ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВ-КРАВ
ТО И ДРУГОЕ ДО ЖАТВЫ
(Повесть зазеркалья 70-ых)
11. ОБЪЯТИЯ ОДИНОКОЙ ФЕИ
- Да, Краб, и тонкость чувств хороша в меру - назидательно
говорил Агалов пока Бритый хлопал Бельчистого по щекам и брызгал
в лицо водой. - У нас тут один раз двадцать на дню вот так хлопа-
ет - контузия со спины... А у тебя за спиной какие шедевры?
Владимир Николаевич с помощью Бритого встал на ноги, по его
лицу текли слёзы, он что-то отвечал, но слова будто застревали в
распухшей губе, и понять можно было только "счастье какое".
- Это ты верно подметил, - подбодрил его Агалов. - Мы бы те-
бя здесь в один приём... Бумажкам разным не верим, - он махнул
рукой в сторону стола, на котором лежали отобранные у путешест-
венников документы, - не те, как говорится, места... Так что под-
валило тебе, Краб, счастья - лопатой не перекидаешь. Аласа! Ви-
дишь этого человека?
- Смотрю, капитан.
- Мой школьный товарищ. Двадцать лет не встречались. Надо
отметить, а?
- Сичас сыделаем, капитан.
- Как думаешь, повезло ему, а?
- Второй раз на земля пришёл... Пусть песня пока поёт.
- Слышишь, Краб? Аласа говорит - второй раз родился.
- Да-да-да... - быстро согласился Бельчистый. - Боря, я ведь
не знал, что ты в армии...
- Говоришь, не знал? Ты же считал меня не-пер-спек-тив-ным.
А писем, насколько помню, друг другу мы не писали. Ну, ладно,
хватит тут философствовать, давай, знаешь без рассуждений. Стул,
правда, у нас один, но будем считать, что ты действитеьно именин-
ник. Садись, Краб, садись. - Агалов небрежно толкнул к нему стул
а сам сел на край стола, едва не смахнув на пол карту и докумен-
ты. - Н...да, вид у тебя, как у марафонца на финише. Забавник? -
и он провёл рукой по подбородку.
Бельчистый всхлипнул и начал по-интеллигентски занудно и не-
выразительно ругать заботливого спасателя.
- Хорошо, Краб, хорошо, - перебил его Агалов, - к этому мы
ещё вернёмся, а пока давай сделаем что-нибудь для души. - Он дос-
тал из кармана кителя плоскую жестяную коробку, вроде банки кас-
пийских сардин. К ней был припаян ключ, и Агалов ловко свернул
крышку. Вместо сардин там оказались сигареты. - Трофейные... тро-
пическая упаковка, - пояснил он и протянул коробку Бельчистому.
Дрожащими пальцами Владимир Николаевич взял высушенную до соло-
менной ломкости сигарету.
- Что-то Аласа тянет с банкетом, давай пока без него, - Ага-
лов вытащил солдатскую фляжку и сунул в руку Бельчистому напол-
ненную до краёв крышку. - С днём рождения, Краб. Прошу оказать
напитку почести и выпить стоя. - С этими словами Капитан встал и
сделал пару больших глотков. Владимир Николаевич попытался проде-
лать аналогичную процедуру, но оказалось, что во всяком деле не-
обходимы осторожность и специальная подготовка. Он не перестал
ещё шипеть и хватать ртом воздух, а упругая волна уже ударила в
затылок и завертела в гудящем водовороте. Напиток оказался нераз-
бавленным спиртом.
Агалов выключил "торшер", подошёл к окну и резким движением
отбросил брезентовую штору. Бельчистый чуть не вскрикнул. Комната
оказалась на невероятной высоте. Прямо перед ними, накрывая друг
друга, в мёртвом фосфорном мерцании пробегали волокна туч, и не-
мигающий глаз Луны беспощадно смотрел на Бельчистого.
- Каков вид, а? - Капитан через плечо глянул на своего быв-
шего одноклассника. - Так и хочется мяукнуть на китайский манер.
Жаль только, не знаком я с ханьскими языками. На нашем-то не так
выразительно:
Сладко после дождя тёплая пахнет ночь.
