Эхо любви

Людмила Калачева
               


Вера Сергеевна стояла у окна, кутаясь в свой старенький пуховый платок.
За окном кружились снежинки и медленно ложились на землю, покрытую белым покрывалом.

Какая красота! Глаз не оторвать! В солнечных лучах искрятся белоснежные наряды деревьев, крыш домов, строений, земли. Всё покрылось таким белоснежьем, такой искрящейся красотой, что появляется ощущение какой-то необыкновенной сказки, какого-то чуда.
       
Всякий раз, когда такое «чудо» случалось, а случается это редко, не каждый год, край-то южный и не каждый год выпадает снег: так вот, всякий раз, когда это « чудо» случалось, воспоминания уносили Веру Сергеевну в далёкие прошлые годы, когда ей было всего 32, вдвое меньше, чем теперь.

       
Именно тогда она впервые увидела зимнюю лесную сказку:  горы, лес, деревья, покрытые огромным слоем снега, большущие лохматые ели, на пушистых ветках которых умещалось столько снега, что он, сброшенный с них, мог полностью покрыть человека – с головы до ног, превратить его в сказочного Деда Мороза или Снегурочку.

Вот такой Снегурочкой довелось ей, Вере Сергеевне, однажды себя почувствовать.
Ну и, конечно же, эти воспоминания, волей-неволей, всегда заставляли её вспоминать и человека, который однажды подарил ей эту «сказку» и которого она очень и очень в жизни обидела.

       
Эти воспоминания заставляли Веру Сергеевну грустно вздыхать, появлялось чувство вины, но исправить что-либо было уже невозможно.

Прошли годы, много лет прошло с тех пор, а вот чувство вины перед этим человеком не уходит, как не уходят и воспоминания 30-летней давности, грустные и печальные от той жизни, что складывалась; радостные и счастливые от тех мгновений, которые всё-таки были в её жизни.

30 лет назад, ещё молодая и, как говорили, очень красивая, она с пристрастием вглядывалась в своё зеркало и задавала своему отражению в нём множество вопросов: ну почему она, вот такая молодая и красивая, весёлая и жизнерадостная, любящая своего мужа, стала ему не нужна? Почему её руки, пытающиеся его обнять, с силой отрывались и отталкивались, почему его губы отворачивались от её губ, стремящихся прикоснуться к ним; почему её объятия были ему не нужны, почему она сама, молодая, красивая, полная желаний, стала ему не нужна?

Зеркало молчало! Ответов на эти вопросы не было. Постепенно такая жизнь стала превращаться в пытку.
         
Старающаяся всегда внешне держаться весёлой, жизнерадостной и счастливой, она чувствовала, что жизнь в ней затухает и постепенно умирает.
         
Те похотливые взгляды мужчин, которые она, порою, ловила на себе, её оскорбляли, она как-то вся съёживалась под их пристальным прицелом, было ощущение, что её раздевают. Ей это было неприятно, она опускала глаза и  старалась, как можно быстрее, от этих взглядов скрыться.


Именно в эти времена у неё появилась привычка смотреть себе под ноги, в землю, только не на людей. Именно потому, чтобы избежать взглядов любвеобильных мужчин.

Это теперь она, Вера Сергеевна, понимает, что не должна была так себя вести. Она должна была гордиться своей красотой, она должна была радоваться тому, что на неё обращают внимание, она должна была ловить эти взгляды и, тем самым, поднимать себя, поднимать своё «я» и ставить на «пьедестал почёта».

         
У неё же всё было наоборот: внимание, горящие взгляды воспринимались ею, как унижение, ну а комплименты, с явными или не очень, намёками – как пошлость и оскорбление.
         

Вот так и загоняла она свои глаза,  а вместе с ними, и себя – в землю.   Чувствовала, что под тяжестью этого «груза» она начала гнуться и там, где-то внутри, гнуться от сознания какой-то дикости:  нужна, нужна, но нужна тем, кто не нужен ей, а тому, кто ей нужен – она стала не нужна.  Она, верная и преданная жена, любящая и заботливая мать двоих детей, неплохая хозяйка, чистюля и аккуратистка, умеющая и желающая всё уметь – она не нужна своему мужу, она не нужна отцу своих детей, она не нужна ни как женщина, ни как всё умеющая жена, мать, хозяйка. 
       
Почему? Ну, почему?

Эти вопросы загоняли Веру Сергеевну, тогда ещё – просто Верочку – в какой-то угол, из которого, казалось, выхода нет.
         
В глазах, смотревших на Верочку из зеркала, всё чаще стала появляться печаль, взор становился всё тускнее и грустнее.

         
Ну а так, если только не смотреть в глаза,… хороша…, нет, действительно хороша! И фигурка пока в норме и всё, что на фигурке – играет и переливается радужными красками. Красивая причёска, ухоженные руки и… каблучки,  ах, эти каблучки на стройных ножках, разных моделей и разных расцветок… 
К обуви Верочка была пристрастна, как, впрочем, и к каждой мелочи в своём гардеробе.
 
       
Часто приходилось ловить на себе взгляды не только мужчин, но и женщин, восхищенные, а, порою, откровенно  завистливые. «Ну, ты , Верочка, у нас прямо «модель – местного разлива», скоро у наших заводских мужиков будет один и тот же диагноз – искривление шейных позвонков. И в этом, между прочим, будешь виновата ты!»

И вот, однажды, вернувшись с очередного «больничного» (дети иногда болели), Верочка лихорадочно «разгребала» на своём столе гору бумаг, образовавшуюся за время её отсутствия: что «отработать» в первую очередь, что – позже.
         

