В плену у лета

               
               




В ПЛЕНУ У ЛЕТА.
Рассказ.

Аллея парка закончилась у широкой, заросшей густой травой, поляны, за которой открывалась пляжная полоса,  щедро посыпанная песком до самого озера.  Долой босоножки! Травинки щекочут кожу, застревают между пальцами. Вот и «пятачок», щедро залитый солнцем. Оранжевый сарафан в белых ромашках, флажком повис на ветвях раскидистого папоротникового куста. Девичьи руки встряхнули серое байковое одеяло, расстелили на зеленом  «коврике». Трава, словно матрац, пружинит под одеялом. Утренние солнечные лучи ласкают тело, согревают щеки сквозь наброшенный на лицо белый ситцевый платок. Нет ничего приятнее, полежать на  утреннем солнышке,  набирая впрок на зиму  солнечную энергию. Прищуренные глаза играют с солнечными лучами, пробивающимися сквозь ткань. Закроешь глаза, исчезнут золотистые стрелки, откроешь — «стреляют» прямо в роговицу.
Наконец-то, никуда не надо спешить. Впереди лето, свобода. Каждый день с утра до вечера, делай что хочешь, иди куда хочешь. Последние студенческие каникулы.

Подложив руки за голову, Татьяна выгнула дугой спину, как кошка, ощутив,  напрягшиеся мышцы,  потом коснулась позвоночником подстилки, протянула ноги. Все-таки правильно сделала, что осталась в Ташкенте. Прошлое лето провела в Ленинграде, городе юности матери,  поклонилась дедушкиной могилке. А нынче мой праздник. Через год — дипломированный специалист, и новая жизнь.
 
Девушка повернулась на правый бок, подложила согнутую  в локте руку под голову.  Глупые, кто едет к морю. Разве плохо в городе? Люблю Ташкент до слез.
Солнце раскаленным шаром высоко висит над горизонтом,  небо  затянуто тонким серо-голубым шифоном нежной дымки. От зноя перехватывает дыхание. Кажется, еще один глоток такого разгоряченного, как в парной, воздуха, и конец. Не сдышишься. Каблуки, оставляя дырочки, проваливаются в горячий асфальт. Влага стекает по спине, между лопатками.  Подойдешь к фонтану, опустишь ладони в воду, коснешься мокрыми пальцами разгоряченных щек. Купишь  мороженое, откусишь кусочек, и, ощутишь блаженство, пока холодный сладкий кусочек, пробежав по гортани, опустится в желудок. Вот и ожила. А вечер, после жаркого дня освежит легким ветерком.  С улицы не хочется уходить. Фонари не в силах осветить тусклым светом густую листву вековых чинар на Сквере. Здесь даже воздух особенный. Заповедный уголок с особым микроклиматом. Прохладно, в любую жару.  В сумерках тень от листвы, под деревьями раскачивается, идешь по аллее, и кажется, кто-то  догоняет.  А  тополя высокие, стройные. Таких  нет нигде. Прохожие, уставшие от жаркого дня, никуда не торопятся.  Хорошо прогуляться по вечернему Ташкенту. Задержаться у большого театра, полюбоваться  разноцветными подсветами фонтанных струй, бьющих из огромной золоченой, хлопковой коробочки.

Таня  повернулась на спину.  Закрыла глаза, облизнула пересохшие губы. Шум воды, плескания и голоса, купающихся в озере,  доносятся будто издалека. Сладкая истома овладела сознанием и телом.  Но вдруг ей показалось, будто рядом  кто-то остановился. Она скинула с лица платок.   Молодой мужчина, присев на корточки,  сверлит ее взглядом карих  глаз.  Густые черные волосы, зачесанные назад, открывают невысокий лоб.  Красивый, правильно очерченный рот, прямой нос. Светло-голубая финка, обтягивает тренированные  плечи и грудь. 
— Что вам нужно? — Татьяна строго свела на переносице тонкие брови,  приподнялась, упершись локтями в одеяло.   
— Не бойтесь. — мужчина облизнул пересохшие от волнения, губы.
Услышав кавказский акцент, девушка прикусила губу, сдерживая смех.
Он покрутил в пальцах сигарету, смял, отбросил на траву.
— Ты приходишь одна. Снимаешь одежду, ложишься  на солнышко. Не боишься сгореть?  Почему не купаешься? Где подружка?
Таня  сорвала травинку, надкусила. Горький сок брызнул на язык.
— Ой, сколько вопросов? Как на допросе. — тряхнула волосами. —  Люблю загорать одна. Плавать не умею.
— Научить?
— Купаться лучше в проточной воде, на речке.
— Можно поехать за город. — парень  улыбнулся. —  Я за тобой третий месяц хожу. В метро, возле института. Ты на меня один раз взглянула, как на пустое место. Вся в заботах? Муж, дети?
Таня рассмеялась.
— Институт заканчиваю. Диплом пишу. Последние каникулы. И прощай студенческая жизнь. Буду преподавателем  русской литературы.
—  А я  в Ташкенте живу три года. Приехал из Армении.
— Так я и знала. — она хлопнула себя по коленке. — С детства ко мне армяне пристают.
— Ты похожа на армянку,  только волосы рыжие.  — щеки мужчины порозовели. — Я не пристаю. Можно  сяду рядом? — кивнул он на расстеленное одеяло.
— Можно. — девушка подвинулась, поджала под себя ноги. — Волосы у меня не рыжие, а каштановые.

Мужчина присел на край подстилки. Запах душистых сигарет коснулся ее ноздрей. Сердце учащенно забилось. Встретив устремленный на нее восхищенный взгляд, смущенно поправила лямочку купальника. Влюблен и любуется. А у меня, что называется, душа нараспашку,  в полном смысле, слова. Прогнать? Она открыла рот, и удивилась, словам, которые произнесла.
— В школе, в третьем классе, в меня  влюбился мальчик армянин. Маленький, на голову ниже,  улыбчивый, с торчащим надо лбом, ежиком черных волос.  Учительница, посадила нас за одну парту. — Таня подняла глаза на мужчину.  Говорю, сама не знаю что, и зачем. Но ведь о чем-то надо говорить. А он внимательно слушает.  Она сглотнула,  густую слюну.
— За лето, я  подросла, и мама не могла найти в магазине зимнее пальто. Купили светло-салатовый драп, заказали  в ателье. Наряд получился на славу. Серый каракулевый воротник, манжеты,  шляпка с полями. В школе все меня воображалой называли.
Парень кивнул головой.
— Ты и сейчас воображуля. Что ты сделала с бедным  мальчиком?
— Ничего не сделала. — улыбнулась Таня. — Пришла в этом наряде в школу. В тот  день,  на воспитательном часе, учительница объявила: «После уроков, мальчики будут девочкам подавать пальто».  Едва прозвенел звонок, я подбежала к вешалке, схватила пальто и, путаясь в рукавах, так, как ужасно торопилась, надела. Еще, чего не хватало!  Будет он   валять мое новое пальто по полу.
— Татьяна! — учительница сдвинула очки на нос,  повысила голос. — Староста класса, пример всем должна подавать, а ты…?
— Он маленький. — я обиженно надула губы. — Не хочу, чтобы он подавал мне пальто! —  топнула ногой и пошла к выходу. — девушка откинула каштановую прядь, прилипшую ко лбу, мельком глянула на покорного слушателя. Слушать умеет. Или терпит мою болтовню, лишь бы не прогоняла.
— Но, это не все. «Вернись, Татьяна!» — крикнула Марья Андреевна. — Мы обсудим твое поведение!» — я остановилась.
— Вы будете обсуждать мое поведение? — внутри у меня все закипело от обиды и злости.  И, мало понимая, значение слов, произнесла: «Крохоборы! Вы не имеете права меня обсуждать!» — гордо подняла голову в модной шапочке, хлопнула дверью и убежала.
Мужчина упал на одеяло, и зашелся в смехе, поглаживая ладонями живот.
— Строгая девочка.  —  повернулся на бок, подпер голову рукой. — Тебя наказали?
Она покачала головой из стороны в сторону. — Я пришла домой, маме ничего не сказала. Через час пришла учительница. «Извини, сказала она, я  была не права. Если  не хочешь, одевайся сама».  Это была моя первая победа.

