Общеизвестно, что Сталин - корифей всех наук. После Великой Отечественной войны он был провозглашен глубоким критиком Гегеля, ученым, впервые внесшим ясность в изречения Аристотеля, единственным, до конца разобравшимся в теориях Канта.
Как-то вскользь Сталин заметил, что азербайджанцы произошли от мидийцев. Это утверждение стало для историков официальной доктриной, хотя оно не имело никаких оснований. Лингвисты «бились пятнадцать лет и в конце концов нашли 35 сомнительных мидийских слов, хотя сам мидийский язык является мифическим». «Совещание историков», с. 338 (выступление А. С. Сумбат-Заде).
Академик Евгений Жуков рассказал о трагедии, пережитой историками, которым систематически внушалось, что «теоретически полноценные марксистские труды может писать только избранный вождь - Сталин, глубокие мысли и свежие идеи могут исходить только от него... Таким образом, на протяжении почти двадцати лет - период формирования сознания целого поколения наших людей - самостоятельная творческая мысль в области теории у „простых смертных" бралась под сомнение». Там же, с. 56.
Директор института истории АН УССР Александр Касименко на конференции в Москве жаловался, что в те дни «угроза беспощадной расправы при малейшем проявлении неугодного Сталину толкования истории висела и над историками Украины». «Совещание историков», с. 69.
Об ущербе, нанесенном сталинизмом советской медицине, заявил действительный член Академии медицинских наук профессор В.В. Парин: «Основной вред обстановки культа личности для науки заключался в провозглашении одного мнения, одной точки зрения „неисчерпаемым кладезем мудрости", последней инстанцией истины... Не случайно подчас в ходе дискуссии по конкретным вопросам науки та или иная концепция подкреплялась не результатами собственных экспериментов ее защитников, а ссылками на научное наследство, одними лишь цитатами из чужих трудов».
Сталинское отношение к науке сказывалось и на местах. Выступая на Всесоюзном совещании по вопросам идеологии (Москва, 25-28 декабря 1961 г.), секретарь ЦК КП Грузии Д. Стуруа рассказал, как первый секретарь ЦК КП Грузии Мгеладзе вызвал к себе сотрудников Института марксизма-ленинизма и Института истории Грузинской Академии наук и велел им написать книгу об истории коммунистической партии в Закавказье. Ознакомившись с их работой, Мгеладзе сказал: «Мне, как автору, книга нравится. Но смотрите, чтобы в ней не оказалось ошибок, иначе все вы, дорогие друзья, отправитесь в тюрьму».
Репрессии среди ученых, гибель важных научных школ, выдвижение карьеристов, фанатичных догматиков или шарлатанов - этим чаще всего кончалось вмешательство Сталина в научные дискуссии.
Но нет правил без исключений. Таким исключением стало учение о языке. Языкознание, или лингвистика, не считалось у нас одной из ведущих наук; оно преподавалось на немногих факультетах, и число ученых-языковедов никогда не было особенно велико. Тем не менее, и в этой науке с конца 20-х годов кипели страсти и шла злобная борьба. Утверждалась губительная для науки иерархия власти и влияния, при которой каждая из наук должна была иметь лишь одного бесспорного лидера. В языкознании на эту роль претендовал Николай Яковлевич Марр со своим «новым учением о языке».
Вот что рассказано в книге Роя и Жореса Медведевых «Неизвестный Сталин».
Н. Марр, наполовину шотландец, наполовину грузин, выросший в грузинской среде в г. Кутаиси, еще в юности обнаружил исключительные лингвистические способности. Он владел двумя десятками языков и уже студентом выступил с рядом статей об особенностях грузинского языка. Позднее он изучал происхождение армянского языка и руководил раскопками в Армении, которые дали значительные научные результаты. Еще в самом начале века Марра считали не только одним из ведущих российских филологов, но и крупнейшим из российских археологов - кавказоведов и востоковедов. В 1912 году он был избран академиком Российской Академии наук.
Хотя лучшие работы Н. Марра не были связаны с языкознанием и многие из крупных лингвистов считали его даже дилетантом в этой области, но после 1910 года именно языкознание стало его главным увлечением и сферой деятельности. Идеи Марра в области языкознания всегда были крайне парадоксальны, но именно это принесло ему известность. Марр утверждал, например, что грузинский и армянский языки являются родственными, что русский язык ближе к грузинскому, чем к украинскому, что язык горных сванов Кавказа породил путем лингвистического взрыва немецкий язык, что языки с разным происхождением могут скрещиваться, давая жизнь новым языкам, и т. п. Читать работы Марра было трудно, они переполнены примерами из малоизвестных или уже исчезнувших языков, непонятными рассуждениями. Многие из тех, кто упорно пытался овладеть «новым учением о языке», вскоре бросали это занятие со словами «интересно, но непонятно».
Основную рекламу Н. Марру в 20-е годы создавали отнюдь не лингвисты. Народный комиссар просвещения А. Луначарский, изучавший в Цюрихском университете естествознание и философию и считавший себя писателем и драматургом, публично назвал Марра «величайшим филологом нашего Союза» и даже «самым великим из ныне живущих в мире филологов». Не думаю, что Луначарский понимал «яфетическую теорию» Марра (по имени одного из сыновей библейского Ноя - Яфета). Но Марр был одним из немногих крупных ученых, поддержавших большевиков в октябре 1917 года. Он стал тогда даже членом Петроградского Совета и председателем Центрального совета научных работников.
До конца 20-х годов авторитет Марра не слишком сильно мешал развитию других направлений языкознания в СССР. Только в 1928 году в статьях Марра появились цитаты из работ Маркса и Энгельса, а также термины «буржуазный» и «пролетарский» применительно к языкознанию. Академик Марр заявил, что приступает к углубленному изучению трудов Маркса, Энгельса и Ленина. Как и следовало ожидать, соединение языкознания с марксизмом позволило Марру делать одно за другим открытия в науке. Он объявил, например, что язык есть не что иное, как надстройка над экономическим базисом, и, следовательно, имеет классовый характер. Социальные революции ведут к скачкам в развитии языка, а новые социальные формы жизни создают и новый язык. Влиятельные тогда партийные идеологи охотно приняли теорию Марра в «железный инвентарь материалистического понимания истории» (М.Н. Покровский), ибо на «диалектических построениях Марра лежит явный отблеск коммунистического идеала» (В.М. Фриче). Сталин также обратил внимание на Марра. На XVI съезде ВКП (б) в 1930 году именно Марр выступил с приветствием от имени советских ученых. «В условиях полной свободы, которую дает науке советская власть, - говорил Марр, - я веду свою научную работу, развивая теоретически учение о языке. Осознав фикцию аполитичности и отбросив ее в момент обострившейся классовой борьбы, я твердо стою в меру своих омоложенных революционным творчеством сил на посту бойца научного фронта за четкую генеральную линию пролетарской научной теории и за генеральную линию коммунистической партии». Академик закончил свою речь не здравицей в честь Сталина, как делали уже многие другие, а здравицей в честь мировой революции. Однако часть своей речи Марр произнес на грузинском языке, что вызвало овацию всего зала. Делегаты съезда не поняли грузинских слов, но они хорошо поняли, кому эти слова адресованы. Сразу же после съезда Марр был принят в члены партии, а через год он стал членом ВЦИК, одного из высших органов советской власти в то время.
Объявление «нового учения о языке» марксизмом в языкознании делало оппонентов Марра уже не критиками марризма, который они называли между собой маразмом, а противниками марксизма-ленинизма, что даже в начале 30-х годов было небезопасно. Награждение Марра самым почетным в то время орденом Ленина означало официальное признание его теорий единственно правильным учением в области языкознания. Книги и статьи ученых из других научных школ оценивались теперь не только как «идеализм», но как «научная контрабанда», «враждебные построения», «вредительство в науке», «социал-фашизм» и даже как «троцкизм в языкознании». В самый разгар этой погромной кампании в 1934 году академик Н.Я. Марр умер.