Дверь открылась и в кабинет, их кабинет планово-экономического отдела, вошёл человек.
Верочка подняла глаза и, вдруг, её глаза встретились с глазами вошедшего человека. Они были широко открыты и в упор смотрели на неё. В какой-то миг ей показалось, что её глаза буквально ударились об эти глаза, отскочили и снова помчались навстречу тем глазам, что были «напротив».

На какое-то мгновение Верочке показалось, что её глаза отделились от неё и зажили какой-то своей жизнью. Они искрились и затухали, снова вспыхивали, отскакивали и опять  летели навстречу тем глазам, сталкивались с ними и снова стремительно улетали назад. Это был какой-то невообразимый танец и игра глаз: её и его. Это было всего мгновением, но это было и целой жизнью глаз, каким-то чудом отделившихся от человеческого тела, и проживших без него какую-то мгновенную, но  совсем отдельную жизнь.

Усилием воли, Верочка, наконец, вернула к себе свои глаза, опустила их и, вдруг, заметила, что её пальцы чуть-чуть дрожат.
Она снова подняла глаза и снова столкнулась с глазами теперь уже сидевшего напротив неё человека, рядом с начальницей ОТЗ. Он тихо о чём-то говорил с нею, а его глаза, глаза, не отрываясь, смотрели на неё, на Веру Сергеевну.

Теперь уже где-то внутри появился какой-то трепет и чувство беспокойства. Она опять заставила себя опустить глаза и больше их не поднимать.
Мимолётным взглядом проводила его до двери. А когда он вышел, спросила: «Это кто? У нас, что, кто-то новенький появился?»

- Ну, да, новый начальник слесарно-сборочного.

И, вдруг, как разорвавшаяся бомба, в отделе прозвучала фраза: «Слушай, Верочка, а, ведь он совсем не по делу приходил. Похоже, он тебя искал. Ты видела его глаза? Ведь, он буквально «поедал» тебя ими. Ну, неужели ты не заметила?»

- Глупости какие! Он – меня, я – его вижу впервые. Тоже – придумали!

- Да, нет, - уже с другого конца комнаты, - он глазами, будто, прикипел к тебе. Это ты – уставилась в свои бумажки – ничего не видела, а нам, со стороны, это очень даже было видно.

Стоял конец декабря. Приближался Новый Год. В заводской атмосфере уже витал дух предновогоднего настроения: закупки, покупки, подготовка к Новогоднему застолью, как дома, так и на работе: кто-что приготовит, кто- что принесёт и т.д. и т.п.
Настроение у Верочки в эту предновогоднюю неделю было каким-то не таким, как обычно. Она чувствовала возбуждённость и подъём каких-то непонятных ей сил. В руках всё «горело», как дома, так и на работе. В душе была какая-то непонятная радость, суета и… тревога. А главное,… главное, ей захотелось писать, писать стихи.

Когда-то в юности, она этим увлекалась, потом:  замужество, дом, дети, неурядицы в семье, и это увлечение само по себе сошло на «нет», а потом и совсем пропало.

А тут, вдруг, в мыслях стали появляться рифмы, сами по себе слагались в четверостишия. Появилось желание сделать новогодний вечер в отделе каким-то необычным. В ней проснулась её «комсомольская жилка», её заводной характер, тот самый, что буйствовал в ней во времена её комсомольской деятельности, сначала в школьные годы, а потом, когда работала освобожденным секретарём комсомольской организации в профтехучилище.

Подняла всех «на уши», заставила нарядить ёлку, развесить украшения, а потом, вдруг возникла мысль – написать каждому, сидящему у них в отделе, поздравления и не просто какой-то открыточкой, а огромным плакатом - каждому, персонально.
Сказала об этом Вике – экономисту-трудовику.

- Здорово! Давай!
Ушли с ней в библиотеку, взяли ватман, начали рисовать на листах ёлочки, дедов Морозов, зайчиков, и пока Вика занималась разрисовкой фона, у Веры Сергеевны в голове рождались стихи – каждому из её коллег.

Когда Вика это увидела, её глаза округлились: «Вер, а ты что стихи пишешь? Слушай, да это же целые поэмы!… И ты это скрывала от нас? Да это же…!»

- Вика, да это так просто! Просто захотелось каждого поздравить как-то по-особенному, каждому пожелать… в общем, сделать это необычно.

- Ну и ну!  Ты, Верка, даёшь!

30-го утром, в день вечеринки, эти плакаты уже висели в комнате – над столом у каждого.
Для всех это было чем-то, что напоминало «шоковое состояние». По заводу быстро разнеслась эта весть – « а в плановом отделе…..!». Потом многие заводчане, кому нужно, кому и не нужно, находили повод забежать в отдел. Смотрели, читали, качали головами, почему-то восторгаясь.

А Верочке казалось это таким простым делом: взять и что-то от рифмовать  – с юмором, с добрыми пожеланиями. В голове не было просто слов, были только рифмы.
   
Вечер 30-го декабря. Сдвинуты и накрыты столы. Нарядные и оживлённые женщины планово-экономического отдела в своей огромной комнате ожидали гостей.

По сложившейся традиции, экономисты завода отмечали все праздники с начальниками других отделов, начальниками цехов.
Компания собралась человек из 20-ти. Застолье, шутки, смех, анекдоты, песни и… танцы.

Глаза Веры Сергеевны иногда встречались с глазами нового начальника цеха – Игоря Николаевича. Она видела и чувствовала, что его интерес к ней выходит за рамки дозволенного.

В танце его горячие руки старались сильнее прижать её к себе, его губы шептали ей на ухо какие-то комплименты.

Верочке это не нравилось. Появилось чувство раздражения и желания оттолкнуть его, но не хотелось этим поступком обращать на себя внимание.
Тихо попросила: «пожалуйста, будьте скромнее, мне не совсем уютно  танцевать с Вами в такой близости».

