ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВ-КРАВ
ТО И ДРУГОЕ ДО ЖАТВЫ
(Повесть зазеркалья 70-ых)
9.ЗАПИСКИ ДВОРНИКА КОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА
.
ПЕРВОЕ ВВОДНОЕ СЛОВО.
Когда-то, очень-очень давно, на страницах одной из книжек
популяризатора всех наук Перельмана я встретил картинку, опреде-
лившую, можно сказать, мою трудовую судьбу. Там был изображён
длинный товарный состав, на открытых платформах которого среди
ящиков, бочек и мешков стояли коровы, свиньи и овцы. Несколько
первых вагонов скрывались в огромной горе, исполненной в виде че-
ловеческой головы с широко раскрытым ртом. "Вот сколько всего съ-
едает один человек за свою жизнь", - гласила подпись под этим ри-
сунком.
Я был по крайней мере вдвое старше маленького Антуана, дол-
го размышлявшего над изображением старательно душившей целого ка-
бана анаконды, но не меньше его раздумывал о нашей всеобщей про-
жорливости. Кончил я тем, что принял твёрдое решение досконально
разобраться в этом вопросе, когда вырасту и соберусь с силами.
Разумеется, я тогда ещё не представлял всей глубины и сложности
проблемы и даже не подозревал, что каждый из нас ежедневно остав-
ляет после себя не менее килограмма разнообразных отбросов. По
молодости лет я, естественно, не мог понимать, какой страшный
взнос из обёрточной бумаги, папиросных коробок, полиэтиленовых
пакетов, пустых консервных банок, битого стекла, всевозможных
тряпок, костей, отработанных батареек и прочих доказательств на-
шего бытия с бездумной лёгкостью делает каждый из нас в постоянно
растущую помойку.
Полное осознание всей грандиозности проблемы на долгие годы
нарушило моё душевное равновесие. Будучи выпущенным из лечебно-оз-
доровительного учреждения, в котором я на досуге пытался улучшить
описанный Кларком космический конвертор (кстати сказать, из-за
недостатка материалов, подсобных рабочих и козни врагов мне это
так и не удалось), я вступил в сплочённые ряды дворников нашей
столицы.
Теперь я считаю себя столбовым и потомственным дворником, и
даже коммунистического труда. Несколько кварталов назад я был
торжественно награждён памятной бляхой и орудием моего труда с
ручкой сандалового древа. Мне даже в виде особого исключения раз-
решили выходить на работу в красной ленте через плечо и со слова-
ми "мир", "труд" и "май". "Настоящий дворник должен не тоько сле-
дить за чистотой торговых рядов и уборкой мусора, но и выметать
предателей, диссидентов и тунеядцев." Так сказал, пожимая мне ру-
ку, один из руководителей нашего государства в звании техсмотри-
теля ЖЭКа, и я твёрдо запомнил его слова.
На днях вступил в строй новый мусоросжигательный завод. Это
доказывает, какое огромное значение придаёт правящая элита всеоб-
щей уборке мусора. Очень мудрая и дальновидная политика. Теперь
даже последнему дураку понятна возросшая роль помоек и мусорных
баков. Без этого гениального изобретения, без такого, так ска-
зать, плацдарма борьбы за чистоту торговых рядов, мы все давно бы
уже утонули в своих отбросах. Кроме того на вверенной моему попе-
чению помойке я неоднократно находил весьма приличные и полезные
в обиходе вещи. Так например, за истекший квартал я обнаружил там
почти новое кабинетное кресло, вполне пригодный к эксплуатации
телевизор "Рекорд", довольно крепкую пиджачную пару и даже поль-
ское мужское пальто, правда немного испорченное масляной краской.
И это не говоря уж о продуктах питания, ассортимент которых пос-
тоянно широк, а сроки реализации товара способны удовлетворить
любого не слишком взыскательного гастронома. На основании моего
опыта я могу с полной уверенностью утверждать, что микрорайонные
помойки являются залогом нашего благосостояния и довольства.
