Галина Емельянова
Тринадцать миллионов детских жизней
Сгорело в адском пламени войны.
А. Молчанов
06 Августа 1941
В течение ночи на 6 августа наши войска продолжали вести бои с противником на Холмском, Смоленском, Белоцерковском направлениях и Эстонском участках фронта. В остальных направлениях крупных боевых действий не велось.
Сначала они долго ехали на грузовике. Они: это мама, бабушка, папина мама, Шура и Маша. В кузове было тесно от баулов чемоданов, а бабушка ещё настояла, чтобы и машинку взяли. Швейная машинка «Зингер» в деревянном футляре, закрытая на ключик, с удобной ручкой. - Всё оставь, а машинку забери, это – кусок хлеба тебе и детям! – кричала бабушка на маму, при сборах.
Эвакуация… Машу даже хвалил старичок с бородкой, что она может выговорить такое трудное слово. Вообще-то, Маша молчунья, это Шура – старше Маши всего на год, но шустрее в сто раз.
В вагоны попасть они уже не успели и разместились в теплушках. Ехали, казалось, бесконечно. На одной из станций бабушке, папиной маме, стало плохо, живот её вздулся до огромных размеров, и её на носилках унесли какие-то солдаты.
А потом Маша чуть не отстала от поезда. Мама попросила дедушку-профессора посмотреть за вещами, и побежала за кипятком. «И на меня захватите, а, впрочем, может уже и не надо», - сказал им вслед сосед.
Маша сначала держала маму за руку, а потом увидела замечательного пёсика, и бесстрашно хотела его погладить. Мама впопыхах схватила за руку Шуру, и крикнула: «Шура беги за мной». Та побежала.
Поезд медленно тронулся. Маша смотрела на пса, а пёс жадно лакал воду.
Поезд ехал все быстрее.
- Маша,Маша,доча! - услышала она мамин голос и оглянулась.
Мамы не было, не было Шуры. Вообще, людей было мало. Какой-то парень в форме железнодорожника подхватил её на руки и побежал вслед за вагонами. Он добежал до теплушки и со всего размаха бросил девочку в открытые двери.
Маша больно ударилась обо что-то и наконец-то заплакала.
После того случая она замолчала. В голове она составляла целые рассказы: и о собаке, и о том, как страшно было стоять на перроне без мамы, и Шуры. Но говорить не могла.
- Пройдет, голубушка, – сосед макал сухарь в принесённый мамой кипяток, и сокрушенно качал головой. Видно сам не верил.
Город был огромный. И квартира, где они стали жить – тоже. «Дом для жён комсостава», - так сказал им военный, помогая донести вещи. Квартира была коммунальной. Жили ещё три семьи. Но в одной семье детей вообще не было, а в другой были дети подростки.
Кухня поразила Машино воображение сказочными птицами на атласном халате Пульхерии Ивановны, и запахом духов «Красная Москва», Антонины Андреевны.
«Вы бы состригли ей косы, дорогая, – уговаривала, вся в накрученных папильотках, Пульхерия Ивановна. - Ведь время такое – и вши могут завестись».
- Ой, что вы, муж так хочет, чтобы у Машеньки непременно были косы. Она его любимица. Шура – та, как мальчишка, сорванец. А Маша, она папина доню, - мамин голос срывался, и слёзы капали в молочный суп.
26 Сентября 1942.
В районе Сталинграда продолжались ожесточённые бои. В упорном уличном бою наша гвардейская часть уничтожила 10 немецких танков и 285 солдат и офицеров противника.
- Держитесь дорогая, письмо непременно будет, вот у Ковалёвых с третьего этажа два месяца писем не было, а потом – сразу три письма. Все образуется, милочка.
В соседней квартире жила жена Большого начальника. Маша поняла, что очень большого, так как тетя Аида была размеров необъятных. Узнав, что мама – портниха, пусть и самоучка, жена большого начальника тут же притащила большой отрез креп, чего-то там, и упросила маму сшить из этого, «нечто фантастическое».
Мама очень старалась, и за работу получила кусочек душистого земляничного мыла.
Мама мыла им Маше голову, волосы становились легкими, словно невесомыми и такими ароматными, что когда Маша выходила во двор, мальчишки даже не решались дёргать её за косы.
От Аиды была большая польза. Та выбросила «на тряпки», как она выразилась, необъятных размеров вельветовый, в рубчик, халат. Мама сшила из него, им с Шурой на вырост замечательные тёплые платья.
А потом, что-то случилось.