Месяц быстро бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач.
- Кстати, что там за штука вышла у самолёта?
Бельчистый поперхнулся и стал торопливо рассказывать, как
отказал мотор и они чудом сели на речную песчаную отмель.
- Я не о том, - остановил его Агалов. - Как там солдатики
пошутили, а?
Владимир Николаевич стал рассказывать, как высокий спасатель
ни с того, ни с сего взял и застрелил пилота и Иноходца, а потом
его самого застрелил второй, невысокий спасатель.
- Нервишки, стало быть, сдали, - понимающе кивнул Капитан. -
Захотел поймать случай и без марки отправить себя по почте. А
случай-то и не вышел. Вот он немножко и попалил. Приятный чело-
век, а?
Бельчистый вместо ответа протянул пустую крышку.
- Того, второго, зайцем зовут, - продолжил Агалов. - Тебе
теперь, Краб, на Зайца молиться надо.
"В нашем зверинце избыток имён, - мелькнула нелепая мысль, -
вот и Хорёк превратился в Зайца."
Появился Бритый и мгновенно соорудил из трёх ящиков банкет-
ную приставку, на которой тут же образовались рыбные и мясные кон-
сервы, галеты, конфетки прессованного масла, зелёный термос и две
алюминиевых фляги.
- Я смотрю, Краб, - говорил Агалов, любуясь цирковой лов-
костью, с которой Бритый потрошит жестянки, - ты желаешь знать,
куда тебя занесло. А занесло тебя в расположение Железного Отряда
Победоносной Армии. А если принять во внимание абревиатуру нашего
славного соединения, то именно туда, куда ты и стремился.
- Никогда не слышал, - проглотил густую слюну Бельчистый,
пропустив мимо ушей слова насчёт абревиатуры.
- Немудрено. Армия небольшая, - пояснил Агалов, - не госу-
дарственная, содержится на средства товарищества "Русско-турецкие
бани", в рекламе не нуждается, да и само товарищество с ограни-
ченной ответственностью.
Бельчистому пришлось признаться, что он и об этом ничего не
слышал.
- Плохи твои дела, Краб, - заметил Агалов. - Да ты в баню-то
хоть иногда ходишь?
Владимир Николаевич доложил, что с детства предпочитает душ.
- Это совсем не то, - огорчился Агалов. - Сделаем ему баню,
Аласа?
- Высигда делаем, Капитан, - немедленно подтвердил Бритый.
- Итак, ты в расположении Железного Отряда. - Агалов плеснул
в крышку из похожей на сплюснутый снаряд фляги. - Выпей за наше
славное соединение или... за своё здоровье - что больше нравится.
Бельчистый с предосторожностями исполнил команду, подцепил
складной вилкой кусок тушёной говядины и залюбовался нежным желе,
задрожавшим на стенке банки.
- Молодец, Аласа, постарался.
- Умеим, Капитан...
- Жалко, сам не пьёшь, не куришь, мясо не жрёшь... Давай,
налегай хоть на рыбу!
- Рыба много могу, Капитан.
- Никогда теперь не скажешь, Краб, что я тебя плохо угостил.
Быть может, это был намёк. Когда-то Бельчистый накормил Бо-
риса бульонными помоями с шариками промокательной бумаги, выдав
сочинённое блюдо за особый гренландский суп.
- Ты давай, ешь, - подбодрил его Агалов. - У нас тут всё
по-простому: в сей момент ты ещё здесь, а в иной - уже у Могилев-
ского... Пользуйся... Вчера, например, двадцать два удовольствия:
из столицы футбол смотрели... Аласа, какая игра была, а?
- Сэнтра край савсэм плохо хадыл, Капитан.
- Верно! У форварда на ногах гири, зато стадион, столица
метрополия! Когда ещё увидим такое! - и Агалов пнул ногой укра-
шенный серебристым экраном ящик, через боковую стенку которого
тянулась полоска чёрных дыр. - Необратимо лишены развлечений. Что
нас ждёт, Аласа?
- Пырикрасная Фэя, Капитан.