- Простите! – и тут же почувствовала, как он отпустил её и отодвинул своё тело  на разумное расстояние.
- Вот так лучше , - улыбнулась Вера Сергеевна, - Спасибо!
- Вера Сергеевна! – уже изрядно подвыпивший «ухажёр» обратился к Вере: «можно я провожу Вас сегодня?»
- Спасибо! Не стоит! Я живу совсем рядом. Не стоит беспокоиться.
- А если я Вас очень попрошу? Ну, пожалуйста..!
- Я же Вам сказала – нет! Вполне возможно, меня будет встречать муж.
- А если не будет?
- Вы слишком настойчивы. И потом Вам тоже нужно торопиться домой, Вас, ведь, тоже ждут дома.
- Ну, а если учесть, что мы живём в одной стороне и совсем недалеко друг от друга, то я думаю, что мы просто можем одновременно вдвоём двигаться в сторону своих домов. Что Вы на это скажете?
- Ну, что скажу? Скажу, что такое возможно, но было бы лучше, если бы мы двигались в сторону своих домов – каждый сам по себе.
- У-у-у,  Вы какая!
- Какая?
- Строгая! - и, вдруг, добавил: «И не совсем счастливая и, видимо, недостаточно любимая своим мужем».

Вера Сергеевна остолбенела: « С чего это Вы взяли?»
- Исходя из Вашего пожелания самой себе. Ну, взгляните на то, что Вы написали  себе:  « А тебе, Верунчик-свет
         Я желаю много лет
         Жить, творить, уметь любить
         И любимой – тоже быть!» 
Ведь, этими словами кричит Ваша душа! А глаза...? Отчего они такие печальные? Почему у Вас всегда грустные глаза? Вот Вы улыбаетесь, а Ваши глаза – нет, в них нет улыбки и … счастья – тоже нет!

- Послушайте, Игорь Николаевич, по-моему, Вы – всего лишь начальник цеха, а не психолог и тем более – не ясновидящий. Или, быть может, Вы у нас работаете по совместительству?
- А Вы - злючка! Ну что Вы злитесь? Ведь Вы пишите стихи? Кстати, очень даже неплохие. Но Вы, ведь, всего лишь экономист. Поэзия и  экономика, на мой взгляд, вещи – полярные. Вы не находите?
- Не нахожу! И вообще я не хочу об этом говорить.
- Ну, извините! Так, всё-таки, может, домой пойдём вместе? По пути ещё побеседуем.
- Нет! Я сказала «нет!
- Ну, хорошо, ещё не вечер….

С шутками, смехом, достаточно подвыпившая компания, «вывалилась» за ворота завода. Кому – на троллейбус, кому – пешком. Большинство живёт недалеко от завода.

Попрощавшись со своими попутчиками, Вера Сергеевна повернула в свою сторону. Вместе с нею в эту же сторону «вырулил» и Игорь Николаевич       
- А Вам, что? Тоже в эту сторону?
- Ну, я же Вам сказал, что мы живём недалеко друг от друга?
- Никогда Вас не встречала здесь. А откуда Вы знаете, где я живу?
- Знаю, видел. Вы на Тургенева живёте. Так?
- Ну, да! А Вы где?
- А я чуть дальше. Вот доведу Вас до дома и пойду дальше.
- Не нравится мне всё это…
- Не нравится? – и, он  вдруг, резко хватает Веру  Сергеевну за плечи, притягивает к себе и уже как-то грубо, цинично продолжает, - не нравится? А мучить меня нравится? Ведь, ты же видишь, - вдруг перейдя на «ты», - ты же видишь, я – пропадаю. Я же полгода тебя искал, я следил за тобою, я узнал, где ты работаешь, я из-за тебя перешёл на этот завод, чтобы быть к тебе ближе, быть рядом. Я – с ума схожу…!

- Вы – сумасшедший? Вы – пьяны? Вы… Вы… отпустите меня! Я закричу!
- Кричи! Зови милицию! Кричи! Да, я пьян, я специально напился. Трезвый, я бы не смог к тебе подойти. К тебе же не подступиться, ты же – недосягаемая. Я бы не смог тебе сказать о своих чувствах, я бы…

Вера с ужасом слушала этот бред, пытаясь вырваться из его объятий. «Отпустите меня, немедленно отпустите!»

Его руки разжались, Вера вырвалась и побежала в сторону своего дома: ненормальный, сумасшедший, идиот какой-то…

А в спину, вдруг, слова: «Ну, я же видел твои глаза, я не мог ошибиться. Ну, беги, беги, ведь ты не от меня бежишь, ты – от себя бежишь!

От этих слов Вера, вдруг, остановилась, повернулась: «Если Вы – нормальный человек – завтра Вам будет стыдно».

- Мне уже стыдно! Простите меня, ради Бога, простите! Я всё испортил. Я так долго вас искал. Ну, неужели Вы ни разу не увидели меня? Ведь, я старался попасть Вам на глаза. Мне хотелось, чтобы Вы меня заметили. Но Вы смотрели, как будто, сквозь меня. Вы не видели меня, даже когда мы чуть ли не лоб в лоб столкнулись…
Я «вычислил», где Вы работаете и когда узнал, что на вашем заводе есть вакансия, я немедленно уволился и перешёл к вам.  Свой первый рабочий день я начал с того, что помчался искать Вас. Я обошёл все цеха, все отделы:
один раз, другой, третий – тебя нигде не было. Я стал сомневаться, правильно ли «вычислил», может, ты тут и не работаешь, может, ты к кому-нибудь сюда приходишь?