— Ты красивая. — улыбнулся парень.
— Спасибо, все так говорят.
— Тебе в артистки надо.
— Я опоздала родиться. Еще, с начала шестидесятых, мода на красоту прошла. А нынче,  восьмидесятые на исходе.  В кино  типаж нужен, чтобы из толпы не выделялась.
— Ты очень красивая. Когда я тебя увидел, чуть с ума не сошел. Всю ночь не мог заснуть.
— У тебя смешной, кавказский акцент.  — Таня провела ладонью по щеке, вытирая влагу.
—  Учился в армянской школе, по-русски плохо разговариваю.
Девушка улыбнулась. С ним легко общаться.  Будто давно знакомы. Увидела бы меня мама.  Сижу в купальнике, рядом с незнакомым мужчиной, рассказываю ерунду, чтобы поддержать беседу. Почему не прогоняю?
Теплая ладонь легла на ее локоть.
— О чем задумалась? Или куст мешает? Ты на него смотришь. Как тебя зовут?
Татьяна вздрогнула от  прикосновения, отвела руку.
— Таня. А тебя?
—Спартак.
— Какое  имя. — она кокетливо склонила к плечу голову. — Женат?
— К сожалению, да. Меня обручили в тринадцать лет. Так у нас принято.  Отец еще с долгами за свадьбу не рассчитался, а то бы украл тебя и увез.
— Странно, не врешь. Обычно мужчины скрывают семейное положение. Значит, женатый и деревенский.
Спартак достал из кармана брюк пачку сигарет.
— Можно?
— Кури. — она отодвинулась, краем глаза наблюдая за уверенными движениями смуглых рук. Достал сигарету, чиркнул спичкой, прищурил глаза. Ему идет курить. Губы красные, как у ребенка.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать пять. Я на два года старше тебя.
— Откуда знаешь?
— Я все знаю.
—  Милиционер?
—  Почти.—  Спартак глубоко затянулся, выпустил в сторону дым.
— Могу я рассчитывать на дружбу?
Девушка поправила над ухом каштановую прядь.
— Надеяться не вредно.
— Тогда дай руку.
Таня помахала ладошкой перед своим лицом, будто раздумывая, стоит ли, завязывать, ничего не обещающее знакомство, потом коснулась его  широкой ладони. Мужчина слегка сжал ее пальцы.
— Таня, Танечка, Танюша! Нюша! Можно так называть?
— Нюша это Аня. Впрочем, зови, как хочешь.
Оба замолчали. Только легкий шелест листьев над головой и доносящиеся крики детей с пляжа  нарушали затянувшуюся паузу.
Спартак тяжело вздохнул, пригладил ладонью волосы. Таня из-под ресниц наблюдала за мужчиной.  Интересно, какой вопрос сейчас придумает?
Он почесал затылок.
— Любишь загорать?
— Очень. Родилась в воскресенье. Говорят,  воскресные люди любят солнце.
— И все ленивые. — прищурил глаза Спартак.
— Я бы не сказала. — девушка улыбнулась. — Хотя, бывает, немножко завидую лентяям.
Она умолкла. Много разговариваю, мысленно отругала себя. Провела рукой по траве.
— Нагрелась. Пора домой, жара начинается.  — легко вскочила на ноги. Рука потянулась за сарафаном.

Спартак  оценивающим взглядом окинул стройную фигурку. Накинет оранжевый сарафанчик, и скроются  тонкая талия, упругая грудь, в меру приличия прикрытая чашечками купальника,  стройные ноги, с оттенком золотистого загара. Сердце ускорило ритм.
— Завтра придешь? — не сводя с девушки глаз, ждет ответа. Сердце, как часы, отсчитывает удары.
Ее голова застряла в горловине сарафана. Какой, однако, настойчивый. Впрочем, я ничего не теряю. Поболтать с ним можно. Наконец, вынырнула из платья, стряхнула с подола, прилипшие травинки. Помучаю немного, прежде, чем дать ответ. Стрельнула на  парня  карими глазами.
— Каждое утро прихожу. Надо на зиму подзарядиться энергией, да и цвет тела покрасить в нежно золотой.
— Мне можно приходить? — сердце мужчины подпрыгнуло и уперлось в гортань.
— Озеро большое. Всем места хватит. — Таня тряхнула головой, каштановые пряди рассыпались по плечам.
Спартак поднялся, наблюдая, как ее ловкие руки стряхнули одеяло, аккуратно свернули, положили в сумку.
— Я провожу, можно?
— Только до остановки. Мне конфликты с твоей женой не нужны. — Таня   быстро пошла к дорожке.
— Она на работе. — догнал девушку Спартак. — У меня отпуск. Дочку отвожу в сад на час, чтобы привыкла, потом домой забираю.
— Маленькая? — улыбка осветила лицо Татьяны.
— Год и два месяца.
— Они все забавные в этом возрасте. Покажешь?
— Если хочешь, познакомлю.
Таня остановилась у ворот парка.
— Договорились, обязательно познакомишь с дочкой, в следующий раз. Дальше не ходи.  До свидания.