«Пропал без вести» - это когда в кухне все замолкают при твоём появлении, тебя не замечают. Мама уносит на рынок зимнее пальто с лисьей горжеткой, и бабушкины часы.
А потом, они все идут через весь город с баулами и, конечно – машинкой «Зингер», к баракам «ЧТЗ»
Во время Великой Отечественной войны Челябинск играл большую роль как тыловой город. Уже в начале войны Челябинск обрел второе неофициальное имя — Танкоград. После соединения мощностей Челябинского тракторного завода с двумя эвакуированными предприятиями — Ленинградским, Кировским и Харьковским моторостроительным. Массовое производство танков Т-34 было освоено всего за 33 дня.
Вместо светлой комнаты — закуток, огороженный старыми портьерами, нары из жёстких досок. Вечная полутьма, ночные стоны, кашель, пьяные драки, и истерики, при очередной похоронке.
Утро в бараке начинается одинаково. Взрослые и подростки, старше четырнадцати, уходят на завод, дети: кто — в школу, кто промышлять на рынок, и в бараке остаются четверо. Баба Валя – командир, Шура, Маша и мальчик Коля.
Баба Валя даёт детям задание выгрести из печки, стоящей посередине барака золу, а Маше вручают веник. Она держит его двумя руками и старательно, несмотря на боль в плечиках метёт пол.
Она уже научена горьким опытом, что спину надо гнуть ниже, не лениться, а заленишься – баба Валя поставит в угол, а там стоять скучно.
Коля прекрасно умеет делать машинки из ниточных катушек и спичечных коробков. Он же помог Маше сделать ей первую куклу, Лизу. Её сделали из обрезков толстой холстины. Набили опилками, их тоже где-то нашёл мальчик. И, самое прекрасное — Коля стащил у старших ребят химический карандаш, кукле нарисовали глаза и улыбку, и она ожила.
Они были так похожи. Обе молчуньи и не плаксы. Чудом было и то, что мама, с осунувшимся от усталости лицом, достала из чемодана помаду и дала Маше. У куклы появились щёчки и губы.
Маму они видели редко, и от того чуть ли не дрались со старшей сестрой, кому сидеть у мамы на коленях.
- Да замучили матерь, уймитесь, сороки! - кричали соседки за шторой.
Любимыми играми была игра в госпиталь. Маша была там всего раз. А Шуру туда брали часто. Та прекрасно пела и плясала. Приносила маме и сестре гостинцы: конфетки или печенье.
25 Октября 1942.
Северо-западнее Сталинграда немцы предприняли контратаку, стремясь вернуть потерянные накануне позиции. Значительная часть наступавших гитлеровцев была истреблена ещё на подступах к одной высоте.
Однажды мама пришла с работы рано-рано. Она — то плакала, то смеялась, зацеловала Машу и Шуру.
Она словно летала на крыльях. Папа прислал письмо из госпиталя. Вечером мама достала свой единственный костюм, подколола его, где надо — булавками, подкрасила губы, и, надев «польские» туфли, куда-то ушла.
Туфли маме подарил папа ещё до войны, и почему они были «польские», а не папины, девочке было непонятно.
Мама пришла поздно, от неё пахло, как от бабы Вали, самогоном и луком, и слова она говорила такие же: «Суки, какие суки, получили, нате вам, суки».
Баба Валя помогла ей раздеться и укрыла одеялом. Как поняла Маша, мама ходила в гости в «дом жён комсостава», и продала последнюю ценность, «папины» туфли.
- А их-то, за что поить было! - возмущалась на кухне Баба Валя. - Они того не стоят. Маты бы им, а бутылку сюда.
Баба Валя выпить любила. Собственно, бабушкой она не была. Была она инвалидом на одной ноге, но на костылях управлялась по хозяйству быстрее многих.
Именно, благодаря ней, у куклы Лизы появилось новое, нарядное платье.
Дело было поутру, баба Валя пришла с улицы не одна, а с солдатиком. Сначала они пили на кухне, а потом баба Валя открыла святая святых в бараке, «красный уголок» и заперла детей там.
В красном уголке, стоял стол, и железный шкаф. Стулья сожгли давно. Стол был накрыт замечательной алой скатертью с бахромой.
На столе лежали газеты, на стене висел портрет вождя, а в столе, что самое важное, были ручки, чернильница - непроливайка, и ножницы.
Шура и Коля сразу стали друг перед другом хвастаться, кто больше букв напишет.
Маша, схватив ножницы, обошла стол кругом и, еле справляясь, отрезала с угла скатерти замечательный обрезок. Платье для Лизы вышло на славу.
