила и это.
Новые впечатления, новые знакомые, желание побыстрей стать в новом увлечении «не хуже людей», а еще – костюмы для танцев… За всем этим образ потерянного безвозвратно Антона как-то побледнел, призрак седовласой старушки и вовсе растаял. Осталось легкое, кружевно-зеленое чувство печали о несостоявшемся.
Больше мужчин в майкиной жизни не было. Нет, был один, самый важный для нее, самый любимый мужчина – ее сын. Но это, как говорится, другая песня.
Майка присела на скамейку. Ноги гудели, внутри нарастало тянущее чувство тоски. Мимо прошли две девушки, почти девчонки, весело и громко что-то друг другу говорившие. Юные, беззаботные…
Что-то взорвалось внутри и Майка, уткнувшись в спинку скамейки, разревелась. В голове назойливым рефреном звучало только «Почему?» Под это подходило все : и отсутствие нового «парадного» платья, и злые слова молоденьких сослуживиц, и рухнувшая когда-то мечта, и отсутствие в ее жизни мужского родного плеча, куда можно было бы выплакаться… От обиды на весь свет Майка даже начала тоненько подвывать.
-… слышите? Ну что за горе у нас? Посмотрите, какой чудный день, на небе ни облачка, а Вы дождик развели. Ну, хватит, хватит.. Что случилось? С парнем поссорились? Если навсегда – так уже поздно плакать, а если помиритесь – так чего ж слезы лить? В любом случае - не стоит Ваших слез...- Мужской низкий голос пробивался через гул слез и майкин скулеж.- Ну, что, я угадал, поссорились? – Майка помотала головой. – С родителями не уладили?
- С собой – она сама свой голос не узнала, хриплый и севший от слез.
- У нас с Вами много общего – я тоже сегодня с собой не в ладу, грустно что-то, только вот плакать не могу. – В голосе слышалась улыбка. – Чем так уж себе насолили, а? Все можно поправить, поверьте моему опыту. У такой девушки не должно быть причин для слез. Все образуется.
Майка подняла голову и посмотрела на обладателя такого красивого голоса, явно принимавшего ее за молоденькую дурочку. «Не может быть!» - мелькнула мысль, и Майка, шмыгая носом и пытаясь вытереть лицо ладонью, уставилась на утешителя. В годы золотого детства они с подружкой обожали фильмы про индейцев, снимали такие на гэдээровской студии «ДЕФА», с югославским актером Гойко Митичем в роли самого главного благородного индейца. Вот этот благородный индеец Гойко Митич и сидел сейчас рядом с Майкой. Те же чеканные черты лица, выразительные глаза, только в черных волосах – заметная седина, что, впрочем, не портило этого Чингачкука, а придавало ему еще больше шарма. Майка, поняв, что уставилась на мужчину совсем уж неприлично, опустила взгляд и начала рыться в сумочке, разыскивая такой необходимый сейчас платок.
- Ну вот, так-то лучше. Возьмите.- Перед Майкой оказался белый прямоугольник носового платка.
- Спасибо! – буркнула она и высморкалась. Сообразив запоздало, что сделала, подняла глаза и встретила насмешливую улыбку Чингачкука. Вдруг вспомнился бородатый анекдот : « Будет тебе Гойко Митич!». Майка против воли не сдержалась и хихикнула.
- Спорим, я угадаю, о чем Вы сейчас подумали?- мужчина внимательно посмотрел на майкино розовеющее лицо и рассмеялся.- Да не смущайтесь, что на Митича похож я знаю, просто последнее время так явно никто не показывает это – подзабыли индейца. Давайте знакомиться – меня Григорием Северьянычем зовут, можно просто Григорием. А Вас?
- Май… Майя Михайловна, можно просто Майя.- Майка по привычке протянула руку, смутилась еще больше и уткнулась в сумку, пытаясь найти в ней пачку влажных салфеток. Отчаявшись, начала выкладывать содержимое сумки на скамейку – папку с документами, электронную книгу, шелковую косынку, большую косметичку, связку домашних ключей, кошелек…
- Знаете, пчелка Майя, я с юности люблю фэнтази, так вот там многие авторы описывают весьма нужный артефакт – бездонную сумку, сколько бы в нее не положили, не меняет веса и внешнего вида. Вы, случаем, не из параллельной реальности?