И ещё одно очень важное соображение. Профессия дворника
позволяет всегда быть в самой гуще бурно кипящей жизни: наблюдать,
как один за другим уходят в иные миры жильцы, подобно стёклышкам
в калейдоскопе меняются лидеры и герои, возникают и рассыпаются
дворовые партии любителей сообразить или забить козла и разбива-
ются об утёсы личных интересов движения за культуру быта.
Ибо здесь, в невзрачной, на первый взгляд, глубине, бьют жи-
вительные ключи народной мудрости и "решительной силы".
Многое, очень многое возможно только у нас.
Только у нас улицы освещают днём и в дождь поливают дороги.
Только у нас рекламные паузы рвут минуту молчания.
Только у нас инвалидов награждают плацкартным билетом в
иной, лучший мир.
Одним словом, если вы вдруг захотите расширить свою кварти-
ру или улучшить свой экстерьер, подружитесь с четвёртым измерени-
ем. А если не повезёт, тогда уж зовите дворника.
И мне всё чаще стала приходить в голову мысль, что настоя-
щий дворник просто обязан запечатлеть игру переходящих друг в
друга жизненных красок, и стать, если не летописцем своего двора,
то, уж во всяком случае, скромным хроникёром его бурной истории.
Молодые люди! Будущие летописцы наших дворов! К вам обраща-
юсь я, друзья мои! Упражняйте крепость руки, ибо письмо требует
навыка. Легко поставить себе цель писать, но трудно достигнуть
этой цели. В одной старой книге, которая называлась "Записки Га-
сана" (кстати, именно так звали моего предшественника) были такие
слова: "Я не писатель и не учёный мурза. Мне незнакомо искусство
красивого сочетания слов. Единственное, чего я хочу - это писать
правду." Вот и я никогда не держал в своих пальцах быстрый калям.
Пусть же мой пример послужит вам всем уроком!
А в назидание я хочу рассказать один совершенно удивитель-
ный случай, который произошёл со мной, когда я решил сделаться
хроникёром.
Это было в нашем дворе, на детской площадке, возле самой
песочницы. Поразительные вещи происходят возле нашей песочницы.
Именно здесь, вот на этом месте Алексей Петрович Галкин в крити-
ческий момент своей жизни познакомился с обитателем Марса, кото-
рый украл у него ручные часы. Именно здесь четыре нанайца в день
получки наблюдали странные явления в атмосфере и видели зелёного
зайца. Потом знаменитый учёный Андрей Прийма ставил здесь свои
капканы и ловил в них посланцев чужих миров. Вот и я в тот памят-
ный вечер оказался на этом чудесном месте.
Твёрдо помню ощущение важности и торжества минуты. Я почти
знал - будет неведомая встреча. И точно, звёзды на небе складыва-
лись в странные письмена, а у края песочницы стоял какой-то хилый
мужик совершенно неизвестного мне вида. И это было удивительнее
всего. Пока я подходил ближе, он нагло смотрел на меня. Чтобы так
нагло смотреть на дворника (или милиционера) надо быть мудаком
либо держать про запас кодлу. Кодлы поблизости не было. Я же на-
ходился при исполнении и поэтому решил для начала вразумить его
добрым словом.
- Эй, командир! Ху ли уставился? Чего надо?
И как вы думаете, что он мне ответил? - Уверен, не угадаете
никогда.
- Друг мой, я твой любимый дядя Боря. - Вот что сказал мне
тогда у детской песочницы хилый и неизвестный мужик.
Я никогда не знал никакого дядю Борю, но сразу ему поверил.
Надо иметь особый талант, чтобы вот так сразу, можно сказать, в
единый момент заставить тебе поверить.
- Как же ты, дорогой, дошёл до таких высот? - спросил меня
дядя Боря.
- А чего такого? - попытался я сохранить характер.
- Да ты на себя в зеркало погляди, - уточнил дядя Боря и
как бы растаял в тумане.