10 дней, целых 10 дней поисков и разочарование: я ошибся!  И, вдруг… захожу в отдел, куда я  уже много раз заходил и, вдруг… ты… и твои глаза. Я остолбенел, я не мог оторвать от тебя глаз, что происходило со мною в тот момент – я и сам не могу описать: сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Смешно, но было ощущение, будто мне 18 лет.
Простите меня, Вера Сергеевна. Я, действительно, сошёл с ума, простите за мою выходку, я не хотел обидеть Вас, я просто – «слетел с катушек», а вот почему я так повёл себя, мне и самому это трудно понять. Простите!

То, что я сделал – безумие, наваждение, а может быть – простая пьянь. Я, ведь, почти не пью, а тут… Ваше право – оттолкнуть мня. Я понимаю: Вы - замужем, у Вас – дети, семья. Я всё понимаю! Я знаю: мне не на что рассчитывать и всё-таки, не торопитесь сказать мне «нет»….

- Игорь Николаевич, идите домой! С Наступающим Вас… Идите!

31, 1, 2 - нерабочие дни. Новый Год Вера Сергеевна встретила очень неспокойно. Даже муж заметил какую-то в ней перемену: «Что это с тобой? Ты какая-то не такая. Ты одна домой возвращалась или тебя кто провожал? Ты, часом, не закрутила ли с кем Новогодний романчик?»

- По себе судишь? Ну, даже, если и «закрутила», тебе-то что? Я, ведь, тебе не нужна, ты же об этом почти открытым текстом говоришь!
- Убью! Узнаю – убью..!

- Что-о-о? Убьёшь? Да ты только этого и ждёшь, чтобы я что-то где-то себе позволила на стороне. Тебе же не к чему во мне придраться, не к чему, вот ты и толкаешь меня в объятия других мужчин. Тебе же  нужно оправдание твоим похождениям: мол, жене в отместку.  Боишься парткома, месткома или ещё там кого, боишься, что туда дойдут слухи. Тебе нужно меня грязью облить?… Не дождёшься!!!  Уж, если я что и позволю себе, так это тогда, когда разведусь с тобой.

- Разведёшься?
- Да! Я подам на развод! Уж лучше одной быть, чем рядом с мужем, с которым я всё равно одинока. Тебе же я не нужна, не интересна, я для тебя – отработанный материал. Тебе нужно прикрытие, всего лишь видимость семьи, чтоб с работы не слететь. А я, мы – тебе не нужны. Сколько ещё можно перед тобою унижаться, выпрашивать хоть какой-то ласки, поцелуя, хоть каплю какого-то чувства.  Это - унизительно! Я – живой человек, я – женщина. Я хочу тепла, внимания, любви. Я хочу жить, я хочу – гореть, а с тобою  я – тлею. Я чувствую себя брошенной, покинутой, променянной на других. Когда ты возвращаешься от  другой – я это чувствую, я это знаю. Я ощущаю себя затоптанной в грязь. Я – умираю, умираю, как человек, как женщина, как…

Слёзы и слова, слова и слёзы…
А муж с циничной усмешкой: «Ну, ну, разводись. Посмотрю, как ты жить будешь без меня. Это сейчас ты – красотка - в шмотках импортных, каждый день наряды меняешь, да при муже – с деньгами. Без всего этого, ты и нахрен кому будешь  нужна. Давай, разводись!

На душе такая тоска и такая боль!
С тем, с кем она, молодая и красивая, хочет жить, хочет иметь семью, чувства, видимо уже не получится. А тем – другим, которые «поедают» её глазами, нужна ли она вместе с её детьми? Она – может и да, а дети? Кому они нужны?

Ну и что? Так и жить – ради детей – при муже? При муже – в качестве прислуги и няньки. А может попробовать жить как-то по-другому? Ведь, кому-то она нужна…

Пришёл Новый Год, а в душе у Веры Сергеевны поселилась Новая Боль, Новые страдания, Новая печаль и Новая тревога.

Вся ушедшая в свои  переживания, она даже не обратила внимания на то, что уже который день к ним в отдел не заходит Игорь Николаевич.
Столкнулась с ним в коридоре.

- Вера Сергеевна, здравствуйте!
- Здравствуйте!
- Вера Сергеевна, ради Бога, простите меня за тот сумасшедший вечер. Вы даже представить себе не можете, как мне стыдно, я не могу даже в отдел к вам зайти. Я сгораю от стыда. У меня к Вам просьба: прочтите это письмо, - и протягивает ей конверт.

Она берёт  его и с какой-то тревогой возвращается в отдел. Читать или не читать? Зачем она его взяла? Ведь, наверняка, он будет ждать какого-то ответа…

Письмо было большим и очень тёплым. В общем-то, оно повторяло всё то, что она услышала в тот злополучный вечер. Разница была  лишь в том, что тогда это были пьянь и сумбур, теперь – логика и здравый смысл, и … объяснение в любви, и просьба: не судить строго, не отталкивать, подумать о жизни, поскольку ему известны факты не совсем счастливой её семейной жизни. И… откровения по поводу того, что и у него семейные отношения не складываются и вполне возможен их разрыв.

Вера Сергеевна несколько раз перечитала это письмо. Никаких эмоций, никаких душевных всплесков или надежд это письмо ей не принесло. Слова – не затронули. Желания – пойти навстречу этому мужчине у неё не появилось.

Она часто вспоминала их первую встречу, вернее, встречу их глаз. Что это было? Почему что-то тогда загорелось в ней? Загорелось и вот – потухло. Нет, она не готова что-либо менять в своей жизни, она хочет быть с мужем в своей семье. Она просто не сможет быть с кем-то другим. Неужели она всё ещё  любит мужа? Ведь, столько боли она терпит из-за него. А, может, она просто боится что-то менять в своей жизни? Боится, что без мужа она не справится?