- Вот именно - фея... А ты не смотри косо, Краб! Аласа ведь
в твоём университете не обучался... Верно?
- Сваим дарога хадыл, Капитан.
В саду послышались душераздирающие крики.
- Я - петуха! Я - жеребеса! Я - ни то! Я - ни то! - надры-
вался кто-то странно высоким голосом.
- Посмотри! - бросил Агалов Бритому. И тот мгновенно скрылся
за дверью.
Крик резко оборвался, точно кричавшему сели на голову.
Бельчистый встал и хотел подойти к окну.
- Сиди, Краб, - приказал Агалов. - Сейчас нам всё объяснят.
Дверь распахнулась, и в сопровождении высокого спасателя по-
явился лёгкий на ногу Аласа.
- Кули взяли, господин капитан.
- Ну?
- Думали девка, - ухмыльнулся спасатель.
- Шпион?
- Так точно.
- Отправить к Чань-Э стервеца.
- Есть! - весело отозвался спасатель и быстро вышел из ком-
наты.
- Подлый народ, - раздражённо заметил Агалов, - даже своим
видом в искушение вводят...
В саду кто-то страшно завыл, потом раскатилась автоматная
очередь и всё стихло.
Бельчистого передёрнуло. - Его рас...стреляли?
- Увы, Краб, увы - медали мы здесь не выдаём.
- З...зачем?
- Шпион... Я же говорил - у нас тут всё по-простому...
- Пашёл гулять пырикрасная фэя, Капитан.
- Что?
- Проверили на лисяна и отправили мерзавца к Чань-Э, - пояс-
нил Агалов. - Что ж ты, Краб, сюда едешь, а местным фольклором не
овладел! Вот они наши медалисты-то каковы! Аласа! Сооруди-ка ему
по этому поводу штрафную.
Капитан наполнил свой стакан, подошёл к окну и, мечтательно
глядя на луну, стал декламировать:
Мы простились с Плакучею Ивою, нас и Тополь покинул давно.
Лян и Ю улетели в далёкую высь и на небо взошли.
И спросили У-Тана тогда они, что им за столетия припасено?
И радушия полный подносит У-Тан из цветов душистых вино.
Одинокая фея Луны Чань-Э тихо в медленном танце плывёт...
И открылось вдруг всем, и открылось вдруг всем -
Злого тигра сразил народ...
И так далее... Короче, лунная дама скучает, а мы её развле-
каем, как можем... Аласа называет её "прекрасной феей"... Его,
Краб, легко понять, в здешних условиях не до разбора... Верно?
- Кругом правда сказал, капытан...
Бельчистый молча смотрел на Агалова.
- Э-э, Краб, так не годится. Мы, понимаешь, делаем тут всё,
чтобы ему, значит, понравилось, а он нам на зло впадает в миноры.
Праздник испортить хочешь? Нет, надо тебя взбодрить! Аласа! Где
тут у нас энергетическая штрафная?
- Кто такие лисяны, Боря?
- Э-э... Чепуха! Забудь - нет никаких лисянов!
- А-а... как же... того кули?
- Чушь! Просто наш подполковник считает, что они не боятся
огня... Китайские, ядрёна вошь, саламандры! Вот ребята немножко
их керосинчиком и беспокоят... Всё просто, как мандарин.
- Лисянам типло любыт...
- Собачья хренотень... Мокрецов в невменяемом виде для разв-
лечения их изобрёл, а наши мудаки сразу и поверили. Наши мудаки
теперь во что хошь верят. Вот в Севастополе на Мамаевом кургане
Снежного обормота нашли, а в степях под Херсоном запасную пирами-
ду Хеопса обнаружили. И что ты думаешь, Краб? Даже в Генеральном
штабе поверили. Впрочем, по поводу лисянов всю экспликацию можешь
получить у подполковника Мокрецова из первых уст. Правда, сейчас
он занят - рапортует о личных грехах и победах... Но с ним ещё
можно познакомиться, Краб... Однако... не в полном, так сказать,
объёме... Кто же мог знать, что у этих... хунхузов есть полевые
миномёты... Аласа! Где у нас господин полковник?
