Павел Шилов
Доконал
Рассказ
На берегу небольшой речки Парашихи, время было обеденное, отдыхали пастухи и их стада коров. Пастухи примерно были одногодки. Только к этому времени один уже имел четверых детей, хотя был тощ и высок, как болотная тростинка, и кличка его была Коля – Бес, или по фамилии Бесов. И звали его за то, что кстати и не кстати он мог сказать, а потом язвительно улыбнуться.. Другой же был ростом высок, широкоплеч, глаза карие чуть с раскосиной, нос горбинкой. Рыжий чуть вьющийся чуб спускался на рыжие густые брови. Грудь, как шуба, заросшая мягкой густой шерстью, была широка и оригинальна своей вмятиной, которая разделяла её на две равные половинки. И был это по кличке Костя – Кабан. Кабанов. Да, конечно, у них фамилии были, но почему-то все окружающие звали их по кличке. Коля же Бес или Бесов постоянно кашлял и хирел, и втихаря злобно завидовал здоровью Кости – Кабана. Он никогда не упускал случая, чтобы не подшутить над своим коллегой. И самое лучшее поле для колкостей было то, что вот уже в течении нескольких лет жена Кости Катя не может родить.
- Нету в тебе мужика, нету, - частенько напоминал Бес Кабану, - вроде ты и громадный, но видимо большая Федора да дурра, если сам не можешь, позови меня. Уж, я для тебя, как для друга и коллеги по ремеслу, постараюсь. Да и баба у тебя - ягодка. Эх, ты мужичок!
Он надменно хихикал, да так, что у Кости всё внутри переворачивалось. Костя держался всеми фибрами своей души, и сколько не старался дать словесную сдачу, у него ничего не получалось, а силу применить, чтобы заткнуть глотку противнику, он не хотел. Его противник всегда выскальзывал из словесной атаки, и злобно жалил, мол, что за человек – не мужик не баба.
Пастухи, всматриваясь в лес, куда уходила тропинка, ждали доярок и хозяек, у которых по очереди кормились.
- У-у-у-у, - раздался мощный утробный рык матёрого быка со стороны леса.
- О-о-о-о, - ответил, насторожившись другой бык из стада Коли – Беса
- Наверное, отожрался на овсах, лоснится от жира, как морж, - улыбнулся Костя – Кабан, - сейчас будет что-то интересное.
- Нашёл чем хвастаться, лосниться от жира. Эка невидаль, - процедил сквозь зубы Коля – Бес.
- Р-р-р-р, - улыбнулся Костя – Кабан, - наконец-то изволил пожаловать. Сейчас твоему Чупику будет хана.
- Да моего Чупика покормить так с месячишко – любого быка уделает, - отозвался Бес.
- Посмотрим, что он сейчас сделает с твоим Чупиком. Разгонять быков я не пойду. Уж будь уверен.
Речка Парашиха, где отдыхали пастухи, была не широкая, но довольно чистая. По обеим сторонам её росли небольшие деревья: берёзки, ольхи, осинки. Густая высокая крапива опускалась к самой воде. На ветке берёзки, где бил ключ, висел ковшичек из бересты, сделанный пастухами. Здесь было вольготно. В омуте можно было искупаться, а потом лечь на спину и смотреть в небо, если сильно утомился, то и вздремнуть неплохо. Коровы тоже отдыхают, пережёвывают пищу. Кричали хозяйки своим коровам, дзенькали струи молока о подойник. Хорошо было пастухам – такая благодать.
- У-у-у-у, - слышался злобный рык из леса.
- У-у-у-у, - отвечал ему Чупик, и рыл копытами землю.
- Сейчас твоему Чупчику трёпка будет. Не чуешь, Бес, хозяин здешних стад идёт. Ох, и будет! Чует моё сердце.
- Не хвались, Кабан. Всё ещё впереди. Кто кого возьмёт, не будем загадывать, - хихикнул Коля – Бес.
Из лесу выдвинулась чёрная голова с рогами. Опустив голову вниз, бык шёл прямо на Чупика Чупик не отступил. Они упёрлись рога в рога, напружинив и без того тугие мышцы, и стали пятить друг друга.
- Чупик, давай его, давай, - кричал Коля – Бес.
- Не дёргайся, - осадил его Костя - Кабан, - сейчас увидишь, как твой бычок полетит вверх тармашками.
