Располовинить, дождевого червя – это нормально. Разделить его на четыре части – тоже не беда. Но расщепить на атомы – это уже свинство. На секунду отвлекаюсь и именно за этим занятием застаю своих то ли натуралистов, то ли патологоанатомов. Считаю самое время проявить родительский авторитет, сдвигаю брови заявляю, что так делать нельзя и менторским тоном начинаю говорить про то, что червь это живое существо и тоже испытывает боль.
Пытаюсь разглядеть в лицах признаки понимания предмета разговора. Тщетно.
- А бабочка? – спрашивает вместо этого чудовище номер один.
- Что – говорю – бабочка?
- Ей тоже больно?
Конечно.
Чудовище номер два достаёт из кармана капустницу и с любопытством вглядываясь в её лицо отрывает крылышко.
Затем подносит к уху и как будто прислушивается.
Недоумение в глазах обоих чудовищ вызванное отсутствием криков и мольбы о помощи сменяется недоверием к моим знаниям и расшатыванием моего авторитета.
«Боже!» - говорю про себя. И в отчаянии пытаюсь восстановить авторитет методом руко-жопа-прикладства.
Две надрывающиеся в рыданиях глотки – заставляют раскаяться в необдуманном выборе педагогической доктрины.
Хватаю обоих в охапку и под усиливающиеся вопли несу домой. Сдаю как опасных преступников, под надзор отдохнувшей пол часа матери.
- Боже – заявляет она – я им надела новые костюмы во что они превратились. - И сама же отвечает - в грязь и рвань!
Пассивно защищаюсь, слабо махнув рукой, дескать извини. Защищаться активно – сил нет. Исчерпались.
- Зато, - говорю – никто таких оборванцев не украдёт ради выкупа.
Хотя, признаюсь, иногда так хочется…
Потому, что уверен, через сутки вернут с мешком денег и запиской: «предупреждать надо»!