Чувствовалось, что Игорь Николаевич ждёт ответа. Зайдёт в отдел, взглянет на неё, она слегка покачает головой: «Нет, не готова к ответу». Он порешает свои вопросы и уходит.

Спустя время, встретившись опять в коридоре, Вера Сергеевна решилась: «Игорь Николаевич, я ничем не могу Вас порадовать. У меня к Вам есть только одно предложение, - его глаза вспыхнули, - давайте попытаемся быть друзьями, просто друзьями, - а потом почему-то добавила, - пока… просто друзьями».

А ещё, спустя несколько дней, выпал снег, много снега – чистого, сияющего, искрящегося.

Идти на работу было одно удовольствие. Снег поскрипывал под ногами, его белизна и чистота что-то очищала и в душе у Веры Сергеевны.

Вдруг, сзади раздался, теперь уже очень знакомый голос: «Здравствуйте, Вера Сергеевна."
- Здравствуйте!
- Красота-то какая! Красотища! А в лесу-то как красиво сейчас! Вы когда-нибудь были в заснеженном лесу?
- Нет, не приходилось!
- А хотите увидеть эту красоту?
- Хочу!
- А давайте съездим в лес! Я Вам покажу такие места…. Такую красоту…Я -то – охотник, знаю такие чудесные места. Ну, Вера Сергеевна, соглашайтесь! Ведь, мы – друзья? Предлагаю дружескую поездку.
- А кто ещё поедет?
- А Вам нужен кто-то ещё?
- Ну, в общем-то, нет!
- Так в чём же дело? Обязуюсь вести себя примерно, по-дружески, не надоедать вам своими притязаниями. Клянусь!

Вера Сергеевна рассмеялась: «Я подумаю!»
- Подумайте! Только не долго, зима ждать не будет, снег может и растаять.

И дома и на работе Веру Сергеевну преследовало это предложение.
Она так любит природу.
В юности она  часто ходила в походы: горы, леса, реки, озёра – это тогда было частицей её жизни. Но только – летней, зелёной и буйной.
А вот с зимним лесом она знакома не была. Наверно, красота неописуемая. Хочется увидеть!
Но… как? В выходные дни дома дети, она оставить их не может, взять с собой? – возникнут вопросы. Да и у мужа такой вопрос может возникнуть – куда, с кем? Хотя его, самого часто в выходные дома не бывает. Нет, детей она взять с собой не может, оставить одних дома – тоже не может. В будни – работа, конечно, можно отпроситься, но, ведь и ему это как-то придётся улаживать. Господи, и зачем об этом думать? Чушь какая-то. Это – просто невозможно. Это – не для неё! Но… хочется! 
Хочется просто отвлечься от невесёлых семейных проблем, от рутинной неинтересной жизни. Хочется чего-то светлого, неординарного. А лес…, да ещё и заснеженный…!

- Ну, что, Вера Сергеевна, едем? - опять голос за спиной.
- Игорь Николаевич, Вы, что специально меня выслеживаете? Смотрите, народ судачить начнёт.
- Нет, так случилось, поверьте – не специально. Ну, так как?
- Игорь Николаевич, не сталкивайте, пожалуйста, мой здравый смысл с моими желаниями, не заставляйте их бороться между собой.
- А что, есть такая борьба?
- Есть! Я безумно люблю природу. А зимнего леса я, действительно, никогда не видела. Вы подогреваете во мне жуткий интерес: Хочу, но, наверное, не смогу. В выходные – дети, в будни – работа.
- А если отпроситься? А? На пол денёчка…?
- А Вы?
- Я найду способ и причину, чтобы уйти на полдня.
- Дайте время – подумать.
- Думайте! Вот Вам мой номер телефона. Вам достаточно назвать время и место, я буду там Вас ждать.

К вечеру мозги раскалывались от вопроса: «что делать и как быть?». Очень хочется отвлечься, хоть чуть-чуть получить положительных эмоций. Но… действительно, ли с чистыми помыслами она приглашена в эту поездку? А если в этом есть умысел? Ей это не нужно. Ей нужен лес, просто лес и тишина, побыть там наедине с собой, с природой, с чистым воздухом. Больше ей ничего не нужно.

На работе отпросилась, а вот поднять трубку и назвать место и время – духу не хватало. Понимала, что она делает что-то, что делать не должна. Вечером набралась-таки смелости, набрала номер. Там, будто сидели рядом с телефоном и ждали  этого звонка.

- Игорь Николаевич, завтра, с утра, вместо работы у нас поездка в лес. В  9-ть, возле «депо».
- Понял! Буду!

Ночь прошла в каком-то кошмаре: что она делает, почему не смогла справиться со своими желаниями, нужно ли ей это?  Нужно уснуть! Утро вечера мудренее! Если что – можно от поездки и отказаться, открыть дверку машины и просто сказать: «Я передумала или нет, не так, лучше сказать - обстоятельства изменились, я не могу поехать».
      
Отправив к 8-ми детей в школу, начала медленно собираться в это странное для неё «путешествие». А вопрос – ехать или не ехать – так и оставался «висеть в воздухе».

Дорога в лес пролетела в каком-то смятении, молчании – с её стороны. А он всё говорил и говорил: о своей любви к лесу, к охоте, к природе. Потом замолчал, обронив фразу: «Я Вас, наверно, утомил своей болтовнёй?

Машина скользила, её постоянно «заносило». Вера Сергеевна испугалась: «не  застрянем ли?»
- Не волнуйтесь, всё будет в порядке.

Начались горы. Леса стояли в снегу. Красота! Видеть это – было верхом наслаждения. Доехали до поляны, остановились.

