I
Ранним утром, на плоскую лестничную клетку хрущевской пятиэтажки выполз сонный молодой человек.
Пакет в руке молодого человека гремел полыми склянками, а одет был молодой человек в синий мундир, тоскующий по утюгу.
Несмотря на погоны, тяжкая обязанность молодого отца - утренний поход в молочную кухню - не миновала и его. Фамилия молодого человека была Багров.
Вывалившись из лифта на первом этаже, Багров застукал в тамбуре подъезда безусого пацана, воровато курившего в рукав.
Пацан неожиданно фамильярно обратился к нему:
«Дядя Сеня…».
Пацана Багров не помнил, «дядей Сеней» его никто прежде не называл. Так что он заинтересовался, слегка очнулся от полусна и притормозил.
«Вы меня не помните? Я Толик, Лены Фроловой сын».
«А-а-а!» – не то зевнул, не то вспомнил Багров: «Так ты ж совсем шкет был, когда вы с матерью переехали! Сколько ж тебе сейчас? Шестнадцать? Ничего себе - время летит! В гости к бабушке? Насовсем? Чего так? Конфликт поколений? Ах, мать замуж вышла!».
Пацан довольно быстро свернул с соседско-семейной темы на другую:
«А вы, правда, в прокуратуре следователем работаете? У меня к вам дело. Мне надо вам надо что-то показать».
«Сейчас не могу. В молочку бегу. Я, видишь ли – размножился».
«Так, я могу по дороге... Типа, проводить вас».
«Ну, попробуй».
II.
До молочки пацан молчал. Видимо, обдумывал с чего начать. На обратном пути решился:
«Я вчера с рук мобильный купил. Это противозаконно?».
«Ну, поскольку он, сто пудов, краденый – то, конечно, не очень законно… Но их, как правило, не ищут. Карта-то блокируется, пин-код неизвестен. А сама по себе труба – стоит копейки».
«Мне известен пин-код».
«Это откуда? У кого купил-то? У хозяина, что ли?».
«Да, где ему... У чмыря-алкаша возле гастронома. А код на изнанке чехла оказался записан».
«Тогда советую сдать участковому, он отправит в стол находок».
«Дядя Сеня, я там, в телефоне - видео нашел».
«Не стоило смотреть чужое видео. Это, как читать чужие письма».
«Дядя Сеня, можно я вам покажу?».
«Зачем?».
«Дядь Сень, там человека убивают».
Багров, наконец, окончательно проснулся:
«Че-го?».
Тщедушная фигура в бесформенном китайском пальто-балахоне и лыжной шапке маячила на углу под тусклым фонарем. Некоторое время спустя, к фонарю подкатила видавшая виды «нексия», и из нее вылез второй участник событий. С минуту, или чуть больше, фигуры переговаривались безо всяких признаков, не то что конфликта, но даже и дискуссии.
Затем человек в балахоне протянул собеседнику пятерню, очевидно, собираясь восвояси.
Собеседник пожал ее своей правой, а левой сделал плохо различимое резкое движение.
Человек в балахоне схватился за живот, скрючился глаголем и поцеловал капот машины.
Водитель «нексии» быстро отворил заднюю дверь тачки, подхватив обмякшего, как тряпочная кукла, визави, погрузил его на сиденье, прыгнул за руль и был таков.
III.
Вот, что продемонстрировал Багров с диска, на который уже перегнал видео с телефона, своему шефу Льву Вениаминовичу в его кабинете.
Прокурор тут же принялся чесать висок острием карандаша, что свидетельствовало о крайнем скепсисе:
«Арсений Александрович, а почем мы знаем, что это наш район?».
«Да, я живу здесь, за углом. Это Куликов переулок. Вон - вывеска «Парикмахерская» на углу. Стригусь я в ней", - свидетельствовал «Арсений Александрович».
«А кто тебе сказал, что это убийство? Может, он его просто ударил или пырнул? И потом - кто это снимал?».
«Так сама жертва и снимала. Вы начало-то пропустили. По телефону болтали. Сейчас отмотаю».
Арсений вернул запись на самое начало.
IV.
Экран вспыхнул и всю его площадь занял фасад бесформенного китайского балахона. Послышалось дыхание его носителя.
Затем балахон развернулся к объективу спиной и начал удаляться, открывая для обозрения декорацию драмы – ночной переулок.
Под фонарем фигура остановилась.
V.
Лев Вениаминович не выпустил из пальцев карандаша:
«Что же получается? Он заранее сунул куда-то и включил телефон, чтоб заснять сцену встречи? Значит, такого исхода для себя не ожидал. Но нуждался в доказательствах, что встреча была. Компромат? Шантаж? Но кто эти двое? Разговор не слышен. Номера машины - не видать. Даже цвета нет. Оснований для возбуждения не вижу. Да и что возбуждать-то? В чем событие преступления? Был бы труп, тогда… ».
«Потеряшек надо проверить».
«По всему городу? Не факт же, что он в нашем районе еще и жил. И потом – как ты труп опознаешь? Темно, лиц не видно… Ты лучше паренька своего, соседа настропали. Может он еще раз чмыря у гастронома встретит».
«А что - чмырь? Чмырь, небось, трубу, просто, нашел».
«А, может, не «просто»! Пробуйте. Пока – без моей подписи».
VI.
У каждого следователя должен быть «закадычный опер». Без этого – ему удачи не видать.
У Багрова такой опер был – сухонький мужичок лет тридцати пяти со смешной фамилией Фляжкин. Кого же еще было можно подбить на несанкционированное расследование?
Поначалу Фляжкин, правда, покочевряжился:
«Сень, я через неделю в отпуск, а в следующую среду – фьють! «Под крылом самолета о чем-то поет…».
«Опять на севера – рыбу ловить?».
Недавно окольцованный Фляжкин скорбно вздохнул:
«Если бы! Кончилась вольная жизнь. Моя заладила: в Турцию, в Турцию… Против лома – нет приема. Как Ленка? Как дите?».
«Дите - терминатор. Режим у него специфический. Полтора часа спит, полтора орет, потом ест, и опять - на боковую. Я в гостиную на диван переселился. Но толку – чуть. Ленка? Да она меня теперь в упор не замечает. Теперь у нас Коленька – царь горы. Фляга, так поможешь?».
VII.
Фляжкин сдался и в тот же день потащился в ГУВД наводить справки по «потеряшкам». Дата была известна, на видео записалось время.
Дежурный распахнул журнал:
«Вчера? Только три. И один – пять минут, как нашелся».
«И где же он нашелся?», - без особого интереса спросил Фляга.