Вернулся я тогда к себе на квартиру домой. Зашёл в ванную -
там у меня который год на стене зеркало. Снял это с него пыль.
Посмотрел и ... чуть не потерял все чувства. Из мутной глубины на
меня глядело опухшее и небритое мурло, вся в каких-то коричневых
пятнах харя с большим габаритным фонарём и сизым паяльником. И ко
всему прочему на лбу химическим карандашом кто-то поставил поряд-
ковый номер и короткое иностранное слово. Меня это больше всего
обидело. Номер на левой пятке - ежели у кого есть - положено ста-
вить, а не лбы людям рисовать. Какая ****ь мой лоб со своей жопой
спутала? Это я уже вас спрашиваю.
Крепко задумался я тогда о превратностях наших судеб и дол-
го рыдал о сгоревшей юности, потерянной свежести и навсегда ото-
шедших днях.
Вечерний звон, вечерний звон... Как хороши, как свежи были
рожи...
А дядю Борю я больше не видел. Никогда...
Может быть, он того... заблудился в вечернем тумане...
Вот какой поучительный случай вышел со мной в ту далёкую
ночь под Мадридом.
Однако, продолжу.
Укрепившись в решении стать хроникёром двора, я одел шерс-
тяной костюм и прибыл в бухгалтерию ЖЭКа. Я понимал, что любой,
взявший на себя подобный труд, должен быть вооружён прежде всего
документом. Поэтому я запросил домовые книги и лицевые счета на
жильцов вверенного моему попечению дома. Неожиданно мне отказали.
Причём под самым смехотворным предлогом. Разумеется, козни врагов.
Но настаивать было опасно.
Затем я имел разговор со смотрителем наших зданий. Свою фа-
милию он утаил, сославшись на обеденный перерыв, однако сделал
вид, что принимает участие.
- Задумали, значит, летописи двора?
- Так точно, имею такую задачу.
- А для каких, смею спросить, нужд искали у нас лицевые
счета?
- Желал бы, опираясь на списки, развернуть панораму живых
картин и дать по Дарвину описание видов.
- Ну, это вы бросьте. Вид тут у нас завсегда один. Викон-
тов, извиняюсь, не держим - одно Зарядье кругом. Так что, ежели
тебе нечерта делать, бери букварь и читай. Вон вдоль фасада вто-
рую неделю не метено.
На этом мажоре и расстались. Разумеется, козни врагов, и
теперь единственный мой союзник - читатель.
Начну с исторических картин - с падения, так сказать, Порт
Артура...
- Ну и размах, - признал Бельчистый, возвращая рукопись
Казбеку, - неужели дойдёт до Порт Артура?
- Не сомневайтесь, Владимир Николаевич, долетим, как на
крыльях. Не угодно ли ознакомиться с продолжением?
Бельчистый хотел отказаться, но его рука как-то сама уже
протянулась за новой порцией летописного материала.
- У вас всё в таком же духе?
- Так точно, но готов принять вашу критику с открытым заб-
ралом и без наркоза китайских церемоний. Разнесите меня в пух и
прах, это очень пойдёт на пользу. Прошу!
- Мне кажется, что вы играете на одной струне. Совсем не
слышно полифонии.
- О, Владимир Николаевич, вспомните, великий Паганини иной
раз тоже играл на одной струне. К тому же, знаете ли, специфика
жанра. Летопись исключает контрапунктуру. Это вам не какая-нибудь
баркаролла. Тут прежде всего надо соблюсти полную беспристраст-
ность, дабы наши потомки имели объективный материал и могли наб-
людать поток ушедшей жизни со своих высот, но как бы в природном
виде. Надеюсь, мне это удалось?
- Да вы же сами себе противоречите! Вместо потока дистили-
рованная вода.
- Это насчёт полифонии? А ведь у вас, соколиный глаз, Вла-
димир Николаевич. Я ж говорил, что критика вам пойдёт на пользу!
