Иероглиф

ИЕРОГЛИФ

От Мишки Березина ушла жена. С чемоданом ушла и двухлетней дочерью. Уехала в Тверь, к матери. И хотя официально брак между ними ещё не был расторгнут, Мишка, тем не менее, чувствовал себя вполне свободным молодым человеком. Он так и говорил о себе: «Сво-боден, как петух в полёте...»
— Неужто тебе дочку родную не жалко? — спрашивала его соседка тетка Матрёна. — Съездил бы к жене, помирился, — советовала она.
— Я таких, как моя Иринка, Матрёна Фоминична, ещё десятка полтора наштамповать могу, а то и два. Были бы лишь станочки подходящие, — язвительно отвечал Мишка.
— Фу ты, пакостник окаянный! — возмущалась тётка Матрёна. — Вот Господь за твои кобелиные выходки кару-то на тебя нашлёт, отштампуешься...
Мишка, смеясь,  парировал:
— Если таких, как я, карать, в стране прироста населения наблюдаться не будет. И так Россия вырождается. Мрёт людей нынче больше, чем рождается. А это, понимаешь, чревато, — последние слова Мишка произнёс, пародируя интонацию Ельцина.
— Тебе б только зубы скалить, бесстыжие твои глаза. Ну и молодёжь пошла — одни греховодники, — и тётка Матрёна, рассерженная, уходила в свою комнату.
Мишка, довольный тем, что подтрунил над соседкой, доедал на кухне традиционную яичницу, пил чай и отправлялся на работу. Трудился он слесарем в жилищно-коммунальном управлении. Пил в меру, работу свою знал, жалоб на него от жильцов не поступало, и потому числился он у начальства на хорошем счету.
В то утро его отправили в котельную. Там забарахлил один из подпиточных насосов и потёк кран на установке химводоочистки.
По скрежету включённого насоса Мишка сразу понял, что полетел подшипник... Через час насос работал как часы. Вытирая ветошью промасленные руки, Мишка вошёл в помещение химводоочистки и обалдел: на стуле, спиной к нему, стояла и, приподнимаясь на носках, засы-пала соль в горловину солерастворителя молодая изящная особа в белом халатике.
«Вот это ножки! — с восхищением подумал Мишка. — Вот это станочек...»
Обладательница аховых ножек, опорожнив ведро, заметила Березина и спорхнула со стула. Выражение досадливого удивления застыло на её лице.
«Персик!» — вновь восхитился Мишка. До того прелестно оказалось существо в белом халатике, что он даже сам растерялся. Тонкое, гибкое, полувоздушное...
— Может, вам  помочь? — спросил Мишка, кивая на ведро в её руке.
— Вы слесарь, да? — прозвенел-протинькал её приятный тонкий голос.
— Позвольте представиться, — Мишка шагнул вперёд и, взглянув на свою замаслен-ную руку, тряхнул головой. — Михаил Березин, слесарь-универсал шестого разряда. Двадцать шесть лет. Холост. Большой поклонник женской красоты и прочей эстетики.
Губы девушки дрогнули в улыбке.
— Света, — назвала она своё имя. — Вон там течёт, — она указала на кран на обратном клапане. Из-под его гайки просачивалась и стекала струйкой в подставленное ведро вода. — По два ведра за полчаса выливаю.
— Это для нас пустяк. Это мы мигом ликвидируем. — Мишка принёс газовый ключ и плавно, до отказа затянул на кране гайку.
— Всё равно капает, — заметила лаборантка и поближе наклонилась к крану. Из-под гайки продолжала предательски сочиться вода
— Где капает? — переспросил он и приблизился к её лицу, от которого на него повеяло ароматом каких-то чудесных духов.
— Да вот же!..
— Действительно, но не извольте беспокоиться: когда работает Березин, фирма качест-во гарантирует, — уверенно обнадёжил он.
— А вы всегда хвастаетесь?
— А я не хвастаюсь. Просто я лишён чувства ложной скромности и являюсь сторонни-ком голой, так сказать, объективности.
Мишка отвернул гайку, обмотал место резьбы шнуровой набивкой, снова осторожно её затянул.
— Принимайте работу.
