Время зрелости. Время рассеянных по всему свету облаков. Свершение происходящего. Завершение задуманного. Пряный аромат. Свадебная песнь. Тихая печаль…
Листья, так долго, так самозабвенно зеленеющие на фоне небес, листья пели тихую песнь преображения. Верхушка клёна сделалась багряной, средняя, самая большая часть – жёлтой, нижняя, ещё зеленела хлорофиллом.
Несколько оборотов Земли, всего несколько, два или три, и всё поменялось. Верхние листья пожухли, загнулись вовнутрь, поменяли цвет. Охристо-коричневая дымка окутала весь клён.
Долго, очень долго – падал одинокий лист. Он ударялся о распростёртые ветви дерева, отталкиваясь, менял траекторию полёта, вновь продолжал своё движение. Звуки касания по ветвям были резкие, звуки касания по листьям – похожи на шелест.
Так он падал, отбрасывая тени на залитые солнцем участки Вечности, превратившейся здесь и сейчас в стволы и ветви, листья и землю, уже бархатный ковёр из опавшей листвы.
Вот он упал. Большой, лимонно-жёлтый, с маленькими зелёными пятнышками был так похож на рисунок ребёнка.
Прохладный ветерок приподнял его, тут же уронил на землю и полетел, за другим, тем, что полегче…
В это время сильный порыв Ветра толкнул Веру в спину, обсыпал листвой. Подул ещё, вихрем срывая с веток готовые отправиться в путешествия листья. Путешествие от себя… Веру засыпали кленовые, берёзовые, осиновые, ясеневые листья. Они так красиво кружились, что она остановилась, слегка задумалась, может всё же остаться здесь?
Взгляд упал на всё ещё зелёные листья рябины, её красочные гроздья волшебными бусинами красовались на фоне голубого неба. Они спело обещали исполнение желаний. Они, зримо сияя, вызывали горько-кислый, приятный привкус во рту. Вера очень любила рябиновое варенье.
Рябина стояла на самой границе между площадкой и окаймлявшим её лесом. За нею сливались в единстве света небо и море, а перед нею, вихрь из трепетных листьев метался, в стремительном танце рисуя узор, и виделось в этом что-то загадочное.
Листья слетались и разлетались, одни из них, но их было немного – улетали ввысь, другие, застилая землю, вверх даже не поднимались, лишь волнами мчась по земле. Но все остальные, другие, явно движением ветра соединялись во внятную форму, и то был шатёр. Сначала лишь контур. Потом много листьев ещё прилетало, они покидали деревья, они прилетали из леса. Жёлтые, бардовые, малиновые, тёмной зелени и потерявшие былую сочность, зелёно-пожухлой салатовой мглы, много коричневых, высохших, льнущих к земле.
На одно мгновение шатёр замер, ветер будто сделал вдох и…и полог шатра растворился, точнее рассыпался, а из его глубины прояснилась фигура. Она явно и очевидно была живою. И Вера сразу догадалась кто это, увидев на голове венок из кленовых листьев. Ведь это Царица Осень – и это её Дворец. Шатёр из осенних листьев. Шатёр, лишённый тоски и печали. Лишь лёгкая грусть ощущалась как при расставании, на том расставании, когда уже всё мы друг другу сказали и нужно прощаться, но это возникшее чувство «А свидимся ль боле?» не двигает с места, не хочет движенья, а хочет покоя, смиренья и Недвиженья…
Царица взмахнула руками, расставив их в стороны будто бы крылья и тихие крики, далёкие ввысь полетели, и стаи, в дорогу собравшись, над лесом взлетели и в сторону моря знакомым узором тянулись.
Посыпали на Землю сочные гроздья рябины и жёлуди звуком паденья наполнили мира пространство. Боярышник крупный слегка закачался, стесняясь своей плодовитости, и зашуршали деревья.
Бесчисленно много слетало под ноги Царицы оранжевых белок, смешных и нисколько не робких. Они, прижимались к Царице своими руками, как будто к святыне своей пред зимой прикасались. Хватали по жёлудю в лапки иль ароматной рябинке и прыгали снова на ветки, и с ветки всё выше, всё выше и дальше стремились укрыться. Здесь бегали зайцы, летали какие-то птицы. Каких-то из птиц Вера знала, каких-то не знала, увидев впервые. И, в общем, всё быстро довольно свершалось, но не было спешки. А Вера смотрела и радостно всем любовалась.
Над верхом Шатра проносились осенние тучи. Они задевали его, и листья слегка осыпались. Они, сделав пасмурным небо, закрыв собой Солнце, вдруг странно в себе растворились.
Царица стояла в своём бесподобном наряде. И соткан он был будто из паутины, какой-то прозрачно светящейся внутренним светом, какой-то слегка перламутровой и чуть заметной. А может скорее из белых цветов хризантемы, но вовсе не белой, а белыми были прожилки. Простой силуэт, как и всё в этом мире При-Роды: прозрачная блузка, длинней, чем обычно рукав, закрывавший до пальцев ладони. На ней сарафан, что стелился по листьям и обуви даже не видно и поверху шаль, из пуховых семян отцветавших растений.
А цвет сарафана был вывязан. Полосы разного цвета несли ощутимо тепло, и они таковыми являлись.
Здесь: кремово-белый, песочный и карамельный, ореховый и шоколадный, кофейный, кетовый, оливковый, хаки, оранжево-красный, томатный, цвет тыквы, горчичный и бирюзовый. Здесь есть апельсиновый, киноварь и глубокий сине-зелёный. И есть махагон, терракотовый, абрикосовый яркий, зелёно-агатовый, кукурузный, пшеничный. Оттенки все цвета морского, в прозрачном сиянии золота. Да, это было чудесно! Такое перечисление горизонтальных, едва различимых полосок, едва ли запомнишь и вряд ли соткешь их из шерсти. И ткань состояла из шерсти тончайшей, пушистых волокон, и нежного чувства тепла и уюта покрова.
А волосы жёлто-охристого цвета, сплетённые в косу, лежали на левом плече у Царицы. Глаза, о глаза её были прекрасны, они были цветом коры чуть подросшей сосёнки, светясь, оттеняли загар нежной кожи. Их форма – два спелых, миндальных орешка. Их взгляд-понимание, нежная песнь утешенья.
Она улыбнулась Вере улыбкой всепонимания, махнула рукой жестом прощанья, затем хлопнула в ладоши и повернувшись спиною исчезла в Шатре.
Шатёр задрожал и осыпался на земь и ветер кружил захмелевшие листья от пряной мечты потерявших на Вечность рассудок.
А Вера стояла, не смея подумать движенье и Чудо жило в ней, то чудо, что только свершилось.
А Ветер летал, всё кружил вкруг неё и лелеял, лелеял надежду и листья кружил парусами..
Страница из повести "Вера" 2000 г.