- Вот и не полетит, вот! – уже кричал Коля – Бес.
Его задевало спокойствие Кабана. Он сознавал, что Чупик не выдержит. Ему не сиделось на месте. Он подошёл ближе. И был совсем рядышком от дерущихся быков, когда увидел, как его любимец дрогнул, подкосив уставшие от перенапряжения ноги. В одно мгновение он уловил ситуацию. Длинный кнут с вплетённой на конце проволокой, ожёг круп Костиного быка. От обиды и боли бык взвыл. Опустив мощные рога, пошёл на пастуха. Как Кабану, так и Трубе было ясно, что от парной крови быки свирепеют. Так вышло и на этот раз. Коля – Бес улыбался, увидев, что его Чупик очнулся и с пеной у рта, бросился на своего соперника. Бык Кости сопротивлялся, но упереться ногами в землю уже не мог, и давящий сзади мощной силой, двигался к речке, запнулся за кочку и перевернулся через голову.
- Гад, - прохрипел не своим голосом Костя, - что ты сделал?
Он стал кнутом хлестать Чупика, чтобы спасти своего быка от неминуемой гибели.
- Всё в порядке. Ну что я тебе сказал? – улыбался Бес.
- Ты, ты, - задыхался Костя от распираемой в груди злобы, - изверг. Понимаешь ли ты, что ты наделал?
Он сжал кулаки как две огромные гири. Они побелели, и были страшны своей бледностью, где на руках торчала рыжеватая шерсть. В глазах сверкали молнии. Коля – Бес стоял и смотрел широко открытыми глазами, как медленно, но уверенно на него надвигался Костя – Кабан. Он впервые видел его в таком виде. Бес оглянулся, поискал спасения, увидел, как идут на дойку по одиночке и группами бабы. Он пожалел себя, подумав, что сейчас полетит в Парашиху на виду у всех. Маленький, тщедушный он берёг свою честь страстно. А когда всё же был оскорблён, потихоньку плакал, спрятавшись от всех в потаённое место, и сквозь слёзы выкрикивал:
- Я этого не прощу. Ты у меня за всё заплатишь полной меркой.
С ним пытались не связываться, да и он особого вкуса к спорам не имел, но уж если, что случалось, он уже не отступал. Сейчас Бес понял, что Кабан пойдёт на всё, так как доведён до крайности. Он испугался и не понял, как от страха помочился. Ему стало нестерпимо больно, что бабы увидят его позор. И тут он почувствовал, как треснули его ветхие брюки, схваченные сильной рукой, заныла шея, потом страшная боль ожгла ягодницу, короткий полёт и приземление в грязь лицом. Он оглянулся, бабы стояли рядом. В это время Кабан молотил Чупика кнутом, потом схватил за хвост, напрягся и бык упал.
- Быка свалил, меня не свалишь. Я не из того теста сделан, - процедил сквозь зубы Бес, - ты у меня ещё обольёшься кровавыми слезами. Попомни меня, против силы есть ум.
Бабы подбежали к быкам, заохали. Бес в это время за кусты, и был таков. Быки отлежались, встали. Скотницы, что обслуживали колхозное стадо, зацепив к металлическому кольцу, что вдеты в нос верёвки, развели быков в разные стороны. Стада разогнали. Может быть, так бы всё и закончилось, забылся бы инцидент с быками, ну повздорили быки, мужики из-за них – бывает. Только на следующий день бабы увидели, как сидит Коля – Бес на пригорке и держит около семя магнитофон. Он улыбается и по его осунувшемуся рябому лицу бегает лукавая усмешка. Ясное дело, человек хочет что-то сказать и ждёт когда соберётся вокруг его побольше людей, чтобы произвести больший эффект. Бабы стоят около его молча. Он , наконец-то, не выдерживает, говорит:
- Бабоньки, для веселья я принёс лёгкую музыку, чтобы усладить ваш слух и поднять настроение. Не обессудьте, уж послушайте, ведь я предлагаю вам от чистого сердца.
Сначала полилась музыка, и знакомый голос любимой певицы прервал тишину:
«Ромашки спрятались, поникли лютики».