Теперь вам просто необходимо ознакомиться с продолжением моих за-
писок.
Бельчистый усмехнулся и стал читать.
П Е Р В А Я П Р О Б А П Е Р А.
Альбрехт Зиновьевич Скуйло родился и жил в четвёртом подъ-
езде в обеспеченной и благополучной семье.
Его maman давала местным лоботрясам... частные уроки замор-
ских языков, а рараn служил директором в мебельном магазине.
Природа, устыдившись своей жадности в случае с Тупорыло-
вым, наделила молодого Скуйло талантами самого разного образца.
И было дано их столь много, что иные так и остались для широкой
публики нераспечатанными.
Альбрехт Зиновьевич родился редким борцом - сие был его са-
мый главный талант, - борцом духа, и смотрел на весь мир, как на
поле битвы идей. А если и не участвовал в реальных баталиях лич-
но, то исключительно по причине отсутствия достойного супостата.
Надежды же начал подавать в раннем детстве с отрывистой частотой
сигналов SOS. Тогда же супруги Скуйло стали по вечерам размышлять
о будущем своего произведения.
Плодом их раздумий сделались три письма: английской короле-
ве, секретарю ООН и директору столичного зоопарка.
Старший Скуйло чувствовал себя уверенно - как-никак, а у
себя в магазине король, - а потому обращался к венценосной особе
по-братски, без слащавости и китайских церемоний. В первых же
строках вопрошал, чем, так сказать, может вознаградить и схема-
тично рисовал весь спектр: от блока сигарет "Пелл-Мелл" до спаль-
ного гарнитура "Хеопс третий". Затем выразительно описывал талан-
ты наследника и косность наших учителей, неспособных к шлифовке
природного дарования. Короче, составлено было изящно и даже с не-
которым чувством слога.
Вероятно, и два других послания имели свои достоинства.
Впрочем, зоопарк на просьбу озабоченного отца промолчал, зато
вместо Объединённых Наций откликнулось районное УВД с предложени-
ем дать показания на предмет общения с иностранцами.
Собрался, было, Зиновий сделать им бодрый визит, вышел для
променада во двор, а там из Туманного Альбиона уже дилижанс сто-
ит-дожидается. Изумились такой быстроте старшие Скуйло, однако
посадили своего Альбрехта в экипаж, сделали ему на дорогу напутс-
твие, дали тёплую пару белья да банку "Coca-Cola" с олимпийской
эмблемой королеве в презент. А вот блока сигарет "Пелл-Мелл" по
молодости не дали... И покатил юный талант в вечерние страны...
Встретили его там хорошо - наверное, долго ждали. Вымыли
сначала под душем Шарко, одели в английской шерсти костюм и опре-
делили в публичный дом Итон, что рядом с Букингемским дворцом. И
стал постигать молодой Альбрехт науки и европейские языки по ус-
коренно-сокращённой программе. И так бойко пошло, что только дер-
жись.
Видят наставники, студент попался лихой - того и гляди всю
академию превзойдёт, - выдали ему от греха подальше золотую ме-
даль из фальшивого золота да отправили с попутным дилижансом до-
мой.
Скуйло, натурально, обрадовались. Думали, сына ещё лет пять
не увидят, а он уж учёный в дверях стоит. На голове - картонный
chapeau, на фигуре - британский шерсть, на шее - галстук-cravate
и полная Хартия Вольностей в карманах. Один глаз, естественно -
на Кавказ, а другой - в Ямало-ненецкий округ. Короче, полный ма-
гистр.
