INTERMEZZO Осени
Осенние листья похожи
На толстые пачки денег,
Расбросанных беспощадно, -
Как будто бы коммунизм!...
Мои первые сознательные годы пролетели почти незаметно. Столько было в них внутренней энергетики и самозабвенности. Родители обеспечивали мне тот необходимый, особенно в детстве, уровень комфорта, при котором смена времён года особо и не ощущается. Были друзья, шахматы, лидерство в классе, в первых в моей жизни конкурсах чтецов…
Но вот ближе к старшим классам и окончанию школы стали «прорезаться» совершенно новые ощущения. Я стал замечать смену времён года и …многое другое, прежде пренебрежительно относимое мной к «сантиментам». Я стал участинком литературной студии при ДК завода ХЭМЗ. Ею руководил настоящий поэт, которому было аж 24 года! И он казался нам, 17-летним, уже недосягаемо… старым.
И пошли, покатились первые стихи, и, конечно, - об осени:
«Хлопают ставни уныло,
Холодного неба просинь,
По небу звезда прокатилась,
Чиркнула по окнам – осень!..»
За полгода до окончания десятилетки мою фамилию называют в числе двух, которым директор прочит золотые медали. Но…тут меня настигают первые удары судьбы.
Накануне назначенного классной дамой утренника, посвященного прославлению нашей Родины, я прихворнул, целую ночь рисовал стенную газету и придумывал к ней стихи. Поэтому, когда «классуха», несмотря на мои протесты, приказала мне читать моего любимого Маяковского, я отказался. Не хотел читать вполсилы. Она не вняла, даже после того, как я пообещал читать, как позволит голос. И таки читал, не так, как обычно мог...
Мне это так не прошло, - как она и предупреждала. На педсовете директор обозвал меня двуличным: «…думает одно, говорит другое, а делает третье…». Иизлишне говорить, что судьба моей медали была предрешена…
И вот ушла из школы девочка, впервые пригласившая меня на незабываемый «белый танец». Это было аргентинское танго «Серебряная гитара»… И это был наш с ней полёт не по паркету, а над ним. Это был танец-полёт. Я, до сих пор, никогда
не осмеливавшийся танцевать (из-за чего, как я узнал позже, получил прозвище «граф Табуреткин»), чтобы не отдавить девчонкам ноги, в этот раз даже ни разу не сбился с ритма. Казалось даже, что наши дыхания с Нею замерли на время
этого полёта. И все удивительно лёгкие движения наши стали одним обворожительным целым. Так трудно было смириться с мыслью, что и этот полёт должен завершиться!..
Об этом эпизоде через много лет я написал:
«Клубятся волосы –
на пиве бигуди,
Струится музыка – "Серебряное танго",
Твоя рука –
бинтом моей груди,
Движенья наши –
что мерцанье Божьей Тайны;
Пускай затем разбились на два "Я",
Хвост распушив, распрыгались, как белки,
И вот – у каждого – своя семья,
Душа ж –
средь томиков –
на суперстенке…
Но иногда –
сквозь сытый пьяный вой,
Но иногда –
сквозь шум дождя усталый,
Накатит танго
белого
прибой,
И школьный
полумрак
ПЕРВОНАЧАЛА…»
И ещё:
Мистика «Белого танго»
На школьном вечере случилось чудо – помню:
Знать – дар Богов судьбою был исполнен:
Как будто Солнца луч, одна, без свиты,
Явилась Дева предо мною:
- Разрешите!
Судьбу для двух вещуньи нам сверстали:
Ни школы, ни Земли для нас не стало,
Был наш полёт в гармонии прелестной,
И средь людей лететь нам стало тесно…
Та сказка-танец понесла меня, что волны, -
Глубоким смыслом жизни дни наполнив, -
Столь глубоко в меня пустила корни:
Всю жизнь ровнял я с танцем-сном невольно:
Судьбу мою, как зал, пересекая,
Пред мной являлась фея молодая!..
...
Меня несут космические волны:
Я танца-тайны назначение исполню!
Но это было потом…
На последней школьной линейке 1 сентября я всё ещё надеялся на чудо – увидеть Её. Но вот уже и команда зайти в классы… Её нет…
И солнце вдруг окрасилось чёрной краской!