Костя – Кабан, отвернувшись, ел первое и в тоже время слушал песню. И тут до его слуха донеслось: «Кабан – без….й». И снова нежная тёплая музыка. Костя не мог понять, действительно он её слышал или ему это показалось. Бабы встрепенулись, но так ничего и не поняв, снова стали дёргать коров за сиськи. Кабан погрустнел, сдавило сердце. Он не доел принесённый обед, встал. Налетевший с Волги ветерок освежил лицо, но снять тревоги, которая охватила его, не мог. И тут перед глазами появилась жена. Она была красива и нежна. Длинные волосы, распущенные по плечам и карие выразительные глаза блеснули как бы в тумане и пропали.
- Костенька, у меня не будет детей, - шептали её губы, - мне это сказал врач. Уходи, ищи себе другую. Ты мужик в силе.
Костя – Кабан тогда сник и смотрел в окно, где был май, и всё шло в рост. Вот только на душе у него была мглистая и затяжная осень. А сердце в груди на миг встало и не билось. Он чувствовал, что ему не хватает воздуха, открыл окно. Птицы пели, радовались весне и счастью. Его милая Катенька не может рожать. Сколько он так стоял времени не помнит, а когда очнулся, жены дома не было. Выскочил, огляделся. Далеко, на краю поля, ближе к лесу, мелькнуло светлое, ситцевое платье и распущенные по плечам длинные русые волосы жены. Сердце Кости пронзила острая боль. Что задумала его Катя? Он со всех ног бросился за ней, догнал. В руках у жены была тонкая капроновая верёвка с петлёй. Он тогда не знал, что делать, схватил свою Катю, как пушинку, шептал ей ласковые слова, и целовал, целовал как безумный. Так и принёс её на руках домой на виду у всей деревни. Конечно, потом пошли разные кривотоки, но правды никто не узнал. С тех пор он стал сентиментальнй, уходил в лес и подолгу там пропадал. Сядет у речки на бережок, срежет тростинку и начнёт на свой слух подбирать тихую печальную музыку. Так длилось довольно долго. Несомненно за это время боль притупилась, осталась только грусть, помноженная на восприятие действительности. Услышанное обожгло, полоснув будто раскаленным железом по сердцу. Ему сейчас в каждом слове чувствовалось: удый, удый, удый. Кабан был рад разбить голову своему врагу, разорвать своё сердце, только чтобы не слышать этого слова, унижающего его мужское достоинство. Он стоял, покачивался, слушал. И снова этот голос искажённый магнитофоном царапнул сердце, а потом приятный женский голос, скорее Бесовой жены, придавил его, втоптал в грязь, запел, заулюлюкал: «Да и верно Костя то у меня без..…. С ним жить только горе мыкать. Уж ребёнка не может сообразить. Молодой, здоровый, а толку? Тьфу.
На этот раз бабы поднялись, прислушались. Кабан очнулся первым, схватил блюдо с пшенником и запустил в ненавистное лицо пастуха, которое в этот миг расплывалось, смеялось и скулило. Оно было бесформенное: просто рот, губы, глаза. Оно, то удалялось, пропадая за горизонтом, то приближалось, разрастаясь в огромные размеры, заполняя всё собой: и эти коси, и лес, и речку и небо. От него не было спасения нигде, хоть провались сквозь землю. Костя сейчас ощутил себя маленьким, ползающем около его ног червем. Он хотел противиться и не мог, руки и ноги отказались служить, а горло сдавило, не вздохнуть, не крикнуть. Он стоял, глотал воздух не в силах что-то предпринять. Катю, жену Кости будто ветром выкинуло из-под коровы. Она, как безумная, бросилась на Колю – Беса. Но пастух, улыбаясь, подхватил магнитофон и убежал.
Он кричал издалека:
- Если сам не можешь, позови меня. Я запросто. У меня вон сколько этого добра – четверо.
Костя, опустив голову, пошёл прочь. Всю ночь он не спал, думал о своей судьбе. Последнее время он много читал, даже ложился спать с книгой. Прижавшись к нему, Катя шептала:
- Костя, оставь меня, оставь, женись. Я уж как-нибудь проживу. У тебя будут дети, забудь меня..
Муж молчал, уйдя в себя. Голос магнитофона, слышанный им во время обеда, бил по ушным перепонкам, звучал, рвал сердце. Не сразу до него дошёл надрывный голос жены. Он прислушался. Жена тихо плакала.