— Спасибо.
— А живете вы где? — начал закидывать сети Мишка.
— А вам это зачем?
— Просто так. Может, в гости когда загляну. Я ведь человек общительный и полезный. Секции, например, на отопительных радиаторах нарастить вам не требуется?
— Нет, у нас и так в квартире жарко.
— Это хорошо. А, может быть, трещины наблюдаются на раковинах или других сани-тарных узлах? Кстати, — Мишка наклонился к уху лаборантки, — сейчас в наличии в фирме имеются голубые унитазы. Не желаете приобрести?
— Спасибо, не ст;ит...
— На склад на днях поступили хромированные смесители для ванн, с гибким шлангом. У вас в ванне есть душ?
Лаборантка заколебалась.
Мишка понял, что он на верном пути. Если она живёт в домах старой застройки, кото-рых в их городе было достаточно много, то душа у неё может и не быть.
— Глупо будет, если вы откажитесь, — продолжал Мишка. — Всё равно эти смесители разойдутся по квартирам ветеранов войны, пенсионеров и прочих льготников — такова дирек-тива управляющего. А зачем, спрашивается, им душ, а?
— А сколько этот смеситель стоит?
Лицо Мишки расплылось в улыбке.
— Рублей пятьсот.
— Это для меня дорого...
— Для вас, мадам, мы что-нибудь придумаем, — подмигнул он.
Лаборантка дала Мишке свой адрес и, в пятницу вечером он обещал у неё быть.
В пятницу, после работы, Мишка сходил в сауну при котельной, спустил лишний пот. Дома побрился, надел плавки, неотразимый галстук, новый костюм цвета кофе со сливками, нацепив на лацкан старый значок мастера спорта, и отправился к лаборантке.
Он шёл и благоухал в сладострастных мечтах. Конечно, он не будет торопиться, затянет работу часов до девяти. А там она уложит своего пацана спать, приготовит, по идее, пол-литра, закусочку. А затем — дело известное...
В коридоре Мишка разделся и сразу же прошёл с кейсом в ванную комнату. Снял и от-дал Светке пиджак, засучил рукава рубашки, надел рабочий халат, разложил перед собой необ-ходимые инструменты и приступил к работе. С установкой смесителя ему пришлось покоря-читься: разводка труб в ванне оказалась несколько шире стандартной, но не встречалось ещё Мишке таких сантехнических дел, которых он не мог бы провернуть. Всё необходимое у него было заготовлено, а остальное — дело техники, которая, как он говорил, не пропивается...
Трёхлетний сын лаборантки, Максимка, следил за ним как за богом и, не реагируя на замечания матери, крутился у Мишки под ногами.
— Ура! — запрыгал он от радости, когда Мишка вытер рукой вспотевший лоб, сел на бортик ванны и сказал:
— Ну всё, аут!
Из душа брызнула вода.
— Купаться хочу, купаться с душем! — закричал Максимка, — мам, я купаться хочу!
— Уже поздно, тебе спать пора, — пыталась урезонить его мать.
— Не поздно ещё, не поздно, — закапризничал он. — С душем хочу купаться!..
— Ну хорошо, беги раздевайся, — согласилась Света.
Мишка долго, с чувством собственного достоинства, мылил и мыл руки. Когда он во-шёл в комнату, на столе, как он и предполагал, уже стояла закуска и бутылка «Столичной». Мишка взял её, убедился, что водка разлива московского завода «Кристалл», удовлетворённо крякнул и снова поставил.
Подошёл к книжному шкафу. Среди разнокалиберных изданий выделялись корешки старых изданий Чехова, Золя, Мопассана, трёхтомник Пушкина, а также пестрели современные серии детективных и эротических романов.
«Ясно, — оценил обстановку Мишка, — понятно, чем она увлекается...»
От неожиданности он вздрогнул — зарычал и чуть ли не запрыгал на полу холодильник марки «Полюс».
«Вот, змей, как он выдрючивается, — подумал Мишка. — Мотор, наверное, не отлажен. Вот, кстати, и повод зайти в следующий раз».
— Это нежелательный рык, Светлана Генриховна, — он указал на холодильник, — мы тоже могём устранить, но только другим разом.
