То и другое до жатвы-8

Владимир Михайлов-Крав
             ВЛАДИМИР  МИХАЙЛОВ-КРАВ


ТО И ДРУГОЕ ДО ЖАТВЫ

(Повесть зазеркалья 70-ых)

   
               
             8.СКАЗКИ КАЗБЕКА

                "
               
   
     Едва разрешили расстегнуть ремни и курить, как Иноходец впал
в сонное оцепенение, а Казбек приступил к обработке Бельчистого.
     - Не нравится мне ваш вид, Владимир Николаевич, воля ваша, -
никак не нравится. Настроение совсем не годится. Не тот, так ска-
зать, настрой. Может быть, шиацу, а?
     Бельчистый решительно отказался от мануальной терапии.
     - Напрасно,  напрасно, - не отставал Казбек, - вы мне не до-
веряете. Впрочем, мы ещё так мало знаем друг друга. И я никак  не
могу найти тропинку к вашему сердцу... Сплошные волчьи ямы. Когда
вы только успеваете рыть их в таком количестве?
     Бельчистый  даже  не улыбнулся. Он достал пакет с командиро-
вочным заданием и сделал вид, что собирается его вскрыть.
     - Прямо-таки царевна Несмеяна, - взял его за локоть Поэт.  -
А  знаете что? Лететь нам с вами ещё часиков десять, давайте про-
ведём это время с обоюдной пользой. А вся энта булгахтерия  пущай
подождёт. Да и ничего, смею предположить, интересного там нету.
     - Что вы хотите? - поддался Владимир Николаевич.
     - Хочу, чтобы вы меня много лучше узнали, а, узнав, полюбили
бы и доверились.
     Бельчистый поморщился.
     - Скажите, вы никогда не пробовали писать?
     - Нет, нам вполне хватит одного поэта.
     - А я, сугубо между нами, грешен.
     - Стихи? - не удержался Владимир Николаевич.
     - Боже  упаси!  Исключительно  проза. Кованая латынь. Но  не
вспоминайте, пожалуйста, Киста! Знаете, Уитмен как-то выразился в
том духе, что написанное полностью раскрывает писателя: его взгя-
ды, отношение к другим, его сомнения, притязания,  его  страхи  и
тайные  желания. Из каждой фразы вдумчивый читатель может извлечь
фрагмент голографического портрета автора.  Даже  из  каждого его
умолчания!
     - Очень верная мысль, - согласился Владимир Николаевич.
     - Вот видите, - обрадовался Казбек, - а ещё стиль письма...
плотность самого текста... Кажется, у французов  есть  пословица:
"Стиль - это человек". Я тут захватил кое-что с собой... Сделайте
милость - прочитайте. Займёт не более получаса...
     - Прочитать, чтобы окончательно познакомиться?
     - Вот именно.
     - Я слабо разбираюсь в беллетристике, Казбек. К тому же мне
будет нечем вам ответить.
     - Это неважно. Контакт установится сам собой... на  астраль-
ном уровне...
     - Ну... давайте попробуем...
     - Вот несколько моих сказок. Вот... "О бойкой царевне и семи
мёртвых богатырях", "Об Иване-царевиче и сорока весёлых разбойни-
ках", "О Марье-Моревне и многоопытных страусах"... есть и другие.
     - Дайте что-нибудь покороче, - попросил Владимир Николаевич.
     - Пожалуйста, самая компактная... СКАЗКА О МУДРОМ ГОСУДАРЕ, -
и Казбек протянул пару напечатанных на машинке листов.
     Бельчистый откинулся на спинку кресла и начал читать.
               