Репрессии 1937-1938 годов привели к аресту и гибели многих противников Марра. Большой потерей для науки была гибель одного из наиболее смелых оппонентов Марра, профессора Е.Д. Поливанова. В современных энциклопедиях его называют одним из наиболее выдающихся знатоков восточных языков. Но в 1937 году о нем писали как о «черносотенном лингвисте-идеалисте» и «кулацком волке в шкуре советского профессора».
Был арестован и умер в лагерях еще один замечательный лингвист, Н.А. Невский, расшифровавший тунгутские иероглифы. Его большой труд «Тунгутская филология» был, к счастью, сохранен в архивах Академии наук СССР и издан в 1960 году. В 1962 году эта работа была удостоена Ленинской премии. Но погибли и некоторые из влиятельных сторонников Марра, обвиненных, например, в связях с Бухариным. Были дискредитированы и многие из высоких покровителей Марра.
Обстановка в языкознании изменилась в 1939 году, когда в Москву вернулся из ссылки известный советский лингвист, автор многих учебников для высшей школы и один из авторов «Толкового словаря русского языка», профессор Виктор Владимирович Виноградов. Он был арестован и сослан в г. Вятку (Киров) еще в начале 30-х годов. После окончания срока ссылки он получил право жить за пределами стокилометровой зоны от Москвы и поселился в г. Можайске.
В начале февраля 1939 года Виноградов отправил письмо Сталину с просьбой оказать ему доверие и разрешить работу и прописку в Москве в квартире жены. «Меня считают крупным лингвистом, - писал Виноградов, - но я не имею профессиональных прав любого советского ученого». Подобных писем на имя Сталина приходило очень много, и они редко попадали к адресату. Но письмо Виноградова было передано помощнику Сталина А. Н. Поскребышеву и вместе с краткой справкой из НКВД легло на стол Генсека. Красным карандашом Сталин написал: «Удовлетворить просьбу проф. Виноградова. И. Сталин». Ниже поставили свои подписи Молотов, Каганович, Хрущев, Ворошилов и Жданов. В подобных случаях Поскребышев информировал всех заинтересованных лиц, кто и как принял решение по данному вопросу. Виноградов мог не бояться новых репрессий.
В 1946 году он был избран академиком Академии наук СССР. Было известно, что Виноградов не разделяет откровений «нового учения о языке»; он считал себя учеником знаменитого русского языковеда и историка Алексея Шахматова, умершего в 1920 году.
В течение 1939-1948 годов лингвисты могли работать относительно спокойно, хотя от них требовалось все же формальное признание постулатов «великого» Марра. Главным истолкователем «нового учения о языке» и яфетической школы стал Иван Иванович Мещанинов, который не имел ни авторитета, ни связей, ни амбиций своего учителя. Новый лидер советского языкознания только в 1932 году стал академиком, и ему приходилось соблюдать осторожность и умеренность.
Положение изменилось, однако, в 1948 году. Печально известная сессия ВАСХНИЛ положила начало погромной кампании не только в биологии, но и в других науках. Кроме борьбы с буржуазным идеализмом в это же время проводилась самая решительная борьба против космополитизма, а также против «преклонения перед иностранными авторитетами». В Ленинграде, где я тогда учился в университете, добавилось так называемое ленинградское дело, затронувшее не только партийные, но и научные кадры. Многих крупных ученых не только изгоняли с работы, исключали из партии и лишали научных званий, но и арестовывали. Преподавателями и заместителями деканов на некоторых факультетах становились студенты старших курсов, пришедшие из армии. В этой обстановке многие из марристов стали подталкивать Мещанинова на борьбу против противников Марра и за полную монополию «нового учения». Начало борьбы против «антимарристов» положило заседание ученого совета Института языка и мышления им. Н.Я. Марра и Ленинградского отделения русского языка АН СССР. Основной доклад сделал здесь И. Мещанинов. Он обрушился на реакционных языковедов, которые продолжают «отжившие свой век традиции дореволюционной либерально-буржуазной лингвистики». Острие многих выступлений было направлено против В. Виноградова и его школы. В список «идеалистов» попали не только такие крупные столичные лингвисты, как А. А. Реформатский, но и многие кавказские языковеды, в том числе Арнольд Чикобава.
Наступление марристов почти не встретило сопротивления в самом Ленинграде, где находился центр «нового учения» и где в руках Мещанинова были все руководящие посты на кафедрах и в институтах. Мещанинов возглавлял и Отделение языка и литературы Академии наук СССР. Сопротивление возникло, однако, в Москве, где сложилась очень сильная группа лингвистов и филологов.
Но самое сильное сопротивление наступлению марристов возникло на Кавказе, где работали богатые талантами коллективы лингвистов, не разделяющих экстравагантных теорий Марра.
В Армении ведущим языковедом был Рачия Ачарян, которого считали основоположником армянского языкознания. В юности Ачарян был знаком с Н. Марром и даже пользовался его покровительством. Однако, начав самостоятельные исследования, Ачарян стал критиковать догмы яфетической теории, и еще в 1915 году Марр грубо отверг работы Ачаряна, которым якобы «нет места в серьезном научном деле». Между тем Р. Ачарян получил образование в двух европейских университетах и был академиком не только Армянской, но и Чехословацкой академии. Многотомные работы Ачаряна: «Армянский этимологический словарь», «Армянский словарь диалектов», «Армянский словарь собственных имен», «История армянской литературы» - были уникальными изданиями. Не имела, видимо, аналогов и его «Полная грамматика армянского языка в сравнении с 562 языками». Этот четырехтомный труд пришлось издавать литографским способом, так как автор использовал в нем слова и выражения и из таких языков, для которых не имелось шрифтов ни в одной из типографий Кавказа. В конце 40-х годов Р. Ачарян был более известным ученым в мире лингвистов, чем Марр или Мещанинов. Но Ачарян был уже болен и стар. Ведущую роль на кафедрах Армении играли его ученики и соратники, среди которых выделялся академик Армянской Академии наук Грикор Капанцян.
Наступление марристов в Армении оказалось относительно успешным. Они не пользовались авторитетом в республике, но их претензии были поддержаны идеологическими службами ЦК ВКП (б). Это обстоятельство оказалось решающим и для первого секретаря ЦК КП (б) Армении Георгия Арутинова. Ачарян и Капанцян были сняты со своих постов, началось изгнание их сторонников из Ереванского университета и Института языка Армении.
Иначе сложились дела в Грузии, где ведущим языковедом считался академик Грузинской АН Арнольд Чикобава, автор ряда словарей грузинского языка и крупный специалист по структуре и истории кавказских языков. Он также не являлся последователем Марра. Этот энергичный и талантливый 52-летний ученый успешно преподавал в Тбилисском университете и имел много друзей не только в научной среде, но и среди партийного актива республики. Добрые отношения связывали Арнольда Степановича с первым секретарем ЦК КП (б) Грузии Кандидом Несторовичем Чарквиани. Чарквиани не только взял под защиту Чикобаву в самой Грузии, но убедил его написать доклад-жалобу Сталину.
Конечно, к Сталину шли тысячи жалоб и докладных записок со всех концов СССР, и почти все они оседали безответно в аппарате ЦК. Но Чарквиани сумел добиться того, чтобы письмо Чикобавы легло на стол Сталина.
Чикобава просто и убедительно обрисовал ситуацию в языкознании, и Сталин внимательно прочел полученный доклад. Его заинтересовала поставленная проблема. Сталин был удивлен, что крупные повороты в целой науке происходят без его ведома. Его раздражало, что Академия наук без его согласия и одобрения объявила «новое учение» Н. Марра «единственной материалистической марксистской теорией языка».