— Вот хорошо бы, — обрадовалась она. — А то я даже ночами просыпаюсь от его треска, — шумит ужасно. Мне его недавно по дешёвке знакомая сплавила. Максимка, быстро в постель!..
Но шустрый пацанёнок стал бегать от матери, прятаться за Мишку и совсем не хотел укладываться спать.
— Я кому говорю, — придавая голосу строгость, пыталась воздействовать на него мать.
— А я есть хочу! — схитрил он.
— Ну пусть поест, посидит с нами, — вступился за него Мишка. Сам он уже сидел за столом. Максимка, вдохновленный поддержкой, вскочил Мишке на колени и поудобнее уселся на них.
— А что будет пить наш джигит?
— Я ему компот открою. — Светлана пошла на кухню. Мишка проводил её голодным взглядом и легонько щёлкнул Максимку по носу.
—  Любишь компот?
— Ага. Дядь Миш, а ты у нас ночевать останешься?
Мишка улыбнулся.
— Так у вас кровати лишней нету.
— А мы с тобой на диване вместе ляжем. А то мне с мамкой спать надоело.
— Это почему же?
— Да так... Мам! А я сегодня с дядей Мишей на диване буду спать...
— Слезь-ка лучше с дяди Миши, он и так устал.
— Дядь Миш, ты устал?
— Нет. Пусть сидит...
Он налил водку в рюмки.
— Ну, за встречу и приятное продолжение знакомства! — Мишка вытянул руку с рюм-кой и подмигнул Светлане. Чокнулись.
От второй она отказалась.
Мишка не стал настаивать. Опрокинул вторую. Потом, немного погодя, третью. Согнал с колен Максимку:
— Иди-ка посмотри, нормально ли душ работает.
Он откинулся, довольный, на спинку стула, закинул ногу на ногу и, чтобы поразить внезапным налётом лирической грусти, задумчиво начал выдавать вычитанную откуда-то тира-ду:
— Когда вино мягко растекается по телу, мне вновь начинает казаться, что мир не так уж гадко устроен, как это, порою, кажется. Иногда, как, например, сейчас, когда рядом со мной сидит умная и привлекательная женщина, способная понять и оценить мои нравственные прин-ципы, мою духовную тоску, мои бесплодные поиски идеала, мне кажется, что фортуна, наконец-то, поворачивается ко мне сверкающим лицом счастья... В такие моменты я внешне спокоен, но внутри натянут, как струна... — Сбиваясь, Мишка, уже подзабыл, чем должна была закончиться эта взятая им на прокат мысль. Лоб его напрягся в умственном усилии, но хвостовое оперение этой цветистой фразы прочно вылетело из памяти, и он решил работать на зарядах собственного мировоззрения. — Вот, ты, например, думаешь, что если человек — слесарь, то значит он ни черта, допустим, в искусстве не волокёт? А я, между прочим, Вольтера читал. И старика Фрейда тоже. — Мишка выпучил глаза, но на собеседницу это не произвело никакого впечатления.
Тогда он продолжил:
— А вот когда мы в Санкт-Петербург ездили на три дня, я в Эрмитаже с полчаса, на-верное, вокруг одной скульптуры вертелся. И так на неё посмотрю и этак, и снизу, и сбоку. Представляешь, камень — мрамор, а как будто живой!..
— А что за скульптура? — поинтересовалась Светлана.
— Да парень с девушкой лежат и целуются, друг с другом обвились, даже не поймёшь сразу, где чья нога. А мышцы? Мышцы натянуты, что потрогать хочется... Тела в таком напря-жении — экстаз... Экспрессия уникальная...
Гордясь тем, что ему на ум пришли эти гладко заковыристые слова, Мишка выждал паузу, чтобы усилить положительный эффект от этих слов, и закончил:
— «Вечная весна» называется... Этот, Августин Родин, кажется, ее высек.
— Огюст Роден, наверное, — поправила Светлана.