Я ещё, по старой памяти, пытался теперь уже сам, без Неё, пройтись нашим маршрутом. Только раньше Она летела ко мне, стуча легкими каблучками, а теперь я робко шёл к Её дому. Дошёл до Её преулка. На мгновенье замер на углу, где мы расстались тогда…
Коснулся железного столба. Стало холодно и…беспомощно.
Стучать в Её калитку я не решился. Я ведь так никогда и не был у них. Да и что сказать?
У Неё было такое строгое и решительное лицо тогда…
И лишь через много лет я узнал, что Её оговорили, а я, дурак эдакий, поверил…
А тогда я возвращался, едва не рыдая, назад, один…
Оставил на мосту, через который мы столько раз ходили с Ней вместе, скромный букет гвоздик из нашего сада, всё ещё надеясь, что Она обязательно найдёт их и обо всё догадается…
ГВОЗДИКА
На перилах моста
Засыхала гвоздика,
Стебельки распластав,
В полушоковом крике;
Опускались сумерки
Не-
спе-
ша,
Запылённый город
Тяж-
ко
дышал;
Спешили люди,
Словно пираньи -
Упавшую гвоздику
Взглядами раня;
Ей было больно –
Её сорвали,
Несли кому-то,
И не отдали;
Цветок без воды,
Что калека –
Столько людей,
А отдать –
Не-
ко-
му?!..
Но…видимо, не пришла и не догадалась…
А ведь когда мы ещё «встречались», я лишь однажды, страшно смущаясь, извлёк из-под футболки уже успевышие примяться гвоздички из нашего сада:
«Я гвоздики рвал у края стёжки,
Ах, как пахли дикие гвоздики,,
Я гвоздики прятал под одёжку:
Пай-отличник, а душой был дикий!..» …
И вот теперь мне предстояло пережить мой первый внешкольный сентябрь.
Наш праздничный раздвижной стол, за которым я делал уроки, сдвинут. Плавно падают и спускаются, залетают в открытую форточку жёлтые «сердечки» - листья соседской липы… За окном моросит дождь. Принято считать, что в такую погоду хорошо спится. Но мне не до сна. Надо бы готовиться к занятиям в институте. А моя рука выводит:
«Сентябрь!
Пора начала года.
Срывает злобу непогода…
Сидеть – зубрить под «хлюп!» дождей,
Ждать школьных вечеров затей…
Уснули в школах школяры,
«Баюканные» педагогом,
Учтиво дремлют до поры:
Звонок прощанья –
Звон тревоги!..
Златое время! Я уже
прошёл! –
старик! –
сквозь это;
ужель в моём календаре
угас сентябрь, венчавший лето?!..»
После неожиданно постигшей меня катастрофы, я почувствовал себя настолько уязвимым, что избегал даже фильмы о любви смотреть: очень уж больно!.. Ещё больше опасался, что …новая любовь может просто добить меня! И это чувствовал я, так долго презиравший «сантименты»…
«Какая карма висит над нами? За что мне?»
Неожиданно я дал увлечь себя в подшефном колхозе. Тот заезд был сплошь комсомольским. Девчонки на все вкусы: одна другой краше!
Лиличка, роскошная брюнетка, с косой ниже пояса, откровенно провоцировала меня на… всё!.. Она вовсе не была распутной. Видимо, и я тогда был весьма неплох собой… Но карма был против…
Увлекала меня другая – Ася.
Однажды я всё-таки не выдержал и, после долгого хождения по коридору, вокруг её двери, наконец открыл их. Она сидел с книжкой на подоконнике, накинув занавеску на ноги. Отложила книжку и, помедлив, лукаво молвила:
- Что, - тоскливо Сашенька?
Её не пришлось долго уговаривать пойти пройтись:
- Ага! Я и сама хотела… Но вдвоём веселее…
Мы прошли всё село, которое отдыхало от тяжёлого дня…Я ничего «такого» себе не позволил. Самозабвенно читал Маяковского. Хотя чувствовал на себе Её небезразличные взгляды…
***
Маяковский и бархат ночи…
Голос мой, что ты сделал с ней?
