2. Всегда есть еще немного времени?

Анна Т Орк
Это что-то из древних мифов. Это о сражении сил порядка и хаоса. Во всех практически древних мифах какие-нибудь боги сражаются с какими-нибудь титанами.  Причем боги почти всегда знают, что у них нет никаких шансов, что титаны рано или поздно победят с сокрушительным преимуществом. Боги же на протяжении всех длительных эпосов живут на кастрюле, в которой под крышку напиханы самые разнообразные чудовища. И что самое странное – богов это абсолютно не парит. Боги  весело сидят на этой скороварке и занимаются какой-нибудь позитивной ерундой. Например, превращают слишком борзых  смертных в пауков. Или другими тому подобными милыми мелочами. Потому что у богов всегда есть еще немного времени в запасе.

Вот и я так же. Сидела за компом и тупила в монитор с чашкой кофе, в полной и безосновательной уверенности, что у меня есть на это время.  Даже когда с улицы прибежала дочка и стала жаловаться, что упала с горки и ударилась животом об лесенку, я почему-то не утратила вмиг эту нелепую уверенность.

Пока дочка отдыхала, пытаясь прийти в себя, пока она ужинала, пока она ложилась спать – моих запасов непроходимой тупости хватило на то, чтобы ничего не понять и не почувствовать. Кажется, я была почему-то недовольна той жизнью, которая намечалась у меня в тот вечер. Меня снедали какие-то искания, и, к сожалению, некому было дать веслом по голове.

«Скорую» я вызвала только на следующий день. А пока она к нам ехала – даже принялась порядок в доме наводить к приходу врача. Самое важное, да. Конечно.

В больнице тоже еще.  Пока врачи что-то там неспешно оформляли и обсуждали – может, просто кишечная инфекция – я уже почти настроилась на то, что фигня какая-то, вот сейчас проверят – и пойдем домой с чистой совестью.

Тяжело жить, когда мама  -  тупица.  Вот Солнечный Заяц – она, похоже, с самого начала все поняла прекрасно. У нее лицо было сосредоточенное. Движения – четкие, выверенные. Она уже с трудом двигалась, но запомнила номер кабинета и маршрут лучше меня. У меня противно дрожали коленки и пальцы. А Заяц – упрямо сжимала губы, внимательно смотрела своими зелеными глазами на врача, четко и ясно отвечала на все вопросы. Экономила силы в промежутках, откидывая голову к стенке и прикрывая веки. Она настраивалась на борьбу.
Пока делали УЗИ – я еще надеялась, что с Зайцем все более-менее нормально. Ну, болел же у нее живот вчера утром, может, это он еще с тех пор.

А потом сердитый молодой доктор увез ее в реанимацию. То, что доктор был такой сердитый, – мне очень понравилось. Сердился он на то, что я не привезла Зайца раньше. Сердился он, потому что ему предстояло делать ей серьезную операцию, и надо было собраться самому и организовать всех остальных.  И то, что он сердился и быстро, четко двигался – внушало мне уверенность в том, что он сделает все правильно и как надо. Они с Зайцем даже как будто попали на одну волну. 

Медсестры подготовили ее к операции – и вывезли в коридор на каталке. Навстречу им из операционной вышел другой какой-то  врач.

- Ох, вы и долго! Ну, тормоза!  - весело, добродушно пенял он медсестрам. И, как что-то такое, простое, вполне вероятное и допустимое, улыбаясь, добавил, еще и фыркнув на последнем слове:
- Я уж думал – все!

«Пошутил», - подумала я через минуту, сделав вдох и выдох. 
У него шутки такие. Он шутник. Балагур. Как все-таки хорошо, что операцию проведет не он, не этот веселый симпатичный брюнет с оригинальным чувством юмора, а сердитый и резкий, молчаливый и сосредоточенный Андрей Максимович. У него еще костюмчик в дурацких кошечках. Это нормально для детского хирурга.

Три  часа спустя мы сидим в этом коридоре уже вдвоем с мужем и ждем, ждем, что будет с нашим ребенком. Дочку провезли мимо нас обратно из операционной в реанимацию, но она нас не видела. Заяц кашляет, ее тошнит после наркоза и от того, что в нее напихали пучок каких-то необходимых ей трубок. Мы слышим, она спрашивает:

- А папа пришел?
- Пришел папа! – отвечают медсестры.

Доктор выбегает в дверь. У него, кажется, адреналин зашкаливает – глаза блестят, ноги притопывают-подпрыгивают.

- Ой, я не могу сейчас ничего говорить! – поясняет он, - Мне надо прийти в себя! Очень тяжелая операция… Я немного отдышусь и приду вам расскажу.

Мы терпеливо ждем всеми своими деревянными телами и мыслями, пока он отдышится. Другие врачи уже объяснили нам в общих чертах – и что травма оказалась еще хуже, чем казалось на УЗИ, и что операция прошла успешно, а организм молодой и все будет, как будет, но никто не поручится, как именно. Но мы хотим услышать, что скажет он сам.

Он проносится мимо нас, едва успевает притормозить в последний момент, отпускает уже открытую дверь  – и резко поворачивается. Быстро-быстро говорит все то же самое, что и другие, слегка поджимает губы (мол, как есть), отводит глаза, по-прежнему резко размахивая руками.


- Она очень тяжелая! – резюмирует он в итоге.
- Спасибо Вам за все, что вы смогли сделать! – говорит мой муж. 
- Будем надеяться, - отвечает врач, разводит руками и с облегчением сбегает от нас к пациентам.

http://proza.ru/2013/09/22/114