     В некиим царстве, в некиим государстве жил-был царь.  И  был
он  такой добрый, что только хотел, чтобы все до последнего тата-
рина в душе ликование имели и во всякое время его доброту  слави-
ли.  И  ещё  хотел, чтобы все понимали, будто он всеобщее счастье
построить сумел и свой народ на верном пути держит.  Но  в  каких
местах  сей путь лежит не знал, а искал в простоте одну правду. И
вот разослал он как-то за правдой во все концы ходоков, а сам сел
на балконе чай пить. Только успел в стакан кусок сахару положить,
а ходоки уж назад идут, и каждый полный мешок правды с собой  та-
щит.  Видит царь - плохо дело, - весь двор правдой завалили, - ни
пройти, ни проехать. "Ну что, кавалеры, - спрашивает с балкона, -
принесли?" "Так точно, вашескородие, - отвечают ходоки,  -  энтот
товар  где хошь без надобности валяется, под каждым забором кучей
лежит. Ходить никуда не надо." "Молодцы! - похвалил царь. - Толь-
ко чего я теперь со всем энтим товаром делать буду? Какая у  него
нонче  на  бирже квалификация?" "А что хошь, - отвечают ходоки, -
то и делай. Хошь на мельницу вези, хошь плотину из него ставь,  -
нам-то  какая  забота?" Приказал тогда царь выдать каждому ходоку
по ведру очищенной, а дворнику своему повелел правду, какая почи-
ще, собрать, остальное свалить в отхожую яму. Дворник в один  мо-
мент  всё  в  отхожую яму свалил, а царю подал на блюде разность.
Посмотрел царь, пощупал - до того просто, что и думать больше  не
об чем. Вся правда в два параграфа уместилась. По первому следует
общее счастье путём упразднения несчастий немедленно учредить. По
второму  же положить, что любое несчастье токмо от соблазнов про-
исходить может. Глянул державным оком ещё раз на то блюдо царь  и
повелел  собрать своих генералов. А собрав приказал им такой спо-
соб изобрести, чтобы соблазны все искоренить разом.  Генералы  же
хоть  ума  имели не много, но службу понимали в точности. И стали
они царю своё понимание показывать. Один предложил комиссию учре-
дить, другой - особый комитет сделать. третий -  ударную  команду
послать,  четвёртый  - вообще новое министество придумать. Слушал
их царь, слушал, и вдруг открылось ему,  что  новые  департаменты
новые соблазны и датут, а генералы туда своих зятьёв да племянни-
ков  напустят.  И ещё открылось ему, что генералов бы всех надо в
расход списать. Это очень бы на  растворении  воздухов  умягчение
сделало. Но, ежели с другого боку взглянуть, - новые-то на дороге
не  валяются. Без  генералов, известное дело, никак нельзя, а эти
хоть службу знают.
     "Ну что, кавалеры, - спросил наконец для порядку царь, - мо-
жет ещё чего вспомните?" И тут поднялся самый старый  генерал,  у
коего  за  выслугой  лет  ни  зятьёв, ни племянников уже не было.
"Слышал я, что когда-то в истории такой хитрый народ жил, который
для своего покоя и удовольствия вокруг всех своих земель сплошной
забор сделал. От энтого внешние соблазны упразднились, а внутрен-
ние сами собой на нет сошли. Так ты теперь, судырь, вокруг  всего
царства-государства ограду поставь, - глядишь, счастье помаленьку
и  наступит."  "Да  где  ж я тебе такую прорву кирпичей наберу? -
возмутился царь. - Я ведь ещё третьего  дня  крымскому  хану  всю
казну в орлянку спустил." "А ты, судырь, на водочку монополию из-
ъяви." "Так ведь у нас энто дело и так в монополии." "Оно, конеч-
но,  так.  Да  народ,  вишь, бедовый, хочет - пьёт, не хочет - не
пьёт. А ты адмиральский час по всему царству сделай,  чтобы  каж-
дый, значит, свою плепорцию принимал. Тогда тебе энту самую стену
в  шутку с песнями соорудят. А то ещё такие разные табачки есть -
покурил трубочки и словно бы в райских местах побывал - заслужен-
ный, значит, отдых." Крепко задумался над теми словами  государь,
- с какой стороны ни посмотри - настоящее дело выходит. С монопо-
лией и табачками не токмо любую стену соорудить можно, но и вооб-
ще  само  всеобщее счастье без всяких там стен построить.
   
