(Опубликовано в книге "Северные баллады")
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА "ПОДАРОК ИВАНА КУПАЛА"
Меня звал в свои дали мужчина, о котором я мечтала в ивано-купальское утро, танцуя в озере и полагая, что любовь к нему вечна.
Полгода спустя обстоятельства наконец сложились удачно, и я радовалась, собирая вещи и документы. Однако в голове вдруг всплыл простой, неожиданный в своей сути вопрос: а как...? Разве смогу я переключить свои чувства, словно песню в плеере?
И снова стоп. Выходит, чувства... Внезапно дошло: перед глазами постоянно — прозрачно и ненавязчиво, не печаля и не давя — стоял образ Сережки. И я не сумею, глядя сквозь его очертания, обнимать бывшую мечту и говорить о любви.
Я — не робот... Я способна становиться притворщицей, но столь крупную ложь мне не осилить.
Как же вышло, что синеглазый строитель вытащил меня из опасной ловушки? Отнес в сторону от края пропасти, отвлек от мерцавшей огнями бездны, осторожно поставил на ноги... Совсем другой. И абсолютно близкий...
Купала был мудр.
Они родились в один день, одинаково смеялись и тонули во взглядах, одинаково пахли и одинаково нежно прикасались... Если бы не это, я не позволила бы Сережке обнимать меня на лесной скамье. А после сразу наступил наш отдельный век!
Ничем, кроме как мистикой, я не могла объяснить происшествие и благодарила Ивана за чуткость, обещая впредь относиться к древним обрядам серьезно.
Не долго думая, я сбежала из города — от себя и от возможности отправиться к бывшей мечте — в такую даль, из которой не предусматривалось шансов быстро вернуться, и поменяла номер телефона.
Как выяснилось, Сергей в то самое время ехал ко мне.
Однажды, ностальгируя, я машинально набрала его российский номер и, к своему удивлению, услышала в трубке длинные гудки...
Встречи пришлось ждать все две недели, отпущенные латвийскому гостю на пребывание в России. Нам оставался лишь один вечер перед новой долгой разлукой. «Ну почему, — думала я, — самые близкие всегда оказываются так далеко...»
На подъездах к Питеру я увидела над начинавшей желтеть листвой необычную — чуть не в полнеба — яркую радугу. «Демидовский экспресс» пронесся под ней по центру, словно заскочил в огромные цветные ворота.
«Смотрите, — закричала я, — какое чудо!»
«Будет хорошая погода», — сказал кто-то.
«Будет счастье!» — воскликнула я. — «Это примета: всему, что ты собираешься предпринять, сопутствует удача. Даже в Библии написано. А вы все едете сейчас по важным делам».
«Так не бывает, — махнули рукой соседки, — все это — чушь».
Петербург купался в последних теплых лучах осеннего солнца, а я спешила по его набережным навстречу Сережке.
Он немного изменился... Увидев меня, смотрел не с покровительственной нежностью, а вовсе зачарованно и растаявше-влюбленно. Стеснялся, не знал, что сделать и что сказать, боялся позвать к себе.
Я рассматривала знакомые до каждой клеточки черты лица, которые множество раз целовала, линии тела, прижавшись к которым проводила дни и ночи, изнемогая то от желания, то от усталости... И не решалась даже протянуть Сергею руку, словно мы только что познакомились.
Вместе с тем нас связывало горячее, глубокое, молчаливое чувство.
Остановившись у Спаса-на-Крови и облокотившись о фигурные перила канала Грибоедова, он, ничего вокруг не замечая, спрашивал меня о путешествии. Я пыталась рассказать, но от волнения заплетался язык, пропадали из головы слова и воспоминания. Сережке через чур шел фон за его спиной — золотые росписи и цветные купола оттеняли теплые оттенки загорелой кожи, пробившейся на щеках щетины, а благородство облика казалось царским. Хотелось заплакать от умиления.
На помощь подоспели одетые царями актеры, промышлявшие фотографиями возле достопримечательности и предложившие нам сделать кадр.