- Сейчас лицо вытру и буду из этой реальности.- Майка наконец-то разыскала салфетки – Не смотрите пока на меня, заикой останетесь. А… Почему «пчелка»?
- А Вы не помните этот мультик? У меня дочь очень его любила.
- Помню, моего сына тоже было от телика не оторвать…
- Кстати, пчелка очень любила сладкое. Вы как насчет мороженого?
- Я бы сейчас и от котлеты не отказалась. – Буркнула Майка, вдруг ощутив, что есть очень хочется.
- Котлету не обещаю – а вот шашлычок обеспечу. Пойдемте, здесь в кафе на горке неплохой шашлык делают.- Григорий встал и протянул ей руку. – Вставайте-вставайте, не отказывайтесь, Вы не забыли – я тоже в миноре, а лучший способ улучшить настроение…
- Люблю повеселиться, особенно поесть? – Майке начинал нравиться этот Чингачкук, во всяком случае, отвлечь ее от грустных мыслей у него получилось. – А пойдемте!
Майке давно ни с кем не было так … уютно, что ли. И беседовать, перескакивая с темы на тему, находя все больше общих точек, и есть действительно вкусный шашлык, запивая каким-то кисленьким вином, и даже просто помолчать, насытившись и едой, и разговором, с Григорием оказалось как-то ловко, не напряжно. Даже то, что он почти не отводил свои карие глаза от ее лица, Майку почти не смущало. Вот только когда счет принесли, получилось неловко.
- Обидеть хотите? Я конечно не Рокфеллер, но на шашлык у меня пока хватает. - Григорий отвел майкину руку от папочки со счетом, вложил купюру. – Девушка, возьмите. Пойдемте, Майя, провожу Вас домой. – Сухо произнес он.
- Сама доберусь... Ну, не обижайтесь, я не хотела… пожалуйста, я сто лет с кавалером в кафе не была, привыкла к складчине.. – Майкин голос падал и падал, последние слова она почти прошептала.
Мужчина остановился, пристально посмотрел на Майку .
- Это Вы на меня не обижайтесь, я что-то… не туда… Майя, мир? – И он протянул ей руку с согнутым мизинцем.
- Мир! А … если не очень нагло с моей стороны – прогуляемся еще по парку? – Майка сама от себя не ожидала такой прыти.
-Опередили! Только встречное предложение – я на машине, поехали на залив?
- Поехали! Только я в машине молча не умею ездить – все время пытаюсь штурманом побыть. Вы внимания не обращайте, ладно?
- Постараюсь, но не обещаю – не обращать внимания на хорошенькую женщину мне пока еще трудно, может лет через … Когда уж совсем в тираж выйду!
Майка чуть покраснела, давно ее никто «хорошенькой» не называл. Приятно!
В машинах она не разбиралась, но этот черный монстр был явно не «Волгой». В салоне пахло лимоном и кожей, а в кресле могла поместиться еще одна Майка. Как-то не очень монтировалось это с Григорием в джинсах и клетчатой ковбойке, по ее представлению в таких машинах ездили люди в костюмах и галстуках, бросая на заднее сидение кейсы со сводками котировок…
- Разрешите?- Мужская рука что-то нажала и ремень безопасности оказался на месте. – Что притихли? Музыку включить или это помешает штурманить ?
- Включайте, только не громко. А …это Ваша машина ?
- Нет, я ее угнал ради нашей прогулки. Пригнитесь, будем уходить от погони…
- «Нас не выдадут верные кони, вороных уж теперь не догнать». – Нет, мозг скрылся за поворотом, помахав ей рукой, Майка сама от себя не ожидала такой раскованности. Скосила глаза налево, пытаясь увидеть реакцию Григория.