«Не поверишь. История – ужастики отдыхают! Ночью пьяный домой пришел, ну, чтоб от жены скалкой по башке не огрести, на цыпочках в кладовку прокрался да там и уснул. Баба с утра начала телефоны дружков обрывать. Все на месте. Она, само собой - к нам... А супруг к обеду глаза продрал, да и - шасть - в коридор. Теперь он - дома, она в реанимации. Видать, не чаяла живым увидеть.
А второй – серьезный кекс. Иванов Иван Иванович. Звучит? Таких Ф. И. О. в наше время – раз, два и обчелся. Гендиректор ООО «Уют».
«Давай гендиректора. А третий?».
«Не третий. Третья. Баба».
«Бабу не надо».
VIII.
Розыск «чмыря» оказался делом непростым. По причине того, что "чмырей» у входа в супермаркет бродило изрядное количество.
Багров, и сам, подвергся их посягательствам:
«Командир! Добавь, сколько не жалко. Трубы горят!».
«Не этот?», - то и дело спрашивал Арсений у утомленного Толика, кивнув в сторону очередного соискателя мелочи.
Толик отрицательно качал головой:
«Не… Тот молодой был».
Так проторчали они «на посту» часа три.
Внезапно очередной страждущий выскочил, как бог из машины, из-за спины следователя:
«Слышь, друг! Труба не нужна? За пять сотен отдам».
И он, на мгновение выдернув из кармана, продемонстрировал Багрову разноцветный дамский мобильничек. Толик дернул Арсения за рукав и наступил на носок его туфли, что могло означать лишь одно: «Он!».
Багров, подражая повадкам оперов, крепко ухватил «чмыря» за предплечье и предъявил ему ксиву.
IX.
Фляга тем временем навестил ООО «Уют».
«Ну, вот! Так я и знала, что что-то стряслось!», - падая в кресло, выпалила зам Иванова - Евгения Павловна, едва Фляга ей представился: «Он хотя бы жив?».
В ответ пришлось пожать плечами. Опер сам хотел задать несколько вопросов: когда исчез, куда собирался, кто заявил…
Да, она, Евгения Павловна, и заявила. Кому же еще? Их на фирме-то в штате только трое, не считая главбуха. Остальные - шабашники.
Семья? Нет у него семьи, и не было.
Чего всполошилась?
Да, он же повернутый на пунктуальности. Если на пять минут опоздал – уже ЧП. А тут – час нет, два нет, и - ни звонка, ничего…
Конечно, звонила домой. И на мобильный. Номер? Такой-то.
Чем фирма занимается? Да дизайном интерьеров. Ну, и потом – ремонт по проекту. Но, это они уже привлекают мастеров со стороны.
У Вани - враги? Бред.
Из-за денег? Да, какие у них деньги? Еле концы с концами сводят. Их клиент – средний класс. Очень, очень средний.
X.
Опрос «чмыря» оказался нелегким испытанием.
«Телефонный мастер» свое дело знал и легенду барабанил назубок:
«Где взял? Нашел. В Куликовом переулке. Иду, значит, смотрю – труба. На подоконнике. Ну, на окне магазина. Нет никого вокруг. Я погыкал, типа: товарищи, никто телефон не терял? Тишина. Ну и…».
Самое подлое, что все совпадало: место, время – не придерешься. А использовать лексикон, который порой склоняет подозреваемых к покаянию, при Толике - Арсений не мог.
Толик же домой не собирался: еще бы, самое интересное началось!
И вдруг Арсения осенило: дамский-то телефончик, который он только что изъял из кармана клошара, тоже был включен.
Багров проверил время последнего соединения. Четверть часа назад. Владелица, наверняка, еще в магазине.
«Так что, дядя, нет проблем выбить тебе краткосрочную путевку в санаторий общего режима. Причем, горящую. Дознаватель - не следак, он дела, как на «Зингере», шьет».
«Ладно. Ну, видел я их. Что я должен был делать? Разнимать? Он же, похоже, кончил того, в хламиде».
«Толик, пулей - в супермаркет, отдай трубу в «стол находок». А мы тут пока побеседуем".
XI.
Едва Фляга покинул «Уют», загремел мобильный в кармане.
Дежурный из «ноль-два» порадовал:
«Юрик, ау! Такое дело - нашелся твой «Иванов И. И». Еще интересуешься? Тогда дуй за реку. Старый рынок знаешь? За ним пустырь… Ах, живешь рядом! Значит, найдешь. Ну, нет, «спасибом» не отделаешься. Ну, естественно, с тебя, с кого же еще?».
XII.
Увы, рассказ «чмыря» пролил немного света на это темное дело.
Действительно, шагая в ночи в рассуждении, чем бы поживиться, по Куликову переулку, он увидел фигуру в балахоне, тюкающую пальцем в кнопки мобильника.
Балахон – штука подходящая, не облегающая, можно при обгоне легонько толкнуть клиента плечом и, извинившись, скрыться за углом уже с добычей. Если, конечно, тот положит трубку в боковой, а не во внутренний карман.
Но клиент повел себя странно: приладил трубку на подоконник витрины магазина и отошел к фонарю.
Чмыря это заинтриговало. Он решил понаблюдать за дальнейшим развитием событий, замаскировавшись за рекламным щитом.
«Ну, подъехал второй. С полминуты они побазарили, стали прощаться и тут маленький его – тюк!».
«А чем он его - тюк-то?».
Чмырь пожал плечами:
«Не углядеть было - темень, да и далеко… Пером, по всему».
«Номера машины, конечно, не помнишь. Какого хоть цвета была?».
«Серая, вроде. А, может, синяя…».
XIII.
Фляга прибыл на место обнаружения трупа Иванова и застал там, праздно шатающихся, местных оперов.
Иванов валялся лицом вниз в вонючей луже.
Одет он был в бежевый плащишко, рядом возлежало английского стиля кепи. Так что это был, очевидно, не их клиент.
Представившись, Фляга спросил у местного опера:
«Чего не шуршите?».
«Нечего шуршать. Свидетелей нет. Опрашивать некого. Патрульный обнаружил. А экспертиза на Львовской застряла. Тачка у них сломалась. Час уже чинятся».
Повинуясь инстинкту, Фляга набрал номер, сообщенный ему Евгенией Павловной.
В кармане плаща убиенного - защебетало.
Все совпадало. Но Фляга не торопился убывать. Шестое чувство не отпускало.
XIV.
Записав координаты бомжа, посоветовав ему не уезжать из города и отправив, наконец, домой Толика, Багров вытащил из кармана мобильник – не свой, а тот самый, из-за которого вся чехарда и закрутилась.
«Эх, не хотел я этого делать, но – больше нечего».
Он открыл записную книжку.