Неприступная стала комочком,
Чёрной лилией – жаркий снег…
Стих гортанный … внимало село,
Мы по улице медленно шли,
От волнения горло свело,
Но вот ноги – не помнят земли…
Мы на лавочку опустились,
А развивы волос смоляных
Вкруг чела словно ветры струились,
Пахли будто разморенный луг…
Ничего ты мне не говорила,
Глаз не видел луны полукруг…
Подбородок мой пили рыбьи
Поцелуи… О мой испуг!..»
Конечно, я выделил Её давно среди других. Был какой-то магнит, который тянул меня к ней. Особенно, когда в дни отдыха она загорала на маленьком пляжике, прикрыв глаза косынкой. Единственно, что казалось странным – Её не по летам, слегка отягчающие фигуру, груди…
Это же и отпугивало…
И вот вечером, уже перед самым днём отъезда, мы сидели гурьбой у прощального костра, - почти как пионерлагере… Наконец – перепеты все песни, прочитаны наизусть стихи – и классиков, и свои. Ребята разошлись спать…
А мы всё сидели. Я что-то ещё дочитывал – уже Ей одной…
Наконец и Она встала и пошла вдоль речки с милым названием Балаклейка.
В ней мы с Нею однажды выловили поломанную куклу. Она – туловище, я – голову… И назвали мы её Ша-ся Балаклавкин. Имя – по двум последним слогам наших имён…
Наконец я решился – догнал Её. И накинул на Её плечи своё одеяло: «Холодно же!» она понимающе- благодарно улыбнулась…
Мы перешли через речечку по шаткому мостку. Утрення свежесть всё плотнее окутывала нас, вольно или невольно прижимая нас друг к другу…
Не знаю, как это случилось…
Пройдя помидорное поле, перед самими мостками, я привлёк Асю к себе. Поцеловал – впервые по-взрослому…
Я где-то читал, что если крепко целовать Её, то она потеряет голову и…
Но…
Рассвет
Рассвет был акварельно нежен,
Роса парнАя обволакивала ноги
И в тучу впериться в надежде парил туман,
Дремали Боги, -
Куда им мир понять,
Да и меня поднять –
В другое время – только пушкой,
А вот стоЮ: девичье ушко
Прижалось ко груди моей:
Ужель материальна эта дщерь?
Старик-туман послал Эллина
И тот накидку всю облил,
И я дрожу – не от Эллина,
И не от близости земли…
Но это в стихах. А в реальности это не у Неё, а у меня дрожали колени. И мне было стыдно перед Ней. Более того, я был рад, что поцелуй всё-таки завершился и я… не упал!..
Увы-увы, но мы уже не могли вернуться ни к какому прошлому: ни к тому, что свершилось, ни к тому, что было до этого.
Выражаясь метафорично, нваш город, куда мы вернулись, был против…
И вот я стою у раскрытого окна лаборатории рентгеноструктурного анализа металлов и…
«Тыщи записок узорных,
Узорных или изорванных:
снег идёт – первый,
А кто-то наэлектризованны,
А может, - парализоыванный –
Свои длинные письма рвёт –
Сумасшедшие!»
Были разные моменты у нас, очень разные, и, казалось, ну вот теперь всё будет прекрасно, а бывали и совсем иные. И
тогда…:
В старой раме между стёкол
В паутинке – жёлтый лист,
Деревенский складкоокий
Мне приснится гармонист,
Драка в тёмном клубе вспыхнет -
Из-за той, которой нет…
Лишь к утру она утихнет. –
Слёзы. Просьбы. «Ментсовет»…
В общежитии колхозном
На стекле – сквозь пыль – портрет;
И ослепнувшие звёзды
Мне наощупь шлют свой свет…
Как-то мы шли с ней городской улицей. В конце её, в тумане, виднелось дерево. Мы заспорили, подзадоривая друг-друга.
Я уверял, что это груша. Ася же полагала, что это, конечно же, - тополь.
- Я-то знаю, - у нас во дворе такая же растёт.
Она засмеялась:
- Эх, ты, знаток, вот увидишь!
И мы заспешили к дереву. Срывался снежок. Тревожные предчуствия пощипівали сердце.
