Было холодное утро. Одно из таких, которые обычно бывают в Лондоне ранней весной. Господин из Антверпена поднялся по лестнице, открыл ключом дверь и зашел в квартиру. Он сразу, не снимая мокрого плаща, сел в кресло. Часы четко отбивали размер три четверти, а его сердце вторило им, иногда нарушая метрический рисунок, ибо он страдал аритмией. Тихо потрескивал огонь в камине.
Больше всего на свете он ненавидел тишину, хотя она была его постоянной стихией. Тишина синонимична одиночеству, а он не умел жить в одиночестве, хотя и жил в нем уже давно. Он часто задавал себе вопрос, почему он одинок. Как так вышло, что в один момент он променял всех людей в его жизни на этот унылый и туманный Лондон? Может быть господин из Антверпена слишком сильно любил людей? Любил до безумия, до фанатизма. Любил так, что порой терял грань между этой любовью и чем-то еще и начинал уходить в другие крайности. Он пытался разделить людей на категории, дискриминировать их. Несколько раз он очерчивал и перечерчивал круги, на которых были выведены формулы степени духовной близости к тому или иному человеку. Господин из Антверпена управлял душами людей, как игрушками, дергал их за ниточки, как марионеток. Кто-то сразу отворачивался от него, кто-то думал, что это интересная игра, и какое-то время продолжал соответствовать. Но тем не менее люди уходили. Уходили партиями, понемногу. Некоторые доброжелатели перед уходом предупреждали господина из Антверпена, что возмездие будет. Да он наверняка и сам об этом догадывался, но он и подумать не мог, что возмездие будет таким, что подбросит его в воздух, как мешок с картошкой, и больно шмякнет о землю. В один прекрасный момент от него отвернулись все. Причем, это произошло так быстро, что он не успел понять. Сначала ему было приятно, что те, кого он выкинул за пределы своего внутреннего пространства, больше ему не досаждают. Но когда рядом не оказалось тех, кто по его сценарию должен был быть внутри круга, он задумался. Его раздумья подсказывали один верный выход: уехать, начать новую жизнь. А потом, того и гляди, удастся все вернуть на круги своя.
Он приехал в Лондон, в свой родной город, и снял квартиру. Каждый день он ждал, что люди снова вернуться к нему. Но ничего не происходило. Так было месяц, два, год. Каждое утро он выходил на улицу в надежде найти...нет, даже не родственную душу, хотя бы просто человека. И было не важно, соответствует ли он параметрам тех, кто внутри круга, или нет. Но судьба, очевидно, ему изменяла. Все попытки знакомства с кем бы то ни было оканчивались дракой и скандалом. Одно время, как ему казалось, он подружился с официантом в кафе. Но, выяснив, что тот просто смеялся над ним, господин из Антверпена прервал эту "дружбу". Он понял, что ничто уже не будет по-прежнему, и он снова задумался. На сей раз он решил, что каждый день потихоньку будет "стирать" людей из своей памяти, бросать их как дрова в огонь и сжигать. Начало было положено в пятницу. Дело успешно продвигалось,и спустя два месяца, он забыл всех с кем когда-либо водил дружбу или общался. Казалось бы ему стало легче. Но то что он не помнил никого в отдельности не означало, что он не осознавал свое одиночество. Он по-прежнему любил людей, и ему их не хватало. От этого он часто сходил с ума, мысли его были абсурдны и не поддавались никакой логике. Одиночество грызло его изнутри подобно тому, как червяк грызет яблоко. "Я ведь люблю этих..."себеподобных",-говорил он себе.- Верните мне их обратно! Хотя нет, не стоит. У меня есть шарманка и стакан портвейна. Зачем мне они? Но ведь без них плохо. Люди, вы где?" Подобный хаос и непоследовательность в рассуждения этого человека можно было наблюдать каждый день. Если кто-то конечно хотел наблюдать...