«Вот так номер, чтоб я помер… Один телефон только в списке… Ну, ладно… Господи, благослови!».
И Арсений нажал «вызов».
XV.
В кармане плаща покойного вновь защебетало.
Фляга с местным опером переглянулись.
«Хрен с ним, давай», - махнул рукой местный.
Фляга подскочил к трупу, вытащил трубку из кармана плаща трупа и приложил к уху.
«Да, вас слушают», – произнес он по возможности нейтральным тоном.
«Кто это?».
Голос показался Багрову до боли знакомым.
«Простите, а я с кем говорю?", - выпучил глаза Фляга.
Ему тоже что-то напомнил баритон собеседника.
«Фляга?».
«Сеня?».
XVI.
Лев Вениаминович был непреклонен:
«Ну-с, что мы имеем с гуся? Труп Иванова – дело хорьковских, к нам он отношения не имеет. То, что у нашей жертвы был его номер, ни о чем не говорит. Может быть, покойник хотел себе дизайн интерьера заказать».
«Так вот и надо клиентов «Уюта» прошерстить», - предложил Багров.
«Прошерстить мы не можем. Нет у меня преступления. Нет трупа. Ничего нет. Еще, кстати не факт, что наш «покойник» – покойник. Из чего это следует?».
« Чмырь показания даст».
«Фигня на постном масле - его показания. Он тоже ничего толком не видел. Может, у этого, в балахоне, почечный колик случился, а приятель повез его к врачу? Короче, санкции я не дам. Если только… с хорьковскими операми договоритесь полюбовно».
Прокурор и следователь вопросительно уставились на опера.
«Попытаюсь…», - неуверенно пообещал Фляжкин.
XVII.
«Ладно», - сказал Фляге хорьковский опер: «Раз пошла такая пьянка… Если еще и мы друг другу палки в колеса ставить начнем, чем же кончится? Только вот, следак наш - что скажет, если тебя застанет… Зануда редкостный! Правда, он больше в кабинете насиживает, в адреса мотаться не любит... Но, чем черт не шутит... Будь начеку».
XVIII.
Багров в офисе компании «Svyatoslavian Mobile Communications» торчал у стойки, махал ксивой и тщетно пытался вдолбить вчерашнему школьнику с бэджиком на груди, что гарантии конфиденциальности, данные фирмой клиенту, прокуратуре не указ.
Школьник завис и вызвал старшего менеджера.
Старший был реально старше и грамотнее: он потребовал официальный запрос.
Багров не струхнул и пояснил, что у него есть связи в ОБЭПе, и он может организовать в головном офисе такую проверку документов, что компания через неделю пойдет с молотка.
Аргумент менеджера убедил, и Арсений получил копию договора о подключении.
Та гласила, что злополучный телефон и сим-карту к нему год назад приобрел никто иной, как Иван Иванович Иванов. Таких Ф. И. О. в наше время – раз, два и обчелся.
XIX.
Хорьковскому оперу Евгения Павловна не поведала ничего, чего бы Фляжкин уже не знал.
С покойным они учились вместе в художественно-промышленном училище. Потом жизнь разбросала.
Случайно встретились три года назад. Иван Иваныч подумывал о том, чтоб открыть свое дело, позвал Евгению Павловну в замы.
Сначала дела шли туго, потом потихоньку стали налаживаться… Врагов не было, никто никогда на них не наезжал… Возможно, потому что взять нечего…
Про личную жизнь шефа Евгения Павловна знала мало.
В институте – да, какие-то намеки на романы у него случались… Но, он был, слишком робким, что ли… Все это ничем не закачивалось.
Почему Иванов так и не женился, Евгения Павловна не могла сказать. Он не был любителем исповедоваться, а она - без спроса лезть людям в душу.
Фляга с молчаливого согласия зареченского опера взял слово:
«Вы говорили, что в фирме трое сотрудников. А я все застаю вас одну».
«А, Слава!», - махнула рукой Евгения Павловна: «Наш главный дизайнер. Этого человечка в офисе трудно застать. Я вам дам адрес мастерской. Телефона вот там нет, к сожалению».
«А этот Слава - он как попал в фирму?»
«Не он, а она. Микитова Ярослава. Девушка. Она в Питере Муху закончила. А уж как они с Ваней стакнулись – не ведаю».
«Между ними не было никаких…».
Евгения Пална прыснула.
«Простите. Увидите ее – поймете. «Супарень» – знаком вам такой термин? Ну, как бы это попроще… На улице к ней постоянно обращаются: «Молодой человек». Только, если вы сейчас в мастерскую… В общем, она еще не знает. Телефона нет, а я как-то... не решилась сама к ней поехать».
XX.
Багров, дабы дать супруге хоть час поспать, в обеденный перерыв прибежал домой и описывал кольца вокруг стола в гостиной с Коленькой на руках.
Ввиду незнания колыбельных, отец потчевал сына зазубренными в детстве виршами Гейне. Немецкий классик производил на младенца удивительно благотворное действие.
Но телефонный звонок разрушил идиллию.
Коленька сразу заорал, его перехватила теща, но Ленка все равно проснулась, а Багров схватил трубку.
Вызывали на труп.
XXI.
Перед тем, как направиться к главному дизайнеру, завернули на квартиру покойного Иванова.
Там подчиненные зареченского опера уже вовсю «рыли». Хотя рыть, в общем-то, было нечего.
Хата была оформлена, несомненно, скромно и со вкусом. Но – в стиле того модного ныне минимализма, от которого в нос так и бьет мертвечиной.
Три офорта на слепяще-белых стенах, раздвижной диван космического дизайна, многофункциональный шкаф, хромированный журнальный столик. Ванная и кухня тоже были хромировано-белые.
А больше в квартире ничего и не было.
Ни следов пребывания женщины, ни старых писем, не ежедневников, ни сваленных на дно шкафа ненужных вещей, которые, тем не менее, жалко выбросить, ни мусора в помойном ведре…
По нулям. Стерильно, как в операционной.
XXII.
«Привет, Сим-Сим!», – сказал Арсений эксперту Семену Семеновичу, уже колдовавшему вокруг мусорных баков в одном из голых дворов.
«Привет. Чего это ты - раньше оперов?».
« Так я живу за углом. А чего – нет никого?».
«Кроме нас - никого. Труповозки даже нет. Черт-те что происходит. Пойди хоть дворника опроси. А то он канючит: «Отпустите, у меня работы вал…».
«Потерпит. Жмурика покажи сперва».