— Во, правильно! Он! — обрадовался Мишка. — Оказывается, ты тоже в искусстве се-кёшь? Тогда мы с тобой споёмся. Знаешь, что он сказал? Отсекаю лишнее и начинаю созидание. Давай за этого Родена выпьем. Умный, видать, был мужик, без предрассудков... Ну, хоть глоток, чисто символически. Я тебе на донышке. — Мишка налил ей полрюмки. Остатки «Столичной» вылил себе.
— Вот я гляжу на тебя, — продолжал он, — а про себя секу. И даже знаю, что ты сейчас обо мне думаешь. Сказать?
— Ну и что же я о тебе думаю?
— А думаешь ты, что я такой же как и все — бабник и пьяница. А я на неё, заразу, — он кивнул на бутылку, — месяц могу не смотреть. Я просто выпить люблю, когда есть с кем пого-ворить по душам. А с нашими слесарями мне ни пить, ни работать неинтересно... Ведь, допус-тим, тот же насос разбираем — так ведь можно разбирать и говорить о чём-нибудь, о Вольтере, например, а с кем? А когда вмажут — кого на подвиги тянет, кого на сон. Вот Слава у нас рабо-тает сварным, так он как выпьет, его и не найдёшь нигде — спит где-нибудь. А найдёшь, разбу-дишь, скажешь: «Слава, вари!». Он варит, а чуть от него отвернешься, приходишь, нет Славы, куда-то уже слинял!.. А, в основном, дёрнут мужики по стакану, и пошли про баб загибать — слушать порой неохота...
Зарычал агрегат холодильника и вновь от его неожиданного рыка вздрогнул Мишка. Недовольно покосился на «Полюс».
Светлана пошла в ванную...
Мишка проводил её жадным взглядом. В домашнем ситцевом халатике она казалась ему такой близкой и желанной, как антрекот на блюдечке. Внутри даже что-то защемило. Он крякнул последнюю рюмку, доел салат, вытер носовым платком губы. Посмотрел на диван, представил, как Светка готовит постель, сбивает подушки, и сладострастно усмехнулся...
Мишка вышел в коридор, вытащил из куртки сигареты. Прошёл на кухню, закурил. По окну дробью рассыпался дождь. Крупные капли скользили по стёклам. Мишка глянул на часы — без четверти одиннадцать.
— А на улице-то дождь, — сказал он, когда Светка с сыном вышли из ванной, и вдруг сделал решительный ход конём. — Может, Максим, мне действительно у вас ночевать остаться, а? Как думаешь, мама возражать не будет? — И вперил сверлящий свой взгляд в Светку. Но она от него уклонилась.
— Оставайся! — обрадовался Максимка. — Я с тобой лягу. Ма, можно я с дядей Ми-шей лягу?
— Максимка, давай без глупостей, марш в постель, — и повела сына в комнату.
Мишка затянулся сигаретой и, уверенный в близкой победе, продолжал смотреть в ок-но.
Через некоторое время на кухню вышла Светка.
— Ты что, действительно хочешь у нас остаться?
— А что?
Она пожала плечами.
— Дождь ведь. Да и автобусы уже не ходят...
— Ну хорошо, я тебе постелю на диване.
«Всё как по нотам, — с удовлетворением подумал Мишка, когда Светка ушла в комнату. Его мгновенная тревога, вызванная странным движением Светкиных плеч, уже улетучилась. — Только плохо, что она трезвая очень, — с досадой подумал он. — Даже не улыбнётся и никакого томного блеска в глазах. Индифферентную из себя рисуешь? Ладно, знаем мы вас... Мне б толь-ко до тела твоего добраться, а там ты у меня скрипкой заиграешь, ноктюрн запоешь...».
Мишка курил и ждал, когда она уложит своего пацана спать и выйдет к нему. Он доку-рил сигарету, пополоскал рот водой — тишина. Осторожно приоткрыл дверь в комнату. В по-лутьме мягко светился свет ночника над диваном, где была разобрана для него постель. Мишка удивился и вошёл в комнату.
Глянул на кровать — там уже сопел уснувший Максимка и рядом с ним, с края, закрыв глаза, лежала Светка.
Мишка разделся. Сел на диван. Потрепал свои бицепсы и позвал:
— Свет!
Она не отзывалась.
«Вот вредная баба, — подумал он, — ну ладно, сама припрыгаешь», — и лёг.