Он улыбался. Майка немного успокоилась, подумав : « Ну и что? Это так, разовое приключение, больше я его и не увижу никогда, нечего стесняться»
… Такого вечера у Майки не было очень-очень давно. Где-то на стадии бросания камушков в воду залива они перешли на «ты», удивительно просто для Майки, с ее-то любовью к подчеркиванию дистанции с мужчинами. После этого уже не было странным или неловким рассказать все о сегодняшнем утре, о своих обидах. А потом и вообще о себе, о сыне, о Давыдове… И о корпоративе, и о платье…
Григорий умел замечательно слушать, очень точными и короткими вопросами направляя бурный поток майкиного рассказа в нужное русло. О себе он почти не говорил, Майка только поняла, что он живет один (да, почему-то это порадовало), работает «тоже с цифрами», дочь замужем где-то далеко за границей. К концу прогулки Майка совсем успокоилась, в голове выработался четкий план действий на завтра по приведению себя в состояние «Я – очень даже ничего».
- Ну, приехали. Куда ты? Сиди, дай за тобой поухаживать, а то совсем квалификацию потеряю с такими самостоятельными женщинами.- Григорий вышел из машины, обошел ее и открыл дверь с майкиной стороны, протягивая руку.- Прошу, сударыня. Нет, погоди, куда, «До свидания»? Во-первых, ты ничего не забыла? А телефон? Пчелка, я конечно смогу тебя найти и без него, но зачем? Так, записал, лови! Пчелка, тупишь – зафиксируй мой номер! Дай я сам – как бы написать… А, знаю – Гойко Митич, точно не забудешь кто это. Во-вторых, не возражай – я провожу тебя до квартиры, не бойся, на чай не напрашиваюсь, поздно уже. Не боишься? Храбрая пчелка… в следующий раз. Ну, вот теперь – до свидания, спасибо тебе за вечер, Майя.
- Спасибо тебе… И позвони, пожалуйста, когда доедешь – я буду волноваться.- Майка страшно устала, день был такой большой и насыщенный, но расставаться с Григорием было грустно. И не поцеловал… Ой, а разве ждала?
Он не позвонил – прислал смс : «Дома, все в порядке, спокойной ночи, пчелка Майя! Индеец»
Следующий день был заполнен с утра до вечера приятной маетой. Во-первых , салон красоты, где Майку крутили-вертели, выпустили через четыре часа настоящей дамой – с маникюром, с педикюром, с новой модной стрижкой, с новыми бровями… Красотка! Во-вторых, несколько магазинов, где Майка основательно тряхнула свою заначку – было приобретено новое вечернее платье, туфли и сумочка под него, и, как апофеоз безумного шопинга, комплект дорогущего белья. Домой добралась к восьми вечера, буквально падая. И ведь есть любители шопинга, как им удается не умереть от усталости? Уже в кровати вспомнила Григория, прошлепала босиком до сумки, достала телефон… Четыре вызова и смс!
Не успела открыть и прочитать, как раздался звонок:
- Майя, добрый вечер! Ты на меня обиделась? Трубку не берешь. – Григорий!
- Нет, что ты! Я целый день бегала по магазинам, а телефон дома оставила, в другой сумке… Ой, добрый вечер! – Майке даже жарко стало от низкого мужского голоса из трубки. – Как у тебя дела?
_ А знаешь, пчелка, ты мне удачу принесла- удалось разрулить одно нехорошее дельце… Ну, впрочем, я не об этом. Слушай, возьми меня на свой корпоратив, а? Удобно? Обещаю вести себя хорошо, буду делать умное лицо и улыбаться. Так как, возьмешь?
- Ты серьезно? Не шутишь? Я.. я очень рада буду… Только… у тебя костюм есть? Ну, в смысле мне-то все равно, но принято.. - Очень неудобно получается, Майка даже покраснела.
- Смокинг или пиджак? Надеюсь, не фрак? Вот фрака у меня точно нет, а с остальным – разберемся. – Григорий явно веселился.
- Да какой фрак! Просто - не в джинсах, так повелось… Прости, Григорий, я, наверное, бестактная..
- Все нормально, пчелка! Во сколько и куда подъезжать? Во сколько? Ты меня прости, я завтра работаю, так что за тобой заехать не смогу, подъеду прямо к ресторану. Я позвоню тебе завтра, телефон взять с собой не забудь! Спокойной ночи, Майя, отдыхай!