«Так вон - в баке. Говорю же – нет никого. Так что мы и не трогали. Так, пощупал маленько. Баба. Лет тридцать. Колото-резаная - в область живота. И следы - то ли от веревки, то ли от шнура - на шее. Морда - синяя. Язык - наружу. А вот, сначала душили, потом резали, или наоборот – не могу сказать. Но, ясно, что с первого раза не сумели загасить».
«Выбирал бы выражения. Все-таки о человеке говорим».
«С мое послужишь, не так запоешь. Любуйся».
Они приблизились к одному из мусорных баков, и Багров заглянул внутрь.
Человек (вернее, то, что осталось от человека), лежавший в позе зародыша на дне контейнера ничем не напоминал женщину. На первый взгляд, это был рослый молодой парень. Только неяркий макияж и малюсенькие сережки в мочках ушей вызывали сомнение.
«Ты уверен, что это баба? А не… », - спросил Багров у эксперта.
Тот кивнул.
«В ширинку, что ли, лазил?».
«Так прощупал. Все , как положено».
Тут в подворотню ворвалась машина оперативников, а следом – перевозка.
Молоденький опер Изнуров, чуть ли не на ходу, выпрыгнул из автомобиля.
«Здравствуйте, Арсений Александрович? Извините, Семен Семенович. Колесо прокололи. Ну что, где труп?»
«Давайте поживее», - буркнул Арсений: «Карманы обшарьте, прежде всего».
Тут позвонил Фляга.
XXIII.
Они терлись с хорьковским опером на лестничной клетке у запертой двери мастерской Микитовой.
«Слышишь, Сень? У Иванова еще была в фирме девчонка – главный дизайнер. Мы, вот, к ней приехали - заперто. Да нет у нее телефона, в том-то и дело. Ну, ты меня слушаешь или нет? Естественно, опросили. Соседка и говорит, что она три дня не появлялась. То есть, пропала за сутки до исчезновения Иванова. Да. Как - «что делать»? Будем искать».
XXIV.
«Ничего!», - отрапортовал Изнуров, подскочив к Багрову: «Только паспорт».
«Ничего себе «ничего»! Нет, Юра, это я не тебе… Секунду…», - он распахнул красную книжицу и побелел:
«Как, говоришь, фамилия? Это - уже тебе. Как «кого»? Девчонки. Микитова? Не ищите. Я ее уже нашел».
XXV.
Между прибывшим на место происшествия Флягой и Багровым состоялся не самый мирный договор.
«Ну, что? Надо собирать материал по Микитовой».
«Сень, я же сказал… У меня отпуск».
«Ну, что, ты на день в Питер не можешь смотаться? Одна конечность здесь, другая – там».
«А шиши мне кто даст на Питер?».
«Я займу. Дело возбудим – рассчитаешься».
«Благоверная меня на опилки распилит. Черт с тобой! Но это – «последняя жертва». Съезжу, и считай, что меня - нет».
Короче, Арсений убедил и профинансировал Фляжкина.
XXVI.
Разговор со Львом Вениаминовичем вышел еще более сложным.
«Сами говорили – был бы труп, был бы труп… Труп в наличии, видео есть, свидетель, хоть и деклассированны – зато у него рыло в пуху. Чего - еще?», ерепенился Арсений.
Острие карандаша парило у виска прокурора.
«То, что делf, скорее всего, объединят. По вашей Микитовой и этому - Ивану Иванычу. Следовательно, городская у нас его заберет. Усекаешь? А, значит, и оперативные действия будет проводить не твой друг Юра Фляжкин, а наш общий друг Пантелеев. А нам в лучшем случае доверят стремя держать».
«Ну, с Пантелеевым я договорюсь», - напрасно брякнул Арсений, ибо главковский опер Пантелеев был человеком несговорчивым.
Лев Вениаминович вспыхнул:
«Вот именно это меня и достало. Не прокуратура, а какая-то шайка-лейка. Рука руку моет. «Договорюсь»! Почему у тебя все дела расследуются через друзей и родственников?».
«Не надо грязи. Родственники - давно в декрете. Ставьте подпись на постановление. Остальное – моя забота».
Прокурор сменил карандаш на авторучку и повиновался.
«Ладно. Грызите пока… Фляжкин уходит в отпуск, я звонил Петровичу. Будешь работать с Изнуровым».
Багров разинул рот…
«Да он в розыске - без году неделя! Пусть хоть Баева дадут».
«Занят Баев. У них тоже дел невпроворот. И вот еще что… Если все-таки велят отдать дело, приказываю сказать «есть» и щелкнуть каблуками… А то, знаю я тебя! И чтобы никаких ходов «через кошку дворника». Забыть старые знакомства, личные связи... Не в частной лавочке! Баста!».
«Есть!», - гаркнул Арсений и щелкнул каблуками.
XXVII.
Прибыв в Питер, Фляга одолел полтора километра по Невскому, свернул на Мойку, миновал мрачный замок со слоганом «Дом твой – домом молитвы наречется», и ступил на крыльцо Мухинского училища.
XXVIII.
Арсений же навестил хорьковского опера.
«Да, у этого Иванова - биография, как белый лист», - жаловался хорьковский: «Родился, учился, работал после института на ткацкой фабрике - ситчики рисовал. Потом вот – в бизнес подался. Только одна деталь интересная – сорок лет мужику, а ни жены, ни любовницы…»
«Ну и…», - пришпорил опера Багров.
«Был частым посетителем ночного клуба «Блю-Скай».
«Что за клуб?»
«Пользуется популярностью у граждан нетривиальной сексуальной ориентации», - политкорректно выразился хорьковский: «Но года полтора назад перестал посещать сей вертеп. И как раз в этот период приобрел мастерскую, в которой и проживала ваша Микитова. Вот и думай».
«Да, есть над чем».
XXIX.
«Микитова? Была такая, закончила в 2005 году. Откуда мы знаем, с кем она дружила? Курс–то их разлетелся уже. И вообще, здесь не справочное бюро».
… недружелюбно огрызнулась в ответ на его вопрос тетка-булка, крашенная в платину.
«Постойте…», - заставил уже в дверях обернуться Фляга более приятный голос.
Миниатюрная женщина выскочила из-за стоявшего в углу стола.
«На кафедре дизайна есть преподаватель - Косовский. Он с их курса. Остался в аспирантуре, ну и теперь учит студентов... Может, он вам что-нибудь подскажет».
«Спасибо. Откуда такая осведомленность?», улыбнулся Фляга.
«У меня муж… тоже с их курса».
«А с ним нельзя поговорить?».
Миниатюрная смутилась.
«Косовская, займитесь делом!», - рявкнула на нее платиновая булка.
XXX.
Багров вызвал Евгению Павловну к себе в прокуратуру.