- Большой торба задным дваром лижыт, капытан.
- Вот-вот... Кавалергарда век не долог... Заслуженный финал
добровольца! А добровольцы, Краб, бывают двух видов: натуральные,
в собственном соку, и бланшированные - от учреждения. Из нату-
ральных фонтаном бьёт преданность, из вторых - бодрая воля. Наши
все - бланшированные... от Главного Управления пионерских лаге-
рей... составлены по особой договорённости. Бодрая воля бьёт че-
рез край. Денно и нощно на Зайца молись, Краб! Добровольцы не все
из патриотов...
Бельчистый не успел вникнуть в капитанскую экспликацию, а
расторопный Аласа уже протягивал ему "энергетическую штрафную" -
кукольных размеров чашку, тёмное и маслянистое содержимое которой
не к месту напомнило известное кожно-нарывное ОВ. Владимир Нико-
лаевич зажмурился и одним глотком храбро осушил чашку. Вкус ОВ
совпал с крепким кофе, сильно разбавленным коньяком. В тот мо-
мент, когда ему показалось, что пронесло, незаметно забежавший за
спину Аласа воткнул в затылок штопор и стал проворно вытаскивать
невидимую пробку. Бельчистый открыл рот, но сказать ничего не ус-
пел, так как под хохот Аласы полетел прямо в объятия Одинокой Феи.
Однако познакомиться ближе с Лунной Дамой ему не удалось. Полков-
ник Свистинский, два Новых друга, кучка природных руководителей и
весёлый Бруевич по команде Киста образовали живую изгородь, и
Владимир Николаевич смог только издалека на мгновенье увидеть пе-
чальное лицо Одинокой Феи, слабо удивившее его сходством с замо-
танной кассиршей козельского автовокзала, откуда он несколько лет
назад отчаянно пытался прорваться в белокаменную столицу. Потом
из кустов живой изгороди настоящими зайцами выскочили "дежурные
мерзавцы" и, образовав акробатическую пирамиду, развернули увели-
ченный до гробовых размеров школьный пенал. Полковник Свистинский
крикнул: "Прошу!" - и вся разношерстная компания тут же раствори-
лась в воздухе.
Владимир Николаевич лежал на потолке башенного кабинета Ага-
лова и смотрел, как внизу раздетый до пояса мужчина с гипертрофи-
рованной мускулатурой с тревожно-участливым видом хлопал Бельчис-
того по спине, пытаясь вернуть ему способность дышать и кашлять.
И целое озеро нежности к бритоголовому спасателю наполнило грудь
и желудок Владимира Николаевича.
А между тем в "башенной комнате" шёл весёлый и оживлённый
разговор. Агалов смеялся и что-то рассказывал. Его золотые погоны
сверкали, словно были усыпаны бриллиантами. Откашлившейся и полу-
чивший снова способность дышать Бельчистый открывал и закрывал
рот и делал руками какие-то знаки. Но Бельчистый на потолке не
мог разобрать ни одного слова.
И всё же связь между ними существовала. Владимир Николаевич
поднёс невидимую руку ко лбу, и тот, кто сидел внизу, в точности
повторил это движение. Тогда он отдёрнул руку и растопырил паль-
цы. Нижний скопировал и этот жест, да ещё в доказательство своей
автономности дрыгнул ногой. Возникло странное ощущение, будто
между ними было зеркало, сквозь поверхность которого теперь не
перешагнуть ни тому, ни другому.
- Конечно нет! - вдруг прорвался голос Агалова. - Мы должны
расположить к себе всех туземцев. Мы пришли сюда не с пустыми ру-
ками. У нас продумано всё. Вот, смотри, - и он сунул под нос
Бельчистому грязный листок бумаги. - Листовка для китайских това-
рищей. Написана, как видишь, чёрным по белому, крупными русскими
буквами, но с великим ханьским акцентом. В штабах ведь у нас не
одни мудаки сидят... Почти миллиард экземпляров! Да что говорить,
лучше я прочитаю... Где это? Ага! Вот! Моё любимое место... "Лю-
бое лицо местного вида или национальности, обнаруженное в распо-
ложении частей Победоносной Армии, безусловно является шпионом
противника с обычными для военного времени последствиями." Како-
во, а? Это тебе, Краб, не какой-нибудь джиу-джитсу! Можем же,
чёрт побери, своих цицеронов делать! И пусть они чувствуют себя,
как дома! Это ихи фанза, ихи! Вот так мы их к себе и располагаем.