- Катюша, как я без тебя жить буду, как? – произнёс он взволнованно. – Я ж люблю тебя больше жизни. Дети у нас ещё будут, я в это верю.
Утром на своих воротах он увидел жирно написанное дёгтем слова: «Кабан – без..…». Костя снял ворота, топтал их ногами, бил всем, что попадалось ему под руку. А в обеденный перерыв снова всё повторилось. И Костя не выдержал, у него произошёл нервный сбой, и голова пошла не в ту степь. И когда на дойку пришло много баб, он скинул с себя одежду и закричал не своим голосом:
- Бабы милые, неужели я без..…? Смотрите, смотрите, не отворачивайтесь.
Подошла бригадир, положила на его плечо свою руку, заглянула в глаза и вздохнула:
- Костя, оденься. Не обращай внимание на дурака. Сегодня я вызову участкового, пусть он с ним разбирается. Пора этому безобразию положить конец. Вконец задрючил мужика.
Находясь вдалеке Коля – Бес, прыгал и от удовольствия кричал:
- Доканал, доканал, доканал! Костя голову сломал, ой сломал.
Вечером Костя – Кабан со стадом домой не пришёл. Обеспокоенная Катя, жена пастуха побежала к бригадиру.
- Лидия Ивановна Костя не пришёл домой. Я боюсь за него, - закричала она ещё у входа в избу.
- Не волнуйся Катенька, не волнуйся. Может быть, он сейчас загрустил, ходит по лесу, чтобы успокоиться.
- Боюсь я за него, боюсь. Он в таком состоянии.
- Ничего, Катя. Иди, подои корову. Если он через два часа не придёт, пойдём искать всей деревней.
Доить корову женщина не могла. Она кое-как отстрекала в подойник молоко, но тут же его и пролила и вышла из дому.
Сумерки уже опустились на землю. По всей деревне бригадир собирала народ. Люди разделились на три группы и двинулись в лес. Катя шла впереди одной из групп. Сколько не кричали, ответов не было, да так и вернулись по домам ни с чем.
В это время Костя горел гневом отмщения, находясь около дома Коли – Беса. И когда всё стихло, он перескочил через забор, дёрнулся в дверь избы. В доме была тишина. В руке он держал остро заточенный нож. Одно движение и крючок свалился. Дверь в избу было открыть труднее. Кабан поискал в коридоре топор. Он оказался под лавкой. Задвинув остриё топора в щель двери, нажал. В детской комнате захныкал ребёнок, потом женский голос:
- Васенька, усни. Ну, что тебя тревожит?
Кабан затаил дыхание, насторожился. И когда всё стихло, открыл дверь в спальную. Распластавшись на койке, спал Коля – Бес, рядом с ним худенькая малокровная жена Настя. В окно светила яркая луна, оттеняя и без того жёлтую худобу. Костя протянул свою мощную волосатую руку, схватил за длинные волосы Беса, приподнял его на уровень своих глаз и прошептал, подставив нож к горлу:
- Ну, что голубчик? Вот и встретились, прыгай, радуйся. Чего глазами хлопаешь, будто змею проглотил?
Бес слова сказать не мог. У него отнялся язык, зато Настя обвила худыми руками ноги Кабана и зарыдала, да так, что в детской комнате завозились и все четверо мал мала меньше заревели. У Кости сразу прошёл гнев. Детский плач на него подействовал отрезвляюще. И он, стихая и целью нравоучения, выдавил:
- Паскуды, живите. Детей жаль.
