Пугач

Александр Бирштейн
Дважды в году на первое мая и седьмое ноября люди ходили на демонстрации. Праздничные, понятное дело. И я ходил. С бабушкой или папой. Мама отправлялась демонстрировать в колонне своего института, но меня категорически не брала. Вернее, взяла один раз… А я, понятное дело, отлучился по каким-то делам. Так меня ж домой на машине милицейской привезли! Чего реветь-то было? И мне пришлось… Чтоб пожалели. И чтоб мама не одна…
Во время похода на демонстрацию полагался подарок. Шарик надувной, или, там, шарик «уйди-уйди»… В крайнем случае, петух-леденец на палочке. Были еще шарики из опилок, которые набили в фольгу и нацепили на длинную резинку. Но мне такие покупали неохотно. Я ими пулять в кого-то принимался… А, вспомнил: назывались эти шарики «туда-сюда».
Все эти ценные вещи, конечно, радовали, но не слишком. Настоящую радость мог бы принести пугач, стреляющий пробками. Но мне пугач не покупали! О такой роскоши мог только мечтать.
Напрасно я рассказывал родителям страшные истории о бандитах, прямо-таки кишащих на улицах Одессы и горланящих Мурку, о том, как они охотно нападают на маленьких детей… Мой голос звенел, когда я вещал родителям, что только пугач с пробками может спасти их маленького сына…
Папа и Ко были неумолимы!
– Даже не надейся!
Это мне.
– Писателем, не дай Бог, будет! Такой выдумщик…
Это между собой.
Тогда я решил хорошим, нет, очень хорошим поведением заслужить пугач.
Я стал сам просыпаться и одеваться, чтобы идти в детский сад!
Я ел манную кашу и просил добавку.
Я перестал звать на честный бой кота Филиппа из нашей парадной, отчего мои лицо и руки, впервые за долгое время, не были замазаны зеленкой. Филя ходил гордым и непобедимым, а также регулярно метил нашу дверь.
Я перестал делать замечания воспитательнице Марине Андреевне, когда она говорила «коклеты» или «пироженное». Воспитательница воспряла и сотворила новый шедевр: «лОжить».
Но и тут я смолчал!
И что?
А ничего!
Снова папино: – Даже не надейся!
Поняв, что «…на свете правды нет…», я отпустил себя на волю, став закоренелым преступником.
Соседи, сбившись в делегации, робко переступали порог нашего дома. В глазах у них теснились ужас и надежда.
Участковый здоровался со мной за руку и намекал насчет комнаты милиции.
А в детском саду был карантин! И никого туда не пускали!
Во дворе у меня появились последователи и ученики.
Знаете, что будет, если клеем, украденным у сапожника Ицыка, приклеить к цементу лестницы калоши или старые тапочки, предназначенные очень спешащими жильцами для походов в уборную и выставленные, ввиду этого, за порог?
Мы тоже не знали. Но вскоре выяснили…
Если несколько коробков спичек обточить в точилке, а потом в серу опустить суровую нитку смазанную клеем, то получится славный бикфордов шнур. А его можно провести в коробку других спичек, подложенную под скамеечку, на которой сидит ябеда Межбижер. И поджечь, разумеется…
О, оказывается Межбижер человек образованный и знает ТАКИЕ слова!
Не могу сказать, что мои проделки оставались безнаказанными. Ну, и что?
Или пугач, или террор!
И вдруг все прекратилось.
Я перестал вымогать пугач.
Я стал нормально вести себя во дворе.
Я отметил двери накопившихся врагов крестиками, но ничего не предпринимал.
– Поумнел! – радовались родители.
Ага, тот случай!
Просто, подобрав ключ к ящику буфета, ящику, который папа упорно и последовательно запирал от меня, я обнаружил там наградной пистолет «Вальтер».
Теперь осталось еще выяснить, где папа прячет патроны.