Они внимательно слушают... в последнюю, так сказать, минуту... А
потом... кричат от радости и восторга. Одного ты уже слышал...
- Савсэм на радосты памырал, - весело засмеялся Аласа.
- Но самое страшное, ты пойми, каждую сволочь надо заносить
в книгу... Каждую сволочь, Краб, каждую сволочь... Приказ...Ала-
са! Покажи наш дневник.
Бритый, точно того и ждал, тут же развернул перед Бельчистым
толстую потрёпанную тетрадь в покрытой бурыми пятнами клеёнчaтой
обложке.
- И в тех листах есть промежуток малый, - пропел Агалов и
назидательно поднял указательный палец. - Вот, Краб, скрижаль на-
ших подвигов и славы. С помощью этой бухгалтерии думаем истребить
всех шпионов. А что истребит нас? - задал он вдруг неожиданный
вопрос, но сам же на него и ответил. - Канцелярские крысы, Краб,
одни канцелярские крысы... Да... Никто не хочет платить свой ясак.
Никто не хочет... Заставь у нас любого дурака Богу молиться, и
тут же выяснится, что не такой уж он и дурак... Лоб себе рас-
шибёшь ты, а он установит отчётность... И никто не желает платить
ясак, понимаешь?
Капитан продолжал говорить, но его голос вдруг заглушил шум
дождя, хотя никакого дождя и в помине не было. Отражённым светом
всё так же светила Луна, и всё так же блестели несуществующие
бриллианты на золотых погонах Агалова, всё так же блестел, словно
намазанный жиром, затылок Бритого, а бальные туфли, одетые на
задние конечности пустой оболочки Бельчистого, отражали немигаю-
щий глаз Чань-Э.
"Уж не ввёл ли меня этот азиат в какую-нибудь самадхи? - по-
думал Владимир Николаевич. - И что теперь будет с тем загаженным
обормотом, если добрый школьный товарищ расширит-таки свой реестр
моей пушистой фамилией?"
Бельчистый, лежащий на потолке, сделал лёгкое порхающее дви-
жение, и в тот же миг Бельчистый, который сидел внизу, резко по-
дался вперёд и "увидел перед собой" огромную цветную голограмму
физиономии своего бывшего однокашника.
Полузатопленный лавой пота кратер оживающего вулкана, а на
горизонте рваная горная цепь, выскобленное плато и уходящие вверх
каньоны. Зато теперь каждое слово Агалова, многократно отразив-
шись от цирковых стен кратера, выскакивало на воздух звонким ле-
денцом и звучало выпукло и свободно.
- Футбол, производство, бабы, производство, бабы, футбол...
кто кого и как именно трахнул... вчера отмечали производство та-
кого-то... подробный перечень вин и закусок... прямой начальник
вяло протянул руку, - суточное обсуждение сего печального факта в
смысле его отражения на очередном производстве... непосредствен-
ный почему-то не в духе - подчинённый срочно бежит менять брид-
жи... Полный застой крови...
Шум дождя стал сильней, но Бельчистый всё равно прекрасно
слышал каждое капитанское слово. Мало того, Агалов как бы пере-
местился в пространстве и теперь говорил из собственного черепа
Бельчистого.