Вот и сегодня он сидел в кресле в своем потрепанном мокром плаще и предавался болезненным размышлениям. Вдруг его взгляд упал на подоконник. Там лежала записка. Хотя нет, "записка" - слишком громко сказанно. Просто клочок бумаги со словами: "Орхидеи еще не зацвели. Но берегись!"
Первая мысль господина из Антверпена была: "Человек!" Люди к нему возвращаются! Этот ничтожный обрывок бумаги - это его связь с внешним миром. Пока еще единственная ниточка, но там где яблочко, там и яблоня. К сожалению, он не понял предостережения, не почувствовал угрожающей интонации этой записки. В его воспаленном сознании не отпечаталось слово "берегись". Единственное, что он заметил, это аккуратность почерка. Следовательно, почерк был явно женский, и причем, до боли знакомый. Вероятно, он когда-то знал эту девушку, возможно даже любил. Но ведь он так успешно и монументально сжег всех людей. Зачем же возвращаться к прошлому? Ведь главное то, что есть сейчас. Сейчас в мире есть человек, который прислал ему эту записку. Этот человек - его друг, и он должен ее найти. С этой мыслью он вскочил и выбежал прямо в мокром плаще, сильно хлопнув дверью.
Всю последующую неделю господин из Антверпена чувствовал небывалый подъем и прилив сил. Как приятно было после долгой меланхолии и одиночества осознать, что кто-то где-то ждет тебя. Он ходил по Лондону, переставшему для него быть таким уж туманным, и искал автора записки. Искал очень своеобразно: он смотрел на людей и ожидал вспышки, молнии на небе. Это было бы знаком. Но ничего не происходило, и тем не менее он не унывал. Однажды вечером он шел домой, и в вышине что-то промелькнуло. Трудно сказать, что это была молния, ибо ничто не предвещало грозу, да и грома не последовало. Но это был символ перемен.
Господин из Антверпена вошел в свою квартиру и обнаружил на подоконнике цветок, похожий на орхидею. Он чихнул. "Орхидеи зацвели," - спустя некоторое время подумал господин из Антверпена с оттенком радости. Два знака за один вечер точно означали возращение всего на круги своя. Он радовался этому как ребенок. Завтра он найдет ту девушку, своего единственного друга. Они будут все время проводить вместе, утром бегать друг за другом в парке, а вечером пить теплый травяной чай и вести задушевные беседы. Потом они поженятся, создадут семейный очаг, она родит ему детей - мальчика и девочку... Но все это будет завтра. Он лег и забылся спокойным сном.
Рано утром он выбежал из квартиры. Никогда не читавший и не выписывающий газеты господин из Антверпена подошел к своему почтовому ящику и вытащил оттуда "Times". Он не задавался вопросом, кто положил газету. Он просто ее развернул и стал жадно читать, как будто от прочтения передовицы зависела его жизнь. Криминальная хроника, мировые события, объявления... Вдруг он почувствовал, что из страниц газеты что-то выпало. Он нагнулся и поднял это "что-то". Оно оказалось конвертом, аккуратно запечатанным. На конверте стояли его инициалы. "Письмо! Мне? От нее?" - радостно, но не без доли сомнения, подумал господин из Антверпена. Он лихорадочно разорвал конверт и извлек его содержимое. Письмо было действительно "от нее", и это еще больше согрело его душу. Господин из Антверпена взбежал по лестнице подобно мальчику и зашел в свою квартиру. Он быстро пробежал письмо глазами. По мере прочтения радостное выражение покидало его лицо. И, как будто не веря, для убедительности он начал читать его вслух:
" Милый К.М.