Спартак  смотрел на удаляющуюся девушку. Она перешла дорогу через подземный переход, и вошла в остановившийся на остановке, автобус.   Придет завтра, или нет? Впереди день, ночь. Время будет медленно отсчитывать секунды, минуты, часы до встречи. А будет  встреча? Почему не встретил ее раньше, когда приехал в Ташкент, когда был свободен. Но ведь она не запретила приходить: «Озеро большое, места всем хватит!» Видеть ее, слышать голос,  уже счастье.  Не стоит отчаиваться, твердит он себе, в такт шагам по нагретому солнцем асфальту. Носком туфли поддал гальку на обочине, проследил взглядом, как, подпрыгивая, камень покатился к арыку. Если остановится у бетонного барьера, она ответит на мои чувства, если упадет, прощай надежда. Камешек замер у самой кромки бетонного ограждения. 
* * *
Татьяна перешагнула порог квартиры.
— Люди! Ау! — громко рассмеялась. — Никого нет дома.  Все на работе, одна я бездельница. 
  Сняла сарафан, купальник, шагнула в ванную, открыла душ. Струйки прохладной воды побежали по разогретому телу. Таня посмотрела в широкое зеркало на стене. Провела ладонями по животу, бедрам. Завтра снова пойду на озеро. Завернувшись в полотенце, села на диван, поджала ноги, закрыла глаза. Удовольствие номер один — купание. Недаром, бабушка меня лягушкой называет. Тихонько пропела: «А ты такой холодный…!» Отчего мне так хорошо! « Можно  завтра придти?»  Прозвучал над ухом  голос с кавказским акцентом. Не открывая глаз,  прошептала «Можно!». Взгляд у него особенный, словно в душу глядит. Она  зажмурилась, представляя нового знакомого. Улыбнулась. Но улыбка быстро сошла с ее лица. Зачем он будет ходить за мной, надеяться.  У меня есть Юрка. Но ведь он даже не звонит. Мама уверяет,   придет и попросит прощения. Осенью намечали свадьбу. Таня легла на диван. Приподняла  полотенце, погладила лодыжку. Пока кожа приобретет ровный золотистый цвет, еще загорать и загорать. Каждый день по часу. Ох, как  люблю на солнышке поваляться. Лежи, мечтай  о чем-нибудь. А можно ни о чем не думать. Просто наслаждаться. Приду после каникул, все девчонки, как всегда, позавидуют. Какой загар! На море была? Нет, в родном Ташкенте. И когда ты только время находишь? Потому что хожу на озеро одна, никого не жду. Полежала часик и домой. Себя на показ не выставляю, оттого не попадаю в  различные неприятные ситуации. Не попадаешь? Девушка прищурила глаза. А сегодня? Ну, один раз, не считается. И потом, еще неизвестно, чем обернется для меня новое знакомство. Может быть, как раз приятная ситуация получится. А если нет?  Она села, закинула руки за голову, потянулась всем телом. Самое лучшее время года — лето. Тепло. Нет, жарко. А я жару люблю. Пусть будет жарко.
                * * * * *
Легкий утренний ветерок покачал на окне тюлевую гардину. Черный кот выгнул спину, спрыгнул с подоконника, подошел к кровати, поставил белые лапки на край, тихонько фыркнул, потерся лохматой головой о свесившуюся  с постели руку хозяйки.
Таня  махнула ладошкой.
— Марсик, дай поспать!
— Мяу! —  кот  коснулся мордой, горячих пальцев.
— Ты говоришь, пора вставать? — не открывая глаз,  погладила кота по лохматой спинке.
Животное  прыгнуло на постель, устроилось на животе девушки.
— Ты моя радость. — поцеловала кота в мордочку, почесала пальцем за ухом,  погладила белый подбородок.
Марсик довольно замурчал.
Таня села на постели, тряхнула волосами.
— Как ты думаешь, пойти на озеро? Там новый поклонник  объявился.
Марсик громко чихнул.
— Не надо? Дома сидеть? Ну, ты даешь! Что ж все лето просидеть одной в четырех стенах? Нет, братец, ты не прав. —  Таня соскочила с кровати, подняла вверх руки, привстала на носочки, потянулась.
— Боже мой, как хорошо! Никуда не надо спешить, целый  день впереди.
Вышла на кухню, взяла с тарелки большой зеленый огурец, откусила кусок, сладко захрустела. Вернулась в спальню,  подошла к зеркалу, обеими руками подняла на затылок волосы, повернула голову направо, налево, показала язык. На озеро не пойду. А, все-таки, интересно, придет Спартак, или нет?  Подмигнула коту. —   Тоже мне, «влюбленный солдат». —  и громко пропела фразу из итальянской песни.
                * * *
Уже который день Татьяна не выходит  из дома. Хотя, ей ужасно хочется полежать на солнышке на любимой полянке. Нет, нет и нет! Постоянно  мысленно повторяет себе, как приказ, не требующий возражений.
Щелкнул дверной замок.
— Танечка, телевизор надрывается. Уши у тебя не болят?  — заглянула в комнату, довольно моложавая, симпатичная старушка, с модной стрижкой седых волос. 
  Таня откусила кусок яблока, покачала головой.
Женщина присела на край дивана.
— Ты  заболела?
— Нет, бабуль.—  тряхнула волосами Татьяна.
Антонина Ивановна положила ладонь на колено внучки.
— Подхожу сейчас к двери,  мужчина стоит. Видимо, хотел позвонить, да я подошла, он быстро так отпрянул и на второй этаж поднялся. Зашла в коридор, дверь прикрыла,  в щелочку гляжу. Так он спустился и на улицу выбежал. Не к тебе ли приходил? Симпатичный, высокий,  армянин или грузин.
Девушка надвинула тапочки, подбежала к окну.
— Где он?
— Убежал.
— Ничего не  сказал?
— Ничего. Ты его знаешь? — бабушка недовольно покачала головой. — Ох, Танька! Натворишь ты дел!   Юрий где?
Внучка обняла бабулю за шею, поцеловала в щеку.
— Юрка уехал в длительную командировку,  даже не позвонил.
— Ты жди, приедет.
— Если не приедет? — она на цыпочках прошла по комнате, развернулась, прыгнула на диван, поджала ноги.
— Была любовь, и прошла. А парень, который стоял под дверью, симпатичный?
— Очень привлекательный.
— Вот, видишь, значит, скучать не придется. Будем гулять! Бабуль, ты умывайся, а я тебе ужин разогрею.

Помешивая на сковороде макароны с фаршем, Таня тихо напевает. Не забывает, значит. И адрес узнал. Сколько дней  не хожу  в парк? Три, четыре? Не важно.   Наверное, позвонил бы в дверь. Бабушка спугнула. Прищурила глаза, усмехнулась. А  если завтра пойти? Разве нельзя провести время по-дружески?  Он любит и ждет. Черт с ним, с  Юркой! Пусть гуляет в Москве, а я здесь погуляю. Не в монашки же записаться? Решено, завтра иду на озеро.