     Сколько от энтого кирпича на вывоз  для  укрепления  мировой
торговли  пойдёт!  А  каменьев  разных,  а цементного порошку? Но
вспомнил тут царь про внешние соблазны и  решил  ограду  всё-таки
ставить. А, поставив, монополию и табачки никак не отменять и ад-
миральский  час от зари до зари сделать. Сам-то он окромя китайс-
кого чая иных напитков не потреблял, зато народ в его государстве
во всякие дни так поддавал,  что  в  сопредельных  местах  только
опохмелялись. Даже царь такому образу удивлялся. Вызовет, бывало,
дневального генерала и давай ему своё любомудрие показывать. "От-
чего  это,  братец,  народ  мой так здорово поддаёт?" "Есть, ваша
светлость, не без этого..." "Да отчего же, братец,  именно  так?"
"Да  уж  такой бедовый, ваша светлость, народ. Всё ему ярмарки да
карусели подавай, а на всех, известное дело, не достаёт. Мерикан-
ских гор никак запасти не можем... Вот он обычаи и  завёл..."  "А
отчего же, - спросит, бывало, царь, - с горами у нас такой неком-
плект?" "Стараемся, ваша светлость, - ответит дневальный генерал,
-  в  фокус никак не попадём - загадка натуры. Строим балаган али
какой парк, а всё выходит острог да кутузка." "Это, братец, никак
не хорошо." "Да уж куда, ваше скородие, хуже..." "Однако  остроги
для  пользы отечества тоже нужны, так ты, братец, разберись с эн-
тим делом..."
     На том, однако, и кончится. Со временем царь  пообвык,  хоть
от  народного неустройства и мучился. Пройдёт, бывало, мимо наро-
ду, который у штучного отдела стоит и даже лицом от мучения пере-
косится. Иной раз в мягкости сердца своего и подумает: "А  хорошо
бы  сюда с расторопной командой огнемёт выставить." Или, захочет,
скажем, по лесу погулять, а там под каждым деревом компания праз-
днует. А то ещё пожелает по свежему снежку походить,  оденет  ту-
луп, выйдет на крыльцо, а снежок-то весь жёлтый. Это, стало быть,
в  ближайшее  заведение немецкого полпива завезли, и его, владыку
державы, опередили. Плюнет царь, возвернётся в свой кабинет и ве-
лит подавать доклады. А дневальный генерал и сам уже лыка не  вя-
жет,  и аудиенция расплывается. Страшно мучился таким неустройст-
вом государь и даже думал, не учредить ли ему столичное  общество
трезвости. Однако по мягкости сердца не учредил.
     А тут вдруг выходит, что самим этим неустройством да табачка-
ми всеобщее счастье соорудить можно...
               
     - И это всё? Сказка оборвана на половине. Тут явно не хвата-
ет конца.
     - У меня такой стиль, Владимир Николаевич. Конец должен при-
думать читатель.
     - Оригинально...
     - Я был уверен, что вам понравится. Хотите ещё сказку?
     - Нн... а она... длинная?
     - Короче первой и даже с концом. Самая демократическая сказ-
ка... Вот... СКАЗКА О БАЛДЕ И МНОГИХ ОТВЕТСТВЕННЫХ РАБОТНИКАХ.
     Казбек вручил Бельчистому ещё два машинописных листа, и Вла-
димир Николаевич приступил к чтению "самой демократической  сказ-
ки."
   
      В  некотором царстве, в некотором государстве жили-были от-
ветственные работники, или, говоря  по  нонешним  временам,  ОРы.
Цельными  днями сидели они в своих кабинетах и делали ответствен-
ную работу. А в иные разы одевали охотничьи костюмы и ехали отды-
хать на природу. А за удобством и порядком в природе следили дру-
гие  работники,  которые хоть и тоже делали ответственную работу,
но назывались обслуживающим персоналом. ОРы всегда отдыхали в ра-
достной ответственности и с  чувством  глубокого  удовлетворения.
Самые  ответственные  общались на природе с оленями и кабанами, а
прочие - с вальдшнепами и глухарями.

