Любимому Учителю посвящаю.....
Музыка в моей жизни присутствовала всегда, с самого детства. В моей семье все обладают отменным музыкальным слухом, мои родители замечательно поют, и я этому факту несказанно рада, потому что не представляю своего существования без пения и музыки. Свои вокальные данные я унаследовала от мамы, у нее очень красивый голос, а она в свою очередь от своей мамы, моей бабушки, которая играла в струнном оркестре на семиструнной гитаре. Бабушкин маленький раритетный инструмент мы храним как память о бабушкиной молодости – он прошел с ней всю ее жизнь, хотя замужество, а потом тяжелые годы войны положили конец ее музыкальной карьере. Только в кругу домашних бабушка брала гитару в руки и пела, а со мной учила романс «Поздняя осень» на стихи Некрасова, который я помню до сих пор. Для моей мамы с моего первого вздоха была ясно и понятно, что ее ребенок обязательно будет музыкально грамотным. И как только мне исполнилось шесть лет, меня отдали в музыкальную школу на подготовительное отделение по классу скрипки. Маленькая тоненькая, я пилила свою скрипку-восьмушку, подпевая себе «на паркете восемь пар мухи танцевали», вызывая чувство восторга у всех членов семьи. Моя скрипочка хранилась в красивом кожаном футляре, который для меня казался тяжеленным, поэтому за меня на занятия его носила мама, а в моих руках была только нотная папка с золотистой лирой на лицевой стороне. И когда мы шли в музыкалку, все оборачивались вслед, глядя с умилением на юную музыкантшу. Но через год врач сообщил нам, что у меня страшный сколиоз и посоветовал перевестись на другой инструмент. Мы выбрали фортепиано, о чем я нисколько не жалею. В семь лет в мою жизнь вошел прославленный «J.Becker» 1897 года, купленный в комиссионке. Это был просто «гроб с музыкой» - как назвала его мама, от которого за версту пахло нафталином, а клавиши из слоновой кости были истерты и продавлены. Папа просто возродил инструмент ,«вдохнул» в него жизнь собственными руками. Он восстановил полностью обветшавшее дерево, на фортепианной фабрике заказал новые клавиши и внутренние механизмы, поменял старое сукно, отчистил бронзовые подсвечники, настроил и мой herr J.Becker обрел новую жизнь, чтобы стать моим проводником в мир классической музыки, великих композиторов, этюдов, гамм и мелодий из любимых фильмов. Он мое главное богатство, потому что прощал мне бряканье в отчаянии по клавишам, захлопнутую в ярости крышку, он помнит и слезы, и радости, и злость, и усталость, и первый успех, а еще потому что, благодаря ему, я начала петь. У меня всегда была невообразимая потребность в этом. Я сочиняла какие-то песни про поросят на детские стихи из журнала «Колобок», и как маленькая Пахмутова под собственный аккомпанемент исполняла их маме с папой, пела все популярные песни сама себе в «микрофон»- подсвечник, и мне это невероятно нравилось. Но это было дома, а в музыкальной школе на предмете «хор» все обстояло гораздо сложнее. Мой первый педагог В.Х., определив меня в первые сопрано, вынесла вердикт – слух абсолютный, но голос слабый, поэтому сольные партии мне петь не доводилось. Солировала у нас Марина К., которая могла переорать «всю Ивановскую», она чувствовала себя звездой на концерте эстрады, хамоватая и наглая девица, она несла свое величие, с печатью избранности во взгляде. Всем сообщала, что как только ей исполнится восемнадцать, она поедет на конкурс, станет эстрадной певицей и будет зарабатывать огромные деньги. Певицей Марина не стала, но денег, как выяснилось, заработала и сейчас сидит в тюрьме вместе со своим мужем за финансовые махинации. В.Х. была хорошим педагогом, она имела подход к детям, с ней было интересно, она могла увлечь работой так, что занятие пролетало мгновенно и не хотелось расставаться. С ней мы спели все самые чудесные песни детства, вокализ и «Сирень» Рахманинова, и даже популярную английскую песню «Хлопай в ладоши», текст которой, еще не зная иностранных слов, мы записывали в нотную тетрадь русскими буквами: «клепа е хенд, слепа е синг…» Доведя нас до пятого класса, В.Х. уволилась и перешла в другую музыкальную школу, поблизости от своего нового места жительства, и в сентябре шестого года обучения, придя на занятия по хору, мы знакомились с новым дирижером –хоровиком –М.М. Высокая, красивая дама с явно заметным материальным благополучием, она напоминала нам голливудскую звезду, а точнее героиню на тот момент появившихся сериалов. В первый же день, М.М. сообщила нам, что ее муж «большой человек» и здесь ее ничего не держит, и пока мы имеем возможность, должны быть благодарны судьбе, что попали в ее руки. С этих слов для нас начинался год каторги. Из наших неокрепших голосов она пыталась вытащить джазовые звуки, мы спели сотни регтаймов, ряд классических оперных хоров. Сама же М.М. всячески демонстрировала нам свои «исключительные» вокальные данные, ругалась, сотрясая в воздухе своими красивыми ухоженными руками с идеальным красным маникюром, а мы робко пытались с приблизительным английским произношением петь Гершвина, но все было тщетно, наше звучание ее никак не устраивало. И однажды М.М. благополучно покинула нас, возглавив джазовую музыкальную школу, а мы вздохнули с облегчением. Впереди был выпускной класс.
