- Юль, привет, - говорю я в трубку.
- Здравствуй, дорогая, - безмятежно и радостно отвечает моя подруга Юля, - А мы тут сидим с одной моей…
- У меня к тебе просьба…
Мой голос, кажется, состоит из песка и серых помех, как в телевизоре, и чуткая Соловьева, конечно, улавливает это и моментально перестраивается:
- Да. Я тебя слушаю.
- В общем… наша Юля в реанимации.
- Что случилось?! – кричит подруга.
Полгода назад в реанимации была ее дочка, а я даже не знала об этом. Только потом она мне рассказала, как молилась, как обращалась к дочери, умоляя ее душу не уходить, и как малышка вышла из комы и вернулась. Еще Юля занимается тета-хилингом. Я понятия не имею, что это такое, но если это помогает – надо пробовать.
Рассказываю, что случилось.
- Так… Я тебя поняла, - серьезно и собранно говорит Юля, - Я сейчас посмотрю, что можно сделать и, может быть, посоветуюсь с другими людьми. Ты, главное, держись сама. Нельзя скатываться в панику, нужно быть спокойной, тогда ты сможешь помогать.
- Я понимаю, - говорю я, - я стараюсь.
- Главное – постоянно держи связь с Юлькой, думай о ней, посылай ей свою любовь. Еще можешь представлять себе ее, и что ты как бы… ну, как бы заливаешь ее лучами света. Белого и немного золотистого, как лучи солнца, и что этот свет вливает в нее силы и исцеляет. Можешь даже представлять себе, что свет самый яркий именно в животе, там, где травма. И постоянно обращайся к Богу, проси его о помощи.
- Я уже обратилась. И это помогло, - неожиданно признаюсь я и рассказываю о Богоматери и доброй медсестре.
- Ну, вот видишь, - ничуть не удивляется Юля, - нужно продолжать, и постоянно держать настрой. Так. Ну, я сейчас займусь тоже тут,… чем могу и перезвоню тебе попозже. Я сначала сама растерялась немного, а теперь чувствую, что надо как-то перестроиться.
- Спасибо тебе! – говорю я с дрожью в горле.
- Не за что. Ты давай, держись. И можешь сказать даже всем своим, чтобы они делали то же самое.
Еще где-то за Юлю молится священник Петр. Его Боря попросил.
Вечером звонит Света. Света – не просто подруга, она для меня во многом проводник в мир духовной Традиции, у порога которой я долго топталась, не решаясь нырнуть следом за мужем, пытаясь ограничить смысл своего существования обычной размеренной человеческой жизнью «как у всех». У Светы есть чудесная особенность – каждый раз, когда я ей звоню, то вместо банального «алло» после гудков слышу радостный вопль:
- Аня, привееет!!!
Так что после минутного разговора на любую тему потом полдня хожу и улыбаюсь.
Сегодня не до этого. Света тоже говорит, что нужно держать равновесие и посылать свою любовь, но в специфических терминах.
- Держи состояние 4B. И «базу». Должно быть равновесие. И формируй «волну», женское звучание, направляй дочке. Именно материнская любовь самая мощная. Поток жизни - исцеляющий, поток материнской любви, равновесие, гармония. И не думай о причинах произошедшего, сейчас это несвоевременно, если ты будешь переживать из-за причин, ты только еще больше разболтаешь лодку. Сейчас главное – стабилизировать, а с причинами разбираться можно будет потом. Понятно, конечно, что просто так такое событие не произошло бы, это «бревно». Но не лезь пока в причины.
Ага, не думай о зеленой обезьяне.
Есть такая теория, что обучающие ситуации в жизнь человека приходят в следующей последовательности: звонок, кирпич, бревно.
Кирпич был в прошлом году. Материальный. Дочка уцепилась за кирпичную стенку, а один кирпич выпал – и сломал ей руку. То есть, «для тупых» эзотерические теории осуществляются даже без аллегорий. «Звонок» же был сразу после ее рождения, когда целую неделю врачи подозревали у нее остеомиелит предплечья, хотя это был просто подвывих локтя. Подвывих вправили сразу же, но на всякий случай целую неделю подозревали страшную, смертельную для младенца болезнь. Без всяких симптомов. Все последующие врачи, знакомясь с выпиской, искренне недоумевали - что за ерунда! А ведь было…
Ночь. Август, тепло, звезды, полнолуние. Мы с мужем сидим на скамейке перед домом, обнявшись – и дышим. Оказывается, это не так уж мало – дышать, а не захлебываться от страха на каждом вдохе. Что бы там ни было у каждого внутри, мы говорим обо всем осторожно, будто трогая струны незнакомого инструмента, медленно и аккуратно подбирая слова.
