Как ни запутаны морские дороги иного судна, а всё равно проходят они через родной порт.
Для моториста теплохода «Кандалакшалес» Евгения Александровича Мелехина каждый заход в Архангельск, каждая встреча с семьёй заполнены музыкой. В самом прямом смысле слова – жена и старшая дочь преподают её, а младшая учится игре на фортепьяно. Тут даже не меломану уготовано стать и любителем, и ценителем классики.
Вот и в последний заход младшая дочь готовила что-то уже довольно серьёзное. Сидя на диване в соседней комнате, Евгений Александрович с удовольствием слушал, как она всё уверенней и уверенней добирается до сути произведения, познаёт его глубину. Даже про книгу забыл и она, раскрытая на первых страницах, лежала неудобно на коленях. Но шевелиться не хотелось из боязни пропустить очередную осознанную музыкальную фразу. Только вот концовка всё никак не оформлялась.
Наконец и она получилась – заключительные аккорды прозвучали мощно и тяжело, как удар морской волны о борт судна.
Евгений Александрович прикрыл глаза. Волна. Вот уже четверть века без малого поёт она свою песню для Мелехина. И ни разу не сфальшивила. Оттого, видимо, и остался он верен морю – один из троицы подростков, отправившихся из сугубо сухопутного городка Шатура после окончания седьмого класса в Архангельск учиться на моряков. А тех его друзей Шатура только два раза и видела в морской форме – сейчас оба на берегу работают.
Отлично он помнил путь в Архангельск – город их детской мечты, город, рисовавшийся воистину сказочным, потому что там запросто жили в великом множестве настоящие моряки, подобные тому, однажды виденному ими в Шатуре. Ребята днём в вагоне сидели притихшие, будто отгородившись от дорожной суеты, от толкотни и шума своими грёзами о белых пароходах, о величественных морях, на которых уж если и будут страсти кипеть, так не из-за нижней полки, тем более не из-за сидячего места.
Может оттого и перешли на берег два его школьных дружка, что морская действительность оказалась не в пример суровее. Начать хотя бы с того, что белых пароходов, даже если они и были в природе, им не досталось. Женя Мелехин, например, по окончании Архангельской школы моряков (АШМО) получил назначение на пароход «Енисей». Судно старое, вволю намотавшееся за свою долгую жизнь по морям и океанам. Пять лет шуровал топки этого «работяги» кочегар Мелехин. Так намается за вахту, что даже встречный белоснежный лайнер не порадует. Только бы до кормы, где кубрики размещались, побыстрее добраться.
Но, поди ж ты, стал-таки для Мелехина старый трудяга «Енисей» его «белым пароходом». Это он сделал его руки сильными, а сердце отзывчивым, воспитал в нём мужество и закалил характер. И только с теплотой вспоминает Евгений Александрович свой первый пароход.
Реально ощутил он таинство слияния мечты с действительностью в ситуации скорее даже близкой к трагической.
Это случилось в Северном море. «Енисей» шёл в Руан с тремя тысячами тонн антрацита, когда его нагнал ураган. Волной снесло половину крыла мостика, сорвало продуктовые ящики. А когда вода уже стояла в корме, вскрыло люки. Металлические шипы, которыми были стянуты лючины, смяло, покорёжило. Морякам пришлось, невзирая на ранги и должности, бороться со стихией. Под ударами волн брезент завели на люки, тросами его обтянули. Это на палубе. Но вода достала Мелехина и на вахте: трудно поверить, но через трубу она стала попадать в топку.
И всё это время рядом был теплоход «Пулково», готовый в случае беды снять экипаж со старого парохода.
В Руане, куда обессиленное судно всё-таки добралось своим ходом, сохранив груз, северян встретили только что не с оркестром. Французы преподнесли хрустальный парусник в знак восхищения самоотверженностью енисейцев.
О них писали. И писали восторженно. Но до одной детали французские репортёры всё-таки не докопались – капитан «Енисея» К. Смирнов, принимавший тот хрустальный парусник, сдержанный и корректный, с благородной сединой, получил эту седину в те двое штормовых суток. Такова была плата бывалого моряка за спасение. Молодой Мелехин тоже сполна уплатил урагану – благородной сединой подёрнулось его былое романтическое отношение к морской профессии.