Уже давно Сталин, которого называли величайшим теоретиком и корифеем марксизма, не выступал публично как теоретик. Новых и острых проблем возникало немало: в экономике, в мировом коммунистическом движении, в общественной жизни социалистических стран, в мировой политике. По этим проблемам выступали члены Политбюро: А. Жданов, Г. Маленков, А. Вознесенский. Их речи и доклады стали цитировать везде вместе с цитатами из работ Сталина 10-15-летней давности.
Все знали, конечно, что Сталин лично одобрил доклад Трофима Лысенко на сессии ВАСХНИЛ, но это была биология, и Сталин воздержался от открытых высказываний в столь специальной области. Языкознание было ближе к кругу интересов Сталина. В прошлом он писал о языке как об одном из важнейших признаков нации. Новое публичное выступление в этой области могло укрепить репутацию Сталина как классика марксизма-ленинизма. К тому же и сама проблема происхождения и развития языков была для Сталина очень интересна.
Сталин попросил своих секретарей подобрать ему несколько книг по языкознанию; некоторые из этих книг он прочел, другие только просмотрел. По пометкам и значкам, которые Сталин имел обыкновение делать в книгах, видно, что больше всего ему понравился популярный курс «Введение в языкознание» Д.Н. Кудрявского, изданный в 1912 году в г. Юрьеве (Тарту). Сталин читал быстро, и чуть ли не ежедневно на столе в его кабинете в Кунцево появлялась новая стопка книг по языкознанию.
«И чего только не приходится читать товарищу Сталину», - говорил друзьям Иван Исаков, адмирал флота и начальник Главного штаба МВФ, которого Сталин вызывал к себе для доклада в конце марта 1950 года и который с удивлением увидел на столе Верховного Главнокомандующего множество книг о происхождении языка. Между тем Сталин редко встречался с новыми для него людьми без предварительной подготовки, удивляя их потом короткими, но неожиданно точными замечаниями или вопросами.
В начале апреля 1950 года Чикобаву предупредили о поездке в Москву для встречи с секретарями ЦК. Встреча была назначена на 10 апреля. Вечером этого дня Чикобаву, Чарквиани и еще трех руководителей Грузии привезли в загородную резиденцию Генсека в Кунцево, где их встретили не секретари ЦК, а сам Сталин.
Беседа началась в 9 часов вечера. Сталин высказал вначале несколько замечаний и пожеланий по поводу «Толкового словаря грузинского языка», первый том которого только что вышел в свет под редакцией Чикобавы. Книга лежала на столе у Сталина, и было видно, что он внимательно знакомился с этим словарем. После этого перешли к «новому учению о языке». Чикобава рассчитывал уложиться в 20-30 минут, но Сталин прервал его и сказал, что не нужно торопиться. Он слушал внимательно, делая пометки в своей большой тетради и задавая вопросы. Сталин спросил, например, кто из ученых в Москве и Ленинграде является противником учения Марра. Чикобава рассказал об академике В. Виноградове, который испытывал сильное давление. Время от времени в кабинет приносили чай и еду.
Услышав, что в Армении сняты со своих постов академики Ачарян и Капанцян, Сталин прервал Чикобаву и попросил связать его с Ереваном. Министры и секретари обкомов и ЦК знали, что Сталин работает по ночам, и также не уходили спать до утра. Состоялся такой диалог:
Сталин. Товарищ Арутинов, работают у вас в республике такие люди - Ачарян и Капанцян?
Арутинов. Да, товарищ Сталин, у нас такие люди есть, но они сейчас не работают, их сняли с постов.
Сталин. А кто они такие?
Арутинов. Они ученые, академики...
Сталин. А я думал - бухгалтера, в одном месте снимут, в другом устроятся. Поторопились, товарищ Арутинов, поторопились...
И Сталин повесил трубку, не прощаясь.
Смертельно напуганный Арутинов вызвал своих помощников и заведующего отделом науки. Больного Ачаряна решили не беспокоить, а за Капанцяном послали машину. Ученого разбудили, успокоили (он мог подумать, что это арест) и повезли в ЦК КП Армении. Арутинов объявил опальному профессору, что он назначается директором Института языка Армянской ССР. «Неужели вы не могли подождать с этой новостью до утра», - ответил невыспавшийся Капанцян.
Между тем беседа Сталина с Чикобавой подходила к концу. Она продолжалась 7 часов. Неожиданно Сталин предложил собеседнику написать статью в «Правде» по проблемам языкознания. «А газета напечатает?» - спросил еще не вполне понимавший ситуацию ученый. «Вы напишите, посмотрим. Если подойдет, то напечатает», - ответил Сталин.
Статья была готова через неделю, и текст ее снова попал на стол Сталина. Чикобава еще дважды беседовал со Сталиным, и это также были продолжительные беседы - по 2-3 часа. Было очевидно, что Сталин продолжает знакомиться с литературой по языкознанию. Разумеется, это не прошло мимо ближайшего окружения Сталина. Георгий Маленков, частично заменивший в идеологическом руководстве умершего Жданова, приглашал к себе академика В. Виноградова и долго беседовал с ним. Однако содержание этих бесед не разглашалось.
9 мая 1950 года в «Правде» вышла большая статья А. Чикобавы с примечанием редакции - «публикуется в порядке обсуждения». Поскольку в статье содержалась резкая критика «нового учения о языке» и лично Мещанинова, тот получил предложение ответить. Началась дискуссия по языкознанию, продолжавшаяся, правда, недолго. Все статьи печатались только в «Правде»; другие газеты не получили разрешения участвовать в дискуссии. Один из моих друзей заметил в эти дни, что Чикобава - очень смелый человек, коль скоро решился бросить вызов учению Марра. Другой, более осторожный и осведомленный собеседник заметил, что подлинную смелость проявил как раз Мещанинов, открыто оспаривая критику Чикобавы. Между тем Сталин готовил свою статью, в чем ему помогали Виноградов и Чикобава, а также другие специалисты. Сталин писал статью сам, это видно по ее лексике и стилю. Однако, как и в других подобных случаях, Он негласно консультировался с осведомленными людьми, которых выбирал сам. Его секретарь А. Поскребышев предупреждал приглашенных о конфиденциальности этих бесед.
Статья Сталина «Относительно марксизма в языкознании» появилась в «Правде» 20 июня 1950 года. Я хорошо помню этот день. В Ленинградском университете шла экзаменационная сессия. Неожиданно все экзамены были прерваны, а преподавателей и студентов попросили спуститься в вестибюль здания, где имелись два больших громкоговорителя. Статью Сталина читал лучший диктор страны - Левитан, который в годы войны читал все приказы Верховного Главнокомандующего.
Мы, студенты философского, исторического и экономического факультетов, слушали чтение статьи в полном молчании, напрягая внимание и память. Мы насторожились, когда Сталин сказал, что язык не является и не может быть надстройкой над экономическим базисом, что язык может жить, не слишком сильно меняясь, при разных надстройках и базисах. Мы усмехнулись, когда Сталин, оспаривая мнение о классовости языка, заметил: «Думают ли эти товарищи, что английские феодалы объяснялись с английским народом через переводчиков, что они не пользовались английским языком?» Мы вздрогнули, когда Сталин заявил о «касте руководителей, которых Мещанинов называет учениками Марра». Если бы он, Сталин, «не был убежден в честности тов. Мещанинова и других деятелей языкознания, то сказал бы, что подобное поведение равносильно вредительству». Мы хорошо запомнили слова Сталина о том, что Марр «не сумел стать марксистом, а был всего лишь упростителем и вульгаризатором марксизма». Мы радостно переглянулись, когда Сталин сказал, что «наука не может существовать без дискуссий», что «в языкознании был установлен аракчеевский режим, который культивирует безответственность и поощряет бесчинства». Этот режим надо ликвидировать.