И резко хлопнул дверью, вышел. А в лесу была тишина, лишь негромко шумели сосны, да звёзды светили с небосклона. Длинная, широкая просека, недавно сделанная лесниками, тянулась через Лешего гульбище к речке Парашихе, где резко выделялась тракторная борозда. Луна освещала её неземным таинственным светом. Косте ещё не случалось вот так сидеть одному ночью. И теперь он вглядывался в ночную жизнь леса. И ему казалось, что это не он сидит, а кто-то другой, незнакомый ему. Была невысказанная слитность человека и природы. Дневной зной спал, и на землю опустилась приятная прохлада. Ни мыслей, ни желаний не было, кроме одного, зарыться с головой вот эту тишь и никого больше не видеть, не ощущать на себе значимость человеческих слов, их взгляды, намёки. Всё что когда-то являлось жизненно необходимым, сейчас утратило свой смысл. Из бабкиных сказок он знал, что стоит только появиться ночью на Лешевом гульбище, как явится хозяин леса, то есть леший, который прикинется кем угодно, заговорит тебя, заведёт в самую чащу, да и бросит. И Костя ждал, терпеливо до боли в глазах ждал, выискивая это лесное чудо. Невдалеке раздался треск сучьев. Кабан встрепенулся, кажется, идёт, но на просеку вышла лосиха с лосёнком, поводя ушами, разводя широко ноздри. Почуяв враждебный запах, рванулась в лес. И опять Костю окружила прозрачная хрустальная тишь. Конечно, шум деревьев, да крик филина не в счёт. Он поднялся и медленно пошёл к речке, посмотрел на часы – половина первого. От земли исходил ещё не выветривший запах стада. С низин тянулся белёсый туман. Костя взял берестяной ковшичек, напился холодной воды. Вниз по речке пока хватал глаз, тянулись обширные коси. На топких местах росла осока, она, конечно, была не по вкусу коровам, но её косили, подсаливали, и зимой с большим удовольствием шла в корм. На высоких же местах трава была с клеверком, и коровы её с удовольствием ели. Костя здесь хорошо знал каждый бугорок, ямку, низинку, Сейчас было как-то всё не то, что днём. Какая-то расслабленность чувствовалась вокруг, и было ему непонятно откуда что и берётся. Он зарылся лицом в траву. От земли идущее тепло ласкало, баюкало, усыпляло. Ему стало так хорошо, что всё забылось и улеглось. Родная земля встретила его как сына, недаром он бросил свой трактор, который своим шумом и скрежетом, надоел ему до чёртиков. Ему хотелось тишины и очарования. Мечты сбылись – он уже пастух. Правда, друзья подсмеивались, дескать, такой молодой и бродишь со стадом. Но он, на них не обращал внимание, и уже в течение нескольких лет наслаждался природой. Пение птиц, шум леса, журчание ручья, приводили его в трепет лирического настроения. Он был в своей среде, а это значит - дома. После тревог и волнений на берегу Парашихи, Костя уснул крепким сном. Во сне он видел жизнь птиц, зверей, насекомых, за которыми наблюдал давно. Здесь не было хитростей, всё шло своим чередом. Сейчас же его разбудил плеск. Он открыл глаза, посмотрел на речку. В реке плавал яркой окраски кряковый селезень. Услышав шум, он сорвался с воды и исчез в синей лазури восходящего дня.
На Востоке уже горела заря, но солнце ещё не показалось из-за горизонта. Из деревни донёсся приглушённый расстоянием тихий женский плач. Костя прислушался. Он узнал родной голос Кати, и вчерашний день снова всплыл в памяти, как наяву. Он увидел Колю – Беса с магнитофоном, жену Катю, баб и свой позор. Унижение, боль, незащищённость придавили его с новой всё поглощающей силой. Он взял свой кнут, на тонком конце сделал петлю, приблизился к толстой сосне, поднял голову вверх. В синем лазурном небе плыл коршун, выискивая добычу. Но сейчас ничего не отразилось в душе пастуха. Он залез на сосну, выбрал толстый сук, привязал кнут, одел петлю на шею. Тут он очнулся, увидел как из-за горизонта, окрасив своими лучами верхушки сосен, вышло солнце. И сразу усилилось пенье птиц. Костя слушал, и ему было жаль себя, жаль Катю и всё остальное, что его сейчас окружало. Слёзы крупным градом посыпались из глаз. И тут он услышал где-то рядом взволнованный голос жены:
- Костя, милый, я беременна. Я тебя люблю, слышишь. Как же ты мог клюнуть на крючок этого мерзавца. У нас будет сын, твой сын.
Верить или не верить такому счастливому событью, он не знал, но всё же снял петлю и слез с дерева.
Катя летела, как на крыльях к нему. Что её вело так безошибочно, она и сама не знает. Костя схватил её как пушинку и понёс домой на виду у всей деревни.
Бес, увидев счастливые их лица, прошипел:
- Стерва, не пошла за меня замуж. Видите ли - красивая. А я что, дрянь подзаборная? Я тоже хочу спать с красивой бабой.