Это было много сотен лет назад. Это было на Востоке. Аскет по имени Ибад, направляясь из кельи в мечеть, каждый раз проходил мимо сидящего в придорожной харчевне молодого сибарита Имана. Аскет специально приносил с собой камешек. Подходя к пьющему вино Иману, он бросал камень на землю и говорил: "Этот камень - твой грех. Гореть тебе в Аду, несчастный, ибо вино запрещено!". На следующий день все повторялось снова. И так изо дня в день. Куча камней постепенно росла, повергая Имана во все большее отчаяние.
Иман страшно огорчался и, воздевая руки к небу, молил Господа: «Прости меня, о, Всевышний, грешен я, ибо нарушаю твои священные заповеди!». Но потом трактирщик приносил ему глиняный кувшинчик со сладким красным вином и немного овечьего сыра с лепешками для закуски. Иман медленно смаковал вино, и грусть его постепенно рассеивалась.
Иман слыл человеком жизнелюбивым и не злым. Будучи представителем древнего бекского рода, он был не очень богат, но и не беден, и являл собой типичного восточного сибарита, любившего вкусную пищу, тонкое вино, ценившего изящные стихи, природу и красивых женщин. Иман окончил школу - медресе, был человеком грамотным, умел читать по-тюркски, по-персидски и по-арабски, был знаком с трудами Аристотеля, Авиценны и Аверроеса. Учителя привили ему любовь к знаниям и тягу к прекрасному. Время от времени Иман покупал древние рукописные книги, украшенные арабской вязью и цветными рисунками-миниатюрами, старинные ковры и декоративное оружие с искусной резьбой по серебру. Люди Востока любят красоту. И еще, они любят жизнь, и умеют жить хорошо и со вкусом.
Был у Имана огненного цвета конь по имени Кюрен. Высокорослый красавец со стройным станом и длинными ногами. Иман в нем души не чаял, всячески его лелеял и холил. Конь этот не раз выручал своего хозяина во время военных компаний, в которых Иман участвовал, как верноподданный своего хана. Уздечка и седло коня, выполненные с высочайшим мастерством из кожи и серебра, радовали глаз Имана. Доставшиеся от деда кольчуга, шлем и латы хранились у него дома. Их изготовили искусные мастера из серебра, меди и знаменитой дамасской стали. Шлем и латы были украшены филигранным орнаментом и расписаны каллиграфической арабской вязью.
Иман любил соколиную охоту. Раз в неделю он садился на коня и, одев перчатку, сажал на руку белого сокола, после чего выезжал в степь в сопровождении егеря и длинноногих охотничьих собак - "тазы". Здесь он наслаждался бескрайней Ширвансккой степью, пропитанной пряным запахом полыни. Свежий ветер бил в лицо. Длинное кремневое ружье "верендиль", окованное серебром и украшенное изящным восточным орнаментом, было переброшено через плечо Имана. Ружье было изготовлено мастерами-оружейниками из местного "города мастеров" - высокогорного села Лагич.
Как и многие люди его круга, в свободное время Иман частенько посещал трактир - мейхану, расположенную в квартале Харабат, где жили люди разных национальностей и верований - христиане,мусульмане,иудеи и зороастрийцы. Трактир находился в живописном саду, в тени фруктовых деревьев, и напоминал своим посетителям райский сад Гюлистани-Ирем, каким его описывали древние сказки и легенды. Иман сидел с друзьями у цветника с розами и фиалками, рядом с журчащим фонтаном, на пиршественном ковре, облокотившись на мягкие подушки «мутакка», и покуривая серебряный кальян, начиненный пряностями и благовониями. Друзья неторопливо беседовали, цитируя стихи Хафиза, Физули, Хайяма, наслаждаясь ароматным молодым вином - мей, сладким миндалем, халвой и тающим во рту рахат-лукумом.
Это был Восток – настоящий, берущий свое начало с седой и глубокой старины, со времен Древнего Египта, Шумера и Вавилона. Так и сидел Иман в компании друзей, сжимая в одной руке сборник стихов Хайяма, а в другой - чашу полную вина. Друзья наслаждались живописной природой, и, время от времени, декламировали лирические, философские стихи на тюркском, персидском и арабском языках. Цветущие вокруг розы и фиалки источали необыкновенный аромат, на деревьях сладко пели соловьи, а по саду важно ходили, распустив свой хвост, павлины.
Как и многие представители привилегированного сословия, пил Иман умеренно, но постоянно. Пил он исключительно «мей» - так на Востоке называли молодое сладкое вино, сдобренное ароматными пряностями. Оно помогало ему яснее ощутить красоту окружающего мира и почувствовать радость единения с природой. Выпивая очередную чарку вина, Иман вспоминал стихи знаменитого поэта Имадеддина Насими:
Я, Насими, постиг: нет утешенья в мире,
Я молча буду пить, вино мудрее слов!
Рядом, в тени стройных кипарисов, сидели музыканты, исполнявшие нежные восточные мелодии на старинных инструментах - дутаре, уде и чанге. Вино настраивало Имана на философский лад. Но, пытаясь вникнуть в проблемы бытия, наш герой ощущал некоторую растерянность. Да, он верил в Бога, почитал Коран, но испытывал бессилие, пытаясь разгадать скрытые за семью печатями тайны Мироздания. Тут ему вспоминались стихи Омара Хайяма:
Удивленья достойны проделки Творца,
Переполнены горечью наши сердца,
Мы уходим из этого мира не зная,
Ни начала, ни смысла его, ни конца.
