АММОНАЛ
Аммон – Ал!
А… м-м… Он ал!
Он ал!
Ал!
Ал!
Шашка аммонала – это круглый и длинный как знаменитый китайский фонарик цилиндр, обёрнутый ярко красной, практически алой бумагой. Один такой цилиндр взрывчатого вещества весит сто грамм. Их связывают обычно в пачки – по 5 штук (полкило). Необходимое количество шашек снабжают взрывателем к которому тянется разноцветная пара электрических проводов. Провода на катушке растягиваются на километры.
Чем хорош аммонал? Да тем, что он прекрасно чувствует себя в воде. Опускаем такой цилиндр или связочку в ствол пробуренной скважины - отходим метров на двести и жмём на кнопку взрывателя. По проводам бежит ток, взрыватель даёт искру – всё! Взрыв необходимой силы на необходимой глубине получен. На нужном расстоянии от скважины, где взорван аммонал располагаются наши датчики, которые чутко реагируют на любые сотрясения почвы. К датчикам от точки взрыва приходят разнообразные группы волн. Одни идут прямо к датчику, другие распространяются хитрее, летят вглубь, потом отражаются от чего-то там внизу и летят обратно. Потом люди сидят в камералках – чистых и светлых комнатах, и весь год расшифровывают данные, полученные нами при взрыве. И узнают, что там, в земле находится. То ли нефть, то ли газ. То ли какие другие полезные нам ископаемые… Всё это называется одним коротким словом: геофизика.
Моя мама – инженер геофизик, начальник отряда, испытывающего новое портативное геофизическое оборудование. Я – семнадцатилетний рабочий этого отряда. Моя задача проста: бегать по лесу с красным флагом, алым, как пионерский галстук, алым как свежая - свежая кровь. И отпугивать всех, кто идёт в сторону скважины по лесу. Предупреждать и не пускать. А если кто-то особенно непослушный – криком предупреждать своих подрывников, что взрывать пока нельзя.
Каждое утро наш шестьдесят девятый (Газ-69 - на таких в своё время вся милиция ездила) затаривается на складе тридцатью – пятьюдесятью килограммами аммонала. И мы едем «в поле» на живописные склоны гор в окрестностях поселка Светлый, что в Челябинской области. Красивы склоны Уральских гор. Тучные стада облаков пасутся над отрогами Южного Урала. Березовые рощи сменяются ельничками, ельнички соседствуют с осинниками. И вся эта красотища на фоне обширных пространств, покрытых изумрудной травой.
В конце рабочего дня вся не взорванная взрывчатка должна быть по акту уничтожена.
Тут проблем особых нет – выбираем яму в лесу поглубже, складываем всю эту массу взрывчатки – килограмма два-три, а другой раз и все пять – плотненько на дне и расходимся – подрывники в одну сторону, тщательно осматривая местность, я в противоположную. Взрыв. Тяжёлые комья земли и камни летят на сто-двести метров. В воздухе стоит специфический запах. Этот запах нельзя спутать ни с каким другим запахом на земле. Кто хоть раз ощутил – уже не забывает.
И так вот день за днём – всё лето.
А двадцать шестого августа случилось поразительное.
Оставалось восемнадцать килограмм взрывчатки – то ли взрывы были небольшой мощности, то ли что то поломалось в оборудовании, то ли фотобумага в самописцах закончилась… в общем много её осталось – этой алой мерзости цилиндрической формы.
А мы уже распустились все окончательно: всё нам – мастерам нипочём. Вот и сговорились: весь отряд двинулся к посёлку через лесочки – грибочки собирать. А мы с подрывником и водителем решили так: они отъедут взрывать на километр дальше за поле, а я из ямы рвану к ближайшему лесочку – минуты за три убегу уже далеко, естественно осматривая окрестности. Но яму мы выбрали в центре огромного поля, так что там особенно и осматривать было нечего. Пусто кругом. В общем я внизу в яме принимаю эти алые цилиндрики, укладываю их живописными горками так, чтобы надёжно они сдетонировали. А к каждой связке – своё ответвление проводов разноцветных со взрывателями идёт. В общем они подали мне последние две полукилограммовые пачки и говорят:
- Ну, минут через десять рванём. Успеешь?
- А чего тут успевать? Ещё минутка и полечу! – отвечаю я им радостно.
- Ну мы поехали, - говорят они, – поспешай!
И слышу я – завёлась наша славная извозчица и Генка с Витей убыли разматывая катушку моей судьбы.
За минуту разложил я свои сокровища – целая полянка получилась из алых цилиндриков.
Так вот и увидел я его впервые – Алое поле. Ну и рванулся я из ямы наверх, а один из проводков зацепился за мой кед и запутался вокруг моей ноги. Затянулся.
Тут надо сказать об этих проводочках: взрыв их конечно обрывает только так. Но это взрыв. А руками вы их не разорвете. Там проволочка в несколько жилок идёт, стальная. Не шухры-мухры, как говорится. В общем я начал её распутывать, а сам секундочки считаю. И знаю, что у меня этих секундочек никак не больше четырёхсот – ведь ещё и отбежать надо успеть. Вот где математика школьная мне сгодилась. Вот где таблицу умножения, которую я с тётей Роной учил наизусть да Нине Игнатьевне потом на уроках докладывал пришла ко мне на выручку. И ошибаться нельзя, и считать правильно нужно. Через «и». Это я потом узнал, что «и» входит в состав четырёх самых главных слов планеты. А тогда я только точно знал, что так секундочки правильными получаются. Одну ногу я за двести секунд освободил – смотрю – а на второй два узла! И стал я эти узлы потихоньку снимать – да не снимаются. И тогда стал я взрыватели из шашек рвать и в сторону отбрасывать. А их штук тридцать или сорок. Но я быстро их выдёргиваю. А передо мною только поле алое да изумительной красоты мерзость лежит. Мерзость – она всегда всех красивее. Это я на той алой полянке понял. Когда оставалось по моим подсчетам секунд тридцать – заискрились детонаторы, защелкали. Потом – не знаю как скоро, заурчал моторчик. И слышу я над собой голос мамы. И Генка над ямой стоит. И смеется. Смеётся, потому что это у него шок такой. Вторую ногу мне с помощью ножа минуты три освобождали, да и первая правая вновь запуталась. В общем её тоже вырезать из клубка проводов пришлось. А Алое поле мне с тех пор регулярно снится. Огромное поле – а на нём цветы диковинные – цилиндриками и из них тычинки разноцветных проводков торчат.
Там, на этом поле понял я, что смерть она всегда рядом с нами. Только не успеешь сообразить, что сделать, и она тут как тут. Как я тогда понял, что надо эти детонаторы вырывать – уж и не знаю. Но сработала во мне какая-то странная пружина – и открыла мне движение ведущее к жизни.
А мы все на Алом поле живём. Только мало кто эту истину понимает. Пока сам на то поле не попадёт…
Уже много лет спустя ехали мы по Челябинску в троллейбусе – а я в Челябинске часто бывал, да в центр до той поры не попадал ни разу. И не знал. А тут едем мы и водитель в микрофон, как водится, объявляет: «Следующая остановка – Алое Поле». Я как услышал – вздрогнул. И стало мне не по себе. Оказывается это центральная площадь в Челябинске так называется. И вспомнил я тогда другое название: Красная площадь. А ведь тоже по сути – Алое поле! А она и вправду Алая…
Красной площади – тишина…
Наши Алые имена