Мама вытащила из-под нар, маленький картонный чемодан. Раньше он был малинового цвета, но истёрся со временем. Она сложила туда вещи и рассказала бабе Вале и соседкам, тем, кто не спит после смены.
- Вызвали утром в партком.
- Ох, страхи господни, - вторит ей Баба Валя.
- Парторг лично руку пожал: «вам, товарищ Егорова, за ударный труд, путёвку в летний лагерь для дочки на всё лето. А я и для Маши попросила. Он её дописал.
- Ух ты, неужто задаром?
- Да нет, что вы, Валя. Я карточки отдала.
- Все?
- Нет, там бухгалтер Лидия Михайловна, сказала: «Раз Маша вне основного списка, то карточки её пусть у меня останутся.
- Ну дай ей Бог здоровья. Хоть у кого то башка сработала. Как ты жить собиралаешься?
- Скоро норму обещали повысить.
- Ладно, поживём — увидим. На вещи надо метки нашить, дай помогу.
12 Июня 1943.
В районе Белгорода разведывательный отряд Н-ской части, действуя под прикрытием артиллерийского огня, выбил немцев из небольшого населённого пункта. Разрушено 2 вражеских дзота и уничтожено до 40 солдат противника.
А потом к бараку и пришёл грузовик, и Маша с Шурой и ещё какие- то чужие дети поехали в сказку.
Санаторий, белые палаты, отдельные кровати, большие окна за которыми днём и ночью шумит лес, поют птицы, и огромное небо!
Детей — много, в основном — малыши, подростки летом перебиралась в деревню на заработки, и к еде поближе,
Но Маша всё равно одна. Сидит в песке и грустит.
У неё горе. Перед самым отъездом кто-то увидел, что скатерть в красном уголке попорчена.
Баба Валя куда - то исчезла, а мама не только платье, но и куклу выкинула.
- Ну что, Машенька, пойдём заниматься, – это Любовь Николаевна. У нее тёплые мягкие руки и добрый голос. Она ведёт Машу в кабинет, даёт замечательные цветные карандаши и лист оберточной бумаги.
Маша рада показать, что не дурочка она вовсе. И рисует: и дом, и речку, и лес, а в углу, огородив от этой сказки — свою бедную куклу.
- Это наш дом, да, Маша, вон какие окна большие. Это речка, скоро будет тепло, и мы будем учиться плавать. А почему, Маша, ты в углу? Разве тебе здесь плохо?
Маша не может сказать, что это — не она, Маша, а кукла. Ту, что выбросили из страха, и она не поехала в этот светлый дом и не увидела всего этого чуда.
Девочка только отчаянно машет руками, и, кажется, её поняли.
Ах, это не ты? Шура? Нет, Может это кукла?
Слово произнесено, и Маша кивает. - У тебя нет куклы? А была? Ну хорошо, не плачь. Закрой глазки.
Доктор открывает шкаф, достает что - то и говорит: «Всё, открывай!».
Перед Машей на столе сидит чудо-кукла. Настоящая, не тряпичная. Совсем, как девочка. С огромными синими глазами, с ресницами. Руки кукла тянет к ней.
Вот смотри, что она умеет, – и Любовь Николаевна уложила куклу на спину.
Кукла закрывает глаза, и на весь кабинет разносится крик.
- Умерла, умерла! – кричит в страхе Маша, и рыдая, пытается вырваться из рук ошарашенного врача.
- Маша, девочка, кукла просто уснула, открой глазки смотри.
Маша нерешительно открывает один глаз.
Кукла смотрит на нее, живая и невредимая.
Было длинное лето. Маша научилась читать, и считать. А потом Кукла Лиза ехала вместе с ней домой в грузовике к маме.
Мама. Вот эта с серым, измождённым лицом старушка? С этими опухшими ногами?..
- Вот и славно, - говорит кто-то из соседок. - Теперь точно поднимешься.
- Дождалась, теперь бы еще Борю дождаться.
- Мама, Мама, а Маша говорить научилась! – кричит Шура ,а Маша молчит, она не узнаёт маму.
Шура взахлёб рассказывает об этом славном лете. Глядя на эти загорелые лица, выгоревшие брови, мама улыбается. И Маша, наконец-то, перестаёт дичиться и узнаёт свою дорогую, свою мамочку.
- Мама, мама, я научилась читать и писать, я сама папе письмо напишу!..
На снимке: так выглядела хлебная карточка – по таким карточкам населению выдавали хлеб.