Скоро юный Альбрехт на родной почве окреп и стал ощущать
атлантову мощь, да так горячо, что иной раз от эмоции входил в
глубокое изумление. Никак, значит, не мог осознать, что науки ок-
рыляют героев. Потом, понятное дело, попривык, но с изумлением не
расстался. Особенно развилась у него такая фантазия: задумает,
бывало, какой предмет, а он уж перед глазами рябит анфас и в пол-
ном, как говорится, разрезе. Конечно, случались иной раз и про-
машки. Материя тонкая - сразу не превзойдёшь... Выйдет, скажем,
Альбрехт вечером для прохлады во двор, глянет по неосторожности
за облака - не будет ли, дескать, дождя, а оттуда к нему и Мерку-
рий с Венерой, и Маркс с бородой, и все в натуральном виде. Самые
что ни на есть могучие нервы не выдержат. И тогда молодой Скуйло
убегал домой, забивался под гарнитур и начинал кричать волком.
Соседи, понятное дело, жаловались - вот, как за границами
побывал, сколько себе позволяет. Иные говорили, это у него в при-
вычку вошло, - там все по ночам воют, известно - дикий запад. Од-
нако жена нашего прораба, madame Галкина, доказала, что никакой
тут не запад, а просто Скуйло разводят в квартире зверей на мех.
Ох, только бы не шакалов! Шакалов madame Галкина боялась необык-
новенно. За границей, говорила она, так и заведено: пришёл домой
и давай разводить, оттого там всего и вдосталь. Один генерал даже
слона разводит. А чтобы не сдох, по ночам улицу метёт, а утром
народу показывает. О том и в газетах пишут.
Так и решили. А чтобы не очень кобенился, сделали, как по-
ложено, сигнал: зарубежный, дескать, шпион открыл на дому под-
польную живодёрню и портит трудящимся по ночам отдых. Предупреди-
ли, значит. А времена тогда были серьёзные - власти сигналами до-
рожили. Вопрос, разумеется, изучили со всех сторон. По поводу жи-
водёрни усомнились, но жалобу трудящихся решили для верности под-
держать, и как-то ночью заехали за учёным Скуйло в новенькой бе-
ло-красной карете.
Поначалу Скуйло не беспокоился - думал, раз в Итоне побы-
вал, то теперь уж точно везут в Сорбонну. Да и Заведение оказа-
лось близко, даже ближе, чем поприщинская "испания", совсем неда-
леко от дома. Приняли его там как родного, назначили целебные
процедуры, да поставили ещё на такую бакалею, что забыл он и Окс-
форд, и Кембридж, и даже Итон со всеми заморскими языками, а за-
одно уж и отечественный природный. Зато достиг без всяких фанта-
зий говорить "па-па" и "ма-ма", и добавлять "ва-ва-ва"... Но это
был только начальный момент науки. Первое, так сказать, поприще.
А через полгода молодой Скуйло вернулся домой в самом без-
заботном настрое. И счастливые родители чуть не лишились чувств,
рассматривая румяные щёки избавленного от лишних талантов сына.
На этот раз вместо Хартии Вольностей Альбрехт Зиновьевич
имел при себе авторитетное заключение медицинской комиссии, где
ему настоятельно рекомендовалось прекратить изучение космических
пространств, а заняться исследованием менее крупных объектов, ло-
вить бабочек и стрекоз и собирать во дворе гербарий. В тот же
день купили ему родители детский сачок и пустили на свежий воз-
дух. И стал молодой Скуйло укреплять на просторе характер.
Незаметно кончилось лето. Небо затянулось тучами, зарядили
дожди, деревья стали терять листья, а у "верхних жильцов" потекли
потолки. Альбрехт ходил по мокрому газону в плаще и грустно махал
сачком. Все бабочки куда-то исчезли, и собирать гербарий было уже
нельзя. Но иногда в жизни даже самого выдающегося человека насту-
пает момент, когда Судьба выводит его на тернистую дорогу. Насту-
пил такой момент и в жизни сына директора мебельного магазина. В
хмурый октябрьский день молодой Скуйло, как ему казалось - от
скуки, переступил порог нашего гастронома. Раньше подобного рода
заведений он не посещал и, следовательно, глаз имел свежий. И от-
крылась ему странная и глубокая по своему тайному смыслу картина:
по одну сторону прилавков стояли продавцы, а по другую толпились
в алчности ожидания покупатели. Весьма поучительная картина. Од-
ним словом, торговля. Большое расширение, так сказать, опыта.