Теперь, когда дело было возбуждено, вняв указаниям шефа, он решил строго следовать инструкциям.
«Ну, и зачем вы нам соврали?», - в лоб спросил он «уютную замдиректоршу».
«В смысле?»
«Вы прекрасно знали, что женат Иванов не был вовсе не из-за робости, а совершенно по другой причине».
Евгения Павловна потупилась:
«Какое отношение это имеет…».
«Все имеет».
«Законом не запрещено…».
«Тем более, непонятно, зачем скрывать. Итак, я перефразирую вопрос, который вам задавал капитан Фляжкин. Был ли у Иванова до встречи с Микитовой близкий человек?».
«Ну, был…», - совсем скисла замдиректорша: «Петя некий. Я его только пару-тройку раз видела. В офисе. Ванька каждый раз ругался. Не хотел, чтоб тот появлялся у нас на работе. Он, вообще, не любил свою частную жизнь афишировать».
«Но для вас - его склонности не были секретом».
«Не были секретом, но не были и предметом обсуждения».
XXXI.
Косовский оказался человеком-каланчей с острой рыжей бородкой.
«Слава Микитова? Кто же ее не помнит? Бедняжка. Все страдала, Ну, как «из-за чего»? Одарил бог внешностью – все за парня принимали. Она краситься пыталась, юбки носить… Так еще хуже – принимали за … Ну, понимаете. А девка была способная. Очень способная. С кем дружила? Да вот, у нее подруг-то, практически, и не было. Нет, вру. Варя Снохина. Хотя - странный симбиоз. Снохина-то, как раз, была на курсе - суперстар. Девушка - та еще... Без комплексов. Как ее найти? Знаю, что в прошлом году работала в конторе, которая постеры делает. Сейчас покопаюсь в кляссере, может, визитка жива».
XXXII.
Багров продолжал мурыжить Евгению Павловну.
«И кто этот – Петя? Где живет, работает?»
Евгения Павловна помотала головой.
«Понятия не имею. Парикмахер он. Больше ничего не знаю».
«Когда появлялся последний раз?»
«Да неделю назад».
«Что?», - не сдержался Багров: «Неделю? И вы молчали? И как прошла встреча?».
«Да как обычно. Только круче. Ванька завел его в кабинет и с полчаса орал, как бешеный. Тот весь зеленый вышел».
« И что орал?».
« Как обычно. «Не смей больше являться в офис!». И еще… «Все кончено…», «Я стал другим человеком», «Мне бог луковку протянул …». Я так и не поняла – какую луковку, причем здесь луковка?».
«Книжки надо читать», - посоветовал Арсений.
XXXIII.
Снохина оказалась сногсшибательной девицей на длинных ногах с манерами то ли графини, то ли дорогой шлюхи.
В кафе, где она назначила встречу, цены были запредельные, публика соответствующая.
Пробежав глазами меню, Фляга понял, что займом Багрова здесь не отделаться. Придется лезть в отпускной НЗ.
А, когда порядком опоздавшая дива сделала заказ, сердце опера ушло в пятки. По опыту общения с представителями разных слоев социума он знал – такие девушки нигде и никогда за себя не платят.
Поначалу разговор не вязался. На вопросы Снохина отвечала вопросами.
«А чего ты такой любопытный, капитан?».
«И что это тебе так Славка далась, красавчик?».
«А чего это я, бобик, должна тебе ее личную жизнь расписывать?».
Подустав, Фляга ляпнул:
«Того, что она мертва. Убита. И мы ищем убийцу!».
Снохину, словно, подменили. Она мигом преобразилась в нормальную русскую женщину с распахнутыми вдаль глазами и морщинами-чайками на лбу...
И впала в продолжительное безмолвие. Фляга ее не понукал, дал время переварить известие.
XXXIV.
В клубе «Блю-Скай» Багров и, увязавшийся за ним, Изнуров, вопреки ожиданиям, не увидели ни трансвеститов в ажурных чулках, ни женоподобных нарциссов, ни обнаженных по пояс мускулистых «дятлов».
Присев к стойке, и заказав две колы, незваные гости огляделись.
Местная публика ничем не отличалась от такой же в любом ночном заведении.
Вот только молодые люди выглядели чересчур чистыми и аккуратными, словно, их только что доставили из прачечной. И девиц было всего две.
«Да… А где же эти-то… Которых по телеку показывают – «ой, мющщина»?», - в голос ляпнул Изнуров.
«У нас фейс-дресс-контроль. Гопоту не пускаем», - обиженно отозвался бармен.
«Давно, здесь работаешь?», - сменил тему Багров: «Человечка одного ищем».
И он полез в карман за фотографией Иванова.
«Наркоконтроль? Обдолбанных тоже гоняем», - напрягся бармен.
«Прокуратура. Знаком тебе этот дядя?».
Прокуратуры бармен почему-то не боялся.
«Иван. Раньше часто бывал. А потом пропал».
«Один бывал или с кем-то?».
«Ну… Иван – он - не институтка. А чего одному-то в клубе делать? С другом».
«Друг нам и нужен».
«Петей звать. Фамилию не знаю. Тоже давно не появлялся. В салоне красоты работал, на Первомайской. Даже я у него стригся раз. Да он, считай, полклуба здесь обкорнал. Могу позвать кого-нибудь…».
«Пока не надо. И про наш разговор - не болтай. Договорились?», - Багров повернулся к Изнурову: «Ну, флаг вам в руки, товарищ оперуполномоченный!».
XXXV.
Снохину, наконец, прорвало:
«Да, Славе с парнями не везло. По понятным причинам. Дурни! У нее же золотые сердце было… Но вы, мужики все больше на сиськи с задницей смотрите.
Ну, а потом как-то – уже на пятом курсе – мы с ней блондили, блондили по городу… Да и завернули в клуб. А клуб оказался для «ласковых»… Ну, «ласковые», сечешь?
И там с мужиком познакомились. Он на нее сразу запал. Выяснилось, что - тоже художник. То, се, ля-ля, тополя…
В конце концов, я домой попилила, а они - гулять . Ночь, звезды, набережная… Все, как в кино.
А утром она является зареванная.
«Что стряслось?», - говорю.
Она: «Варя, кажется, я влюбилась!».
Я - ей: «Так чего ж ты ревешь? Он же тоже к тебе прилип, как пластырь».
Тут она вообще - в три ручья, а потом и говорит».
Снохина сделала паузу и глотнула из Фляжкинского стакана водки, хотя до того утоляла жажду «махито».
«Он», - говорит: «думает, что я - мальчик».
Челюсть опера ударилась о столешницу.
«Ну и началось. Целыми днями у них свидания, а ночами она мне в плечо рыдает.