«Меня зовут Н.П.» - сообщила нам звонким голосом новая учительница. Ее народный, словно из мультика, голос зазвенел в ушах. Она была руководителем фольклорного коллектива, который благополучно существует до сих пор под ее неувядающим руководством и является ветераном праздника «Каравон». Спев нам какую-то народную прибаутку, Н.П. приступила к работе, и наш «хоровод» пустился в пляс. Открытым звуком, на связках мы спели все выкопанные из недр русского народного творчества «пыльные» экземпляры, и на волне этого нескончаемого русского «веселья» закончились мои занятия по хору в музыкальной школе.
Параллельно с музыкалкой в общеобразовательной школе был предмет «музыка» - с первого по восьмой класс мы раз в неделю пели «ах, картошка, картошка в кожуре уголек» и прочие песни. Наша учительница Р.Н. пыталась взрастить в своих учениках росточек «разумного, доброго, вечного», приобщая нас к истории и теории музыки. Но среди 30 оболтусов, не приученных «понимать красоту», от силы человек десять были способны послушать на пластинке арию Ивана Сусанина и поделиться своими впечатлениями, поэтому постепенно все уроки свелись к записыванию текста песни в тетрадь, выучиванию его и общего исполнения под фортепиано. Оценки Р.Н. ставила за знание куплетов : знаешь все –«пять», далее по убывающей. Она вызывала нас по пять человек к доске и мы на «три, четыре» пели заданную песню. Все орали, кто как мог, от мелодии там не было и следа. Мне везло больше, Р.Н. меня любила и вызывала к доске в пятерке поющих одноклассников, с которыми она организовывала факультативные занятия, где мы пели немного иной репертуар – ее любимого Окуджаву и Высоцкого.
Наверное, я так бы и пела в толпе со своим «абсолютным слухом и слабым голосом», если б не мой любимый драм.кружок, в котором в литературно-музыкальной композиции по стихам М.Цветаевой, я исполняла сольный романс «Генералам двенадцатого года». Сначала это было очень волнительно вот так взять и одной под звуки гитары зазвучать на весь зал, но постепенно страх отошел на второй план, и мне это понравилось. Именно с этим романсом я и поступила в театральное училище, где меня увидел и взял в свои опытные руки мой горячо любимый и уважаемый педагог Виталий Александрович Харламов, светлая Ему память. Мы занимались каждый день по несколько часов. Начиная с классической распевки, переходили в исполнение песен, романсов, оперных и опереточных арий. Шаг за шагом Он приводил меня к моему сегодняшнему крепкому профессиональному звучанию, подспудно обучая меня технике и возможности самой преподавать вокальные навыки. Наша плодотворная работа продолжилась в стенах театра, где на протяжении многих лет Виталий Александрович был педагогом и хормейстером. После Его ухода, мы осиротели, нам не хватает Его помощи, Его верного слова, Его мастерства, Его доброты и тепла. Он единственный, кто понимал природу драматического вокала, и тот фундамент, который Он заложил в нас, Его учеников, нерушим и крепок.
Ставя точку в этом рассказе, я хочу сказать, что эти воспоминания, вынесенные на всеобщее обозрение – своего рода ответ всем, кто спрашивает меня, как я умею так хорошо петь, ответ на каждый восторженный отзыв в мой адрес, но самое главное – я смогла сформулировать слова огромной благодарности моему Учителю, о котором я не перестаю думать, которого не перестаю помнить и любить!!!