Надеюсь, что вы получили мою записку? на вашем подоконнике? Возможно вы подумали, что это предостережение, но я не хочу вас предостеречь. Просто я так люблю орхидеи, особенно когда они только начинают цвести. Вам чуждо это чувство, ибо вы страдаете аллергией. Мне вас жаль. Хотя нет, не думайте, будто я вас жалею. Просто вы часто смотрите в корень своего одиночества, не вспоминая никого в целом, а я решила напомнить вам о себе. Так сказать, положить начало вашему концу. Я увидела его в котле своих сновидений. Признаться, меня не очень обрадовала предстоящая миссия. Почему именно я? Но если отмотать жизнь чуть-чуть назад, можно найти ответы. Ну да ладно, если вам захочется, вы вспомните. У вас еще будет время.
Лучше поговорим о вас: как вам живется? Вы все так же медленно растягиваете слова, словно смакуя их? Вы снова в период напряженной работы накручиваете на указательный палец прядь ваших прелестных темных волос? Вы все еще пьете травяной чай вместе с тостами с маслом? Вы ходите по улице в вашем старом плаще? Можете не отвечать, я сама все знаю. Не думайте, что я за вами следила.
Ваше английское происхождение дает о себе знать. В вас сидит джентльмен, это можно заметить в блеске ваших глаз. И моя орхидея в вашей петлице была бы вам очень к лицу.
Ах да! Об орхидеях...Подделываясь под ваш стиль, я стала слишком хаотично излагать свои мысли. Ведь орхидеи зацвели, и это самое прекрасное время. Но сейчас для меня оно смазано оттенком грусти. Надеюсь, из вышесказанного понятно, почему.
Так вот, берегитесь, Господин из Антверпена! Не ходите по болотам ночью, когда силы зла властвуют безраздельно. А то, неровен час, в темном переулочке к вам сзади подкрадется Черный Человек в Черном плаще со шприцем карбинола в руках...а дальше стол, обмотанный пленкой и медицинская пила! Все уже решено! Прощайте!"
Внизу стоял вензель, похожий на подпись. Господин из Антверпена с минуту сидел, затем вдруг стал мять и комкать письмо, порвал его и бросил в камин, в ответ на что огонь громко заворчал.
"Ненормальная, дура, истеречка! - возопил господин из Антверпена. - В этом...письме открытая угроза. Где в Лондоне болота? И кто она? Я думал, что знаю ее, но оказалось, что ошибся. Она не просто за кругом, она далеко за кругом! И все далеко за кругом! Она убила во мне последнюю надежду на сближение с людьми! Что толку, если я ее любил? Мне незачем жить!"
Он замолчал и стал казаться спокойным. Он просидел до вечера и время от времени накручивал прядь волос на свой указательный палец или пил травяной чай с тостами.
А письмо медленно догорало, его остатки сжимались и корчились от невыносимой боли. Господин из Антверпена тоже ощущал эту боль, но не физически. Его оболочка, сидящая в кресле, не чувствовала ничего, но где-то в глубине его души догорал какой-то клочок бумаги, и он прекрасно осознавал, что после того, как все это закончится, от него ничего не останется. Впрочем, от него уже давно ничего не осталось. Лишь там, глубоко внутри, еще сохранилась одна маленькая хрупкая ниточка. Вместе с тлеющей в камине бумагой расстаяла последняя надежда, и ниточка, за которую господин из Антверпена хватался подобно тому, как утопающий хватается за любую соломинку, лопнула. Небольшой столб пепла вскружился и тут же исчез. Глаза господина из Антверпена посмотрели на стол, там лежал лепесток орхидеи, а может и тысячи лепестков. Они разом взмыли вверх и закружились в последнем вихре. За окном пошел дождь, крупные слезы стучали по асфальту в ритме пятистопного ямба.
Итак, Господин из Антверпена исчез. Никто не испытал этой потери, просто в мире стало на одного человека меньше. Быть может, его тело нашли в Темзе, или он умер от внутритканевой гипоксии. А может быть медицинская пила сделала свое темное дело?
Нелепая жизнь - нелепая смерть. Ничего не изменилось. Все так же угрюмо стоял Лондон, все так же тихо потрескивал огонь в камине, все так же четко часы отбивали размер три четверти. Только не было больного сердца, вторящего им.