У него командировка к концу подошла. Надо что-то решать было.
Я говорю: «Тайное, Славка, рано или поздно, станет явным. Скажи ему, как на духу».
Тряслась она, боялась сильно. Но вернулась – аж вся цветет.
«Он», - говорит, мне сказал: «Я в тебе полюбил не пол, а человека. И жить без тебя теперь не смогу. Мне, конечно, будет трудно измениться, но я должен сделать это. Я верю, так предначертано».
И через полгода она к нему в Святославль укатила».
«С тех пор были от нее звонки, письма?».
«Были. Грустные. Жили они врозь. Правда, он - по чесноку - своих приятелей «ласковых» забросил. Но до главного у них так и не дошло.
Он все твердил: «Мне трудно, нужно время».
А она уже губу раскатала – семью, дом, детей – мал-мала… Короче, не знаю. Либо ее кто-то из его дружков бывших кончил, либо он сам».
«Да, штука Варя, в том, что «он сам» тоже убит. В ту же ночь».
XXXVI.
«Получается, я зря в Питер мотался!», - ныл Фляжкин, сидя в кабинете Багрова.
«Ничего себе зря! Ты мотив привез! Мотив. Самое главное. А я только установил личность. Д и то, еще непонятно…».
В кабинет влетел запыхавшийся Изнуров:
«Можно?».
«Можно телегу с разбегу, козу на возу…», - мрачно откликнулся Фляга тупой и бородатой армейской шуткой.
«Садись», - кивнул Багров на свободный стул.
«Все сходится. Деев Петр Алексеевич, восемь пятого года рождения. Работает в салоне красоты «Нега» на Первомайской. Проживает там же, на Первомайской с матерью Деевой Марией Ивановной, пенсионеркой. Машина – голубая «нексия».
Багров потер руки:
«Ну, что, господа гусары. Навестим?»
« Да вот еще… - робко добавил Изнуров. На работе его уже два дня нет. А может и больше. В смысле они – парикмахеры, оказывается, два через два работают. А дворник мне сказал, ну, во дворе, что машина со среды стоит…».
Арсений нахмурился:
«Тем более. Надо поговорить с матерью».
« Меня увольте! Не могу. Собираться надо. Сутки до поезда».
XXXVII.
Багров с Изнуровым уже шагали переулком, когда сзади раздался оклик:
«Сеня, стой! Чего вы припустили, как тараканы? Хрен с вами! Пускай меня дома четвертуют! Пошли повидаем мамашу этого «ласкового».
XXXVIII.
Мать Деева оказалась типичной советской пенсионеркой – плохо одетой замученной женщиной с припухшими глазами и неухоженными руками.
Квартира тоже выглядела совково. Кроме комнаты самого Деева. В ней на восьми метрах царили модный минимализм и идеальный порядок.
На столике рядом с ноутбуком высилась стопочка визиток с надписью: Петр Деев, парикмахер, стилист: стрижка, визаж, макияж. Одну из них Багров сунул в карман.
Фляга с «Изнуренным», как уже окрестили опера новенького, тем временем пытали хозяйку на кухне неприятными вопросами.
Поначалу она «валяла дурочку».
Где сын понятия не имеет. Мало ли, дело молодое, он совершеннолетний. Что она – под замком его держать обязана?
Ни про какого Иванова – знать ничего не знает.
Пришлось поднажать и заявить, что отпрыск подозревается в убийстве.
Мать заволновалось, хотя новостью, судя по всему для нее это не было.
Быть такого не может. Ее Петя мухи не обидит.
Какое может быть убийство? Да он мальчик воспитанный, скромный, ласковый…
«Вот именно», - подъелдыкнул Фляга.
Багрову надоело слушать эти «вести с полей» и он поставил вопрос ребром:
«Ирина Семеновна, мы знаем, что он где-то прячется. И знаем, что вы – знаете, где. Пожалуйста, посоветуйте ему явиться с повинной. Это хоть как-то облегчит его участь. В противном случае, когда его поймают, а его обязательно поймают, будет еще хуже».
И тут пенсионерка взорвалась…
Не виноват ее Петя! Рос нормальным мальчиком , учился хорошо…
Она думала – опора будет ей на старости… Хотела, чтоб как у людей... Отучился бы, женился… Она пироги бы пекла, внуков нянчила.
Все этот гад, его убить мало, его в фарш перемолоть надо было…
Петьке еще семнадцати не стукнуло, когда он ему мозги свернул, жизнь поломал.
Она поначалу не понимала, а когда спохватилась – поздно стало.
«Где же тогда-то милиция была? Чего не помогла? А теперь судите? Кого судите?».
XXXIX.
«Сим-Сим» обрадовал результатами вскрытия.
«Короче, Сень, это не нож, не шило, а какая-то фигня с расширенным острием. Так как, когда ее вынимали, то края раны разорвали изнутри».
«И что это может быть?».
«Стрела».
«Какая еще, к морскому царю, стрела?».
«Из арбалета, например. Сейчас этих арбалетов в ларьках продается видео-невидео. Безо всяких ограничений. Они, вроде, как спортивные, но если в упор… Привет родителям, запросто».
XL.
Разговор со Львом Вениаминовичем окончательно выбил у Багрова почву из-под ног.
«Ну, все, как я и говорил. Пляши – объединили дела! Послезавтра навестит тебя товарищ Семенов из городской. Выбил я тебе лишний денек - папку в порядок привести, бумажки подшить по-человечески… Короче, чтоб все было, параллельно и перпендикулярно, как в чертеже».
XLI.
«Все – дело у нас забирают», - сообщил Арсений операм.
Изнуров запсиховал: «Что же делать? Может быть…»
«Не может»,- осек его Фляга: «Тут один ход – быстро взять. Послезавтра, говоришь, городской прискачет? В три? Значит, до трех надо его найти и повязать. Черт, у меня поезд завтра с утра уже».
«Ничего. Ты и так помог», - хлопнул его по плечу Арсений: «Ну, товарищ Изнуров, теперь на вас - вся надежда».
XLII.
Изнуров торчал за гаражом-ракушкой во дворе Деева, не сводя глаз с двери подъезда.
Вот она отворилась и из нее выплыла грузная фигура матери подозреваемого с хозяйственной сумкой в руках.
Судя по походке пенсионерки, сумка была набита под завязку.
XLIII.
Арсений толкнул стеклянную дверь и оказался в салоне красоты «Нега».
«Здравствуйте. Что вы хотели?», - подскочил к нему молодой парень в легкомысленной маечке и бейсболке.
«Ну-у… Подровняться бы».
«Вы записывались?».
«Нет… Но… Вот, видите ли…».