- Спокойной ночи, спасибо тебе. – Последние слова Майка говорила уже в гудки.
Субботний день промелькнул, не заметила. Завтра должен был вернуться из отпуска Егорка, значит, дома должен быть обед, сама-то Майка обходилась салатами и кефиром, в холодильнике было пустовато. Универсам-кухня-универсам-кухня-плита… Звонок Григория – он уточнял еще раз время. Потом – ванна, с ароматической солью и пенкой, на лицо – маску…
Ой, уже четыре часа! Одеваться, краситься… Майка посмотрела на себя в зеркало и … не узнала себя. Как оказывается приятно не узнать себя в зеркале! Вместо тощей серой, нет, точнее – рыжей, мышки в зеркале отражалась изящная дама в фиолетовом вечернем наряде с довольно смелым декольте. Глаза у дамы сияли предвкушением вечера. Майке дама эта так понравилась, что она даже вызвала такси, решив, что такие создания небесной красоты на автобусах не ездят.
… Майка медленно выплывала из чего-то теплого, пронизанного светом, сознание колыхалось на той грани, когда уже понимаешь, что просыпаешься, но не хочется покидать уютное состояние полусна-полуяви, наполненного неясными образами . Вздохнув, она открыла глаза и сразу же зажмурилась, вспомнив все. Она была не дома. ..
В ресторан она вчера опоздала на добрые полчаса, пробки в городе вечером в субботу для всех не новость – об этом могла забыть только Майка. Григория перед входом не было. Майка подождала минут десять, вздохнула : «Не судьба!», и отправилась в зал.
Там уже вовсю шло веселье – Давыдов, сказав тронную речь, вручал призы «за достижения». Это было уже традицией – практически все работники в часть дня рождения фирмы получали не просто конвертик с некой суммой, а еще и веселые статуэтки - «Самому мудрому снабженцу» (хрустальная сова) или «Мистеру Обаяние нашей фирмы»( обезьянку с зеркалом).
- А нашему главбуху… Майя Михайловна подошла? Майя Михайловна…э-э…- найдя Майку взглядом, Давыдов на минуточку смешался , но быстро взял себя в руки, и, улыбаясь, торжественно провозгласил – «Самой обаятельной и привлекательной» в этом году объявляю нашу Майю Михайловну! Думаю, никто возражать не будет? Фарфоровая лань – Ваша!- и вручил статуэтку Майке, под смех и аплодисменты.
Еще неделю назад ей бы было очень приятно получить эту лань, чувствовать на себе удивленно-восхищенные взгляды сотрудников и ревниво-колючие – сотрудниц, а сейчас ей было… Пусто ей было, обидно и пусто внутри, как бывало в детстве, когда вместо долгожданного бадминтона или говорящей куклы получала она на день рождения новую куртку, вещь красивую и нужную, но не праздничную.
Уже выпили за процветание фирмы, уже пропели куплеты о мудром и щедром руководстве, уже показал два своих фирменных фокуса с исчезновением часов и платков сисадмин Костик, а Майка все оглядывалась на двери…
- А сейчас – танго! – торжественно провозгласил Давыдов и под томительно-страстную мелодию пошел к Майке.- Разрешите пригласить Вас, прекрасная дама!- и тихо добавил, чтобы только она слышала – Серьезно, Майка, ты сегодня… Я сражен!
«Ну почему так получается – почему у меня всегда облом?»- думала Майка, а тело уже жило своей отдельной жизнью, рисуя в умелых руках Давыдова страсть и нежность танго.
В старом латинском квартале,
В странном пустынном отеле,
Встретились мы - две печали,
И провели две недели…
Последняя «дорожка», короткий разворот – и Майка распластана на бедре Давыдова, смотрящего на нее туманными глазами, еще полными музыкой и романом длиной в танец. С минуту в зале было так тихо, что слышно было тяжелое дыхание Давыдова, а потом все взорвалось аплодисментами и криками «Молодцы! Браво!» Давыдов, аккуратно поставив Майку на ноги, склонился в церемонном поклоне : « Ты была бесподобна! Я так еще не танцевал – спасибо!» И руку ей поцеловал. Тут Майка и увидела Григория.