Он понял, что дело не в цвете надстройки и корпуса парохода. Белым может стать любое судно, даже такой угольщик, как «Енисей», и зависит это от осознания, что ты без моря не проживёшь, что работа, которой ты занят, - твоё призвание.
…Тогда от воспоминаний, навеянных музыкой дочери, его вернул к действительности голос сына, просунувшего голову в дверь и крикнувшего сестре: «Тише! Папа спит». А сейчас резкий стук в дверь каюты.
Вошёл первый помощник капитана.
Мелехин глянул на часы, улыбнулся:
- Вы точны…
Они условились встретиться ещё вчера. Предстояло обмозговать одно предложение Мелехина, которое он давно вынашивал, и которое окончательно оформилось, когда десятая пятилетка была провозглашена пятилеткой высокого качества.
Но лучше, пожалуй, рассказать всё по порядку.
Тринадцать лет назад Евгений Александрович пришёл мотористом на теплоход «Кандалакшалес». И сразу окунулся в общественную работу. Коммуниста Мелехина с завидным постоянством товарищи избирают председателем судового комитета. Редкий год не ходил он в этой хлопотной и почётной должности. Вот и в прошлом ввели его в судовой комитет. Стал он проситься казначеем. Мол, трудно в председателях.
- Как я отчитываться буду перед экипажем, если что-то доброе не сделаю? Как буду людям в глаза смотреть?
И это говорил человек, в активе которого столько добрых дел для экипажа, что немудрено и со счёта сбиться. Причём на посту именно председателя судкома. Именно он, например, добился. Чтобы ошкрабочные и покрасочные работы на судне отнесли в разряд вредных. По каким только инстанциям ни ходил он за три года, в течение которых этот конфликт с администрацией тянулся. Но добился же.
Вот и выбрали его снова председателем. Уже в который раз. И в который раз Мелехин начал свою общественную деятельность с энтузиазмом, свойственным людям, не подразделяющим порученную работу на важную и не важную – будь то ежедневная профилактика двигателя или сложнейшая замена подшипника, отдых экипажа или организация соревнования на судне.
Сам для себя решил: «В этом году все силы судового комитета следует направить на повышение эффективности судового соревнования». Снова и снова вспоминался старик «Енисей». Там соревновались вахты. Держишь пар на марке – получай награду: настольную лампу в кубрик. Сплоховал в следующем месяце – лампа переходит в кубрик соперников.
Вроде бы не ахти и приз – лампа настольная, а интерес был огромный к соревнованию. И победителя сами, ещё до официального подведения итогов, высчитывали.
А как быть на современном теплоходе? Где критерий, где тот показатель, который стал бы определяющим при подведении итогов, был каждому виден, как то давление в котлах. Чтобы не возникало ситуаций, подобной недавней, когда из трёх матросов лучшим назвали Фёдора Шадрина, потому что он «старательнее». Здесь нет подвоха. Фёдор действительно старательнее других. Но как тяжело далась боцману эта очень скупая характеристика молодого моряка. Сколько пришлось ему вспоминать, сопоставлять, восстанавливать в памяти, анализировать.
Нет. Должен быть ясный, единый для всех критерий. И Мелехин нашёл его – качество работы. Нашёл ещё до официального решения в верхах сделать десятую пятилетку пятилеткой высокого качества.
Первый помощник капитана, к которому председатель судового комитета пришёл за советом, одобрил идею. Взялся помочь разработать новые условия соревнования вахт.
И вот он – в каюте Мелехина со своими набросками.
Долго просидели они тогда вдвоём. Спорили. Оговаривали каждое слово, каждый пункт. Оба терпеливые, оба на редкость спокойные. Разошлись, когда всё стало ясно.
…Белый пароход. Для тех двоих он так и остался призраком. И ничего, в общем-то, нет в этом зазорного. Просто сила воображения увела их в сторону от действительности. А для Мелехина пароход этот – вот он, «Кандалакшалес», - старенький, в общем-то, «поляк», а ещё раньше «Енисей» - суда, которым он отдавал и отдаёт все силы, всё тепло своей души.
Ленинград-Архангельск
На снимке: Евгений Александрович Мелехин.
Фото автора.
Газета «Моряк Севера», 1 мая 1976 г.