Шутка Богов. Роман. Часть 3

Ольга Лёушкина
Как невыразимо тесен этот большой город. Мой жестокий ангел сидит за соседним столиком в кафе. Но он для меня он еще не жестокий ангел. Он просто малознакомый мужчина, с которым связывает меня лишь легкий поцелуй. Я о нем почти уже забыла. И о поцелуе этом и о мужчине. С ним две женщины. Блондинка и брюнетка. Как мило! Боже-боже! С каким восхищением они ему внимают? Да что же он такое им говорит? Это ведь неподдельный восторг! Что это? Что это? Почему я почти ненавижу этих двух женщин? И этого мужчину? Что это? Ревность? Откуда? Зачем? Нет глупости! Это всего лишь зависть. Пусть это лучше будет зависть. Слишком несимметрична ситуация. Он – с двумя женщинами, а я одна. Ну, пусть не совсем одна – со мной мой верный черный  пес – блокнот и моя ветреная кокетка – Муза. Но ее кроме меня никто не видит. Она сидит на диванчике, поджав под себя свои пухленькие ножки в узорчатых чулочках, попивает красное вино из огромного бокала и хихикает в обычной своей манере:
- А я ведь тебе говорила! Почему ты мне никогда не веришь? Ты не смотри, что я выгляжу, как городская сумасшедшая! Я мудрая! Ох, какая мудрая!
- Муза, ты пьяна! – возмущаюсь я.
- Деточка, вино лишь усугубляет мою мудрость, очищает ее от предрассудков и никчемных приличий! Ты полюбуйся, как он на тебя смотрит! Как смотрит! Ему и дела нет до тех двух клуш, что сидят рядом с ним. Ему нужна ты!
- Он мне не нужен! – как же меня раздражает эта пьяная ясновидящая.
- Нужен-нужен, уж поверь! – и снова это провидческое хихиканье.
Встречаюсь с ним взглядом. В самом деле, он смотрит на меня. Что плещется в этих мутных топях? Я не могу понять. Склоняю голову. Пишу.

Площадь Сан Марко залита водой. В ней отражается Собор, Дворец Дожей, фонари и небо. Мы идем по помосту. Ты держишь меня за руку, а я чувствую себя маленькой девочкой. А ты такой большой. Такой уверенный в себе. В любом городе ты чувствует себя как дома. Для тебя мир тесен, как умирающий провинциальный городок в русской глубинке. А для меня мир огромен и загадочен. Он для меня чужой пока. И я впервые вижу Сан Марко. И я раздавлена ее красотой. И я еле жива от счастья и усталости.
- Спасибо тебе, спасибо, - шепчу я, - это лучший подарок, который ты мог для меня сделать! – мне почему-то хочется поцеловать тебе руку. Как церковнослужителю, который великодушно ввел меня в храм странствий, двери которого раньше были заперты для меня на все замки. Сдерживаюсь. Может быть, сделаю это в Ватикане, назло папе Римскому. 
Ты улыбаешься и крепче сжимаешь мою руку.
- Какая ты еще наивная! Как же просто тебя удивить. – Ты целуешь меня в щеку. Откуда в тебе столько нежности?
- Я есть хочу, - говорю я капризно.
- Духовной пищи тебе не достаточно?
- Ты же меня знаешь.
- Знаю. – Ты смеешься. – Вечно голодная девочка.
Мы сидим за столиком в ресторанчике рядом с мостом Риальто. На Венецию опустился вечер. Кьянти делает этот город еще прекраснее, а человека напротив еще любимее. Хотя любимее вроде бы некуда.
- Ты лучший, - шепчу я все же целую твою руку. Неважно, что обо мне подумают. Меня здесь никто не знает, кроме тебя.
- Люблю тебя, - шепчешь ты и целуешь мою руку.
- Ты говоришь мне это впервые. – По моей щеке катится пьяная слеза счастья.
- Разве?

