Темнота...тишина...и не единого звука. Вдруг вдали замерцал огонек света, потом еще один. Через несколько мгновений множество огоньков-оркестрантов переливались, отражаясь в зеркальном потолке. Но ему не хватало еще одного огонька. Он сидел и всматривался до боли в глазах в просвет между кулисами. И вот появилась она...самый яркий огонек в его жизни! Она не шла - летела по сцене... Она подошла к краю сцены, поклонилась...аплодисменты...пожала руку первой скрипке и села за рояль. Властным движением она протерла клавиши и положила платок на край инструмента. Вышел дирижер, подобно волшебнику взмахнул своей палочкой, и оркестр начал вступление. Она сосредоточенно сидела и слушала. У него было время, чтобы как следует ее рассмотреть.
В этот вечер она была особенно прекрасна: ее рыжие кудри до плеч, окаймленные сверху обручем, переливались разными оттенками под сценическим светом, на ней было одето темно-синее платье с вышитыми на нем серебряными узорами, на правой руке был маленький аккуратный браслетик (маленький - чтобы не мешал играть), - она верила, что он приносит ей удачу на выступлениях. Но было в ней еще что-то такое необычное, чего он не мог уловить, пока она не взяла свою первую ноту, не сыграла первую тему первого концерта Шопена. Он почувстовал это ЧТО-ТО всеми внутренностями, его сердце наполнилось тем волшебством, которое было под кончиками ее пальцев. Волшебство лилось из самых глубинных недр ее души и мягко переходило в клавиши. Она так умело смешивала бурные воинственные краски с нежными лирическими, они так плавно взаимодополняли друг друга, перетекая из одного состояния в другое. Под кончиками ее пальцев творилось что-то необыкновенное, вроде каждый раз одно и то же, и в то же время он каждый раз заново открывал для себя этот невообразимый мир, полный страстных переживаний, романтики, лирики, энергии и даже жестокости...И это все умещалось под кончиками хрупких пальчиков.
Закончилась первая часть. Началась вторая. В его воображении всплыла картина их первого знакомства: он сидел осенью в парке и рисовал пруд, который был перед ним. Не было ни души, и вот она нарушила эту гармонию осенней природы;- она пробежала перед ним так быстро, что он успел лишь запомнить ее рыжие волосы, развевающиеся на ветру, и длинное кожаное пальто. Он пробыл в парке весь день, и, когда вечером начал собирать свои кисти и краски, заметил, что кто-то за ним наблюдает. Он обернулся, перед ним стояла она, тогда он впервые оценил красоту ее серо-зеленых глаз. Она смотрела на холст, который он не успел еще собрать."Вы, верно пытались изобразить меня?" - спросила она своим ясным голосом, и когда он изумленно кивнул (очевидно, от неожиданности), сказала: "Тогда, в следующий раз, я не буду так сильно торопиться на репетицию, чтобы вы успели меня запечатлеть." И она рассмеялась звонким, как колокольчики, смехом.
Между тем, началась третья часть концерта. Она ассоциировалась у него с их семейной жизнью: местами весьма суетливой, но в основном, гармоничной и торжественно счастливой. Из-под ее пальцев прозвучал последний величественный ми-мажорный аккорд, и она встала. Зал дарил ей бурные овации. Он встал и, как мальчишка, побежал дарить ей цветы - ее любимые лимонные ирисы. Он хотел продлить хотя бы на немного то волшебство, которое только что было под кончиками ее пальцев. Он поднялся на сцену, вручил цветы, взгляды их встретились. Он снова услышал музыку, которую она только что играла, но теперь она шла из ее сердца через серо-зеленые лучистые глаза.