В отсутствие особых новостей потешу себя и вас забавными воспоминаниями из прошлой, далёкой уже советской жизни. Вполне обычные, житейские ситуации, о которых тут пойдёт речь, сегодня кажутся фантастически нереальными, придуманными мной самим, настолько изменились жизнь и время с тех пор. А тогда, в те запорошённые снегом года, всё это было обычным, будничным делом, подобные истории случались со многими моими ровесниками, но говорить об этом мы как-то забывали, не придавая событиям особого значения. Возможно, потому что на смену одним событиям тут же приходили другие, возможно, потому, что мы были молоды, а может быть — по обеим причинам сразу, кто знает.
А может быть, этот "шарм", этот "колорит" той эпохи всего лишь кажутся мне такими, благодаря услужливой памяти, всегда готовой приукрасить и подретушировать прошлое. Не знаю...
А дело было так.
Зима 1986 -го выдалась в Ленинграде настолько суровой, что диву давались даже ветераны блокады города, помнящие знаменитые морозы зимы 1941-42 годов.
Помню, что однажды, уходя с работы в пятом часу вечера, я был остановлен на проходной нашей вахтёршей, тётей Олей, добрейшей и любезнейшей женщиной вопреки всем и всяческим стереотипам, рисующим работников этой профессии этакими цепными псами без души и совести.
— Смотрите, не замёрзните по дороге! Сегодня мороз прямо лютый! Возмите!, — сказала мне тётя Оля, встретив меня на выходе у турникета, и показала на видавший виды, довольно поношенный, но целый и видимо очень тёплый овчинный тулуп, в котором обычно наши вахтёры
обходили территорию или встречали ночные доставки.
— А Вы как же, тётя Оля?, — спросил я.
— Да я сегодня не выйду, пусть хоть увольняют!, — сердито сказала она, — здоровье дороже! Это ж прямо как в 41-м году! Вот выйдете на улицу и увидите! Возьмите тулуп! Вы последний сегодня уходите! Всё равно никому он уже не понадобится! Возьмите!, — продолжала свои увещевания тётя Оля. Но я с самуверенной улыбкой молодости отверг предложение утеплиться таким образом, попрощался и вышел наружу.
И пока дошёл до остановки 34-го трамвая — проклял всё, что было можно и нельзя проклясть. Это был даже не мороз! На улице в быстро темнеющих сумерках чуть клубился какой-то белёсый пар, вдохнуть который было невозможно. Ни до этого, ни после я не припомню такие лица прохожих, весьма, впрочем, малочисленных в тот вечер: лица, буквально белые от инея, налипшего на брови, ресницы, усы и бороды.
Воротники и шарфы были покрыты заметной ледяной коркой.
К моменту подхода трамвая я пожалел об овчинном тулупе нашей тёти Оли раз десять, если не больше.
В тёплом вагоне, плотно набитом людьми, я быстро согрелся.
— Да что ж это делается-то? , — негромко не то ругался, не то ворчал какой-то мужчина, стряхивая с толстого пушистого шарфа подтаявший лёд.
— Так ить -35 сейчас!, весело откликнулась женщина рядом со мной. И так же весело продолжила: А ночью сказали — до -40 будет, так что готовьтесь!
Мужчина опять сердито выругался. Пассажиры заулыбались, а я подумал, что мне повезло, что остановка трамвая как раз напротив моего парадного. Что через минуту я уже забегу в подъезд и скоро буду пить чай на своей тёплой кухне. Увы, я очень ошибался. Всё ещё было впереди. Всё только начиналось.
Трамвай замедлил ход, повернул с Владимирского проспекта на Колокольную улицу и вдруг мы все услышали самые неприятные слова, которые только можно было услышать в тот момент:
— Уважаемые пассажиры! Трамвай дальше не пойдёт! Aвария на путях! Просьба освободить вагон!
В салоне раздался дружный, громкий "глас протеста", потом все так же дружно закряхтели, закутались в свои одёжки и с неохотой вышли на улицу, быстро разбегаясь, кто куда, но в основном в сторону станции метро. Мне же надо было всего лишь добраться до угла ул. Марата и Кузнечного переулка, совсем недалеко от места нашей вынужденной остановки. Однако, преодолеть этот путь без промежуточного обoгрева оказалось невозможно. Перебегая от одного подъезда к другому, кляня на чём свет стоит, и зиму, и эту собачью погоду, я, наконец, оказался на улице Марата. Картина того вечера осталась у меня в памяти и по сей день.
Буквально за один дом от моего собственного я увидел довольнo высокий, не меньше полутора метров в высоту, толстый, как пень, ледяной столб, выходящий прямо из-под земли. Рядом со столбом двигались несколько полу-людей — полутеней в тулупах и кое-как напяленных поверх одежды грязных оранжевых строительных жилетах. Тут же горел наспех разложенный костёр, виднелись в беспорядке брошенные ведра с битумом, лопаты и пустые водочные бутылки.
Подойдя поближе, я услышал хриплый, простуженный мат и увидел, что столб — ни что иное, как вода, вырвавшаяся из лопнувшей под землёй теплоцентрали.