Вера Сергеевна вышла из машины…  и задохнулась от той звенящей тишины, которая объяла её, от того воздуха, что вдохнула она в себя, от той сказочной красоты, что окружала её.
Подошла, утопая в снегу, к сосне, огромной, такой высоченной, что она показалась себе, по сравнению с деревом –дюймовочкой.  Посмотрела вверх. На мохнатых лапах сосны – снежные горы. Повернулась лицом к машине, возле которой стоял человек, подаривший ей возможность прикоснуться к  этой красоте.

Он стоял, облокотившись о машину, и молча наблюдал за нею. Потом спросил: «Ну как?»
- Здорово! У меня нет слов! Это – сказка!

Человек, вдруг, оторвался от машины и пошёл к ней. Верочка испугалась: «Что же она натворила, почему поддалась своим неуёмным желаниям, зачем она приехала в этот лес с человеком, которого совсем не знает. Что у него на уме? А, вдруг, он её хочет убить…? Почему она доверилась ему? Господи, а, ведь, никто не знает и о том, где она? А если… а если… Боже мой! Дети – дома одни, муж в командировке, а если она не вернётся…. Все эти вопросы быстрой вереницей пронеслись в её голове.

Игорь Николаевич, видимо, всё это «прочитал» в её глазах: «Вера Сергеевна, да Вы не бойтесь меня, ведь я Вам обещал вести себя прилично? Расслабьтесь! Дышите глубже и любуйтесь этой красотой.

Метрах в 5-ти он остановился, подошёл к дереву, под которым стояла Вера Сергеевна и, вдруг, ухватил «лапу», раскидистую «лапу» сосны и со всей силы дёрнул её. На Верочку обрушился снежный водопад. Она задохнулась от неожиданности, она была вся в снегу: шапка, плечи, руки, лицо – всё в снегу, а сама она – по пояс в снежном сугробе.

После некоторого оцепенения, она смахнула с лица снег и взглянула на человека, в одно мгновение превратившего её в Снегурочку.
Он стоял поодаль от неё и смеялся.
- Игорь Николаевич, Вы что сделали? Как я теперь выберусь отсюда? У меня же полные сапоги снега, я вся – в снегу…

А он продолжал улыбаться: «Вера Сергеевна, Вы когда-нибудь были Снегурочкой? Ну, в школе, на ёлке?
- Нет, не приходилось.
- А вот сейчас Вы – настоящая Снегурочка. Видели бы Вы себя со стороны. Жаль, фотоаппарата нет – снимки были бы….

Пытаясь освободиться от снега, Верочка кувыркалась в сугробе, а он стоял в стороне и смеялся.
- Да помогите же мне. Я же не выберусь отсюда сама. Вы – злодей! Что Вы натворили?

И, вдруг, осеклась: «Боже мой, а, ведь, действительно в её жизни никогда и ничего подобного не было. Не было и , наверно, никогда больше не будет. Это то, что, наверное, ей было нужно, было просто необходимо! Вот этот снежный шок, вот эти сугробы снега, вот этот холодок от начинающего таять за шиворотом и на лице – снега. Она молча опустилась на снег и почувствовала, что сейчас заплачет.

- Вера Сергеевна, что с Вами? Вам плохо?
Улыбка сошла с лица человека, с которым она, Вера Сергеевна, оказалась один-на-один в этом сказочном заснеженном лесу. В три прыжка он оказался рядом с нею.

- Давайте руку, я Вам помогу!
Верочка молча покачала головой – «нет".
- Ну, давайте же, вставайте, простудитесь!"
- Не хочу! Я хочу остаться здесь! Я не хочу  уходить отсюда! Я хочу здесь уснуть и не проснуться!
- Ну что Вы говорите? Ну-ка давайте руку.
- Нет, уходите,  оставьте меня, дайте мне побыть одной, наедине с этой тишиной, с этой красотой, с этим чудом…
- Вера Сергеевна! Ну, это уже не шутки, снег всё-таки. Вы не совсем так одеты, чтобы в снегу валяться. Простудитесь, заболеете…
- Ну, и пусть! Пусть заболею, пусть даже умру. Зато в моей жизни будет это мгновение, эти необыкновенные минуты…

Игорь молча подошёл к ней, подхватил под мышки и стал вытаскивать её из сугроба, сам утопая в нём и барахтаясь в снегу. Оба рассмеялись и долго хохотали, как дети.

А снег вокруг сверкал и искрился сказочной красотой. Звенящая тишина заставила их умолкнуть и прислушаться к ней!

Тогда Вера Сергеевна и представить себе не могла, что всё то, что  она прочувствовала в этот день, в эти минуты, навсегда останется с нею и в ней.
Она перестала смеяться, подала руку Игорю и попыталась выбраться из-под снега. Он тоже, посерьёзнев, стал стряхивать с неё снег, снял с её головы шапку, встряхнул, хотел надеть её снова ей на голову и, вдруг, застыл, оказавшись лицом к лицу с Верой  Сергеевной.