                * * * *
На вишневой ветке, упирающейся в оконную решетку, громко просвистел индийский скворец. Не открывая глаз, Таня закинула руки за голову, приподняла спину, напрягла позвоночник. Потом расслабила тело, вытянулась на скомканной, после сна, простыне.  Прислушалась  к птичьему пению. Какие выводит рулады! Соловья копирует. Мама говорила, раньше на весь Ташкент, только один скворец-майна, был. А теперь видимо невидимо. Птицы беженцы. Родом из Индии. Началась война в Пакистане,  переселились в Афганистан. Афганские военные действия выгнали  в Узбекистан. Прижились и поют.  Она подняла голову, разлохматила ладонью волосы. Прищурила глаза, представляя образ нового знакомого.  Кто он? Дон Жуан?  Пойти или не пойти? А он опять придет под дверь, как вчера. Пожалуй, пойду.  Взгляд его запал  в душу.   Давно за мной ходит? Почему   не замечала?  Разве однажды. Девушка приложила палец к губам, наморщила лоб, напрягая память. В прошлом месяце, когда выходила из автобуса у театра Навои, мужчина на остановке подал  руку. Я  бросила на ходу, привычное «спасибо», и убежала. Да и как было  останавливаться, если торопилась в ЦУМ за новыми туфлями. Это был он. Теперь ясно припоминаю. Она встала на коврик босыми ступнями, скинула рубашку, сняла со спинки кровати черный купальный костюм, надела, привстала на цыпочки, потянулась вверх, затем резко опустилась, считая про себя: «Раз, два, раз, два». От физических упражнений, тело ожило, проснулось,  налилось силой. Поливая себя из душа то горячей, то холодной водой,  тихонько повизгивала. Купанье — удовольствие номер один. Как всегда подумала, растираясь большим, розовым, махровым полотенцем.
                * * *
Выйдя из автобуса, Таня оглядела людей на остановке. Спартака не было. Может быть, он ждет в парке?  Перебежала дорогу по расчерченному, белыми полосами, переходу, пошла по тротуару.  Заметив  перед входом в парк, знакомую фигуру в голубой финке, заправленной в черные брюки, вздрогнула и ощутила жар, приливший к щекам.  Продолжая мерить ногами дорожку, не поднимая глаз, сквозь ресницы видит, как Спартак улыбается, ожидая, ее приближения.  Приложила ладонь к груди, словно пытаясь сдержать биение сердца, поправила  волан на сарафане. Неужели, он мне нравится? 
— Здравствуйте! — прозвучал приятный голос с сильным акцентом.
— Привет!
— Давно  тебя жду. Вчера приходил,  позавчера, каждый день. Почему не приходила? 
Прищурила глаза, скривила рот в хитрой улыбке, повернулась и пошла по аллее к   своему «пятачку».
Мужчина ускорил шаги, догоняя девушку. Он не может скрыть радости. Снова видит ее, слышит голос. Сердце бьется в бешеном ритме.
Таня  сняла босоножки,  побежала по траве, щекочущей босые ступни.
Спартак улыбнулся. Непосредственна, как ребенок. Оттого так сильно волнует.
Девушка расстелила одеяло, скинула сарафан,  пристроила  на кусте, села, коснулась ладонью серой байковой ткани.
— Прошу.
Спартак остановился у края полянки, устремил на девушку влюбленный взгляд.
— Раздевайтесь!  Запаритесь в одежде. Здесь все в разобранном виде. — она наклонила голову к плечу, стрельнула глазами, громко расхохоталась.
— Нельзя  тихо хохотаться? На нас все смотрят. — обиделся Спартак.
  — Ой, умру от смеха. — девушка упала на одеяло. — Раздевайтесь и загорайте. Никто не будет смотреть, и не обижайтесь по пустякам.
— Подчиняюсь! — Спартак   медленно стянул брюки, расстегнул пуговицы финки. — Рядом можно повесить? —  остановился у  куста.
— Разрешаю! —  Таня приложила ладошку к глазам, защищаясь от яркого солнца, оглядела  мужчину. Спортом видимо регулярно занимается,  следит за собой.  Грудь волосатая, как у обезьяны. Очень мил. Она легла на живот, закрыла глаза.
— Ультрафиолетовые лучи в небольшом количестве полезны для здоровья. —  прикрыла голову платком. Коснулась щекой  теплого одеяла, вдохнула аромат влажной травы.  Почувствовала  взгляд. Наблюдает?  Ну и пусть. Дурак! Неожиданно раздражение   охватило девушку. Пришел на озеро, купайся, загорай. Я такая же, как все. И мне нет ни до кого дела. Спартак лег рядом. Она повернулась на спину. Сквозь платок, поймала солнечные блики, поморгала ресницами. Какое тепло исходит от него. Сердце подпрыгнуло и забилось толчками. Ей хочется прикоснуться к мускулистому плечу, погладить черные волосы на его груди. Непонятные чувства владеют девушкой.  Или это наваждение, от одиночества. Горячая волна пробежала по ее телу от ног до головы. С Юркой ничего подобного не происходило, даже в минуты близости.  Но  это было два, или три раза? Не успела вкусить сладость любовных приключений, о которых так много слагают стихов и песен. И всегда оставалась сама собой. Она вспомнила, как в последнее свидание, надела платье, подошла к зеркалу, покрасила губы. Поглядела на похрапывающего Юрку. Спускаясь по лестнице,  мысленно повторяла про себя одну и ту же фразу.  Это называют близостью? Но ведь ее как раз и не происходит. Всего навсего,  слияние тел, а душа не испытывает любовного удовлетворения. Сейчас, со мной происходит совсем иное, непонятное волнение. Внутри все горит и дрожит, как в лихорадке. Наверное, от солнца, от  аромата травы,  или от запаха его тела?  Вот именно, от запаха его тела. Он здесь, близко, рядом. Сбросила с лица платок, села,  подтянула к груди колени.
— Научи армянскому.
Он прищурил глаза.
— Что тебя интересует?
Девушка улыбнулась.
— Не могу не смеяться, ты очень забавно разговариваешь. Не обижайся, пожалуйста.
— Я не обижаюсь. — улыбнулся Спартак. Протянул руку  к пачке сигарет, лежащей на краю одеяла. Достал сигарету, слегка покрутил в длинных пальцах, поднес к губам, чиркнул спичкой, глубоко затянулся,  кольцами выпустил дым, стряхнул пепел. — Наблюдаешь за мной?
Щеки девушки покрылись румянцем.
— Мне нравится наблюдать, когда мужчина курит. В этом проявляется  мужское начало.
— Какое? — Спартак сделал глубокую затяжку. — Я плохо понимаю русский язык.
— Да так, это мои личные предположения, не обращай внимание. — у него красивые руки, про себя отметила девушка. И сигареты хорошие. Но пальцы дрожат. Волнуется, как на экзамене. Тоже мне, влюбленный солдат. Она не заметила, как произнесла последние слова вслух.
— Какой солдат? — спросил Спартак.
— Влюбленный. — рассмеялась Таня, услышав, произношение Спартака. — «Влюбленный солдат» — итальянская песня, — она напела мотив.
— У тебя хороший голос. — улыбнулся Спартак. Он попробовал повторить, но сбился и покраснел.
— Петь не умеешь. — Таня хлопнула парня ладонью по плечу. И почувствовала, как толчками забилось в груди, сердце. Кожа у него гладкая и теплая. Взглянула ему в глаза, сглотнула набежавшую слюну, дыхание перехватило от непонятных, захлестнувших, ее, чувств.
Спартак, вгляделся в лицо девушки. Испугалась,  или волнуется? Почему?  —  Мне медведь ухи откусила.
Татьяна упала на траву, прижала колени к груди.
— Ха, ха, ха!  — зашлась в смехе.  — Не откусил, а отдавил. И не ухи, а ухо.
— Только одно? — удивился Спартак.
— Ой, сейчас умру. — простонала Таня. — Ну, хочешь, одно, а можно и два. У тебя, уж точно оба уха, и, действительно, откусил медведь.
— Как ты сказала? — Спартак засмеялся. — Ты очень заразительно смеешься. А я левой ушой плохо слышу, после Армии.
Девушка  покатилась по траве, громкий смех разнесся по пляжу.
— Ой, замолчи, пожалуйста, а то живот болит, уморил меня совсем своим разговором. Ой, мамочка, не могу. — Таня наклонилась к лицу мужчины.
— А что случилось в Армии? 
 От ее взгляда у Спартака покраснели щеки.
— Так, ничего. — махнул рукой парень.
— Секрет? — лукаво скосила  глаза, Татьяна. — Ну, ладно. Говорят, кто музыкой занимался, левым ухом, хуже слышит.— приложила ладошку к левому уху, громко произнесла — «а». Потом прикрыла правое, крикнула — «а». — Пока, вроде, одинаково.  Может, с возрастом, мои уши испортятся. —  покачала головой. — Сдохнуть можно от смеха, слушая твой разговор.  До сих пор живот болит.
— Ты музыкант?  — Спартак устремил на девушку влюбленный взгляд.
— Музыкальную школу в детстве закончила. В педагогическом учусь.
— Да. — кивнул головой Спартак. — Там  тебя первый раз увидел. К товарищу приходил, он живет в том районе. Ты по ступенькам спускалась.
— Правда? — Татьяна прищурила левый глаз.  — В чем  была одета?
— Такой голубой  платье. — Спартак провел ладонями по бокам. — Вот такой.
  — Понятно, облегающий, фигуру. Надо же, запомнил. Есть такое. — Татьяна облизнула пересохшие, от волнения, губы. — А я тебя не заметила.
— Ты ничего не замечаешь.
  — Правильно. Вся в учебе.
Спартак смял в пальцах окурок. Раскурил новую сигарету. Выпустил в сторону дым.
—Жених у тебя есть?
Таня прикусила губу, чтобы не расхохотаться.
— Есть, только мы поссорились, и он уехал в командировку.
— Надолго?
— Не знаю,  вроде, на фпк.
— А у вас с ним … — Спартак сделал подряд несколько глубоких затяжек.
— Поняла, что тебя интересует. — Таня мотнула головой, словно упрямая козочка. — Все было. Собирались осенью расписаться. Мама с бабушкой  знают.
— Вы  трое живете?
— Да, живем втроем. — поправила парня, Таня.  Мама работает медсестрой,  бабушка врач, на пенсии, но не может расстаться с любимой профессией.
— Они в больнице работают?
— Ой, твой акцент меня уморил. — скривила губы в усмешке, Татьяна. — Бабуля в поликлинике, мама в больнице. Друг друга почти  не видим. Встречаемся по вечерам. Сейчас у меня каникулы, а они трудятся.
— Скучаешь?
— Некогда скучать.
— Вечером, что делаешь?
— Читаю, готовлюсь к занятиям. Смотрю телевизор, шью немного. У меня куча дел, времени в сутках не хватает. — она склонила голову на плечо, подтянула лямочку купальника. — Тебе зачем? Все равно сидишь по вечерам с женой и дочкой.
— Сижу. — вздохнул Спартак.
Таня провела ладонью по траве, потянула зеленый стебелек.
—Смотри, как далеко растет. — приподняла одеяло. — Это дикий вьюнок, видишь, какие у него маленькие, розовые цветочки.  Сорняк,  вывести  тяжело, корни длинные. Сорвешь, а он снова прорастет. Потому и называется вьюн. Вьется по всей поляне.
 Она произносила бессмысленные фразы, чтобы не дать ему говорить о жене, о семье. Почему ей, неприятен этот разговор? Ревность? Зависть к чужому счастью? Да какое мне дело до него и его семейных отношений. Ничего не хочу знать. Сейчас он здесь, рядом, со мной. И мне от этого тепло и спокойно. Ее снова охватило желание прикоснуться к нему.
— Так научишь, по-армянски? — Таня тряхнула волосами. Шпилька вылетела, длинные пряди волос рассыпались по плечам, прилипли к, намокшей от пота, спине.
— Сейчас найду. — потянулся Спартак к густой траве.
— Не надо, у меня много такого добра.
Татьяна взглянула в глаза мужчине.
— Как будет по-армянски: я тебя люблю?
— Эс, кес, сирум эм. — тихо произнес Спартак, не глядя на девушку.
Он любит меня. Почему-то обрадовалась, Таня. Голос  дрожит, словно не языку учит,  а признается в любви.
— Эс кес сирум эм. —  повторила девушка. — Армянская песня «Ой, сирум, сирум!» — что означает, если перевести на русский?
— Красивый, любимый, любимая. По-разному можно перевести. — Спартак поднял глаза, встретился взглядом с Татьяной. — Можно сказать, — любимая.  Правильно по-русски?
— Правильно. — улыбнулась, Таня.— Как твою дочку зовут?
— Тамара.
— Царица Тамара.
— Царица  в Грузии, а моя дочка — армянка.
— Покажешь?
Спартак остановил на девушке удивленный взгляд.
— Если хочешь, можно сейчас. — он взглянул на часы. — Мне ее из садика скоро забирать. —  мужчина  провел ладонью по своей ноге.
— Ой, смотри, у меня одна нога загорелась, а другая нет.
— Одна нога совсем сгорела, а одна осталась, чтобы передвигаться.  — упала на одеяло, Таня. — Ой, ты меня умертвишь, своим выговором. Сад далеко?
—Нет, совсем близко.
— Тогда одеваться. — она легко вскочила на ноги.
Спартак любовался каждым движением девушки. Нежная ручка потянулась за сарафаном, отделила зацепившиеся ветки. Голова на мгновение скрылась в ткани, а затем появилась в вырезе. Расправила складки оранжевой материи на округлых бедрах, провела ладошками по груди, поправляя лифчик. Стряхнула налипшие травинки, положила одеяло в сумку. Как же она хороша! Спартак сглотнул слюну. Даже прикоснуться не смею.
— Подсматриваешь? — веселый голосок  прервал размышления парня. — Одевайся! Что стоишь? Теперь она с удовольствием наблюдает, как он надел брюки, отвернулся,  натянул финку, потянулся за пачкой сигарет, одиноко, оставшейся лежать на траве.
— Собрался? —  критическим взглядом оглядела мужчину.
— Что-то не так? — покраснел парень.
—Все в пределах приличия.
Узкая дорожка, будто толкает их друг к другу. То рука, то плечо, прикасаются при каждом неловком шаге. Ноги, будто нарочно спотыкаются. Не могли пошире дорожки сделать. Подумала Таня, почувствовав, как при очередном прикосновении, мурашки пробежали по вспотевшей спине. Сердце, то, как часы, отсчитывает удары, то, сбиваясь с ритма,  останавливается у гортани.
— Она на тебя похожа?
— Так говорят. — пожал плечами, Спартак. — Не знаю.
Они вышли из парка. Горячий воздух дыхнул в лицо.
— Ну и жара. Наверно, градусов, сорок. Чувствуешь, асфальт мягкий. Подошва шлепанцев прилипает. В Армении тоже летом жарко?
— Нет, хорошо.
— В такую жару приятно сидеть в воде, в речке, или дома под крышей. В полдень самое пекло.
— Вот и садик. — указал Спартак на двухэтажное здание.
— Ты иди, я здесь подожду. — Таня остановилась у раскидистого клена.