- Сто тысяч ежедневно умирают от голода, пятьсот тысяч - от
болезней, стольким-то тысячам каждый день режут глотки, столь-
ких-то травят газами или водкой, стольких-то насилуют, покупают и
продают... Ты слушаешь голоса разных дикторов, смотришь хронику,
видишь на белой бумаге колонии чёрных цифр, и... с тобой ничего
не происходит... Ты защищён плотиной статистики, километрами фо-
топлёнки, обложками журналов и гает... вокруг пляшут стада ре-
портёров и комментаторов... И всё это амортизирует до такой сте-
пени, что чужая боль вызывает лишь улыбку... лёгкого удовольст-
вия... Но плотина защищает не всё... кое-что сочится сквозь ще-
ли... одна капля, другая, третья... И ты не знаешь, какая будет
твоей последней. А может, тебя сделали таким прочным, что миллион
миллиардов капель - только Божья роса? А может, ты сам плотина с
каменным сердцем и запертыми глазами? Если ты думаешь, что знаешь
свою прочность, то твою плотину уже размывает... Прочный вообще
не думает о плотине... Для него всё всегда правильно логично и
понятно... Вот ты сидишь сейчас передо мной, Краб... такой трус-
ливый, жалкий и... прочный... - Агалов весело рассмеялся и
щёлкнул пальцами.
"Да ведь он мне совсем не это говорит!" - без малейшего
удивления вдруг догадался Бельчистый. И вот уже шум дождя сменил-
ся шумом морского прибоя, а голос капитана то нарастал, то зати-
хал, как бы стремясь к резонансу с волнами.
- Нет, Краб, это было тогда не в баре... Я сидел в партере,
в третьем ряду, и смотрел, как намазанная и безголосая грымза в
платье, которое начиналось и кончалось на уровне пояса, шипела и
ломалась в ритме, заданном осатаневшим ударником. А вокруг неё,
изображая скотский задор и такую же похоть, дрыгали ногами с пол-
дюжины молодых козлов. Рядом со мной сидела пышная девица, или,
если тебе больше нравится, дама, с которой я познакомился дня два
назад. Срок, согласись, немалый для взалкавшего живых ножен, но
не слишком большой для всего остального... Я намекнул ей, что са-
мое разумное нам сейчас встать и уйти. Но она, вероятно, давно не
была на праздничных концертах... И мне стало, Краб, стыдно... за
неё, за ту грымзу, за тех прыгучих козлов, за вопящую "бис" пуб-
лику... ну и, разумеется, за себя тоже... В антракте я отвёл свою
мамзелю в буфет, под каким-то предлогом вернул её гардеробный же-
тон, а сам спустился вниз, оделся и вышел на улицу... Резкий ве-
тер ударил мне мокрым снегом в лицо... Я повернулся и пошёл в
друую сторону... В итоге, Краб, всё иногда выглядит так нелепо...
Просто порыв сырого ветра... Я прошёл довольно быстрым шагом одну
улицу, вышел в какой-то переулок и тут увидел Её. Она стояла у
ступеней дневной закусочной и никак не могла справиться со своим
мешком. На вид ей было лет шесть, может, семь... Для того, чтобы
забросить мешок на спину, ей надо было хотя бы на секунду встать
на обе ноги, но она подпрыгивала и тёрла друг о друга свои босые
ступни... Я ей помог... Мешок оказался на удивление лёгким... и
она гнулась, скорее, не от тяжести, а от ветра... Мы пошли ря-
дом... Уже через несколько слов я узнал, что у неё есть "дядя",
который каждый день посылает её за картоном и вообще "за всем,
что принесшь"... Но мешок обязательно должен быть полным... "дя-
дя" очень не любит, когда неполный мешок... Мы долго шли молча...
Ты понимаешь, Краб, я никак не мог начать говорить... Потом я
всё-таки рассказал ей, какая у меня большая и тёплая комната... Я
сказал, что у меня есть заводные и плюшевые игрушки... Короче...
я сказал: "Пойдём со мной, и тебе не придётся больше собирать
картонки." Она... она на меня т а к посмотрела... Ты понимаешь,
Краб? Она не поверила мне. Она решила, что я хочу обманом... Я
стал уговаривать, я проявил настойчивость... И тогда... она вдруг
рванулась и побежала... Я сразу догнал её... с мешком она не мог-
ла бежать быстро... И что ты думаешь, я тогда сделал? Отдал ей
деньги, пальто, зонтик, а? Не угадал, Краб! Не угадал... Как же
она смогла бы донести всё это... Я взял у неё мешок и вытряхнул
из него всё... там были пустые коробки... такие красивые пустые
коробки... печенье "Садко"... Потом... я пошёл домой, Краб... в
свою большую и тёплую комнату... Она?.. она осталась там... ле-
жать со своим мешком... в мешке... Пошёл густой снег... повалил
хлопьями... Ты знаешь, Краб, есть только один способ унять в
своём сердце чужую боль... Какой? А-а... причинить боль друго-
му... Этому так хорошо учат, Краб... Ты даже не представляешь,
как хорошо учат... Я иногда спрашиваю себя, где она смогла соб-
рать так много пустых коробок от печенья "Садко"... Ты не знаешь?