Полежал минут пять-шесть, поворочался, вздохнул и поднялся. Подошёл к кровати.
Светка лежала на боку и обнимала рукой Максимку. Тот спал, открыв рот.
— Свет! — достаточно громко позвал Мишка. Та встрепенулась и в недоумении рас-крыла глаза.
— Чего лежишь-то, кемаришь?.. Да не держись ты за своего пацана, не съем я его, да-вай, как Роден, отсекём лишнее — пошли! — он кивнул на диван.
Она не сразу нашлась, что и сказать.
Мишка занервничал.
— Я что-то не понимаю: ты женщина или нет?
— Я женщина, но спать с тобой не собираюсь.
— Почему?! — в полумраке сверкал расширенный зрачок Мишкиного глаза.
— Не хочу!
Мишка стал задыхаться от негодования.
— Врёшь! Ты не женщина. Ты... — Мишка искал подходящее оскорбляющее слово, — ты... иероглиф! — выпалил он.
— Пусть  — иероглиф, только отстань и иди спать.
— Я тогда смеситель сниму!
— Снимай и проваливай.
— Мистика! — Мишка так разволновался, что даже стал ходить по комнате. — Да все женщины с кем я трахался, даже замужние, все мною довольны были. А ты выкозюливаешься!.. Я тебе хоть чем не нравлюсь-то?..
— Причём тут нравлюсь или не нравлюсь? — с раздражением проговорила Светлана. — Я и вижу-то тебя второй раз в жизни.
— Ну и что? Будешь видеть чаще. Может, я и жениться могу.
— Ты мне предложение делаешь?
Мишка остановился в центре комнаты:
— А ты, может, скажешь, что и замуж не хочешь?
— А я замужем.
—  Замужем? — усмехнулся Мишка. — А где же муж?
— На войне... Мне в январе пришло извещение, что он пропал без вести под Урус-Кертом. Быть может, он в плену?
— В плену? — переспросил ошарашенный Мишка. — Да, конечно, возможно... Вляпа-лись в эту грёбаную Чечню, как в дерьмо... Сколько там ребят угрохали — жуть!..
Мишка вновь подошёл к кровати. Присел на краешек.
— А он у тебя кто по званию?
— Старший лейтенант. Десантник.
— Старлей? Тогда хреново... Вот если бы он рядовым был или сержантом — тогда его в плену, быть может, и не пристрелили бы. А с офицерами у них разговор короткий, — безжало-стно констатировал Мишка. — Он уж, наверное, давно червей кормит, а ты его ждёшь. Они там знаешь, что с нашими офицерами делают? Горло, как баранам, перерезают. Отрезанные головы детишкам своим на потеху дают, а те ими в футбол играют. Я об этом читал в какой-то газете.
— Врёшь ты всё, откуда тебе знать? — приподнялась на локте Светка, — он жив! Я это чувствую. Он вернётся...
Мишка сломался. Глядя в повлажневшие глаза Светки, он снял «осаду».
— Да, конечно, — согласился он. — Может и вернётся... Ты жди...
Он поднялся, отошёл от неё и стал одеваться.
— Жди, когда наводят грусть жёлтые дожди, — процитировал он Симонова, застегивая ширинку на брюках. — Жди, когда снега метут, жди, когда жара...
— Ты куда? — негромко спросила Светка. — Дождь ведь...
— Не сахарный, не растаю...
Тут снова зарычал холодильник. Мишка выразительно посмотрел на дерганья этого аг-регата, и усмехнулся.
— Покедова, мумия, — съязвил он на прощанье. — Когда ждать надоест, свистнешь. Может быть, я тебе и прощу то, как ты меня сегодня продинамила. Я не злопамятный. — И он вышел, прикрыв за собой дверь.
На улице лиховал ветер. Он гнул оголённые кроны деревьев, трепал электропровода, рвался в подъездные двери, чувствуя себя полным властелином в обезлюдевших ноябрьских сумерках.
Мишка поёжился, поднял воротник куртки, глянул на Светкины тёмные окна и медлен-но побрёл по мокрому асфальту, на котором, под светом уличных фонарей, то пропадала, то вновь появлялась его тень...
1996  г