Он  зашагал к саду. Походка и выправка военная. Отметила девушка. Сразу видно, в какой организации работает. Она отвернулась, прикусила губу, сдерживая улыбку.  Переступила с ноги на ногу, наклонила голову,  осмотрела пальцы с потускневшим лаком. Педикюр давно не делала. Лак надо выбрать поярче, лето на дворе. Нагнулась, поправила ремешок босоножки, плотно облегающий подъем. Разогнулась, открыла и снова закрыла молнию на сумке. Вздохнула, правда, говорят, ждать невыносимо.  Неужели, я к нему привязалась за столь короткий срок знакомства? Это плохо, у него семья. Но, мне ведь от него ничего не нужно. Просто, друг.  Подытожила Татьяна свои рассуждения. Всего, два дня  знакомства. Ну, не друг, знакомый. Хороший знакомый. Откуда мне знать, хороший он или нет? Словно дьявол спорил с нею внутренний голос. Ну и пусть. Мне все равно, хороший, нехороший, произнесла Таня вслух и круто повернулась вокруг своей оси на одной ноге.
— А вот и мы. — услышала  голос за спиной.
Девушка оглянулась.
Круглые черные глаза ребенка, не моргая, смотрят на нее. Коротко постриженные черные волосы, голубое платьице. Пухлые ручки, маленькие ножки в бежевых сандаликах.
— Давай знакомиться! — протянула Татьяна девочке руку.
Маленькие пальчики потянули ворот платья, плотно облегающего тонкую шейку. Алый ротик искривился, будто ребенок хочет заплакать.
— Какая ты хорошенькая, почему хочешь плакать? — внимательно осмотрев малышку, Таня рассмеялась.
— Кто ее одевал?
— А что? — побледнел Спартак.
— Платье надето задом наперед, и наизнанку. Сандалии правый на левую,  левый на правую ногу. Она стоять не может. Как ты ее вел?
— Я нес. — Спартак кисло улыбнулся.
— Горе ты луковое, пойдем переодеваться. 
— Почему ты сказала про лук? — удержал ее руку, Спартак.
— Так говорят. Бери дочку на руки.
Они вошли в парк, сели на лавочку.
— Ставь ее сюда. — указала Таня на лавку. Расстегнула пуговицу на вороте платья малышки, сняла и надела правильно. Посадила девочку на скамейку, поменяла сандалии. Достала из сумки расческу, провела несколько раз по детской головке.
— Вот теперь, полный порядок.  Учись, папа, как надо ухаживать за дочкой.

Девочка раскинула ручки и бросилась к девушке. Крепко прижалась горячим тельцем,  обхватила за шею.
На глазах Татьяны заблестели слезы. Она обняла ребенка. Мне уже двадцать три, пронеслось у нее в голове, меня мама родила в двадцать один. Я, наверное, такая же была маленькая. Девушка прислонила губы к детским волосам. Сладковатый запах ванили, мяты защекотал в носу. Таня с трудом сдержала себя, чтобы не разрыдаться. Чувство теплоты, жалости, ответственности за существо, прижавшееся к ней, охватило ее.
— Возьми мою сумку. —  прошептала она. — Я ее понесу, можно?
Спартак  кивнул головой. Ручки девочки обняли Танину шею. Маленький пальчик  провел по  щеке.
— Катя. — громко произнесла она.
Мужчина улыбнулся. — Катя сестра жены, восемь лет, во втором классе учится. Другого имени не знает. Ты  на нее похожа. — он наклонился к девочке. — Таня, скажи, Таня.
Девочка помахала головой из стороны в сторону, — Катя. 
— Расскажет  жене. — Таня взглянула в глаза мужчине.
— Не расскажет.
— У тебя будут неприятности?
Он тряхнул головой,  непослушная прядь упала на лоб.
— Не волнуйся, я сам.
— Поняла. — Таня прижала девочку к груди. — Тогда гулять.

