Саша Гвоздиков проснулся ровно в семь, не разлёживаясь, сунул ноги в тапки, сбегал в туалет, помыл руки с мылом, поставил чайник, наделал на завтрак бутербродов себе и маме, сам отпарил брюки, погладил рубашку и побежал умываться и чистить зубы. На все утренние дела ушел ровно час и в восемь Гвоздиков уже вышел в школу.
По дороге он перевел три раза старушку через дорогу. Так получилось. Предложил старушке помощь, она очень удивилась, не поверила и притворилась что что-то забыла на той стороне, пришлось вернуться, но оказалось, что ничего не забыла, просто забыла, что забыла сказать спасибо. Гвоздиков перевёл её опять, сказал, что ничего страшного, что он получил от общения со старушкой огромное удовольствие и если ей нужно вернуться снова – он готов опять ей помочь. Старушка от такой любезности превратилась в соляной столб и снова поверила в счастливую старость.
В класс он вошел ровно в полдевятого, когда Карла Львовна уже готовилась произнести, что Гвоздиков опять опаздывает. Карла Львовна так удивилась, что ни за что ни про что поставила отличнице Синюхиной тройку, а Гвоздикова вызвала к доске, хотя ему с первого сентября уже авансом стояла за четверть тройка с минусом. Но Гвоздиков, на удивление, ответил блестяще, и растроганная до слёз Карла Львовна исправила минус на плюс, а ехидно улыбающуюся вредину и зубрилку Синюхину выгнала из класса.
Вторым уроком было ОБЖ. Военрук Кутузов, который родственником знаменитому полководцу не был, но военный порядок считал естественным образом жизни, в этот раз рассказывал про газы. Иприт там, прочая неинтересность. Корзинкина, презиравшая военных вообще, и Кутузова, совсем не родственника знаменитому полководцу – в частности, слушала плохо, а на замечание военрука шепнула почти не слышно: «Вот козёл!» Военрук, однако, услышал и послал её за родителями. Тут встал Гвоздиков и сказал: «Извините её, Михаил Илларионович! А тебе, Зина, как дочери интеллигентных родителей должно быть стыдно говорить такие вещи!». Пораженные Зина Корзинкина и Михаил Илларионович впали в лёгкий транс и находились в таком полувзвешенном состоянии, пока не прозвенел звонок.
На геометрии Гвоздиков блестяще расправился с теоремой синусов, а потом по своей инициативе доказал и теорему косинусов, которую Семён Аркадьевич собирался задать на завтра.
Уже по дороге домой, когда Гвоздиков был у самого подъезда, в форточку одиннадцатой квартиры высунулся вредный пенсионер Печёнкин, который всегда ставил свой раздолбанный «Москвич» почти в подъезд. Печёнкин прокаркал:
- Это ты, паскудник, мне дверь в квартиру собачьим говном вымазал?!
Гвоздиков вежливо поздоровался и ответил, что советский пионер руки собачьим говном не марает, и что всем ли прохожим он, Печенкин, задает этот вопрос, и что стоит посмотреть, как ведут следствие знатоки, и что Печенкин вообще зря учит пионеров таким словам.
Потом Саша Гвоздиков поднялся домой, с отвращением стащил с головы наросший за день тесноватый нимб, достал из-за батареи рогатку и пошел на вечернюю прогулку, первым пунктом которой были стёкла Печенкина.