Я наклонился и поцеловал ее в лоб - она тут же проснулась, улыбаясь мне и новому дню. День обещал быть замечательным. Сейчас было то время года, когда лето еще имело власть над погодой, но уже постепенно сдавало свои позиции осени; то время года, когда море еще сохраняло частичку летнего тепла, но осень уже успела вдохнуть в него пылинки меланхоличного волнения. Мы пришли на пляж с первыми лучами солнца, предварительно прихватив с собой кое-какую еду. Решив вернуться обратно к обеду, мы провели на пляже весь день. Мы закапывались в песок и лежали неподвижно, воображая себя египетскими фараонами, потом поднимались из песка и ходили по пляжу с вытянутыми вперед руками на манер оживших мумий. Я, сомкнув ладони ковшиком, таскал мокрый песок, она же строила замки из песка, а затем мы отдавали его на растерзание морю. Мы плескались в воде, а потом вместе дрожали и согревали друг друга теплом наших тел, укутавшись с головой под большим махровым одеялом.
Всю оставшуюся часть дня мы сидели и смотрели, как море ласково плюется волнами, пытаясь дотянуться до наших пяток. Иногда ему это удавалось, и тогда мы смеялись. Она - застенчиво, прикрывая рот рукой, я же смеялся громко, раскатисто. Она, поддаваясь моему веселью, смеялась еще пуще, а я только этого и хотел. Так мы и просидели весь вечер. Она лишь тихонько вздрогнула, когда мои холодные губы примкнули к ее щеке. Я медленно скользил по ее лицу, ища уголок ее улыбки, но она лишь слегка вертела головой на каждую мою попытку, продолжая смотреть на море. Бросив свои бесплодные попытки, я ухмыльнулся и тоже стал наблюдать за морем; за тем, как маленькие рачки быстро перебирают ногами в попытке убежать от волны, но синий левиафан неотступно следовал за ними, и уносил рачков с собой, пеленая их в морскую пучину.
Заметив, что кожа моей спутницы начала покрываться мурашками, я накинул на нее свой пиджак и крепко прижал к себе. Я предпринял новую попытку поцеловать ее в губы, но снова безуспешно. Тогда я взял ее маленькую холодную руку в свою, и она в ответ, переплетая свои пальцы с моими, тихонько сжала мою руку.
Над нами пролетела чайка, тревожно возвещая о чем-то. Тут же рядом со мной раздался похожий звук: моя спутница прокричала пару раз на манер чайки, поддразнивая ее, а затем рассмеялась.
- Холодно. Солнце уже совсем скоро скроется, - медленно, с какой-то грустной теплотой в голосе, произнесла она.
Я удивился резкой перемене ее настроения.
- Что ты видишь? - тут же спросила она, прежде чем я что-либо успел сказать.
Каждый день она просила меня говорить ей, каким я вижу море.
Я был не очень красноречив да и не любил говорить о своих эмоциях вслух, но каждый вечер я делал одно-единственное исключение, каждый раз пытаясь описать море по-разному.
- Море слегка зеленоватое. Солнце, прощаясь с ним, накрыло его своим оранжевым одеялом, отдавая морю свои последние остатки тепла... - начал я, но вдруг запнулся.
- Продолжай, - прошептала она так, что я едва мог ее услышать, и снова легонько сжала мою руку.
- Море сегодня неспокойное, словно оно плачет по лету и уходящему за горизонт солнцу и проливает свои слезы, смахивая их на берег, - подытожил я, не находя больше слов для зарисовки этого и правда чудесного пейзажа.
На каждое мое слово она медленно кивала и улыбалась, все так же не отрывая взгляда от моря.
- Да, красивое сегодня море, - тихо, с детским восторгом протянула она.
Она всегда так говорила, хотя ни разу в своей жизни не видела моря.
В первый раз за вечер она оторвала свой взгляд от моря и повернулась ко мне. Она улыбалась, а глаза ее искрили детским волнением. Хоть у нее вследствие слепоты и отсутствовали зрачки, но сами глаза имели небесно-голубой цвет, который те, казалось, впитали, отражая в себе каждый день море.
- Ну что, пойдем домой?
- Да, - промолвил я и повел ее к дому, ведя ее за руку меж камней, чтобы она не расшибла ноги.