Они пошли по аллее к аттракционам.  Татьяна заметила восхищенные взгляды прохожих. Наверное, думают, мы семья. Ей, почему-то льстят их взгляды. Я тоже хочу малыша. Поймала себя на неожиданно, промелькнувшей мысли в голове, девушка.  Материнские чувства впервые проснулись в ней. Почему рядом с Юркой у меня никогда не возникало таких чувств? Первое предназначение женщины, продолжение рода. А я вся в учебе. Но ведь без карьеры сейчас пропадешь. Как научиться совмещать?
— Тебе идет. — прошептал ей на ухо,  Спартак.
— Что? — вздрогнула Таня.
— Идет быть мамой. — улыбнулся мужчина и положил руку ей на плечо.
Горячая волна пробежала от ног к голове девушки. Она крепче прижала ребенка к груди.
— Какая чудесная семейная пара! — молодой парнишка навел объектив фотоаппарата.
— Минутку! Один снимок. Совсем недорого, завтра заберете.
Спартак коснулся ее руки. Его взгляд умолял о  согласии. Таня медлит. Найдет фото его жена, устроит скандал.
— Ладно. Снимайте скорее, пока не передумала. Смотри на дядю, вот туда. — повернула голову Тамары, Таня. Она уже пожалела о случившемся, улыбнулась пареньку, и пошла по аллее.  Спартак догнал.
— Обиделась?
— Где  будешь хранить фото?  Жена найдет, съест тебя с потрохами.
— Пусть тебя это не волнует.
— Хочу! — громко произнесла Тамара, и протянула ручку, указывая на лоток, уставленный румяной сдобой.
— Она ест хлеб? — удивилась Таня.
— Любит булочки с творогом.
— Дай! — сказала Тома, и протянула руку к ватрушке.
Женщина в белой куртке, улыбнулась.
— На здоровье!
Тамара двумя ручками обхватила ватрушку и вонзила в нее мелкие, как у мышки, беленькие зубки.
— Очаровательная малышка! — улыбнулась продавщица.
— Спасибо! — прошептала Татьяна. У нее почему-то пропал от волнения голос.   Она ощутила чувство гордости, будто за свою дочку.
— Пойдем, сядем. — Таня указала на ряд столов под натянутым сине-желтым, полосатым тентом. Села за столик у барьера, отгораживающего кафе от парковой аллеи, посадила Тамару на колени. Поглаживая мягкие волосы девочки, наблюдает за Спартаком. Он берет  мороженое,  достает деньги из кармана, рассчитывается с продавцом. Ей нравятся уверенные движения рук, здоровое тело, обтянутое финкой. Все в ней рождает чувства, ранее  не испытанные. Она поняла,  хочет мужа, вот так же ухаживающего за нею, и ребенка.
— Ты на  меня смотришь? — Спартак поставил на стол пломбир в пластмассовых вазочках, стаканы с соком.
— Тебе идет быть папой. — прищурила глаза Татьяна и подвинула стакан   Тамаре.
Маленькие ручки крепко обняли граненые бока стакана,  розовые губки приникли к краю.
— Любит абрикосовый сок. — наклонился Спартак к Тане. — Почему  не кушаешь мороженое? Очень вкусно!
— Любуясь на нее. — она  встретила взгляд мужчины. Если с ним погуляю, у меня будет такая же малышка, или мальчик. Впрочем, все равно.
— Поела? — Таня поцеловала девочку в щеку.
Та  положила голову ей на грудь.
— Тогда домой. Пора спать. Она спит днем? — повернулась Таня к Спартаку.
— Иногда.
— А надо всегда. — Татьяна отряхнула крошки  с платья девочки, вытерла платком маленький ротик.
— Я тебя люблю, Катя! — прошептали ей  в ухо губы ребенка.
— Я тебя тоже! — Таня крепко прижала к себе Тамару.
— Не провожай, я сама.  Бери такси и домой. Она устала, почти спит. — вздохнула Татьяна, передавая дочку отцу.
— Завтра придешь? — Спартак поймал ее руку, сжал пальцы.
Таня отвернулась. Она боится встретить его взгляд.  Ведь он прочтет в ее глазах, нежность, страсть, вдруг так властно, овладевшие, ею. Освободила руку, и пошла по дорожке. Чувствуя, как он смотрит вслед, не оглядываясь, помахала рукой. Сама не знаю, приду еще или нет, промелькнуло в ее голове.
                * * *


Тюлевая занавеска шепчется с легкой синей шторой, отодвинутой к краю распахнутой оконной рамы. Большая круглая, как тарелка,  луна заглядывает в окно. Острый девичий локоток смял полушку.  Спать не хочется. Правда говорят, в полнолуние не спится. А прежде спала. Девушка глубоко вздохнула. Продела обе ладони в густые распущенные, по плечам  волосы, потянулась. Почему сегодня не могу заснуть? Юрка уехал. Но меня его отъезд не огорчил. В наших отношениях, чего-то не хватает, сама не пойму, что именно. Даже в моменты близости, мы каждый, словно сам по себе. Нет гармонии? Так называется? Любить, значит жить его интересами, его жизнью. А я смогла бы так?  Неужели я влюбилась? Татьяна  легла на постель, повернулась на бок, уткнулась носом в прохладную ткань наволочки.  Виновато лето, жаркое, томящее солнце, шелест листьев на кронах деревьев, у озерной воды, шепот  мелких волн, вот еще луна.  Все очень грустно. Вместе мы быть не можем. Разрушать семью не стану. Значит,  роль второго плана. Любовница. На лето.  Скоро я ему надоем, и он меня бросит. Или надоест он мне. И мы расстанемся, без злости, без упреков, без претензий друг к другу. Останется приятное воспоминание о  счастливых летних днях.  Летний эпизод, точнее, летний роман, без правил и слез.

Она представила черные глаза,  улыбку красивых губ. Поворот головы, движение бровей, когда обижается, или удивляется. Он любит! Тихо сказала девушка. Признался,  такое с ним происходит впервые. Обручили в детстве. В деревне, где рос, по соседству жила ее бабушка. Она приезжала туда на каникулы. Детская дружба, и не более. А теперь, любовь, страсть? И то и другое вместе. Непреодолимое желание близости. Таких чувств,  ранее никогда не испытывала. Он пробудил во мне женщину. Почему он? Стечение обстоятельств? Солнце, озеро, луна. Новое знакомство. Новые эмоции. Отдохнувший организм просит развлечений. Он оказался рядом.  После буду раскаиваться. А по какой причине я должна отказывать себе в удовольствиях? Значит, все-таки, удовольствие? Но я хочу его, до безумия, до боли и онемения кожи внизу живота. Не могу спать, не могу есть, не могу ни о чем другом думать. Она вспомнила тепло маленького тельца, прижимающегося к ней. Будто рядом, над ухом, прозвучал детский голосок: « Я люблю тебя, Катя!»   Ребенок.  А если? Но ведь не всегда, получаются дети. Рассказать маме, или бабушке? Таня повернулась на другой бок. Нет, они не поймут. Это мое, личное, и касается только меня. Сама решу. Чужое вмешательство разрушит гамму новых чувств, овладевших мною.   Мне нравится томление, бесстыдство картин, рисуемых воображением.  Окунуться в этот сладостный омут. Потом, хоть трава не расти.