Фонтан замёрз, видимо, очень быстро, но перед этим успел залить всё вокруг на десятки метров, включая трамвайные пути, благодаря чему движение трамваев и всего остального транспорта на улице остановилось надолго.
Недалеко от места прорыва я увидел автомобиль милиции, фургон тех. помощи, компрессор, вобщем всё, что полагается в таких случаях, и бегом поспешил домой.
А там ожидало самое худшее.
Дверь мне открыла жена в пальто и в шапке. За её спиной виднелась фигура матери, тоже в пальто и тёплом платке. Обе встретили меня хором:
— Сделай немедленно что-нибудь! Мы околеем тут! батареи выключены! На кухне радиатор вообще лопнул! Спать не сможем! Пропадаем! Не раздевайся! Беги в жилконтору, к чёрту, к дьяволу, но найди кого-нибудь и сделай что-то!
Объяснить причину этого несчастья я не мог. Слова тут ничего не значили. И мои слова о прорыве трубы прямо под нашими окнами ожидаемо не возымели никакого эффекта.
Правду сказать, меня такое объяснение тоже не успокоило бы ничуть. Слова словами, а жить-то как?
Но и бежать в контору было бессмысленно. Помочь там не могли. Слишком очевидной была причина.
Мы сидели втроём на кухне, одетые, как для зимнего похода, пили горячий чай и ждали новостей, поминутно поглядывая то на экран телевизора, где недавно сообщили о нашей аварии, то на телефон. Делать было нечего. Становилось ощутимо холодно. Было ясно, что спать в эту ночь нам действительно не придётся.
Через часа полтора-два ожидания я спустился вниз посмотреть на место аварии. Ледяного столба уже не было. На его месте чернел глубокий проём в окружении свежих куч разломанного асфальта в перемешку с комьями чёрной замёрзшей земли. Рядом натужно тарахтел компрессор, трещал костёр, валялись ломы и отбойные молотки.
Стоявший рядом с ямой здоровенный дорожный рабочий с красным, обожжённым морозом лицом недобро покосился на меня и не ожидая вопроса, выругался:
— Не ждите ничего раньше 12, прохрипел он простуженным голосом! Видишь! — И он с отчаянием ткнул рукой в сторону ямы!
Я видел, что дело плохо.
— Шансы есть?, — остoрожно спросил я.
— А х... его знает!, так же зло ответил рабочий. Его было жалко. Представить себе его работу на таком морозе было просто невозможно.
— Нужен ещё один компрессор, мать его так, — вдруг просипел дорожник. Земля как камень! С этим — и он указал на работающую машину, мы до утра провозимся тут!
Я вернулся обратно с невесёлыми новостями.
И уже дома, на кухне меня вдруг осенило!
Я порылся в записной книжке, нашёл там телефон дежурного по Куйбышeвскому райкому Партии и позвонил на удачу.
С третьего раза отозвался вежливо отстранённый мужской голос, скороговоркой назвавший свою фамилию и должность.
Я, как мог вежливее, объяснил причину звонка, описал невыносимые условия у себя дома и поинтересовался перспективами ремонта злосчастного прорыва.
— Мы знаем, — так же вежливо и отстранённо ответил голос на том конце, — придётся потерпеть! Вы не одни в таком положении. Hе меньше двадцати домов в вашем районе сейчас отключены от теплоснабжения. Делаем, что можем. перезвоните через часок— другой! Человек на том конце повесил трубку.
Через часок -другой — значало 8-9 часов вечера.
Мы с трудом дождались указанного времени, я перезвонил и снова получил тот же ответ: Идёт ремонт! Люди делают всё, что можно! Потерпите! Перезвоните попозже!
К 11 часам вечера сидеть на холодной кухне стало уже невозможно физически, не смотря на включённую на все четыре конфорки газовая плиту. Буквально в двух метрах от неё замерзали руки.
Было ясно, что мороз усилился, и что на улице сейчас происходит стихиное бедствие.
Встретив умоляющие взгляды моих женщин, я вздохнул и снова набрал знакомый номер, торопливо вращая диск.
— Слушаю! Петров!, — услышал я вдруг (фамилия изменена. прим. моё). Голос показался мне другим, но в ту минуту я не придал этому особенного значения, подумав, что дежурный в райкоме сменился или трубку снял другой человек.
И сразу приступил к делу. Видимо, я говорил не очень доходчиво и возможно даже — не очень вежливо, но меня никто не перебивал, давая высказаться до конца.
Завершив свою историю, я снова упрямо поинтересовался:
— Когда же это закончится, наконец? Ведь не возможно же так! У меня мать — старуха, блокадница, еле дышит тут! Кто ответит, если я её завтра в больницу увезу прямо из дома? Бардак кончится когда-нибудь?
— А почему вы звоните сюда?, — вдруг раздался изумивший меня вопрос, — Кто вам сказал сюда звонить ?
— Как это кто? Предыдущий товарищ и сказал! Это Куйбышевский райком?, — спросил я, понимая, что, кажется ошибся номером.