Надо признать все же, что выступление Сталина по вопросам языкознания имело в целом положительное значение. К тому же скромная, казалось бы, наука обрела небывалый авторитет среди других общественных наук. - В кн. Медведевы Ж. и Р. Неизвестный Сталин, с.272-283.
Сталин И. Относительно марксизма в языкознании. Правда 20.6.50.: «вне общества нет языка», «грамматика является собранием правил об изменении правил и сочетании слов в предложении», «язык всегда был и остается единым для общества и общим для его членов языком», «чем богаче и разностороннее словарный состав языка, тем богаче и развитие язык». «Дискуссия выяснила, что в органах языкознания, как в центре, так и в республиках господствовал режим, несвойственный науке... Дискуссия оказалась весьма полезной, прежде всего потому, что она выставила на свет божий этот аракчеевский режим и разбила его вдребезги».
На этом дискуссия кончилась, хотя Сталин еще четыре раза давал через «Правду» ответы и разъяснения; писем и вопросов от лингвистов он получал в эти дни и недели очень много. И. Мещанинов потерял все свои посты, а его ученики и соратники, дружно покаявшись, начали срочно переучиваться «в свете трудов товарища Сталина». Институт языка и мышления им. академика Н.Я. Марра и его филиалы в республиках были закрыты. его сотрудники отправлены на укрепление провинциальных вузов.
Однако арестов и расстрелов удалось избежать, хотя попытки сведения счетов предпринимались еще долго. Директором Института языкознания стал В.В. Виноградов. Академик Виноградов возглавил также Отделение языка и литературы АН СССР и журнал «Вопросы языкознания». Во всех вузах страны с осени 1950 года в программу общественных дисциплин был включен курс «Сталинское учение о языке». В более упрощенном виде его начали изучать и в системе партийного просвещения - даже в самых дальних сельских районах.
В одном из романов Федора Абрамова можно прочесть такой диалог простых колхозников:
« - Иван Дмитриевич, - сказал Филя, - говорят, у нас опять вредители завелись?
- Какие вредители?
- Академики какие-то. Русский язык, говорят, хотели изничтожить.
- Язык? - страшно удивился Аркадий. - Как это язык?
- Да, да, - подтвердил Игнатий, - я тоже слышал. Сам Иосиф Виссарионович, говорят, им мозги вправил. В газете «Правда».
- Ну вот, - вздохнул старый караульщик, - заживем. В прошлом году какие-то космолиты заграничным капиталистам продали, а в этом году академики. Не знаю, куда у нас смотрят-то. Как их, сволочей, извести не могут». (Абрамов Ф. Пути-перепутья).
ГУЛАГовский фольклор обогатила новая песня, в которой была и такая строфа:
Товарищ Сталин, вы большой ученый.
В языкознаньи знаете вы толк.
А я простой советский заключенный,
И мне товарищ - серый брянский волк...
Лишь много позднее стал известен автор этой песни - Юз Алешковский.
Большой брат и малые языки
В статье «Нужен ли обязательный государственный язык?» Ленин четко утверждал: «Русские марксисты говорят, что необходимо - отсутствие (подчеркнуто Лениным) обязательного государственного языка, при обеспечении населению школ на всех местных языках, и при включении в конституцию основного закона, объявляющего недействительными какие бы то ни было привилегии одной из наций». Ленин В.И. О национально-колониальном вопросе, с.148. «Демократическое государство, - писал он до революции, - безусловно должно признать полную свободу родных языков и отвергнуть всякие привилегии одного из языков». Ленин В.И. ПСС, т.25, с.71-72.
На фоне повальной русификации, десятилетиями осуществляемой в империи, ленинский лозунг звучал крайне революционно для всех инородцев. Но после большевистского переворота, которому не помешали состояться нацменьшинства окраин империи, советская демократия приступила к осуществлению полной свободы глумления над языками всех народов страны.
Государственным языком в СССР стал русский. Привилегий безусловно не было ни для кого.
До Октябрьской революции из 130 языков народов нашей страны лишь 20 имели разработанную письменность. Собственной оригинальной графикой письма обладали только русские, грузины и армяне, создавшие развитые литературные языки. Русский алфавит использовали представители еще семи народов (украинцы, мордва, осетины, чуваши, коми, удмурты, якуты), исповедовавшие христианскую религию. Эстонцы, латыши и литовцы пользовались латинской графикой. Буряты и калмыки, исповедовавшие ламаистскую веру, строили свое письмо на основе разновидности древнеуйгурско-монгольской письменности. Караимы, крымские, горские, среднеазиатские и восточноевропейские евреи (исповедовавшие иудейство разного толка) пользовались древнееврейской письменностью. У мусульманских народов Средней Азии и Кавказа имелась письменность на основе арабского алфавита. арабскую графику в разной степени приспосабливали к своим языкам 16 народностей (узбеки, таджики, казахи, азербайджанцы, татары, чеченцы, ингуши, кабардинцы, карачаевцы, адыги, кумыки, аварцы, лакцы, табасаранцы, лезгины, балкарцы).
После создания СССР начинается форсированное развитие культуры так называемых неписьменных народов: создание новых алфавитов, письменности и литературы для народов Севера и Сибири. В эти годы создавались учебники на языках: ненцев, нанайцев, манси, коряков, нивхов, ительменов, удэгейцев, хантов, селькупов, эвенов, эвенков, эскимосов, чукчей, юкагиров. Они стали основой создания литератур народов Севера на языках: мансийском, нанайском, ненецком, корякском, чукотском, эвенском, эвенкийском, удэгейском. В 30-40-е годы на нивхском языке, например, издавались учебники, общественно-познавательные издания и газета. См. Ю.Д. Дешериев. Развитие младописьменных языков народов СССР в советскую эпоху. - Вопросы языкознания, 1957, №5, с.19.
В республиках и автономиях повсеместно создается система национального образования, идет организация национальных театров.
Происходит создание многих новых наций и их языков. Многим коммунистам кажется, что все это совершенно ненужно. Не было никогда ни узбеков,ни азербайджанцев, ни их языков. Для чего понадобилось срочно выдумывать для них литературу, язык?
Даже с белорусским языком дошло до того, что пришлось коммунистам доказывать его право на существование. В известной статье «Вражда из-за языка» (1926 г.), обращённой к Президиуму ВЦИК СССР, представители интеллигенции Полоцка писали: «Когда впервые здесь насильно, т. е. без всякого плебисцита, стали вводить в школы, в учреждения белорусский язык, то население отнеслось к этой реформе настолько отрицательно, что в деревнях стали раздаваться такие голоса: „Сначала к нам пришли немцы, потом поляки, а теперь идут на нас… белорусы… Т.е. население стало считать белорусизаторов своими врагами“. В этой же статье отмечалось: «Нигде вы не услышите среди простого населения тот язык, который якобы «воспроизводится» правящими сферами, который они стараются сделать языком всех белорусов, т.е. тот язык, который даётся в Минске по особой терминологии. В основу этого языка положено минско-полесское наречие, и в него введена масса польских слов (до 45-50%). Вот почему, когда вы говорите с белорусом, вы прекрасно его понимаете, и он вас понимает. А вот когда вы ему станете читать издаваемую в Минске на белорусском языке по новой терминологии газету «Савецкая Беларусь», то ваш собеседник только глаза пучит. «На каком это языке газета написана?» — недоумевает он". Цит. по сборнику «Белоруссизация» http://zapadrus.su/bibli/arhbib/578--1920-.html.
Подписана статья была коротко "Белорус", и вызвала она много шума. В авторстве винили А.Г. Пшчолку - преподавателя истории в полоцких школах и лесатехникуме, А. Пигулевского - учителя 1-й и 2-й советских школ города, Дэйниса - заведующего Полоцкой городской семилетки и др.