Бельчистый смотрел в глаза своему школьному товарищу. Холод-
ная волна безысходного отчаяния медленно опускалась в бездонную
глубину колодца. Тихо уходили вверх покрытые вонючей коричневой
слизью гнилые брёвна сруба... Медленно растворялись в серо-водо-
родном тумане скользкие известняковые своды... Жирная мокрица
двухвостой ящерицей метнулась в тёплую щель умирающего камня...
- Закусывай, Краб, закусывай! При всём желании не смогу дать
в твою честь ещё один такой ужин. - Агалов провёл рукой по лицу и
дружески улыбнулся.
Владимир Николаевич потянулся к открытой, но не начатой бан-
ке сардин, одновременно желая про себя приятного аппетита далёко-
му Поэту.
- Вот молодец! - подбодрил его Агалов. - Однако, Краб, нас-
тал момент совмещения. Приятное совокупляется с полезным. Мне
придётся на пару минут стать официальным лицом и изучить твои до-
кументы. Разумеется, по-приятельски... так сказать, с максималь-
ным расположением... А ты со своей стороны должен проявить дис-
циплину, то есть по-ни-ма-ние обстановки...
Владимир Николаевич согласно закивал головой.
- Встать! - вдруг заорал Агалов и треснул кулаком по столу.
- Как ты смеешь сидеть и жрать в присутствии офицера, скотина?!
Бельчистый, даже не успев понять перемены обращения, испу-
ганно отскочил в сторону. Консервная банка выскользнула из его
рук, и две обезглавленные сардины затрепетали в мелкой луже олив-
кового масла.
Капитан медленно придвинулся к своему школьному товарищу,
словно бы собираясь конфиденциально сообщить ему нечто важное, но
вместо этого коротко и резко двинул в ухо. Затравленный "обормот"
мячиком отлетел в угол комнаты и врезался спиной в стену. Но Вла-
димир Николаевич, удобно расположившийся на потолке, не испытал
при этом никаких потрясений. Только над зелёным шёлком бескрайне-
го луга громче затрещали кузнечики, а где-то в блеклой синеве вы-
сокого неба вспыхнули вспыхнули огоньки светляков.
А по грязному лицу "жалкого обормота" катились слёзы, и дро-
жащие губы пытались выпустить на свободу два слова: "зачем" и
"ужас".
- Ну что, Краб, - подвёл предварительный итог капитан Ага-
лов, - официального приёма ты, видно, не понимаешь... Я же гово-
рил, тонкость чувств нужна только в меру. Что у нас за народ,
Аласа? Каждый норовит по знакомству... Даже на тот свет по про-
текции!
- Савсэм разбойнык пашол, Капытан! Свой чымадан нэсты нэ хо-
чыт...
- Вот именно, Аласа, как бы взвалить бурдюк на другого ...
Ладно, будем считать, официальный приём не удался. Ты верно ду-
мал, Краб, что тут главное - китайские церемонии? Весьма распрос-
транённое заблуждение... Главное - это доходчивость и простота...
Да ты садись, Краб, садись... закусывай...
Бельчистый с помощью расторопного Аласы занял исходную пози-
цию и по-детски - с всхлипываниями и размазыванием нежных соплей-
расплакался.
- Ты, вероятно, переутомился, Краб, - философски заметил Ага-
лов, задумчиво рассматривая своего школьного товарища. - Все твои
злоключения весьма относительны... Сейчас ты этого, конечно, не
понимаешь. Впрочем, не ты один... Понять суть явлений дано немно-
гим. Был я когда-то - совсем в другой жизни - на некоем верниса-
же. Помню одну картину, можно сказать, шляпный гвоздь выставки...