— Нет, это не Куйбышевский райком, — ответил тот же голос, как мне показалось, немного насмешливо.
И тут меня прорвало! При мысли, что какой-то осёл развлекается со мной по телефону в этот момент, я рассвирипел и громко высказал своему непрошеному собеседнику всё, что думал по этому поводу, не стесняясь в выражениях, но не переходя, впрочем, некоторых границ: мешали жена и мать, слушавшие наш разговор.
На том конце провода раздался короткий смех, а потом тот же голос по фамилии Петров, перестав смеяться, назвал мне в трубку моё имя, отчество, фамилию, домашний адрес и номер телефона, с которого я в эту минуту разговаривал с ним. Закончив перечисление моих личных данных, Петров коротко поинтересовался: "Правильно?"
— Правильно!, — ответил я растерянно, — а куда я попал, простите?
— Вы позвонили в Куйбышевский райотдел Комитета Государственной Безопасности, — ответил таинственный Петров и тут же продолжил: пожалуйста, не уходите из дома, к вам сейчас заедут.
Он положил трубку
Меня прошиб пот! Я не знал, что сказать жене и матери, поэтому только промямлил: — я не туда попал!
Вдаваться в подробности я не стал. На душе было тоскливо настолько, что даже холод не казался уже таким нестерпимым.
Жена поставила передо мной очередную чашку чая, но не успел я взять её в руки, в дверь позвонили.
— Кто это в такое время?, — испуганным хором спросили женщины.
Я пошёл открывать, пытаясь унять противную дрожь в коленках.
На пороге стояли двое молодых ребят, примерно моего возраста. Oни внимательно посмотрели на меня, потом заглянули в квартиру поверх моей головы, уточнили моё имя и фамилию, а получив утвердительный ответ, извлекли из темноты лестничной клетки две больших картонных коробки с надписями на иностранном языке.
— Держите!, — сказал один из них. А другой добавил:
- Tам внутри есть инструкция на русском. Пользуйтесь! Мы заедем через пару дней. До свидания!
Парни тихо и быстро исчезли. Я притащил коробки на кухню и открыл обе под непонимающимуи взглядами жены и матери.
Внутри были два новеньких масляных электрических радиатора.
Нет нужды описывать выражение наших лиц! Сказать, откуда взялись эти чудесные радиаторы, я не мог. Не хотелось пугать женщин. Да и лишие вопросы мне тогда были ни к чему. Я пробурчал что-то невразумительное и воткнул вилки в сеть.
Через несколько минут мы согрелись. А ещё через какое-то время телефон зазвонил, и уже знакомый мне голос Петрова насмешливо и коротко поинтересовался: "Греетесь?"
— Огромное Вам спасибо!, — громко ответил я трубке.
— Пожалуйста!, — так же насмешлово ответил Петров, — как там ваша авария? Чинят?
— Чинят! Когда починят — неизвестно!
— Ясно! Ладно, вот мой телефон! И Петров продиктовал мне номер.
— Когда починят — позвоните! Ребята подъедут и заберут!
— Обязательно! Спасибо!, — ещё раз поблагодарил я.
— Не за что,— засмеялся он. — Обращайтесь!
Раздались короткие гудки.
Аварию ликвидировали через сутки. Как прожили эти 24 часа наши соседи — я не знаю. Но нас эти два радиатора буквально вернули с того света.
Вскоре после подачи тепла я позвонил по указанному номеру и сообщил, что готов вернуть радиаторы в любое время и по любому адресу.
Незнакомый голос сообщил мне, что за ними заедут завтра в первой половине дня.
Так и произошло. Утром приехали двое незнакомых, вежливых молодых людей с внимательными глазами, забрали приготовленные заранее радиаторы и исчезли в неизвестном направлении.
А спустя ещё несколько дней я открыл тяжеленные двери Куйбышевского райкома Партии у Аничкова моста, подошёл к посту дежурного милиционера в парадной белой рубашке с галстуком и аккуратно поинтересовался у него, где здесь вход в райотдел КГБ, поскольку я ищу одного человека.
Вместо объяснений, милиционер набрал номер телефона на своём столике. Через минуту к нам подошёл мужчина в тёмном костюме с характерным выражением лица.
Я отвёл его в сторону, объяснил причину моего прихода и сказал, что хочу увидеть Петрова, о котором не знаю ничего, кроме фамилии, и лично поблагодарить его за помощь.
Мужчина отрицательно покачал головой:
— Нет, увидеть его вы не сможете, но я передам вашу благодарность, спасибо!
Он уже собрался уходить, но я задержал его опять, вынул из портфеля бутылку армянского коньяка и передал моему визави со словами:
— Я погрелся, благодаря ему, пусть он теперь погреется, благодаря мне!
Мужчина сначала отрицательно покачал головой, а потом вдруг улыбнулся, взял бутылку и улыбаясь, сказал: "Передам, обещаю!"
И я ушёл с сознанием выполненого долга. Не представляя, что судьба сведёт меня с этим таинственым Петровым ещё раз.
Но это уже тема другого рассказа.