В итоге Бюро ЦК КП (б) Б 14 мая 1926 г. приняло постановление «О публикации ответа на заявление полоцких граждан в статье "Вражда из-за языка"».
«В ответ на заявления полоцких граждан в ЦИК СССР и статью «Белоруса» «Вражда из-за языка» поместить в газетах БССР прилагаемую статью «Имеет ли белорусский народ свой язык и свою культуру» как статью от редакции, разбивающую доводы статьи «Вражда из-за языка», приведя последнюю в сокращенном виде. Послать статью в «Правду», «Известия», «Крестьянскую газету» с просьбой об опубликовании. Секретарь ЦК КП (б) Б.А. Криницкий». (НАРБ, Ф. 4-п. Вой. 3. Сир. 13. Л. 699).
Позиция Сталина, стоявшего за этой политикой "национализации" советских республик, выглядела двойственно:
Может показаться странным, что мы сторонники слияния в будущем национальных культур в одну общую (и по форме, и по содержанию) культуру, с одним общим языком, являемся вместе с тем сторонниками расцвета национальных культур в данный момент, в период диктатуры пролетариата. Но в этом нет ничего странного. Надо дать национальным культурам развиться и развернуться, выявив все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру с одним общим языком. Расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую социалистическую и по форме, и по содержанию культуру с одним общим языком, когда пролетариат победит во всем мире и социализм войдет в быт - в этом именно состоит диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре. И. Сталин. Выступление на XVI съезде ВКП (б).
«Процесс сближения происходит в языках народов СССР. Сближению языков способствует то обстоятельство, что в советском обществе стало возможным управлять языковыми процессами. Такое управление осуществляется посредством языковой политики. Регулирование языковых процессов со стороны общества, сознательное управление ими сыграли немалую роль в том, что в структурном и функциональном развитии языков нашей страны появилось очень много общего, сходного. Следует подчеркнуть, что русский язык стал языком межнационального общения. В стране происходит интенсивное распространение русско-национального двуязычия. Оно является одним из важнейших условий воздействия русского языка на языки народов СССР и их сближения между собой...
Как известно, к настоящему времени более 50 языков превратились в литературные. Как само формирование литературно-письменных разновидностей национальных языков, так и наиболее важные явления этого процесса, как-то: выбор опорного диалекта литературного языка, выбор и разработка графики и алфавитов, создание правил орфографии и пунктуации, выработка терминологии, пресечение пуристических тенденций и сознательный курс на интернационализацию при поощрении оригинального словотворчества на исконной основе как главного пути обогащения языков, пресечение чрезмерного увлечения иноязычными заимствованиями, отбрасывание архаичных элементов, устранение ножниц между орфографией и произношением, сближение литературного языка с народно-разговорным - все это было осуществлено на основе коллективного обсуждения, в результате выбора наиболее оптимального варианта в целях успешного развития этих языков. Шагдаров Л.Д. Сближение бурятского языка с другими языками народов СССР. - В кн. Взаимовлияние языков в Бурятии, Улан-Удэ, 1978, с.12-13.
Забегая вперед, следует сказать, что созданная в 30-е гг. к 80-м годам по тем или иным причинам письменность была утрачена, в частности, у половины из 15 народностей Севера.
В 50-е годы пришлось вновь создавать эвенкийский алфавит. Значительные различия в диалектах повлияли на судьбу письменности хантов, эскимосов, юкагиров, она тоже самоликвидировалась.
Впоследствии на русский литературный язык перешли - нивхи, ительмены, селькупы, саамы. Комановский. История многонациональной литературы. Т.5, с.756.
Короткая справка из энциклопедического словаря, изданного в 1995 г.: «Вепсский язык, то есть язык вепсов, относится к финно-угорским языкам (прибалтийско-финская ветвь). Созданная в 1930-е гг. письменность распространения не получила; с конца 1980-х гг. разрабатывается новый алфавит».
Почему так получилось?
Чаще всего, советские культуртрегеры - создатели новых языков совершенно не учитывали культуру, историю и реальные языковые и демографические особенности тех народов, для которых советской властью создавались алфавиты.
Все ли племена, исторически причисляемые к одному народу, являются его частями? Какой из существующих диалектов наиболее распространен?
Существовала и существует ли у народа письменность?
Осуществляется ли письменное общение и на каком алфавите?
Насколько пригоден новый алфавит для использования в быту, в науке, в деловом общении? Где находится административный центр национального образования?
Нужно ли вообще создавать алфавит и литературу для народности, насчитывающей несколько сот человек?
Вот те вопросы, на которые следовало ответить красным «просветителям» перед тем, как устраивать в тайге показуху, названную культурной революцией.
Как выглядели две стороны одной медали?
Покажем это на примере бурят.
Западные буряты в течение трех веков общались с русскими. Поэтому еще до революции наблюдалось сильное русское влияние на их хозяйство, культуру и духовную жизнь. Именно среди них начало развиваться двуязычие.
Это обстоятельство, а также старомонгольское влияние на новый литературный язык, неизвестное в западном диалекте, явились причинами, почему литературный язык не привился в Западной Бурятии. В 30-е годы, когда Западная Бурятия и Ага административно входили в состав Бурятской АССР, были предприняты энергичные попытки распространить там литературный язык. Но в последующем в этих регионах из-за территориальной отдаленности и административного размежевания влияние литературного языка было весьма слабым.
Восточные буряты имели тесные контакты с родственными им в генетическом отношении монголами. Итогом этого явилось распространение среди них с конца XVII века старомонгольского письменного языка, который широко использовался восточными бурятами вплоть до 30-х годов нашего столетия.
Буряты являются единственным народом в Сибири, имеющим такие самобытные памятники литературы, как летописи, исторические хроники, родословные.
Наличие у них литературных традиций на старомонгольском языке облегчило создание нового литературного языка на собственно бурятской основе и обусловило его ориентацию на восточное наречие бурятского языка.
Старомонгольская письменность квалифицируется как реакционное ламаистское мракобесие, и доброжелатели от филологии берутся за дело.
«В годы Советской власти в 30-е годы на основе бурятских диалектов (сначала в основу языка был положен южно-селенгинский, а затем хоринский диалект) был создан бурятский литературный язык, особо быстро развивавшийся после перевода письменности со старомонгольской графики на латинизированный алфавит.
В период латинизации на литературном бурятском языке стала интенсивно издаваться оригинальная художественная литература, периодическая печать, преимущественно переводная общественно-политическая, учебная и научно-популярная литература. С большим успехом начал ставить спектакли на родном языке Бурятский драматический театр. На бурятском языке, главным образом в сельских местностях, проводились собрания, читались лекции и доклады, в некоторых аймаках и республиканских учреждениях велось делопроизводство.
В начале 30-х годов на двух языках стало вестись радиовещание. Было осуществлено всеобщее начальное обучение, полностью коренизировано преподавание в бурятской школе. Именно в этот период бурятский язык (в литературной и разговорной разновидностях) сыграл важную роль в просвещении отсталого в прошлом бурятского народа, в приобщении его к достижениям мировой культуры. В это время сфера его применения была наиболее широкой и он являлся для бурят основным коммуникативным средством. Родная грамота дала бурятскому народу реальную возможность овладеть в короткие сроки основами знаний и приобщиться к творческой работе в области художественной литературы, журналистики, искусства.
Как подытожил В.А. Аврорин: «... коренной перелом в характере и темпах культурного развития у большинства народов СССР произошел в конце 20-х - начале 30-х годов в связи с созданием письменности на родных языках и получением ею всенародного признания и распространения. Это была подлинная культурная революция, которая пробудила не только интерес к знаниям, но и политическую активность и небывалый трудовой энтузиазм широчайших масс населения, дав людям почувствовать себя настоящими людьми, полноправными и активными строителями нового, социалистического общества». Аврорин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка. - Л., Наука, 1975, с.190.