Он извлек из кармана визитку Деева. На лицо парня набежала тень.
«А, вам Петр назначил! Но его сейчас нет…».
«Болен?».
«Да… Нет… Честно говоря, не знаем… Два дня, как не видели… Дозвониться не можем… Сами нервничаем. Вдруг, случилось что… Но вы не волнуйтесь. Я могу вас постричь. Если вы не против».
«Почему же я должен быть против?».
«Ну, знаете, не все клиенты соглашаются на другого мастера».
«А что много у него постоянных клиентов»?
«Хватает. Он же двурукий. В смысле – и женский и мужской. Второй такой у нас - только я. Вот и кручусь за двоих».
XLIV.
На вокзале мать Деева вошла в вагон электрички.
Изнуров выждал с полминуты и тоже нырнул в тамбур.
Подняв воротник и надвинув на лоб кепку, он уселся так, чтобы видеть отражение пенсионерки в стекле двери.
XLV.
Намылив Багрову голову, парень разоткровенничался:
«А, бывает, соглашаются, а потом – результатом недовольны. Их можно понять, конечно… Мастер знает вкус клиента, клиент доверяет мастеру… Возникает некая связь. А новый человек – всегда новый человек. Даже, если сделал все отлично, клиенту кажется, что что-то не то… Ну, и некоторые… переходят границы».
«Не бойтесь, я не перейду», - успокоил цирюльника Багров.
Но парень уже не мог соскочить с животрепещущей темы:
«Вчера вот, приходила одна - Евгения Павловна. Я ей сказал, Пети нет, могу помочь. Постриг ей кончики. Ерундовая работа. Ученик справится. Так она все равно нашла изъян и наорала на меня. Я, конечно, понимаю: она за три года привыкла к Дееву, его стилю… Но орать-то зачем?»
«Три года? Евгения Павловна?».
«Ну, да. Это Ивана… Ну, одного его друга – коллега…».
Багров вскочил, кое-как обтер башку полотенцем, сунул парню полтинник и рванул к двери…
«Постойте, дайте, я вас хоть высушу!» - возопил вслед цирюльник.
«В другой раз!»
«Ну вот. Что и требовалось доказать!», - печально резюмировал парень.
XLVI.
По пересеченной местности двигались двое: мать Деева по тропинке, Изнуров на почтительном расстоянии параллельно – лесом, спотыкаясь о корни сосен и увязая в размокшей земле.
XLVII.
С растрепанной мокрой башкой Багров ворвался в кабинет Евгении Павловны.
«У меня есть право задержать вас по подозрению в соучастии на двое суток. А там, я вас уверяю, и постановление о заключении под стражу подоспеет».
«За что? Почему?».
«Потому что вы врете. Вы все время - врете. Деева, выходит, вы видели всего два-три раза? Вы - три года у него прихорашивались! Неумеха вы. Неужели думали, что салоне вас никто не помнит? Или нас за идиотов считаете?».
Замдиректорша как-то мгновенно постарела лет на десять, и залилась слезами.
Багров перевел дух и присел.
«Евгения Павловна, даю вам последний шанс. Играем по моим правилам: я спрашиваю, вы отвечаете. Но не недомолвками, а исчерпывающе. Первое: кто убил Микитову? Деев?».
«Кто же еще?», - глухо ответила Евгения Павловна.
«А Иванова? Он же?».
« Скорее всего».
«То есть точно вы не знаете?».
«Я же не думала, что он настолько сумасшедший!», - затряслась замдиректорша: «Я просто хотела поссорить Ивана со Славой!»
«Зачем?».
XLVIII.
Деревня выглядела заброшенной, мертвой.
Ни квохтанья кур, ни запаха дыма, Ни огонька в окнах…
А уже темнело.
Мать Деева взошла на крыльцо перекошенного сруба и скрылась в доме.
IL.
«Зачем? Чтоб она сгинула из его жизни! Уродина проклятая! Орангутанг в юбке!», - билась в реальной истерике Евгения Павловна:
«Почему ради нее он решил измениться, а ради меня пальцем о палец… Почему?
Да я еще в институте по нему сохла. Потом года два депрессухой маялась. Только подумала: отпустило, зажило…
И тут Ванька нарисовался, как из под земли…
Будь он проклят! Я на него пахала как лошадь. Все бросила.
У меня жених был, солидный, при бабках, мировой мужик… Сбежала, гори все огнем, в замы, так в замы, уборщицей бы позвал, уборщицей бы пошла…».
«Вы… ревновали его к Дееву?».
«Я бы даже Деева вытерпела, если бы они иногда встречались… Живут же другие бабы с двустволками… И – ничего.
Но ее я простить не могла. Чем она это заслужила? Почему ей все, а мне шиш?».
«Деев тоже переживал по этому поводу?»
«Потому и ругались».
«Что вы ему сказали?».
«Что Иван не любит Славку. А жениться на ней собирается из порядочности. Что она ждет ребенка. Думала, скандал поднимется, она не выдержит и отвалит».
«И что толку? «Не доставайся же ты никому»? Знаете, вы кто? Карандышев в юбке!».
«Какой еще Карандышев?».
«Книги надо читать».
L.
Багров на вокзале провожал Флягу в дальний путь. Его супруга в предвкушении пляжного эдема вся светилась. Опер выглядел озабоченным.
«Да не парься, езжай, отдыхай. Разберемся», - попытался ободрить его Арсений.
Тут к ним подскочил Изнуров. Под глазами у него были синие дуги, подбородок украшала щетина.
«Вроде, нашел», - голосом умирающего сообщил он Багрову: «Брошенная деревня, рядом со станцией Марьевка. Туда перлась – баул на тонну тянул, а обратно с пустым. Не иначе, жратву ему привезла. До четырех, до первой электрички там просидела».
«А ты где был?».
«А я из лесочка наблюдал».
«Ну, ты даешь, бой-скаут!».
Фляга еще больше занервничал:
«Что будешь делать? СОБР?»
«Да ты что? Он же псих. Дернется - замочат. Не ломай себе голову. Что-нибудь сообразим».
LI.
Настояв, после недолгих препирательств, на своем, Арсений оставил хорьковского опера и Изнурова «в лесочке» и направился к избе в одиночестве.
«Петя!», - крикнул он еще во дворе: «Петя, я следователь Октябрьской межрайонной прокуратуры Багров Арсений Александрович».
Он толкнул дверь в сени…
«Поговорить надо. Я один. Без оружия».
… вошел в комнату с поднятыми руками…
«Смотри. Реально - без ничего. Просто хочу поговорить».
Багров опустился на стул и выложил из кармана блокнот и ручку.