Ведь юный Альбрехт полагал, будто всё необходимое для питания по-
является в квартире само собой, неким чудесным и недоступным эм-
пирике способом. А тут вдруг выяснилось, что многое из продуктов
ещё надо купить, и нет никакой гарантии, что именно тебе доста-
нется выбранная мечта ассортимента.
Сколько времени гулял поражённый этим открытием Альбрехт,
нам доподлинно неизвестно. Однако - и это мы знаем уж точно -
Судьба привела его в "Штучный отдел". В просторном зале плотным
хвостом стояли разного возраста и пола граждане великой страны и
били от нетерпенья в плиты пола ногами. Молодой Скуйло решил, что
попал в билетные кассы вокзала, и поинтересовался, в каком нап-
равлении можно получить билет.
- В любом, хоть на Луну, - любезно пояснил юному исследова-
телю закалённый очередями мужчина с неугасимым блеском в глазах.
Альбрехт оценил шутку и, разобравшись своим острым умом в
положении дел, полюбопытствовал, почему это время идёт, очередь
не движется, а готовый к продаже продукт спокойно стоит по другую
сторону прилавка.
Если любопытная Варвара за свой куда менее наивный вопрос
лишилась некоторых декоративных частей тела, то нам остаётся
удивляться и недоумевать, каким образом наш юный испытатель избе-
жал в тот момент тяжёлого и необратимого увечья. Вероятно, бла-
женные, пьяные и ищущие правды чудаки действительно находятся под
защитой и покровительством высшей силы. Во всяком случае иного
объяснения у нас нет.
- Какой же ты глупый дурак, - после того, как стихли вопли
и визг негодования, участливо объяснил Альбрехту всё тот же за-
калённый очередями шутник, - сейчас и девяти ещё нет, а водку
начнут отпускать только в одиннадцать. Вот дадут сигнал "На за-
рядку становись!" - и дело пойдёт.
- Так вы что? Будете здесь ещё два часа просто так стоять?
- изумился молодой Скуйло.
- Дорогой ты мой! - вдруг закричал какой-то гражданин, до
того пришедший в общий упадок, что уже никак нельзя было точно
сказать, где у него верх и откуда растут ноги. - Какие там два
часа! Лучшие годы из жизни теряем! - И оскудевший гражданин го-
рестно зарыдал, а очередь его поддержала.
Стоять в центре такого публичного горя юный Альбрехт больше
не мог, нервы его не выдержали и он, с трудом сдерживая слёзы,
покинул Штучный отдел.
Вернувшись домой наш славный натуралист отказался от второ-
го завтрака, удалился к себе в кабинет, пал на турецкий диван и
погрузился в невесёлые размышленья. Фантазия молодого исследова-
теля помимо его воли раздвигала горизонты единичного опыта и уве-
ренно рисовала страшную обобщённую картину. До самого обеда юный
Альбрехт думал о том, какую тугую и мёртвую петлю сумели набро-
сить демоны на шеи трудящихся (или способных к труду) граждан ве-
ликого государства, заставив оных лишние два или даже три часа
впустую томиться в штучных отделах. Наше перо бессильно передать
то чувство негодования и попранной справедливости, которое посте-
пенно овладело всем существом Альбрехта. Нет, он больше не будет
безучастно ходить по мокрому газону и махать детским сачком. Нет!
Нет! И ещё раз нет! Демоны должны быть посрамлены и поставлены на
место. Верное решение созрело к ужину, что лишний раз подтвердило
сугубую пользу разгрузочного питания...
На следующее утро наш юный герой облачился в свой лучший
костюм и нанёс визит директору Гастронома.