Но объективные реалисты и национал-консерваторы видели и те проблемы, которых не желали замечать певцы социализма.
Хотя к концу 60-х годов была уже завершена научная разработка норм бурятского литературного языка, но практика Бурятии в 30-60-е годы показала, что некоторые функции, присущие литературным языкам крупных народов, в бурятском языке развиваться не могут.
В частности, нецелесообразно было использовать этот язык в научных исследованиях, для преподавания в старших классах средней школы и в вузах, для делопроизводства или массовых мероприятий в многонациональной аудитории.
Характеризуя сложившуюся в Бурятии языковую ситуацию, Ц.Б. Цыдендамбаев пишет: «Отдавая должное современному литературному бурятскому языку, было бы непростительно проходить мимо того явного факта, что этот язык при своем функционировании встретился с таким мощным явлением, как массовое двуязычие бурят, на почве которого должна была расшириться и расширилась сфера употребления литературного русского языка. Сказанное коснулось весьма существенной части языкового действия: у литературного бурятского языка почти целиком отпала функция делового применения, в результате роль официально-делового языка в Бурятии фактически выполняет литературный русский язык. Более того, двуязычие в Бурятии развивается в пользу второго, то есть русского, языка во всей сфере употребления не только литературного, но и разговорного бурятского языка». Цыдендамбаев Ц.Б. Итоги и насущные проблемы языкового строительства в Бурятии. - Филологические записки, вып. 19, Улан-Удэ, 1973, с.82.
«Буряты - составная часть монгольского мира. Они, как и другие монгольские народы, пользовались старомонгольским письменным языком. Профессор Гомбожаб Цыбиков верно подметил, что монгольские племена, пережив много исторических эпох, сохранили в основном национальный язык, единство которого удержалось в письменном виде. Классическая монгольская письменность, так называемое уйгуро-монгольское вертикальное письмо, проникла в Бурятию в связи с распространением в наших краях буддизма в ХУП в., и вскоре стала основой письменного (литературного) языка бурят-монголов. Старомонгольская письменность составляла общее культурное достояние монгольских народов, которые, несмотря на обилие наречий и диалектов, успешно применяли ее во всех частях огромного монгольского мира. Она широко применялась носителями различных диалектов, была понятна всем, и в течение длительного исторического периода служила объединяющим фактором, ключом взаимопонимания монгольских народов.
До 1931 г. старомонгольский язык являлся родным литературным языком бурят-монгольского народа, на котором велось делопроизводство, издавались оригинальные фольклорно-художественные произведения, исторические летописи и хроники. Книги, изданные на этой письменности, были понятны представителям всех монгольских народов. Происходил активный взаимообмен литературой.
На старомонгольской письменности существовало большое количество книг, содержащих переводные светские и религиозные произведения литератур народов Востока, К их числу относятся "Панчатантра", "Бигармижид", "Шидитэ хуур", "Улигэрун далай", "Алтен гэрэл", "Саран хухы", "Молон тойк" и др., получившие широкое распространение среди бурят. Бытовали эти произведения у бурят в виде ксилографических изданий и рукописных экземпляров. Все они созданы на старомонгольской письменности.
На этой же письменности были созданы фундаментальные работы по буддийской философии, богословию, астрономии, тибетско-монгольской медицине, истории и культуре стран и народов Востока. Авторами этих трудов были представители бурятского народа, получившие буддийское образование и писавшие свои труды на монгольском и тибетском языках.
К сожалению, имена этих ученых и писателей, их оригинальные труды в годы тоталитарного советского режима замалчивались. По существу, они были вычеркнуты из истории и культурного наследия нашего народа.
В итоге история Бурятии и бурят-монгольского народа оказалась искаженной, обедненной, лишенной выдающихся деятелей прошлого.
Старомонгольская (старобурятская) письменность выдержала все попытки ее реформирования. Вспомним проект "агвановского" алфавита, появившийся в начале XX в., а также попытку латинизировать алфавит в начале 20-х гг.
Все советские попытки реформирования старомонгольской письменности не имели успеха, прежде всего, потому, что старомонгольская письменность была "наддиалектной".
Права Г.С. Дугарова, когда пишет: "Она не ориентировалась на какой-либо конкретный существующий монгольский диалект или язык, она была безразличной по отношению ко всем или к большинству монгольских языков.
Старомонгольское письмо было одинаково понятным для всех диалектов ровно настолько, насколько оно одинаково отстояло от них всех. Именно эта особенность обеспечила старомонгольской письменности долгую жизнь".
Проекты реформированных алфавитов были приспособлены к конкретному диалекту бурятского языка, а поскольку диалекты иногда сильно разнятся между собой даже в фонетическом отношении, они оказались недолговечными и не могли соперничать с классическим старомонгольским письмом. Только волевое, диктаторское решение тоталитарного режима способно было отнять у нашего народа в 1931 г. старомонгольскую письменность, служившую основой бурятского литературного языка. Это было началом глубокого кризиса этого языка». Чимитдоржиев Ш.Б. Старомонгольская письменность и бурятские школы. (XVII - начало XX в.) - В кн. История и культура народов Центральной Азии, Улан-Удэ, 1993, с.107-108.
Как показывают данные переписей населения, процент лиц, считающих родным языком бурятский, медленно снижается.
Если в 1926 году 98,1% всех бурят признавало бурятский язык родным то в 1959 году этот процент снизился до 94,9, а в 1970 - до 92,6. Это - по официальным данным.
Языковая ситуация в республике беспокоит многих представителей бурятской интеллигенции. Так кандидат наук В.Ц. Найдакова, выступая на лингвистической конференции в Улан-Удэ еще в 1963 году, заявила: «У нас создается тревожное положение, когда многие молодые люди абсолютно не знают бурятского языка, а между тем они числятся по документам бурята¬ми по национальности. Я начала изучать бурятский язык в 17 лет. Если я сейчас читаю свободно и немного пишу по-бурятски, то это достигнуто лишь благодаря систематической работе, бурятский язык мне пришлось осваивать как любой чужой язык. А надо было знать свой родной язык, я же все-таки бурятка!». Развитие литературных языков народов Сибири в советскую эпоху. - Улан-Удэ, Бурятское книжное изд-во, 1965, с.198.
А начиналось все еще при Ленине.
11 августа 1922 г. он принял видного деятеля Азербайджанской ССР С.А. Агамалы-оглы и сопровождавшего его секретаря ВЦИК А.С. Енукидзе. Вождь подробно расспросил Агамалы-оглы о работе Союзного Совета Закфедерации, о положении в Азербайджане, о Красной Армии Азербайджана, об отношении трудящихся к проекту создания Яналифа - нового, латинизированного алфавита - взамен старого арабского и т. д. Движение за введение нового азербайджанского алфавита Ленин назвал «великой революцией на Востоке». И. Хансуваров. Латинизация - орудие ленинской национальной политики. М., 1932, с.21-22.
В Башкирии и Татарии в 1927 году тоже начался перевод письменности с арабской графики на «яналиф» - «новый алфавит» на основе латиницы («Арабский алфавит - этот символ мракобесия ислама - заменен новым латинизированным башкирским алфавитом. Таким образом, на деле осуществляется национальная по форме и социалистическая по содержанию культура». - В книге «Пятнадцать лет Советской Башкирии» - с.XY).
Во второй половине 20-х годов переход письменности с арабской графики на латинский шрифт стал осуществляться во всех тюркских республиках. На том этапе считалось, что введение латинизированного алфавита должно сыграть положительную роль в высвобождении трудящихся из-под влияния мусульманского духовенства, ускорит преодоление культурной отсталости тюркских народов и поможет вовлечению их в социалистическое строительство.