Первый снег,
Снег этого года,
Ты уже взял разбег,
Погоди хоть немного! –
Ты уносишь с собой
Эту позднюю осень,
И, наверно другое, -
И не осень вовсе,
И, конечно, другое, -
И не осень вовсе;
Маки в лавках цветут,
Груша с тополем схожа,
Лес раздет и разут,
Как последний прохожий,
Лес раздет и разут,
Как наивный прохожий…
Предчуствия оправдались. Мы долго и болезненно расставались…
В конце-концов, как и мои братья, в 24 года я женился.
Мы с женой и родирвшимся сыном жили у родителей.
Накануне «красных» октябрьских дней отец привычно взялся прихорашивать территорию перед домом. И вот – показался первый язычок костра…
Невольно вспомнилось, как Ася просила разжечь костёр в парке, высчаженном комсомольцами нашего ВНИТЭлетромаша, на месте старого еврейского кладбища. А я так и не объяснил ей толком своё неприятие этого: я никому не хотел высвечивать таниства наших с ней отношений… Она не поняла меня и обеделась. И вот…
А.В.А.
Горчат осенние костры,
Ты их любила жечь когда-то –
Как переправные мосты,
Как знак, что в детство нет возврата…
Среди плодов опавших зря –
Надкушенные воровато,
В костре закатном октября –
Тобою терпнут горьковато…
………….
Пелёнки сына поутру –
Дитя любви-противоядья –
Тобой пропахли на ветру,
И плачет сын – горчат объятья!
Видно,сильно горчили эти костры…
И вот, через 30 лет… состоялось несколь в общем-то довольно невинных, но незабываемых встреч с той, кто вдохновил меня на «Эхо белого танго» - нескончаемый цикл, уже в третий раз, переизданный, на сей раз - в Канаде…
* * *
Осень - все легко
и зыбко.
Мы опять пьяны
любви вином.
Белым танго -
меж смычком и скрипкой.
Танцем –
меж реальностью
и
сном...
Признаюсь, больше никогда не хотелось так увидеть изданной эти стихи с моими рисунками, как для этого цикла …
Частично я уже цитировал его стихи…
* * *
Девочка моя благословенная,
Где же ты была
так много лет:
Чёлка чёрный мёд, да хмель от платья белого,
Танго белое, которого уж нет,
Танго - для двоих лишь
неба лестница,
Танго -
мановение души,
Девочка - ровесница, прелестница,
Адрес мне в блокнотик не пиши,
Не пиши! –
твоим ведь я не нужен,
Что ты мужу скажешь, сыновьям?
Видно мне опять на площадь – к лужам,
К выпускным, распутным соловьям!..
И пускай осудят, развенчают,
Я тобой пребуду вечно пьян –
Девочкой из танго – явью чуда! –
Мой мираж,
мой морок,
мой обман!..
А на эти слова написана песня композитором из Севастополя:
* * *
Осень косит листья в саду,
Осень -
запах яблок в дому,
Осень - наша память
в дыму,
Осень - письма-листья
к стеклу.
Осень пьёт с горчинкою дождь,
Осень, на тебя я похож,
Осень, будь лекарством седых, -
Осень, хватит нам на двоих!
Осень белым танго
кружит,
Осень, косы лет развяжи,
Партитуру вёсен не прячь;
Струи – струны,
ветер – скрипач!
А эти стихи, конечно же, тоже просятся стать песней:
* * *
Мне звонила осень
и дышала в трубку,
Листьями тихонько шевеля,
Голос мой заслышав,
прикусила губки,
А вот это, осень, сделала ты зря:
Потому что, осень, мы с тобой полжизни,
Ты-то знаешь, осень, это не игра,
Ты же знаешь, осень, это не капризы:
Потому что важное досказать пора!
Зря, подруга-осень, нервно в трубку дышишь,
Что же –
даже шепота
мне не подаришь?
Знаешь ты прекрасно: мы не станем "бывшим",
И на сердце донца боль не утаишь…
Ты коленки прячешь в платьице из лета,
А нахальный ветер листья шевелит,
Синеву размажет дождь,
что льет с рассвета,
Ты ко мне отложишь потому визит;
Праздничною ночью всех накормишь сразу,
И… на кухне
взвоешь –
по тому, кто мил,
Поспешишь из дома, –
чтоб сказать хоть фразу…
Голос мой услышишь
и... лишишься сил...