Скрипнула кровать. Таня вздрогнула,  будто подслушали ее крамольные мысли. Мама услышит, станет расспрашивать. Надо заснуть. Подтянула простынь к подбородку, как кошка свернулась в клубок,  закрыла глаза. Глубоко набрала несколько раз в легкие воздух, выдохнула. Через несколько секунд заснула глубоким, сном. Не слышала, как подошла мама, прошептала на ухо нежные слова,   поцеловала в лоб. А Татьяна видит странный сон.
  Босые ноги ступают по, нагретой солнцем, земле. Руки раздвигают, толстые стебли огромных подсолнухов, раскачивающих желтыми, круглыми головками.  Растения больно ударяют  по спине. Она идет и идет вперед, но поле не кончается. Ей жарко, капли пота выступили на лбу, ручейками стекают по телу, под одеждой. Словно по мановению волшебной палочки, перед нею вырос большой пень.  Тяжело опустилась, расправила   подол белой холщевой рубахи. Ушла из дома неодетой?  Вдруг кто из соседей увидит?  Приложила ладони к горячим щекам. На  колени упал огромный подсолнух. Коснулась плода рукой,  черные семечки  высыпались на рубаху, усыпали возле  ног, поникшую, выгоревшую от зноя, траву. Нагнулась, пытаясь ладонями собрать семена. Но они скользят между пальцами. Девушка застонала. Подняла отяжелевшие веки. Взгляд скользнул по стене. Знакомый рисунок обоев.  Уже утро. Провела ладонями по волосам. Семечки к слезам.   В рубашке шла. Это стыд.  Глупость приснилась. Положила ладони на щеки, покачала головой, отгоняя видение. Часы пробили два раза. Восемь. Давно пора вставать.
* * *
Автобус остановился. Таня спрыгнула со ступеньки на бетонный настил остановочной площадки. У решетчатой ограды парка увидела стройную, широкоплечую фигуру в голубой майке. Радостно забилось  сердце. Ноги, кажется, не касаются асфальта, несут свою хозяйку. Спартак,  переминаясь с ноги с ногу, ждет, когда  она,  приблизится. Быстрей, быстрей.  Белые босоножки, на девичьих ногах мелькают в его глазах флажками. Каждое  движение любимой,  вызывает восторг в  душе. Красива, как сама любовь!
Перекинув ремень сумки через плечо, Татьяна лукаво стрельнула глазами на мужчину.
— Привет! Давно ждешь?
— Всю жизнь! — Спартак поднял руку, видимо хотел  положить  на  девичье плечо, но не решился.
— Пойдем на наше место?
Таня рассмеялась.
— Наше? Я всегда там загораю. Согласна, пусть будет наше. — покачивая сумкой из стороны в сторону в такт шагам,  пошла по аллее. Спартак побрел следом, с удовольствием оглядывая  стройную фигурку.
— Не хочу загорать. — карие глаза, обрамленные густыми ресницами, остановились на лице мужчины.
— Погуляем, или посидим  в тени? — согласился Спартак.
Они пошли по тропинке, петляющей среди деревьев, удаляясь от пляжа. Небольшой, зеленый островок, под раскидистыми кленами, привлек внимание девушки.
— Вон там, расстелем одеяло, и отдохнем. —  сбросила обувь, побежала по траве. Раскинула одеяло и, не снимая сарафана, растянулась, ощутив, всем телом тепло, нагретой солнцем земли.
Спартак присел рядом.
Татьяна прищурила глаз, отчего лицо приобрело хитрое выражение.
— Расскажи что-нибудь? — скривила алый рот в улыбке.
— Что рассказать? — Спартак достал пачку сигарет из кармана, вынул одну, не спеша, раскурил, затянулся, выпустил дым.
— Про школу, как ты учился. Смешно, вот так же, как сейчас разговаривал и получал плохие отметки.
— Учился в армянской школе, разговаривал по-армянски, и отметки были хорошие.
Татьяна уперлась локотком в расстеленное одеяло, положила щеку на ладонь, изобразив на лице грусть.
— Так вот почему ты плохо разговариваешь по-русски. В школе учили русский язык?
— Учили, но мало.
— Ты не хочешь сознаться, что был плохим учеником?
— Я был хороший ученик. — по слогам, затрудняясь в подборе слов, произнес Спартак.
— Значит, плохой учитель? — Таня села, тряхнула волосами.
— В армии  на каком языке разговаривал?
— Я не разговаривал, я служил.
— Ой, мамочка! — девушка рассмеялась. — Ты хочешь сказать,  в армии не разговаривают, молча, выполняют приказы и все?
Спартак кивнул головой
— В каких войсках?
Спартак не ответил.
— Понятно, секрет.
Он остановил на девушке взгляд, полный нежности.
— Все, больше ни о чем не расспрашиваю.  Ложись рядом.
Татьяна легла на спину, закинула руки за голову.
— Я  тебе нравлюсь? — Татьяна  глянула из-под ресниц. Спартак лежит  на животе,  руки согнутые в локтях служат подушкой для головы. Финка облегает тренированное тело. Прижаться щекой к его спине. Таня почувствовала, как перехватило дыхание от захлестнувшего желания. Отвернулась, крепко сомкнула веки. Не видеть его, лица, тела. И вообще прогнать. Пока не совершила глупость, за которую потом буду себя ругать всю жизнь.
Горячее дыхание коснулось ее щеки. Не открывая глаз, поняла, он наклонился над нею. У него красивые губы, представила девушка.  Сердце забилось толчками у горла.
Спартак  приподнялся на локте. Не отводит от девушки, восхищенных глаз. Густые, слегка, вьющиеся, каштановые пряди, разбросаны в беспорядке вокруг головы. Челка, прилипла к вспотевшему лбу. Ноздри нервно подрагивают от прерывистого дыхания, алые губы приоткрыты. Грудь волнуется под вырезом сарафана. Потемнело в глазах.
— Тебе плохо? — теплая ладошка коснулась его плеча.
Он вздрогнул, как от разряда электрического тока.  Она приложила ладони к его груди, удерживая парня на расстоянии. Глаза встретились. Ладонь девушки скользнула на его плечо.
— Поцелуй, не бойся.
Спартак прикоснулся к ее губам.
Сладость поцелуя опьянила обоих. Его рука согнулась, и он накрыл ее всем телом. Когда  отпустил, она отвернула лицо.
— Больше не надо, пожалуйста!
— Почему? — голос Спартака дрожит. — Я люблю тебя! Очень люблю! Не могу без тебя!
— Потому и не надо. У тебя жена. Прелестная доченька. Никогда не разрешу тебе их оставить.  Нам не надо встречаться.
— Как же я? — голос Спартака дрогнул.  Куда девались его мужество, уверенность в себе? Кончик носа подрагивает. Хочет плакать, но сдерживается.  Она приподнялась, взяла его ладонь, поднесла к глазам. — Линия жизни у тебя длинная, а линия ума с нею не пересекается. Совсем, как у меня.  Спи, я буду на тебя смотреть. —  он лег рядом.  Таня положила ладонь на его лоб. Пальцы скользнули выше, утонули в черных волосах. Желание прикасаться к нему, ласкать, лохматить его кудри, полностью овладело ее мыслями и чувствами. Указательный палец девушки прочертил прямую линию ото лба мужчины к носу.
— Я тебя нарисую, хочешь? — шепотом спросила Таня.
— Рисуй. — тихо ответил Спартак.
Глаза встретились. Кровь прилила к лицу. Она наклонилась и поцеловала его в середину губ. Потом еще и еще, крепче и настойчивее, в лоб, в глаза.
У Спартака перехватило дыхание.
— Ты хочешь меня?
Она отвернулась, вздохнула.
Он коснулся ее руки.
— Пойдем ко мне.
— Лучше ко мне. — Таня сжала ладонями виски. — Кажется, я схожу с ума. — встала, тряхнула волосами.
— Потому что, я тебя люблю, и мои чувства передаются тебе.
— Ты правильно построил фразу? — девушка улыбнулась
Губы Спартака раскрылись в счастливую улыбку.
— Учусь у тебя.
Татьяна стряхнула одеяло, свернула, положила в сумку.
Правильно делаем? Искоса  глянула на парня. Не надо думать. Нас двое. Мы имеем право на счастье.
                * * *               
Ключ легко повернулся. Татьяна толкнула дверь.
— Входи!
Спартак переступил с ноги на ногу, облизнул пересохшие губы.
— Смелей. — рассмеялась девушка. — Я тебя не съем.
— Зато я тебя съем. — мужчина перешагнул  порог, снял шлепанцы.
Таня, прижала ладони к щекам, покачала головой
— Ух, какие у тебя большие туфли,  мои, рядом с ними,  словно детские пинетки.
— Не издевайся. — нахмурил брови, Спартак.
— Пойду, чайник поставлю, в горле пересохло.
— Не надо, я не хочу чай.  Танечка, Танюша, Нюшенька, моя дорогая! — он привлек девушку к себе.
Таня почувствовала, как нежная истома окутала тело. Как во сне,  ощущает прикосновение горячих пальцев, снимающих  сарафан.  Руки обхватили его шею, когда  поднял на руки. Сквозь ресницы  увидела, как раскачивается голубой абажур люстры в коридоре под потолком. Неужели землетрясение? Или у меня в глазах все качается. Ну и пусть.
* * *