Нам неизвестно, как долго он пробыл в кабинете означенного
лица и какие слова говорил при этом, как, впрочем, неизвестно,
почему данный хозяйственник не обратился сразу за помощью в мест-
ное отделение милиции или хотя бы к выездным консультантам бли-
жайшей "испании". Вероятно, юный Альбрехт за прошедшую ночь раз-
работал подробный план и сумел овладеть волей своего собеседника,
запустив пару-другую абсолютно неотразимых доводов, превративших
потенциального врага в преданного союзника. Правда, злые языки до
сих пор утверждают, будто никаких доводов не было вообще, а ви-
зитёр просто-напросто испускал из себя гипнотические лучи, како-
вому искусству обучился ещё на Диком Западе. Несомненно, в этом
утверждении содержалась и некая доля правды. Во-первых, список
необычных способностей нашего героя мог легко вместить и гипноти-
ческие лучи, и кое-чего другое. Во-вторых, любой выдающийся че-
ловек в том или ином виде обладает силой гипнотического убеждения
окружающих. В-третьих, мы сами не один раз были свидетелями тако-
го рода эффектов.
Помним, сидели однажды мы, несколько дворников коммунисти-
ческого труда в подсобном помещении, курили, закусывали и, как
водится, выпивали. И вдруг в это помещение быстро вошёл начальник
нашего Жэка с обрезком водопроводной трубы в своей руке. Помнит-
ся, никаких особенных слов он не произнёс, однако гипнотическое
воздействие оказал сразу на всю, как говорится, компанию. Короче,
это был сильно выдающийся человек. Натурально, в том смысле, что
мог любому выдать по самое первое число. Жаль, недавно ушёл на
покой...
Кто же теперь дерзнёт сомневаться в гипнозе выдающихся лич-
ностей?
Так или иначе, но юный Альбрехт убедил директора Гастронома
открыть во вверенном ему учреждении Народный Университет. (Кста-
ти, именно это благородное начинание дало толчок повсеместному
явлению такого рода заведений.) Нельзя же было в самом деле до-
пустить, чтобы демоны и дальше свободно крали у наших граждан
лучшие три часа! Разумеется, следовало срочно применить меры
культурного воспитания и поместить ожидающих продажи крепких на-
питков под оздоровительный гуманитарный душ.
Лекции решили начинать точно в восемь, а к одиннадцати
плавно переходить к симпозиуму и закускам. Между стеной и при-
лавком установели парковые скамейки, а подальше от двери устроили
вешалку-гардероб. Соорудили из папье-маше бутафорскую кафедру и
даже выписали из подмосковного санатория массовика-затейника.
И процесс культурного воспитания трудящихся пошёл полным
ходом, а ежедневная выручка Гастронома настолько возросла, что
пришлось нанять даже профессора-лектора. Из грузчиков соседнего
магазина. И Народный Университет открыл свой сезон. Правда лектор
никак не мог связать даже двух слов и только ругался матом, зато
массовик попался лихой. В красной рубахе и смазных сапогах он
бодро наяривал на бубне народные мотивы и на удивление быстро
скакал в мешке. К этому времени лектор уже начинал брудершафт, и
массовик составлял ему компанию, но только в рекламных целях.
Студенты ревели от возбуждения и восторга, и образование так
сильно шло вперёд, что пора было заводить комиссии и учёные сове-
ты. Однако, до выдачи дипломов так и не дошло. Победа казалось
совсем близка, но именно в этот момент ответный удар нанесли де-
моны. Неожиданно был обнародован правительственный указ, согласно
которому все ограничения на продажу горячительных напитков отме-
нялись, организациям общественного питания рекомендовалось в
срочном порядке внедрить в широкие массы самогон и развернуть
кампанию по культурному употреблению народной водки. И все стали
дружно пить, перефразируя классика, "не запоем, но во всякое вре-
мя и так много, как бы запоем". Гастрономный университет за нена-
добностью закрыли, а молодой Скуйло не вынес народного торжества
и впал в длительную депрессию, перемежавшуюся приступами белой
горячки.
Кавалерийская атака на демонов не удалась. Следовало пере-
ходить к правильной и долгой осаде...