«Хватит дурака валять. Никуда ты от нас не денешься. У тебя – три варианта. Первый - пускаешься в бега и, все равно, рано или поздно попадаешься. Второй – я вызываю группу захвата. И через полчаса - ты либо в наручниках, либо с полученной при попытке к бегству пулей в затылке».
«А третий?», – спросил откуда-то из-за печки деланно наглый голос.
«Чистосердечное признание. Но, для начала нам надо поговорить».
Из-за печи появился худой юноша с серым лицом.
LII.
Изнуров нервничал:
«Может, подкрасться, в окошко заглянуть… Как он там?».
«Не мурмули. Следак толковый, знает, что делает», - осадил его зареченский опер.
LIII.
«Он меня предал. Он все предал… Нашу дружбу… Растоптал. Уничтожил…».
Деева не на шутку трясло.
«А Микитова здесь при чем? За что ты ее убил?».
«Она отняла у меня самое дорогое».
«Врешь. Ты вообще ее не собирался убивать. Ты хотел убить ребенка».
Петя оцепенел…
«Откуда вы знаете?»
«Работа такая – узнавать. Рассказывай все по порядку, а я подумаю, чем тебе можно помочь».
LIV.
В тот вечер Деев позвонил Микитовой и предложил встретиться. Не ожидая ничего хорошего от этой "встречи", Слава пришла раньше и, включив камеру телефона, пристроила его на подоконник витрины.
Разговор вышел коротким, и содержание его Славу удивило. Деев сказал, что собирается уехать в другой город, чтобы не мешать больше развитию их отношений с Иваном.
Пожимая изумленной сопернице руку, он вытащил из-за пазухи миниатюрный арбалет и выстрелил ей в живот.
LV.
«Да… Я не хотел ее убивать. Я думал, если Иван узнает, что ребенка не будет, он вернется…».
«И простит?».
«Не знаю… Я уже не знаю. Я, наверное, с ума сошел».
LVI.
Зарулив за угол, в подворотню, Деев тормознул и набрал номер Ивана.
Иван поначалу не поверил той чуши, которую он нес…
«Слава у тебя в заложницах? Ты совсем ума лишился! Что ты несешь? Дай мне ее! Какой к черту пустырь за рынком? Тебе лечиться надо».
«Если через час тебя не будет, ты ее больше не увидишь!», - в истерике рявкнул Деев и нажал отбой.
И тут случилось непредвиденное. Девушка пришла в себя и набросилась на Деева.
Силы были неравны. Даже раненая - Микитова могла бы упаковать трех таких хлюпиков, как Петя.
Под руку ему попался купленный накануне шнур от компьютера. Он набросил его на шею Славы…
LVII.
«Она же меня тоже душила, зуб локтем выбила… Ну я и… Я не хотел… А потом гляжу, руки опустила, язык высунула, не дышит. Я испугался… Стрелу вынул, а труп - в контейнер. Ну и поехал к Ивану».
LVIII.
Иван уже бродил по пустырю и, судя по выражению лица, был в бешенстве.
«Ну! И где Слава? Опять развел меня? Долго ты меня будешь преследовать? Я тебе русским языком сказал: все, кончено. У меня новая жизнь».
«А у меня?».
«У тебя она вся впереди. А мне сорок. И я должен что-то для себя решать».
«Ты уже раз за меня решил. Когда сделал таким, какой я теперь. А мне – семнадцать лет было! Да ты мою жизнь сломал и на свалку выкинул. А теперь хочешь исправиться? А меня как двойку в дневнике хлоркой вытравить? Не выйдет. Не будет у тебя ребенка!».
«Какого ребенка?».
«Которого ты этой дылде заделал!»
«Что за бред?», - взорвался Иван и схватился за мобильный: «Слава, это я! Возьми трубку немедленно!».
«Не возьмет. Она уже ничего не возьмет. Потому что она дохлая - в мусорном баке на Фрунзе валяется. С твоим дохлым отродьем в пузе!»
Иван побелел, секунду помолчал, потом подхватил с земли обрезок трубы и двинулся на Деева:
«Да я тебя…».
«Ваня, давай все вернем. Я умоляю тебя, Ваня… Все же было так хорошо. Так хорошо! Не бросай меня, Ваня!».
Иван замахнулся на Петю трубой…
Стрела со звуком плевка пронзила пальто…
LIX.
«Не знаю. Я машинально выстрелил. Потом только понял, что убил. Он не мог, не должен был меня бросать. Экзюпери сказал: мы ответственны за тех, кого приручили. Он меня приручил. Все из-за этой сволочи. Из-за ее ребенка…».
«Сообщу тебе кое-что неутешительное. Не ждала она никакого ребенка. Евгения Павловна тебя обманула».
То, что произошло с Деевым, не имеет подходящего названия в нашем языке. Он почернел, и окаменел как антрацит.
«В общем, думай. Жду тебя завтра в прокуратуре до трех часов. Или - спускаю собак».
LX.
Изнуров радостно приветствовал невредимого Арсения:
«Слава богу. Ну, как?».
«Дал ему сутки на размышление».
«Это уж лишнее. Сотрется», - не одобрил хорьковский опер.
«Не сотрется», - Багров руку в карман: «Черт!».
«Кошелек?».
«Да нет, важнее. Блокнот. Это – «мое все». Погодите еще минуту».
И он рысцой припустил обратно к избе.
LXI.
Зрелище, ожидавшее его, было не из приятных.
Деев лежал посреди комнаты, вперив бессмысленный взгляд в потолок. Из горла его торчала стрела. Вокруг головы расползалась багровая лужа. Рядом валялся миниатюрный арбалет.
«Надо было вызвать СОБР», - сказал Арсений сам себе.
Заверещал мобильный.
«Да. Привет. Ты чего - уже из Турции? Дорого же! Из Домодедова? Рейс задержали? Ясно. Нашли. Нет, не взяли. Потому что он покончил с собой. Да, вот - на месте. Сейчас будем вызывать… Всю королевскую рать. До ночи проваландаемся. Ладно. Супруге привет. Целую».
LXII.
Багров ошибся. Проваландались не до ночи, а до утра.
На цыпочках войдя в квартиру, он заглянул в свою бывшую комнату, ныне именуемою детской. Зойка спала, как бревно.
А вот Коленька, как ни странно, бодрствовал и, как ни странно, не плакал.
Он приветственно улыбнулся отцу и замахал неуклюжими ручками.
Арсений улыбнулся в ответ и осторожно взял его на руки.
Внезапно морщина перерезала его лоб, и он еле слышно прошептал:
«Горе тому, кто соблазнит одного из малых сих…».
© Александр Басов, 2007 г.