Заметного сходства с Петром и Екатериной Первыми не наблюдалось, как, впрочем, и величия внешности, и я заговорщицки шепнула спутнику: «То ли дело из нас бы вышла пара самодержцев!»
«Мы бесплатно не будем, — смеясь, сказал Сережка подошедшим, — мы сами за это деньги берем».
Ребята с хорошо подвешенными языками в долгу не остались, и завязалась веселая беседа, несколько расслабившая натянутые нервы... После чего мы вдвоем отправились к вечному огню.
Сфотографировавшись возле него с Сергеем, я вдруг вспомнила, что никогда не делала этого ни с возлюбленными, ни с мужьями, отговариваясь тем, что не вижу ничего романтичного в кладбище. Однако наши с Сережкой физиономии, — счастливые, сияющие и определенно царские, — необыкновенно гармонировали друг с другом... и с вечным огнем. Неожиданно пришла мысль, что этот огонь может символизировать вечную любовь...
То, что происходило между нами, действительно напоминало сильное, ровно и уверенно пылающее пламя, питаемое скрытыми силами.
Через час мы снова шутили и смеялись, как летом.
«О боже, и всё-то кажется весело», — пытаясь успокоиться, говорила я, — наверно — до поры до времени».
«Ну почему! Мне до сих пор весело, — отвечал он, — главное — не концентрироваться на недочетах».
И вот снова вырвались на свободу несдержанная нежность и затаенная страсть... Ни тени сомнений, ни толики игр... Снова вплотную — любящий синий взгляд и осторожные, сводящие с ума слияния...
На застланном простыней гипроке, среди строительной пыли и обитых утеплителем стен мне казалось, будто взлетаю сквозь салатовый потолок светящимся воздушным шариком...
Жажда превратить в такой же шарик Сережку возвращала меня назад, и в окне с недоделанным подоконником вновь возникала кирпичная стена двора-колодца.
«Что, что с тобой?» — в волнении спрашивал мой пришелец.
«Всё то же», — сквозь эйфорическую улыбку, еле слышно выдавливала я, заставляя губы шевелиться.
Невообразимо: сжимая меня и серьезно, открыто глядя в глаза, он — ласковый и большой — находился внутри и души, и тела. Мы были по-настоящему, полностью вместе.
Я могла о чем угодно спросить и в чем угодно признаться, не опасаясь оказаться непонятой.
«Ты все-таки молодец, что настоял тогда... в первый раз», — сказала я.
«И ты молодец... что не отказала», — помолчав, прошептал он.
«Подарок Ивана Купала — нам с тобой», — я закрыла глаза, еще до конца не веря в то, что волшебство продолжается.
«Милая, что делать? — стонал он. — Невозможно оторваться... И опять приходится расставаться. Как же так...»
Я не могла остаться с ним, и в полубеспамятсве рассуждала о том, что мы — рабы...
Тянуло на сентиментальный душевный фетишизм: ему остался мой очередной журнал, мне — его коробка дюбелей...
С трудом оделись, и он пошел провожать меня. Ноги заплетались, но лицо светилось счастьем, затмевая луну. Мы держались за руки, стараясь продлить как можно дольше сладость прикосновений...
«Даже хочется, чтоб так было всегда», — подумала я вслух, и опечаленный Сережка, вздохнув «это ведь невозможно», отвернулся.
Утром от сквера на «Балтийской» отправлялся большой желтый автобус Спб-Рига. Пассажиры под руководством сопровождающего загружали в багажник разноцветные сумки. Журчала напевная прибалтийская речь.
Держась за руки и вновь не в силах отвести друг от друга взгляды, мы до последнего стояли на тротуаре.
«С чувствами ничего не поделаешь...» — « Совсем ничего!»
Подсмотрев-таки при посадке в его паспорт, я обрадовалась: «А ты не настолько древний, как я боялась!»
Через месяц Сережке исполнялось всего 54. «Древний, как же не древний!» — грустно улыбнулся он.
«Древний... но не очень! — веселилась я. — И самый лучший!»
Немного отлегло от сердца: впереди могло быть энное количество счастливых лет.
2013
Фото