- Вера Сергеевна, у Вас замечательное имя. Ве-ра! Оно даёт мне  веру в то, что мы можем быть когда-нибудь вместе…
- Игорь Николаевич, не заблуждайтесь и не тешьте себя надеждой. То, что я сегодня позволила себе, надеюсь, больше никогда не повторится.
- Почему? Вам не понравилось?
- Понравилось! Очень понравилось! Вот это-то и плохо.
- Ну почему же плохо? – И , прикоснувшись к ней, произнёс: «Вера Сергеевна, я ничего у Вас не прошу и ни на что не надеюсь. Но… сегодня, в этот сказочный день, подарите мне… поцелуй, всего один поцелуй. Прошу Вас! Всего один. Это для меня будет великой наградой».
- Дружеский? Пожалуйста!, и Вера Сергеевна, поднявшись на цыпочки и закрыв  рукой его рот, чмокнула его в щёку.
- А Вы – хитрая! Ну что ж, буду ждать, буду надеяться, может, когда-нибудь Вы захотите одарить меня более нежным поцелуем.
- И не надейтесь! Я люблю своего мужа и всеми другими поцелуями я могу одаривать только его.
- Любите? Но отчего- то Вы всё-таки согласились на эту поездку?
- Напрасно Вы думаете, что это что-то значит. Да, у нас сейчас не лучшее время в наших отношениях с мужем, сложное, но это совсем не говорит о том, что я не люблю своего мужа и хочу каких-то отношений на стороне. Ну а то, что я согласилась на эту поездку, это , наверное, ошибка с моей стороны, это – неблагоразумно, я это осознаю, но… я не жалею. Спасибо Вам – Вы  сделали мне такой подарок, которого я, навряд ли, дождалась бы от мужа.
- Какой он у Вас… дурак!
- Игорь Николаевич, Вы что?"
- Да другого слова я и подобрать не могу. Ведь, Вы – бриллиант, а  в его руках Вы тускнеете. Он не сумел оценить, какое сокровище держит в своих руках, не сумел подобрать нужную огранку к этому бриллианту, который, правда, и без неё может сиять и светить. Только это нужно увидеть. Ему это, видимо, не дано!
- Игорь Николаевич, не нужно так о моём муже. Давайте оставим эту тему..
- Согласен! А теперь быстро в машину и… чай, горячий чай!
         
Бросив на заднее сиденье плед, заставил её укутать ноги, достал из-под переднего сиденья термос, налил в кружку горячего чая, протянул бутерброд: «Подкрепитесь и согрейтесь. Будем возвращаться. Боюсь, не простыли бы.»
- Спасибо! Спасибо за чай, за бутерброд. Спасибо, Игорь Николаевич за этот чудесный день! Спасибо за сказку, в которой я побывала.
- Не за что! Кушайте на здоровье!

Обратная дорога прошла почти в полном молчании, за исключением нескольких брошенных и ничего не значащих, фраз. Каждый из них думал о чём-то  своём, а может быть – и об одном и том же.

Дома продолжалась всё та же жизнь: ненужной жены и нужной, очень нужной детям, мамы.
      
На работе – редкие взгляды, какой-то разговор, больше – глазами. Иногда, очень редко, разговоры по телефону, которые скрашивали, порой, её одинокие вечера. Разговоры обо всём и, в то же время, и ни о чём. Были предложения снова поехать в лес, отказы от этих предложений и – снова предложения.

А , между тем, зимняя сказка закончилась, пришла весна.
На улицах города появились первые продавцы лесных цветов: подснежников, цикламенов.
И снова посыпались предложения: «поехали за цветами?».

Однажды, опять после очередных неприятных разговоров с мужем, Вера Сергеевна вдруг согласилась: «А поехали…!»

И снова мысли: «А нужно ли это делать? А что за этим последует? Ведь, этим она даст ему надежду…»Но, он ей не нужен. Нет, не нужен. С ним – легко и свободно. С ним можно и поговорить, с ним можно и помолчать, с ним – просто и спокойно, но….не более. Ей не желанны, ни его губы, ни запах его тела, ни его попытки прикоснуться к ней. И даже более – не просто не желанны, они ей – не совсем приятны.
   
После той предновогодней попытки обнять её, он таких больше не позволял себе нигде и никогда. Самое большее: подать  и чуть задержать в своей руке её руку, чуть дольше задержать свой взгляд на ней, чуть ближе дозволенного наклониться к ней и сказать чуть больше добрых и приятных слов, чем дозволялось другим. Это всё, что ему было позволено иметь!
И он ждал.
       
С мужем Вера Сергеевна развелась, но совместная жизнь под одной крышей и одной семьёй – продолжалась. Не было общей постели, но были общие обязанности, общие дети, общий быт, общие друзья и общение с ними. Со стороны – жизнь, обычная жизнь семьи. Внутри же – каждый сам по себе, но с претензиями и требованиями: блюсти себя достойно статуса матери и жены. Соблюдение же обязанностей мужа и отца в норму не входило: кот гулял сам по себе.

Со стороны Игоря вопросы: «Ну а теперь-то, что?  Ты – свободна! Ты же – свободна?»
- Не совсем!
- То есть?
- Ты – не свободен! У тебя семья, дети, я не хочу быть разлучницей. Ну и, кроме того, и у меня дети. У нас ничего быть не может!
- Ну почему?
- Потому! Мой муж увлекается другими. Ты – чей-то муж и, тоже увлечён другой. В чём же между вами разница? Вы – оба предатели! Нет, между нами не может быть отношений. Любовницей я быть не хочу, женой – не смогу! Отправляйся к семье, налаживай отношения с женой, береги семью, попытайся её сохранить. Это – мой тебе совет!
- Да?
- Да!
- И это всё я должен сделать?
- Должен!
- А если не получится?
- А ты постарайся!
- А если всё-таки не получится?
- Я ничего тебе не могу обещать. Я стараюсь сохранить своим детям  отца и потому живу рядом с мужем.  Я – пытаюсь!
- Ну и как, получается?
- Нет, к сожалению, нет!
- Ну, и зачем мучить себя? Ты любишь Его? Ты так его любишь, что не хочешь даже попробовать быть счастливой с другим?
- Люблю? Не знаю! Но счастливой быть хочу и семью сохранить хочу. И хочу, чтобы и ты выбросил меня из головы и сохранил семью.
- Да неужели ты не понимаешь, что это невозможно, я давно уже не нужен своей жене, у неё уже давно есть другой, а наша семья – это такая же видимость, как и у тебя.