               
      ОРы  очень любили такое общение на природе, поэтому ружья у
них были с подзорными трубами, дробь разрывного калибра, а  порох
только  заморской  молки.  От всего этого выходила у них изрядная
польза для здоровья.
      И было бы совсем хорошо и очень прекрасно, но в том царстве
водились  ещё  и  неответственные  работники - разные иждивенцы и
всякая прочая сволочь. И иные из них иной раз  тоже  мечтали  для
укрепления  попасть на природу. И ещё мечтали, чтобы и у них были
ружья с подзорными трубами и самый заморский порох. Но  ОРы  были
умные и понимали, что иметь заморский порох всем никак уже невоз-
можно. Поэтому они строго хранили амуницию в хорошо запертых сей-
фах.
      И  было  бы отлично и даже совсем хорошо, но разная сволочь
иногда выползала из своих нор и тоже делалась ответственными  ра-
ботниками.  Поэтому  число ответственных работников росло, а сво-
бодного места становилось меньше. И воздух от  заморского  пороха
густел, и все ходили в тумане.
      И однажды, когда кругом уже ничего нельзя было разглядеть,
ОРы собрались в потайном зале для совещанья.
      - Друзья мои,- с тихой грустью начал самый главный и потому
самый умный ОР,- жить так дальше нельзя. У нас ведь, дорогие мои,
скоро  и крыс не станет. Вон, мне уж доложили, что и вороны в Зе-
ландию собрались. Скоро вы, как тартарены, в шапки палить начнёте.
А у меня для вас, сами понимаете, носорогов в карманах нету.
      Ответственные работники были умные и  понимали,  что  самый
главный  ОР  говорит  чистую правду: слоны и носороги назначались
только ему и в карманах, натурально, не размещались. Поэтому  все
строго  смотрели  перед  собой и молчали. В потайном зале настала
долгая тишина. И вдруг попросил слова старый и очень  заслуженный
ОР.  А  когда  ему это слово дали, он тяжело вздохнул и заговорил
скрипучим и грустным голосом.
      - Эти, которые у нас разбегаются, бывают двух сортов: одни -
домашние,  а другие - своевольные. Домашние живут на скотных дво-
рах, а своевольные пользуются природой. И вот я теперь думаю, что
нам надо им всем без разбора даровать свободу и демократию. Пусть
и на скотных дворах будет у них демократия. А то  без  демократии
они пропадут...
      Сказав  такую мудрую речь, старый заслуженный ОР вытер свой
лоб и сел ждать оваций. Однако, оваций не последовало. Вместо то-
го, чтобы хором исполнить гимн, вся наличная сволочь проснулась и
стала шуметь. Одни кричали, что  демократию  делать  нельзя,  ибо
скоты  её  не поймут; другие - что за свободу надо платить, а да-
вать даром - только портить породу; третьи просто завыли без лиш-
них слов; а один ОР взбесился и перекусал товарищей из  переднего
ряда. И так они выражали своё мнение до тех пор, пока самый глав-
ный  ОР, которому понравилась демократия на скотных дворах, велел
всем молчать и сидеть тихо.
      А потом самый главный ОР приказал изготовить указ и  разос-
лать  его  во все концы с почтовыми голубями. А в указе том объя-
вить, что даруются всем свобода, демократия  и  полное  своеволие
без различия породы и возраста; и что отныне любая овца равняется
с глухарём или даже вальдшнепом, а простой баран именуется братом
бизона.  И все скотные дворы превращаются в свободные экономичес-
кие зоны и становятся вольной природой под полным демократическим
управлением.
      Указ, естественно, разослали, а ОРы одели охотничьи костюмы
и поехали отдыхать на природу. И набили там такую пропасть  мяса,
пуха и шкур, что ни пером описать, ни в морозильники уложить ока-
залось невозможно. Всего, натурально, сожрать не смогли и устрои-
ли обслуживающему персоналу иллюминацию: знай веселись - ответст-
венности на всех хватит.
   
     И действительно,  ответственности хватило  на  всех,  а  вот
прочего на всех не хватило: то ли ОРы обернулись великими охотни-
ками,  то ли морозильники подвели, то ли то и другое вместе - ис-
тория об этом умалчивает.
     Где вы, молочные  реки  и кисельные берега?  Где  вы, чистые
воды и заливные луга? Где вы, свобода и демократия? Ау!
               
     - Ну, как? - спросил Казбек, когда Бельчистый кончил  читать
и вернул ему текст сказки.
     - Вы  правы, эта вроде бы  с концом. Но никакого Балды я тут
не обнаружил.
     - Верно... Он пребывает между строк. В неявном, так сказать,
виде.
     - Ну... разве в неявном... - пожал плечами Владимир Николае-
вич. - А вообще-то ваши сказки производят  странное  впечатление.
Зачем вы их пишите?
     -  Понимаете, здесь желание из самых глубин души... Дай, ду-
маю, напишу, волью, так сказать, весь опыт... и написал... Я ведь
чем только не занимался. В школе чистописание и разные науки пре-
подавал, кассиром в народном банке служил,  научным  сотрудником,
потом  половым  в  трактире, санитаром, солдатом, даже референтом
министра пробовал... Но нигде себя не сумел найти.  Хотя...  одну
должность всегда вспоминаю с горячей ностальгией.
     - Это какую же?
     - На самой заре  юности имел счастье служить дворником ЖЭКа.
Естественно, оставил полные мемуары. Могу, чтобы уж завершить ли-
тературную часть, предложить отрывки из оного произведения.
     - Любопытно, - бессознательно подчиняясь  авторскому  давле-
нию, протянул Владимир Николаевич. - Они... как... не очень...
     - Упаковано  в  лучшем  виде...  Вот... возьмите  для начала
ВВОДНОЕ СЛОВО... - и Казбек протянул  небольшую  связку  каких-то
бумаг.
     Бельчистый вздохнул и начал читать.