"Да, - думал про себя Иман, - Ни тайны Мироздания, ни истинного смысла жизни и смерти, за всю историю человечества так никому и не удалось разгадать. Неужели на эти вопросы не существует ответа?" И тут, сок виноградной лозы, бурлящий в жилах Имана, подсказывал ему единственно правильное решение,найденное и прочувствованное мистиками-суфиями много столетий назад: «Истина в Любви к Богу, Вселенной, Людям и всему Мирозданию!».
Пытаясь вникнуть в глубинный смысл этих слов, Иман, медленно вертел в руках четки из самоцветов, привезенные им из паломничества в Мекку. Сверкающие камни играли всеми цветами радуги, и Иману казалось, что они источают Божественное Сиянье, пронизывающее собой весь мир.
Иман был добрым человеком. Каждый раз, направляясь в трактир, он подавал милостыню слепому нищему, сидящему у дверей мечети. Однажды, во время сильного ливня, он снял с себя дорогой кожаный кафтан и набросил его на плечи бездомного бедняги, стоявшего под проливным дождем и дрожавшего от холодного ветра. В тот день сам Иман промок до нитки, но радовался тому, что сумел помочь ближнему своему.
Но Иман был не просто добрым человеком. Его доброта не знала пределов. Как-то, пересекая сухую степь вместе с караваном торговцев, он увидел газель, лежащую на песчаной земле и медленно умирающую от жажды. У Имана оставалось с собой совсем немного воды, а дорога предстояла дальняя. Тем не менее, он, недолго думая, слез с коня, подошел к газели, и, приподняв ей голову, напоил водой из своего бурдюка, в котором оставалось всего пара глотков живительной влаги. Это вернуло газель к жизни.
Помогал Иман и родным, и близким, и чужим людям. Отец Имана, зажиточный землевладелец, умирая, оставил всем своим сыновьям одинаковую долю наследства. Но тут Иман узнал, что дом и все имущество одного из его братьев сгорели во время пожара. Как же поступил Иман? Он не колеблясь отказался от половины своей доли в пользу оставшегося без средств к существованию брата. Вот каким добрым человеком был наш грешный Иман.
Ибад же, представлял собой полную противоположность Иману. Будучи аскетом, он все время сидел в келье, голодал, молился Богу и бдел, надеясь заслужить милость Всевышнего. Был он человеком глубоко верующим, истово убежденным в своей праведности и суровым. Ибад гневно осуждал собратьев, вступивших на путь греха, пренебрегающих молитвами, постами и предающихся чревоугодию и пьянству. Он тоже был типичным сыном Востока, но человеком совершенно другого характера. Будучи представителем крайне радикальной секты аскетов, он жил в каменной келье, спал на полу, питался водой и лепешками. Павлинов, соловьев и розы Ибад ненавидел, друзей не имел, женщин избегал, а Хафиза и Хайяма не читал. В нише, выбитой в стене его кельи, лежали лишь священные религиозные книги, а также толстый труд средневекового теолога аль-Газали – «Воскрешение наук о вере». Веселья и развлечений Ибад сторонился, глядел мрачно, говорил сурово и назидательно. Разжалобить Ибада было трудно. Когда кто-то просил Ибада о помощи, он обычно сурово отвечал: «О, мой несчастный брат! Моли о помощи Господа нашего! Ибо, если тебе плохо, значит это Он наказал тебя за грехи твои. И только Он, да святится имя Его, может тебе помочь. Кто я такой, чтобы вмешиваться в промысел Божий?!».
Каждый раз, проходя мимо трактира, где сидел Иман, аскет бросал перед ним на землю камешек и сурово говорил: «Этот камень - воплощение твоего очередного греха! Побойся Бога, ибо жизнь коротка, и скоро тебе придется ответить за все свои прегрешения, представ перед Богом на Страшном Суде!». Так продолжалось изо дня в день в течение 30 лет. Наконец, возле питейного заведения образовался высокий холм из камней, принесенных Ибадом. Как-то, находившийся уже в преклонном возрасте Иман, посмотрел на этот холм, являвшийся наглядным олицетворение его "грехов" и настолько ужаснулся, что от горя у него лопнуло сердце, и он умер.
Прошли годы. Умер в своей келье и аскет. Встретились они на Том Свете. Но всего лишь на мгновение, после чего их пути разошлись навечно. Имана ангел проводил в Рай, ибо милостивый и милосердный Бог простил его, как прощает многих. А сурового аскета Ибада схватили черти и потащили в Ад. Пораженный Ибад воздел руки к небу, и, обращаясь к Богу, отчаянно взмолился:
- Я же всю жизнь поклонялся Тебе! Я же от всего отказался ради Тебя! За что ты со мной так поступаешь?!!!
- За твою сатанинскую гордыню. За то, что ты считал себя праведнее других. За то, что ты сурово и безжалостно осуждал ближних своих, не имея на то права. За то, что ты с высокомерием отвергал Мир, созданный мною для тебя и других людей. И еще за то, что ты тридцать лет мучил хорошего человека! - ответил Господь Бог.