Я встретил тебя, я влюбился, как мальчишка, я хочу быть с тобою, ведь, я живу весь последний год только тобою. Я думаю только о тебе, я хочу только тебя. А ты мучаешь меня, ведь я не мальчик.
- Отговорки. Посмотри на своих детей: ты нужен им! Так же, как моим детям нужен их отец…
- Это – глупо! Смешно! Мы ведём себя, как дети, которым хочется чего-то недозволенного, но они боятся, что их за это накажут. Ну, скажи, а если бы я уже не жил с семьёй; если бы я уже был свободен, я бы мог на что-то надеяться?

И вот тут, как кажется Вере Сергеевне, она и совершила ту роковую ошибку, из-за которой она и по сей день чувствует себя виноватой.
Она ответила: «Возможно!»

Прошло ещё месяца три. За это время было ещё несколько встреч: ездили в лес за цветами, сначала весенними, потом – летними, за ягодами, грибами. И были… разговоры, разговоры, разговоры. Было и несколько поцелуев.

В это трудно поверить: двое взрослых людей, мужчина и женщина, не совсем безразличные друг к другу, обходились только разговорами, редкими прикосновениями друг к другу и ещё более редкими поцелуями, почти дружескими, от которых она, Вера Сергеевна, отталкивалась, как только могла, старалась их избежать.
Он не настаивал ни на чём. Он – ждал!
   
И вот, в одну из таких встреч он произнёс фразу: «А у меня для тебя сюрприз»,  Достаёт паспорт, открывает страничку «семейное положение» и Вера Сергеевна видит на ней штамп  со словами «Брак расторгнут».

- Ну, и что теперь ты скажешь? Я – свободен, ты – свободна. Теперь мы можем быть вместе? Ты знаешь, я тебя люблю, остаётся узнать только одно: а ты? Что ты чувствуешь ко мне? У нас с тобою столько общего. Ну, скажи, ты… ты любишь меня?

После длительной и мучительной паузы прозвучал ответ Веры Сергеевны: «Прости! Не люблю! Уважаю! Ценю! Понимаю! Но… не люблю! Прости, я виновата перед тобою, я давала тебе надежду. Я не должна была это делать. Мне было приятно находиться рядом с тобою, но я не смогу жить без любви! У меня – дети! Я не смогу соединить их с тобою. Это не в моих силах. У меня это не получится.

Вскоре Игорь уволился! И… исчез! Не было звонков, не было его глаз, не стало его голоса, его внимания, его заботы. Она скучала, переживала и даже плакала. Ей его не хватало!

Верочка чувствовала, что она многое потеряла, но на вопрос самой себе: «Ну, а смогла бы жить, не любя? - отвечала – Не знаю, скорее – нет, чем – да».

Прошло 8 лет.
Однажды Вера Сергеевна стояла у окна и смотрела на дорогу, по которой летели машины. Стояла в одиночестве, с грустными мыслями и печалью на лице: муж так-таки и ушёл к другой, сын – в Армии, дочь потихоньку «пьёт кровь», а она – одна, совсем одна.

За окном шёл снег! Какой-то серый и печальный, совсем не такой, какой однажды был в её жизни.
Вдруг, под окном остановилась машина,  и из неё вышел… Игорь.

Держась одной рукой за дверку машины, стоял и смотрел на неё – на Веру Сергеевну, а она смотрела на него.

На углу дома висел телефон-автомат, он показал на него рукой, потом – на неё: сейчас позвоню!
- Здравствуй!
- Здравствуй!
- Всё грустишь? Как твои дела? Как жизнь? Как дети?
- Спасибо, всё – ничего. Похоронила маму…
- А я – обоих, и отца и мать.
- Сын – в Армии, дочь – учится…
- Ты одна?
- Одна! А ты?
- Я…я…я женился. У меня растёт маленькая дочка.
- Поздравляю!
- Спасибо!

И, вдруг, в трубке, после некоторой паузы прозвучали слова: «Вера Сергеевна! Верочка! А, ведь, я по-прежнему люблю тебя!
Я думал, я надеялся: женюсь, родится ребёнок, всё забудется. Нет, не забывается. У меня -  молодая, красивая жена, у меня – чудесная малышка, но, нет, стоишь ты у меня перед глазами, хоть умри, – стоишь!Я иногда проезжаю мимо твоих окон, смотрю на них и … жду – не появишься ли ты в них. И вот сегодня, через столько лет я увидел тебя. Я по-прежнему тебя люблю, слышишь – люблю! Ты снишься мне! Мне… плохо без тебя!  Ну что мне делать?

- Что делать? Жить! Ведь, у тебя теперь есть маленький ребёнок, ради него – жить!
- Да, ты права! Это единственное, что теперь есть у меня: это своя, моя маленькая Верочка, моя дочка, и я хочу надеяться, что эта Верочка сделает меня хоть чуть-чуть  счастливым.
Любви с любимой женщиной у меня не получилось, но есть хотя бы её отголосок -  ЭХО от имени любимой женщины, ЭХО любви – ВЕРОЧКА!
Так зовут мою маленькую дочку!

Вера Сергеевна зябко поёжилась: то ли от прохлады, что царила в её квартире, то ли от воспоминаний, которые опять разворошили прошлое и опять подняли в ней какое-то смутное чувство вины.

Только теперь было  непонятно -  перед кем? Может, перед тем, кого вспомнила, а может быть, и перед собой, той Верочкой, которой она когда-то не позволила попробовать стать счастливой, и которая так глупо распорядилась своей жизнью.