А.П. Гусаров
Поэту Ершову нравится думать, что любая красотка, впорхнувшая в его могучие объятия, у кого-то отбита. Лучше всего если она отбита у меня, даже если я и не подозреваю об этом в силу отсутствия любовных (с прелестницей) отношений.
Поэту Ершову нравится «отбивать» у меня абсолютно всех женщин и девушек, особенно молоденьких и хорошеньких.
Как то раз, одна милая легкомысленная особа, воспламененная мифами о Танаисе, оказалась сначала в мемориальном Доме Ершова, а потом и в его прославленном мемориальном кабинете… да и задержалась там до утра…Как выяснилось впоследствии.
Ведь поэт Ершов – человек чудовищного обаяния!
В доме, в ту же ночь, нашла приют стайка моих «духовных детей» из числа шахтинских «младобардов». Им было хорошо…
Исчезновение же милой легкомысленной девушки произошло как - то незаметно в общей сутолоке и веселии…
Поутру «младобарды» ужасно обеспокоились, не найдя в своих рядах вышеозначенной особы, и принялись вызванивать ее по мобильникам, истерически требуя немедленно!!! появиться в Доме Ершова. Они и так опаздывали на электричку, а тут еще «это»!
Я отнесся к происшествию благодушно, полагая, что девушка загулялась до рассвета, который встречает сейчас где – нибудь на раскопе в приятном обществе…
И вдруг… Как в сказке… мемориальная дверь с медной табличкой «Механикъ» распахнулась настежь и эфирное (хочется даже сказать «зефирное») создание, цокая каблучками, невозмутимо прошествовало к мемориальному умывальнику, с полотенцем через плечо и зубной щеткой наготове.
Младобарды застыли в немом негодовании, но лишь на мгновение.
В следующую секунду они коршунами налетели на бедняжку и, в ярости вырвав у нее зубную щетку с полотенцем, пинками и тычками погнали на электричку.
Через несколько минут из мемориального кабинета вывалился сам хозяин. Вид его был страшен!
Больше всего он походил на Григория Распутина в апофеозе разнузданной оргии. Только святой старец вряд ли ходил в полосатых трусах до колен, да еще одетых задом – наперед…
Поэта Ершова шатало невидимым ураганом!
Очевидно, это был ураган страстей.
Дико блуждающие глаза пылкого поэта остановились на мне и начали приобретать осмысленное выражение…
Данилыч с чувством обнял меня и, прижав к могучей, волосатой (и изрядно потной) груди, вскричал:
« Старик, я наверное… ЖЕНЮСЬ !!! Ну, спасибо тебе, удружил!!!»
Я пожал плечами и промямлил что – то, вроде того, что, мол «рад споспешествовать в благом деле и далее…».
Несколько дней спустя мы столкнулись с поэтом Ершовым в Ростове на Богатяновке.
Поэт шел, мощно дымя одной из своих знаменитых мемориальных трубок.
Темные очки, панама и огромная «барсетка» ( по слухам найденная Жуковым на московской помойке) придавали облику поэта черезвычайную внушительность и солидность.
Увидев меня Ершов просиял и вскричал громовым басом на всю улицу:
- Ну, спасибо тебе, старик ! МОЙ КОНЬ, НАКОНЕЦ-ТО, ВОСПРЯЛ !!!
А я думал, что уже – совсем «того»…-
И поэт сделал общепонятный жест, иллюстрирующий вышесказанное…
Вот так мы, порой, доставляем друзьям нечаянную радость, вовсе на это не рассчитывая…