В центре два здоровенных паука, по бокам убегают голые бабы...
одна упала, и паук готовится её то ли кушать, то ли насиловать...
А на заднем плане мусорная куча, в которой прячутся тоже голые
мужики... Панно называлось "Ужас"... Маэстро поклонники выносили
на руках и лабызали его штиблеты... А надо бы этого пэнтра, изва-
лявши в смоле и пуху... Ну, не пиши, коли не знаешь!
- Но как же? Свобода воображения - он же так видит! - неожи-
данно - и даже против его воли - вырвалось у Бельчистого.
- Свобода воображения, - назидательно поднял указательный
палец Агалов, вероятно, находя ответную реплику вполне уместной, -
это только право художника выбирать вдохновляющие средства. А по-
сему, ежели ты ни хера не смыслишь в предмете, то тебе для красок
надобно покурить хоть немного гашиша! Глядишь, и соорудится
что-нибудь для впечатления... Не водку же жрать до пауков и
зелёных змиев! Вон наш полковник Мокрецов после индейской конопли
какие таланты в себе обнаружил! Аласа! Дневник!
Перед Бельчистым снова была развёрнута украшенная бурыми
пятнами тетрадь, и Агалов уже находил нужную страницу. Полковник
действительно оказался отличным рисовальщиком. Во весь лист в ка-
рандаше была исполнена инженерная проекция сужающегося книзу ко-
лодца. Из сделанной в форме косого сердечка дыры била тугая струя
воды. На погружённого по пояс в воду человечка в погонах с фрон-
тальной стены смотрели огромные перевёрнутые, как у спрута, гла-
за, а из боковых стен к нему тянулись широченные когтистые лапы.
- Произведение называется "Без выхода", - любезно пояснил
Агалов, любуясь рисунком. - Вполне приличный ужас... Явно чувст-
вуется вдохновение... С другой стороны, есть, конечно, и некото-
рая солдатская наивность... Но всё же, прошу заметить, это тебе
не просто два жирных паука... Да ты закусывай, Краб, закусывай!
Н...да... Заболтались мы с тобой, Краб... заболтались... А вре-
мя-то позднее, в службе упущения... да и тебе отдохнуть пора...
Утро, оно, говорят, вечера помудрее... Хотя нам-то уже ничего и
не... Впрочем... посмотрим на сон... грядущий аусвайсы вашей чес-
тной компании... По-приятельски, Краб, по-семейному... без офици-
альных приёмов... - заметив, как на "посмотрим" дёрнулся Бельчис-
тый, бесконечно усталым голосом пояснил Агалов.
Несколько минут он с отвращением рассматривал документы пу-
тешественников.
- О! Это уже интересно, - и Агалов поднёс к фонарю плотный
конверт на котором стояло время и место вскрытия. - Секретная ин-
струкция, Краб, а? - и он с трудом разорвал конверт и вытащил из
него точно такой же новый, но с указанием иного времени и места.
- Пружина интриги закручивается всё туже... Да ты оказывается,
Краб, всё-таки шпион! В чём, впрочем, мы никогда и не сомнева-
лись...
При этих словах "загаженный обормот" подскочил на своём сту-
ле, а астральный Бельчистый отлепился от потолка и воссоединился
со всей своей усталостью, болью и физическим телом.
Капитан разорвал второй конверт и извлёк неоспоримое доказа-
тельство вины натурального шпиона - листок папиросной бумаги с
коряво нацарапанным обещанием: "Необходимые инструкции будут даны
на месте."
Именно в этот момент дверь башенной комнаты распахнулась, и,
почти перепрыгнув через Бритого, в помещение ворвался дежурный
спасатель. Короткий доклад - несколько слов в капитанское ухо, -
и Агалов вскочил на ноги.
- Аласа! Будешь с ним. Пусть пьёт и жрёт. - И уже в самых
дверях Бельчистому. - Почему ты не сказал мне, Краб, что твой по-
эт большой мастер экспромтов?