По решению Президиума ЦИК СССР был создан Всесоюзный центральный комитет нового тюркского алфавита. Возглавил его председатель ЦИК Азербайджана Агамалы-оглы. В состав комитета вошли ученые-востоковеды и лингвисты, партийные и советские деятели республик Советского Востока.
Резкое сопротивление этому мероприятию оказывало духовенство. В свою очередь, партийная машина обеспечивала пропагандистскую поддержку комитета, дабы показать, что латиница отвечает чаяниям масс.
В одном из приветствий пленуму комитета нового алфавита, проходившему в декабре 1928 г. в Казани, говорилось: «Мы, рабочие-татары Вахитовского завода, приветствуем от имени татарского пролетариата Казани делегатов, прибывших на III пленум от восточных республик. Считая, что в борьбе с неграмотностью и в татаризации фабзавкомов введение Яналифа является прямым путем, мы просим пленум наметить решительные мероприятия в направлении быстрейшего введения Яналифа в условиях Татарстана».
В 1928 г. союзное правительство издало закон о повсеместном введении латинизированного алфавита народов арабской письменности. В конце двадцатых годов использование арабского алфавита в СССР запрещается. Государственные учреждения отныне должны были пользоваться новым алфавитом во всех случаях применения тюркско-татарских языков. Все мусульманские народы СССР принудительно переводятся на латинский алфавит, считавшийся тогда алфавитом мировой революции. «Год работы правительства (1928/29)». М. 1930, с. 37.
В общей сложности, на основе латиницы были созданы алфавиты для шестидесяти восьми языков, которыми пользовалось более двадцати пяти миллионов человек. См. Алфавит Октября. Итоги введения нового алфавита среди народов РСФСР. Сборник статей, М.-Л. 1934, с.17.
«Резкое ограничение функций родного языка в городских школах отражается на развитии национальной литературы и театра. Из 45 членов писательской организации ТАССР 40-50-х годов рождения, пишущих на татарском языке, лишь трое получили среднее образование в городской школе. Среди актеров татарских театров республики только 30% окончили городские школы, в то время как в русских театрах - 95%. Городская молодежь коренной национальности из-за незнания родного языка практически лишена возможности участвовать в пополнении рядов национальной творческой интеллигенции. Языковой проблеме в Татарской АССР придает остроту еще одно обстоятельство. Коренному населению республики пришлось пережить две реформы письменности: в 1927 и 1939 годах. В итоге графика на основе арабского алфавита, служившая татарской культуре более тысячи лет, была заменена. Богатое рукописное наследие, книги, издававшиеся с 1612 по 1939 год, комплекты газет и журналов более 300 наименований оказались практически недоступными для последующих поколений. Сложилась ситуация, когда среднее поколение татар не знает письменности старших, а в городах большинство молодых оказалось отчужденным не только от письма, но и от языка старшего поколения. Распалась связь времен, преемственность культурных традиций». Гарипов Я.З. Тенденции национально-языкового развития (СОЦИС, 1989, №2).
Планировался перевод на латиницу и русского языка. Председатель подкомиссии по латинизации русского алфавита Н. Ф. Яковлев писал: «Русский гражданский алфавит в его истории является алфавитом самодержавного гнета, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма, что в особенности проявляется в русификаторской роли этого алфавита по отношению к национальным меньшинствам… На смену унаследованной национально-буржуазной графике должен прийти алфавит социалистического общества. Речь идет… о едином международном латинизированном алфавите социализма».
«Территория русского алфавита представляет собою в настоящее время род клина, забитого между странами, где принят латинский алфавит Октябрьской революции, и странами Западной Европы, где мы имеем национально-буржуазные алфавиты на той же основе. Таким образом, на этапе строительства социализма существующий в СССР русский алфавит представляет собой безусловный анахронизм - род графического барьера, разобщающий наиболее многочисленную группу народов Союза как от революционного Востока, так и от трудовых масс и пролетариата Запада. Никакая реформа орфографии уже не спасает... должен быть создан новый алфавит - алфавит социализма». Н.Ф. Яковлев, языковед, в 20-х годах один из идеологов создания алфавитов для малых народов (цитирую по статье Ф. Ашнина и Вл. Алпатова о Николае Яковлеве в Независимой газете от 31.03. 2001).
В 1930 г. по инициативе Луначарского заговорили о латинизации русского алфавита (а также Украины и Белоруссии). В статье «Латинизация русской письменности», напечатанной в журнале «Культура и письменность Востока», он писал: «Отныне наш русский алфавит отдалил нас не только от Запада, но и от Востока, в значительной степени нами же пробужденного... Постепенно книги, написанные русским алфавитом, станут предметом истории. Будет, конечно, всегда полезно изучить русский шрифт для того, чтобы иметь к ним доступ. Это уже будет польза ощутительная для тех, кто будет заниматься историей литературы, но для нового поколения это будет во всяком случае все менее необходимым... Выгоды, представляемые введением латинского шрифта, огромны. Он дает нам максимальную международность, при этом связывая нас не только с Западом, но и с обновленным Востоком».
Созданная тогда при Главнауке Наркомпроса подкомиссия по латинизации русской письменности объявила русский алфавит «идеологически чуждой социалистическому строительству формой графики», «пережитком классовой графики XVIII — XIX вв. русских феодалов-помещиков и буржуазии»...
Выступая с отчетом в 1934 году на 17-м съезде ВКП (б), М.И. Разумов, первый секретарь Восточно-Сибирского крайкома партии, совершил политическую оплошность, заговорив об «одной серьезной ошибке, которая допускается, по-моему, при введении письменности для северных национальностей. На нашем Севере около пятнадцати национальностей, и некоторые из них, как, например, тофалары, ненцы, долгане, насчитывают всего по 1-2 тыс. душ. Спрашивается: зачем им латинский алфавит? Не проще ли для письменности этих народностей взять за основу русский алфавит, чтобы облегчить трудящимся северных национальностей овладение письменностью обоих языков - родного и русского?»
Поскольку за решение всех этих вопросов с 1917 по 1923 годы отвечал лично Сталин, камень был брошен явно в его огород.
Явно занервничав, бывший заместитель наркома по делам национальностей РСФСР, некогда курировавший алфавитную революцию, а ныне директор Госиздата Г.И. Бройдо, бросает выступающему реплику.
Бройдо. «Почему легче?»
Разумов парирует: «Без этого невозможен действительно культурный подъем национальностей Севера. В Ленинграде сидит целый Научно-исследовательский институт народов Севера, возле него кормится куча людей, и делают они, с моей точки зрения, дело совершенно бесполезное и даже, если хотите, вредное для северных народностей, ибо это задерживает их развитие. Товарищ Бройдо своей репликой напомнил мне о книжке товарища Хансуварова, которая была выпущена Партиздатом в 1932 г. В этой книжке имеется место: «Якуты сразу же отбросили всю эту руссификаторскую письменность. Уже в 1917 г. языковед-студент Новгородцев разработал свой алфавит на латинской основе... Правда, и здесь без борьбы дело не обходится: отдельные националистически настроенные интеллигенты-якуты вместе с великодержавными шовинистами русскими из чиновничества и русской интеллигенции пытаются протащить и закрепить русский алфавит». Хансуваров И. Латинизация - орудие ленинской национальной политики. Партиздат, 1932, с.28.