Он стоял у входа в зал с каким-то квадратным господином и чуть прищурившись, как на огонь, смотрел на Майку. « Господи, а глаза-то злые какие! На кого он злится-то?»
- О, неужели? Майя Михайловна, пошли я тебя представлю нашим гостям. Лена ! Ты видишь, кто приехал? Похоже, тендер наш! ¬- Лена уже подошла к ним и улыбаясь, кивнула.- Что бы это значило, а? Кароль никогда ни к кому на корпоративы не приходил, говорят и в своей фирме его там не видели лет сто… Григорий Северьянович, Борис Исаевич! Рад вас видеть! Разрешите представить вам, дамы… - Давыдов моментально превратился в лощеного господина с безупречными манерами. Майка знала, что он так может, но не любила все эти «цирлих-манирлих» и Давыдова в эти моменты, уж очень фальшива была радость в его голосе.
- Очень рад познакомиться с такой очаровательной дамой! Леночка, ну а Вы ,как всегда, – цветете!- квадратный Борис Исаевич улыбался так широко, что Майке на мгновение стало его жаль – больно же так рот растягивать…
- Майя Михайловна,- склонился к Майкиной руке Григорий - я прошу у Вас прощения за опоздание – совещание по тендеру затянулось, это, конечно, не оправдание, но, может быть, меня немного извиняет то, что победа в конкурсе – за Вашей фирмой? Посланцев с хорошей вестью принято награждать… Да, господа, мы с Майей знакомы и дружны, так что вы меня извините, обсудите детали без меня – мне обещан танец, да, Майя? – Ну, вот почему он такой обаятельный, сразу и растаяла…
Дальнейшее Майка помнила отрывками. Они танцевали, и Майке совсем не хотелось покидать его теплые руки, когда смолкала музыка. Григорий что-то рассказывал, Майка смеялась, чаще всего не понимая над чем, просто потому, что ей было весело и как в юности бесшабашно. Они пили какое-то вкусное вино, кто-то пытался с ними говорить, но Григорий, извиняясь, уводил Майку танцевать : «Успею еще с вашими молодцами набеседоваться, контракт на два года, работать надо на работе, да, Пчелка? Пойдем, такой вальс хороший!»
Потом он медленно и нежно целовал ее в машине… А как они там очутились, Майка не помнила… Потом она, встав на носочки, целовала его в лифте, росту ей все же не хватало…
А потом … потом ей просто было так хорошо и так уверенно, как редко бывало в жизни. Это был ее мужчина, понимающий и чувствующий все ее желания, даже невысказанные, даже еще не возникшие… И она понимала и принимала его всего, со всеми «но» и «если», испытывая только одно желание – чтобы время замерло и не шло, оставив их в коконе нежности и страсти.
- Проснулась, Пчелка? Я уж собрался тебя будить – ты говорила, что тебе к пяти на вокзал сына встречать, а уже час, - Григорий присел на край кровати, - Вставать будешь? Май, не притворяйся, уже не спишь! – наклонившись, легко поцеловал Майку в теплое плечо,- Я что хотел сказать…Черт, не умею я говорить на эти темы… Я.. Ты мне нравишься, очень.. Только.. Май, мы уже очень немолоды, пойми меня, у каждого свои тараканы, я боюсь ошибки..Не могу тебе обещать сказку наяву, все может быть.. Все так стремительно…Ты – не на раз, понимаешь? Просто – будь со мной, а там видно будет.. Черт, ну не умею я, не могу о том, что здесь - прижал руку к сердцу Григорий.- Не обиделась, а? Я боюсь тебя обидеть, ты такая… Понимаешь?
Майка улыбалась.
- Гриш, индеец ты мой благородный, – протянув руку, она взъерошила его волосы, - Все хорошо, я все понимаю! Поцелуй меня!
И он поцеловал ее так, как ей втайне хотелось. Так, что она почувствовала себя на летнем лугу, где пряно пахнут травы и жужжат свою сладкую песню пчелы. Начиналось ее индейское лето.