- Я думаю, что могут быть какие угодно причины с моей и твоей стороны, но это же и Юлькина ситуация. Она ввязалась в нее по какой-то собственной причине. И именно ей предстоит из нее выбираться. А я только надеюсь, что она захочет выбраться. Пусть все будет так, как нужно ей.
- Знаешь, - медленно говорю я, - Я не до конца понимаю… Но мне кажется, что она так… Ну… Как бы сказать… Понимаешь, когда я была беременна Никитой, я ужасно боялась. Я была не готова к беременности, мне было странно, что мое тело умеет такие вещи, я боялась, что оно, может быть, плохо умеет. И врачи постоянно пугали. На УЗИ все время какие-то гадости говорили. То киста на шее, то болезнь Гиршпрунга, то у него какие-то рога и желудочки мозга были увеличены. Я все время боялась за его жизнь. Когда он родился, живой-здоровый – я надышаться на него не могла...
- Ага, и при всем этом он получился самый здоровый и беспроблемный из всех.
- Ну да, наверное. А Юлька – она очень спокойно и благополучно вела себя внутри. И когда она родилась, я чувствовала какую-то ложную уверенность в том, что уж теперь-то я мега-опытная мать, что я ничего не боюсь и во всем уверена, а все страхи – ерунда…
Я, кажется, начинала какую-то последовательность размышлений, пытаясь выстроить собственные сумбурные догадки в более-менее стройную теорию. Но стройная теория никак не выстраивается, зато я отчетливо вспоминаю, какая Юлька была сразу после рождения. Она чудесно пахла, у нее был замечательный носик, круглые щеки и попа, маленькие розовые пяточки, а уши – острые и волосатые, как у эльфа. В роддоме ей зачем-то намазали ногти зеленкой – было некое шаманское поверье, что это помогает оградить ребенка от инфекций. Я особо не вникала в истоки этого древнего обычая, но переодетая дома в легкую летнюю белую распашонку, завязанную на животе, как кимоно, остроухая Юлька, покрытая зеленкой, смотрела на меня мудрым просветленным взором, наводя на ассоциации с Магистром Йодой.
Потом она росла розовым ушастым любопытным человечком, необыкновенно добрым и улыбчивым, немного хитрым, немного простодушным – и очень много болтала. Иногда я уставала от этого непрерывного фонтана слов и эмоций – и отмахивалась или даже огрызалась. Слишком мало во мне было осторожности, аккуратности, уважения. Юлька похожа на цветок, она такая же живая и красивая – и такая же хрупкая. И ей так же нужен полив, уход и солнце. Я плохо умею ухаживать за цветами, я часто забываю их поливать, и они вянут. Поэтому выживают в нашем доме только самые выносливые растения. Однажды я спохватилась об одном из них – а оно уже совсем поникло и опустило свои листья к самой земле. Я полила его и извинилась, а на следующий день оно было, как новенькое.
Чуть позже, как и обещала, звонит Соловьева и советует еще один простой прием:
- Ты можешь обращаться к Юле и мысленно проговаривать такие слова: «Прости меня. Мне очень жаль! Люблю тебя. Благодарю тебя». Это очень простой прием, но действенный. Неважно, в какой последовательности повторять, но это как бы…
- Я, кажется, интуитивно понимаю, - медленно говорю я, - Это наполнение ситуации новым звучанием.
- Да! – с облегчением выдыхает Соловьева, - Так и есть.
Мы обе вспоминаем про опыты с зернами риса, которым создали совершенно одинаковые материальные условия – положили их в стакан воды. Но одним зернам «посылали» ненависть, другим – любовь, третьим – благодарность, и так далее. Любовь, прощение и благодарность примерно одинаково проросли, а остальные протухли, заплесневели и завонялись в различных вариациях.
Следующее утро мы с Борей встречаем за медитацией под «ом-мани-падме-хум».
Через несколько дней, когда Зайца переведут в другую больницу, врач скажет нам, что ей нужны резинки для волос. Мы метнемся к ближайшему киоску и купим там целую гору резинок.
- Ой, зачем так много-то? – улыбнется врач.
- Они такие разноцветные, может, она порадуется, - скажу я.
А Боря признается:
- Просто нам же хочется хоть чем-то помочь! По медицинской части мы ничем не можем помочь, а нам так хочется что-то сделать.
- Понятно, - улыбнется врач, - Ну, это хорошо!
http://proza.ru/2013/09/22/125