  Серебристый штрих рисунка на обоях, сложился в широкие, улыбающиеся губы, как у клоуна.
— Смеется клоун.
— Какой клоун?
— На стене, смотри. — Таня приподняла голову, пошевелила онемевшей ногой. Ладонь  легла Спартаку на грудь.
— Шелковые завитушки. Я думала, как щетина. Она прижалась щекой к его груди, тихо засмеялась.
— А у твоего жениха?
— У него на груди ничего не растет.
— Тебе, как нравится?
— Нравится, нравится. Опять путаешь падежи. — рассмеялась, Татьяна.
Спартак обнял ее плечи. — Тебе хорошо? —  ладонь,  коснулась  груди.
— Очень. — она отвела  руку.— Не надо, а то опять захочу.
— Я согласен. — Спартак прижался лбом к  плечу любимой,  вдохнул аромат женского тела.
— Какие духи?
— Арабские.
— Колдовской запах.
— Твоя жена пользуется косметикой?
— Она не любит.
— Почему?
— Не надо о ней сейчас говорить.
— Если она догадается?
— Не догадается.
— Ты это уже говорил не один раз.
— Молчи, я с ума схожу! Я сплю и вижу тебя во сне. Просыпаюсь, и перед глазами твое лицо. Я люблю! Понимаешь?
— Понимаю.
Он взял ее руку, поднес к губам, поцеловал палец, потом другой.
— У тебя длинные пальчики, красивые ручки. Я буду целовать твои пальчики. Дай вторую руку. — он покрыл поцелуями каждый  палец.
— Хватит. — рассмеялась, Таня. — Липучка.
— Люблю, люблю, люблю! Съем твои руки, потом ноги, потом тебя.
— Ты людоед, или голодный?
Таня откинула голову на подушку.
— С тобой хорошо. Не хочу привязываться. Потом трудно будет расставаться.
— Не надо расставаться. Я буду с тобой. — Спартак наклонился, поцеловал в шею, потом губы коснулись груди девушки.
— Не надо. — она продела пальцы в его волосы. — А то расплачусь.
— Я обидел?
— От счастья, дурачок. Никогда мне не было так хорошо.
— Это от любви. Я тебя очень люблю. Не хочу от тебя уходить.
— Не уходи, до вечера еще далеко. Иди ко мне.
                * * *
Ложка стучит о край чашки.
— Чай уже остыл, а ты все мешаешь. —  женщина взяла из руки внучки ложку, положила на стол. — О чем задумалась?
Таня вздрогнула, подняла глаза на бабушку, улыбнулась.
— Так, ничего.
Антонина Ивановна положила ладонь на ее лоб. — Температуры вроде нет.
Татьяна рассмеялась.
— Я не болею. И температуры у меня нет. Я счастливая.
—  Тогда почему переживаешь?
Девушка отпила из чашки остывший чай. — Я не переживаю.  С чего ты взяла?
— Не натвори глупости. — женщина присела на табуретку, сняла с головы платок, помахала перед лицом. — Жара, как в бане. Загорать пойдешь?
— В воскресенье не хожу. Народу много.
— Значит, сготовлю что-нибудь вкусненькое.
— Мне все равно. — она встала,  вышла на балкон. Жаркий воздух обжег щеки. Что он сейчас делает? Смотрит телевизор? Скучно без него. А при встрече все в нем раздражает. Куда исчезло то слияние душ, которое ей, казалось, было так сильно, и  связывало их. У него своя жизнь. Мы никогда не будем вместе. Желание близости с каждым разом уменьшается. Будто насытилась любимым блюдом. Утолила голод, и больше есть не хочется. Это не любовь.  Надо расстаться.  Но как  ему  сказать? Она представила его взгляд, влюбленный и восхищенный. Он любит. А я устала от неопределенности. Лучше прекратить встречи. 
                * * *
Лучи солнца приятно ласкают кожу. Теплый ветерок пробегает по телу. Хорошо лежать на животе,  прижавшись щекой к  нагретой солнцем, траве, вдыхая  пряный аромат.   Сознание затуманивается, окутанное дремотой. Вот так бы и лежала под солнышком, ни о чем не думая, только наслаждаясь теплом, свежим воздухом и летом.
Горячая ладонь легла  на спину, погладила между лопаток.
— Ты уже вторую неделю  не приглашаешь меня к себе? — Спартак облизнул пересохшие губы. — Почему? Я что-то сделал не так? Татьяна  передернула плечами. Рука Спартака сползла с ее тела. Неужели он не понимает?  Она не хочет продолжать их встречи.  Как объяснить, чтобы не обидеть. Хотя для него, такое сообщение будет посильнее обиды.    Но продолжать любовную связь,  предательство. По отношению к себе, а тем более, к нему. Это вспышка, которая скоро пройдет. Начнутся занятия, найти время на свидания станет трудно. У нее учеба, у него работа и семья. Да и страшно, заподозрит жена, а ей неприятности ни к чему. Страсть, всеопьяняющая, завладевшая ее сознанием, мыслями, телом, уже поутихла. Расстаться, и чем раньше, тем лучше. 
— Нам не надо больше встречаться.
— Почему?
— Не хочу.
— Не хочешь? Тебе плохо со мной?
— Хорошо, но это  не для меня.
Спартак взял девушку за плечи.
— Посмотри на меня.
— Ну вот, как на допросе. Смотреть в глаза. — у нее защемило сердце. Ей  захотелось обнять, прижаться к нему. Но, его настойчивость раздражает. Несвободен, а  предъявляет права. 
— Времени нет.
— До начала учебного года почти три недели.
— Я не хочу. Понятно? — Татьяна села, обхватила колени руками. —  У нас нет будущего. Так лучше для меня, а тем более, для тебя.
Глаза Спартака наполнились слезами.
— Откуда ты знаешь, что лучше? Для меня расстаться с тобой вовсе не лучше. Я не смогу без тебя.  Хотя бы раз в неделю я должен видеть тебя, чтобы жить.
Девушка вздохнула. Ей стало жаль его. Но она приняла решение. Убедила себя, что  расстаться надо уже сейчас.
— Сегодня мы видимся  последний раз. Я не приду на озеро. А ты не приходи ко мне. И нигде меня не жди. Наши встречи, всего лишь летний эпизод. Мы попали в плен. Жара, запах роз, травы, шум воды. Летний плен и не более. Опьянение.  Пришла пора протрезветь.
Спартак  закурил.
—  Ты думаешь только о себе.
Таня положила руку на его колено.
— У тебя будут проблемы. У нас разные дороги. Пересеклись однажды, и спасибо судьбе. Приятный летний эпизод. Пройдет время и все забудется. А если вспомним, то с улыбкой. Летнее приключение. 
— Разреши хоть изредка видеть тебя.
— Не надо.
В кустах прокричала птица. Голоса отдыхающих слились в общий поток звуков. У меня  в голове гудит, поняла девушка.  Спартак, прищурив глаза, смотрит на воду, и курит.
Сейчас он докурит сигарету, и я уйду, решила она.
— Сегодня наше последнее свидание. — Татьяна поднялась, надела сарафан.—  Проводишь меня до выхода и прощай.
— Вот так сразу!? — Спартак  пытается надеть брюки,  ноги путаются в штанинах. Наконец, он справился с одеждой, оправил рубашку.
Девушка  пошла по аллее. Спартак, склонив голову на грудь, побрел за ней.
Они, как в день знакомства идут, спотыкаясь,  прикасаясь,  друг  к другу то плечом, то рукой.  Вот и решетка ограды.
— Дальше не провожай. 
— Ты не поцелуешь меня?
 
Таня наклонила голову, чтобы скрыть набежавшие слезы, покачала головой. Она медленно спустилась по ступенькам подземного перехода,  вышла на остановку,  и  вошла,  в распахнувшуюся дверь подъехавшего автобуса.
Спартак  долго стоял у ограды парка, наблюдая за девушкой. Икарус  исчез за поворотом. Летний эпизод. Прозвучали в ушах ее слова. А лето закончилось.