- Кажется, пора сказать то, что категорически противоречит моим принципам, точнее, предназначению, точнее служебной инструкции. – Ее язык заплетается. Это уже второй бокал. Сколько умещается в нем вина? Литр? Это маленькой аквариум, а не бокал.
- Что ты хотела мне сказать? – отрываюсь от блокнота.
- Ты скучна. Твой новый роман – тоска зеленая. Сколько можно писать об одном и том же человеке? Ты ведь и не любишь его больше!
- Неправда. – Тру нос.
- Неужели все еще сожалеешь об утраченном респектабельном рае?
- Да. И не о рае, а о человеке, который и был для меня раем.
- Ха-ха! В настоящем раю никому не приходит в голову прыгать с седьмого этажа. Уж поверь мне! Тебе нужна новая любовь. Хотя мне плевать на все твои любови. Ну, ты понимаешь. Я тебе не сердешный друг, я тебе Муза. Должностное лицо. Начальство не довольно качеством продукта, который ты создаешь. – Это она серьезно? Лучше бы хихикала. Что, получается, и музы тоже страдают неизлечимым заболеванием пьяной откровенности, о которой позже жалеют? Не только люди? – Тебе нужен новый прототип. Персонаж, типаж, - продолжает она неожиданно трезвым голосом, в котором чудится скрежет металла по стеклу, - раз уж ты настолько бездарна, что не можешь придумать какого-нибудь пристойного мужичишку для своих жалких книжонок, тебе нужно взять его из жизни.
- Вот уж не ожидала такого от тебя. – Еще немного и я расплачусь.
- Не сметь реветь! – рявкает она. – Не сметь быть жалкой! Ты должна быть прекрасной и таинственной. Ты должна быть роковой! Соблазнительной, ну вот как я! Улыбнись уже! Посмотри, вон сидит мужчина, который настолько хорош, что может тебя сделать вдохновенно несчастной.
- Я и так несчастна.
- Чушь! Ты одинока, но не несчастна. Ты спокойна! А это не самое подходящее состояние для творчества! Пора тебе влюбиться!
- Я еще не готова. – Вздыхаю. Мой будущий жестокий ангел только что целовал блондинку. А теперь смотрит на меня. С интересом. – В НЕГО уж точно не готова, он бабник.
- Рассудочная, но неумная дрянь! Бабник - это как раз то, что тебе нужно! Стопроцентная гарантия несчастья и вдохновения! Превосходная комбинация! – Изрекает Муза и присасывается к вину.
- Я не понимаю тебя, Муза!
- Придет время, и ты все поймешь. Не отвлекай меня, я наслаждаюсь.

Поезд останавливается в Брюгге. Ты уверенно идешь по улицам. Ты знаешь, куда идти. Ты же всегда все знаешь. Я не совсем понимаю, зачем ты меня сюда притащил – мне и в Брюсселе было хорошо.
- Это город, в котором хорошо встречать закат жизни, - говоришь ты. – Здесь прекрасно, но на третий день становится невыносимо скучно. Но это сейчас, пока мы еще относительно молоды. А вот в старости – самое то. Наверное, это приятно умереть прямо в сказке. Наверное, переход из одного состояния бытия в другое происходит здесь безболезненно.
- Никто из живых не знает, что случается после смерти. Может быть, после смерти не происходит ничего – пустота. – Произношу я и понимаю, что не хочу говорить о смерти прямо посреди сказки. Именно здесь и сейчас мне хочется жить и радоваться жизни.
- Да, нам не дано знать, что происходит после жизни, но ведь так хочется верить, что что-то происходит, что есть какое-то продолжение. Иначе, зачем все было? Какой во всем этом смысл? – какое печальное у тебя лицо. – Целая жизнь уходит на поиски этого смысла, а в финале приходим к тому, что никакого смысла все же не было.
- Вишневое пиво настроило тебя на философский лад?
- Пойдем выпьем еще и глинтвейну. И будем пьяны и веселы!
В воздухе парят запахи елей, корицы, вина. На катке играет музыка. Пряничные домики на площади излучают горделивое, истинно европейское обаяние. Им есть чем гордиться – они стоят тут уже несколько веков и чего только не повидали. А мы пьем глинтвейн. Ты и я. Он радостным теплом разливается по телу. Уже сегодня вечером мы сядем в поезд и покинем этот город. А пряничные терракотовые домики останутся здесь. Так ли уж много они повидали? Только то, что происходило на этой площади. А нас ждут другие города и страны. И впереди у нас еще полжизни. И полсвета. Успеем ли увидеть больше? Хотелось бы.