Как и все остальные стихи тут, и эти неслучайны: тут и пруд-разлучальник, тут и потаённые встречи в школьном парке – через тридцать лет!..
* * *
Я пью тебя
со встречных лиц,
Как пьют в пустыне
сбор росы,
Брось спелость нежную зарниц
В неукрощенные
«весы»,
Сотри с утра
желаний рось
С окна,
ведущего ко мне,
Через плечо
сомненья брось
В огонь языческой луне,
Враз белы ноги опусти
В песок пруда, где бьют ключи,
Но раз ступив на путь любви,
О пытке
негой
не
кричи!..
И это, бывшее одно время завершающим в цикле…
* * *
Любовь!
Не покидай меня!
Любовь!
Не женщина –
останься!
У погребального огня
Давай простимся в белом танце.
...
Любовь!
Твоя печаль –
остра!
Не женщина!
Любовь! –
останься!
У погребального костра
Две наши тени в белом танце!
Не покидай меня! -
Любовь!..
Непросто в силу самых разных обстоятельств решиться на новый сборник. И вот – готовится подборка об осени.
А.В.А.
Жёлтый шёпот опавшей листвы –
Под шуршание вальса Шопена…
И в кострище октябрьском – Ты –
Восстаёшь
из нетленного плена…
Но вот ведь…
Что-то Осень не очень улыбчива к нам:
Может, - это – Природы отместка, -
Как японский значок – на бумаге «пергам…», -
На прощание с прошлым повестка…
А Осень играет в свой, - особый, биллиард – каштанами, желудями…
«Демисезонный «биллиард»
Точные кии
Тучных дождей –
На мостовые –
Залп жёлудей,
В лузы
щербатых асфальтов -
шары
нами не начатой
древней игры:
шаро-каштанный
бой пирамид…
………………………………….
Льдинные кии
лужа острит…»
И вот уже:
***
Под сенью осенней аллеи
Задумчивый падает лист,
Не то, чтобы сплю,
Но – немею –
Счастливейший капиталист,
Звук листьев пленительно тонок,
Движения – плавно-нежны,
А запах и горек, и звонок –
Прелюдия фуги зимы!..
И ещё:
***
Стернёю звёзд в снегу бреду,
Сосулек змей сминая зубы, -
Мечтой на дальнем берегу,
Где маков цвет целует в губы…
Потому что возможно ещё в этом мире
и такое чудо, как:
…
* * *
Осень - все легко
и зыбко.
Снова свёл нас август, как весной -
Белым танго -
меж смычком и скрипкой.
В танце –
меж реальностью
и сном...
И возможен -
Звёздный миг
«Любовь заходила к Вам в гости...» -
Сообщенье в И-нете – «друзья»:
Только так – без звонка и без спроса –
Точно так же являлся и я…
Не скажу, что я рад тебе, Жизнь моя, -
Без тебя я и дня не живу:
Знатоки путь промямлят – «Нежизненно!» -
Я ж с тобою всегда наяву…
Подскажи – разве можно расстаться, -
Пусть не спали вдвоём, но… родня!
Ведь могла ты остаться…
Тс!.. – Тайна!..
Без тебя не прожил я и дня…
Заходи – приходи – оставайся:
Заходи – приходи – навсегда,
Вспомним «белое танго» и вальсы, -
«Как мы молоды были тогда»…
Ничего ведь – по сути – не поздно,
Даже двое – огромная рать,
Надо жить, по-возможности, звёздно
И лишь звёздную дань собирать!
Потому что…
***
На проталинках души,
Что в быту видны не сразу,
Ты открытья совершишь,
Те, которым нету сглазу,
Чёткий ждёт автопортрет:
Он, должно быть, будет парным, -
То всплывёт, чего уж нет, -
Склеится надрыва парус…
Лёгкой тучкой улетит, -
Что тогда казалось важным,
Приоткроет те пути,
Что даются лишь отважным;
Только ты узнать успей –
Пронесётся над тобою
Почтою воздушный змей,
Что, по правде, был…
Судьбою!
________________________________________