Разумов интересуется - где тут логика, почему для создателей азбук для якобы бесписьменных и действиительно бесписьменных народов кириллица более шовинистична, чем латиница? «Я не понимаю, почему в книжке Партиздата те, кто за сохранение уже существующего для якутского языка алфавита, общего с русским, являются националистами и шовинистами, а те, кто борется за сближение с алфавитом французов и итальянцев - являются интернационалистами? Разговор о миссионерском характере русского алфавита в условиях пролетарской диктатуры - это совершенно несуразная вещь. Во всех странах письменность и культура используются правящими классами для угнетения трудящихся, но этого нет и не может быть в условиях диктатуры пролетариата. Впрочем в книжке товарища Хансуварова, изданной Партиздатом, есть еще и не такие перлы. Огромное культурное и политическое значение замены арабской письменности латинизированным алфавитом для всех известно. Беда лишь в том, что кое-где старались сделать его как можно более непохожим на русский алфавит. Но в своей книжке товарищ Хансуваров скорбит о том, почему во всем Советском Союзе, в частности, почему письменность русского языка не переводится на латинский алфавит. Книжка его заканчивается следующим местом: «Растет и ширится борьба пролетариата, трудящихся и угнетенных масс в остальных пяти частях света. За победу Октября на всем земном шаре! Победа будет за революцией. И вместе с победой пролетарской революции победит и латинский алфавит. И он станет международным алфавитом». Тут товарищ Хансуваров явно зарапортовался. Тут он явно скорбит о том, что и в русском языке до сих пор письменность не заменена латинской». И в заключение Разумов задает издевательский вопрос: «А кому и для чего это надо? В чем преимущества латинского алфавита перед русским, на котором созданы огромные культурные ценности страны Советов? Во имя каких «принципов» надо предпринимать гигантскую работу по смене алфавитов, от которой, кроме ущерба советской культуре, ничего ждать нельзя?»
Сталин отреагировал на критику так, как мог поступить только Сталин. Разумов в 1937 г. был арестован и вскоре расстрелян. Его имени и теперь не найти ни в одной энциклопедии, на каком бы алфавите она ни была издана.
Все латинские алфавиты народов Севера, Кавказа и Средней Азии были в 1937-1939 годы выброшены в мусорную корзину и начинается введение алфавитов на основе кириллицы. В 1938 году русский алфавит, "алфавит Ленина-Сталина" вводили взамен латинского в Татарии, Бурятии, Башкирии, Казахстане, Азербайджане, в республиках Средней Азии, на Северном Кавказе и даже в Монголии.
...В 1937-1941 гг. все языки народов СССР, за исключением прибалтийских, перевели на кириллицу. Из семи десятков новых алфавитов не уцелел ни один... - Там же.
Монгольский алфавит функционировал на территории Сибири со времени его создания (XIII в.) до 1931. Монг. алфавит создан на базе уйгурского, к-рый восходит к арамейскому. Использовавший монг. алфавит лит. старописьм. монг. яз. был не только лит. языком всех монголояз. народов, в т. ч. вошедших в XVII в. в состав России бурят, племен, но и лит. языком образованных тувинцев. В 1920-е гг. была начата работа по созданию на базе этого алфавита новой бурят. письменности и нового бурят. лит. яз., однако процесс этот был прерван, и в 1931 бурят. письменность переведена на латиницу. Латиница стала основой для 2 алфавитов, разработанных во 2-й пол. 1920-х гг. и использовавшихся на тер. Сибири на протяжении 1930-х гг.: унифицир. новотюрк. алфавита (утвержден в 1928) и Единого алфавита народов Севера (создан в 1930, офиц. утвержден в 1931). Новый якутский алфавит С.А. Новгородова был разработан на базе Международной фонетической транскрипции и использовался с 1917 по 1930. Кириллица использовалась в кач-ве основы при создании письменностей сиб. народов на протяжении всего XIX в. и в нач. XX в. Обычно к рус. алфавиту добавлялись графемы для передачи специфич. для того или иного языка фонем, отсутствующих в рус. яз. После непродолжит. периода всеобщей латинизации письменности на тер. всей России в 1930-е гг., с кон. 1930-х гг. алфавиты всех языков Сибири, имеющих или получающих письменность, строятся на базе кириллицы. Лит.: Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990; Письменные языки мира: Языки Российской Федерации: Социолингвистическая энциклопедия. М., 2000. Кн. 1; 2003. Кн. 2.
В марте 1938 года Совнарком СССР и ЦК ВКП (б) приняли постановление "Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей". С этого момента по всей стране началась принудительная русификация национальных окраин. За "контрреволюционный национал-уклонизм" арестовывали и уничтожали ученых, деятелей искусств, партийных и советских руководителей национальных республик. Сокращается издание газет и журналов на национальных языках.
В школах повсеместно вводится обязательное преподавание на русском языке, национальные языки изучаются факультативно. Закрываются национальные библиотеки, клубы и иные культурные центры национальных меньшинств Советского Союза.
Повсеместно производится насильственное изменение имен, отчеств и фамилий по русскому образцу. Именно тогда появляются фамилии: Давкараевы, Малдыбаевы, Гуломалиевы, Джумахматовы, отчества: Кристаповичи, Хасакоевичи, Сулейманбековичи, Михкелевичи, Гадоевичи.
В 1939 году без обсуждения и подготовки, по приказу сверху грянула новая языковая реформа - с завтрашнего дня писать только русскими буквами. (К числу недостатков кириллицы относят ее несоответствие особенностям татарского языка, искажение его фонетики, ряд звуков татарского языка в этом алфавите не имеют соответствующих букв и не могут быть отображены на письме).
Разумеется, графические системы большинства языков народов СССР были построены на основе русского алфавита. В основу национальных алфавитов положен фонемный принцип, то есть буква обозначает фонему со всеми ее оттенками и вариантами. Но в некоторых языках фонем было больше, а в других меньше, чем в русском языке, и русский алфавит приходилось, следуя Прокрусту, то укорачивать, то растягивать, создавая новые буквы с помощью дополнительных черточек, кружочков, апострофов. Так как в русском алфавите нет букв, обозначающих гласные звуки бурятского языка, то использовались знаки латинского алфавита.
Взаимодействие языков в России происходило и до революции.
Например, представители некоторых народностей Сибири: эвенки, тувинцы, тофалары - овладевали тем якутским или бурятским диалектом, с носителями которого они контактировали. Такой тип равноправного двуязычия ныне почти перестал развиваться, так как знание языка межнационального общения делает это излишним.
Книга Н.Г. Самсонова «Русский язык в Якутии» (Якутск, 1982), посвящена описанию процесса проникновения и распространения русского языка на территории Якутии. Он показан на фоне сложнейшего взаимодействия языков народов, населяющих ее: якутов, эвенков, эвенов, юкагиров, чукчей, русских старожилов с начала XVII в. до нашего времени.
Охарактеризовав значение распространения русского языка для развития культуры якутского народа, автор показывает сложность и длительность этого процесса, который начался сразу после прихода русских на р. Лену в XVII в. Первоначально он состоял в усвоении новых слов, связанных с появлением новых предметов в быту, общественной и государственной жизни, торговле. Воспринимались они при устном общении. Постепенно, с ростом городов, распространением христианства и появлением школ, начала распространяться и грамота. Все это происходило очень медленно. К концу XIX в. число грамотных среди якутов не превышало 2%. Но процесс русификации национальных окраин, о чем обычно говорилось, как о главном доказательстве шовинистической политики царизма, превратившего Россию в «тюрьму народов», как утверждал В.И. Ленин, осуществлялся вовсе не так непреклонно, как считалось в советские годы.
Интересные свидетельства о взаимодействии русского и якутского языков до революции оставил В.Г. Короленко. Как и все, кто в те времена бывал в Якутской области, Короленко был поражен степенью влияния якутского языка и якутской культуры на русских, живших в этом крае. Все внимание писателя было сосредоточено на представителях местного русского населения, испытавшего сильное влияние якутской культуры. Описаны эти люди с большой теплотой. Это Макар в «Сне Макара» станочники в «Государственных ямщиках», Сергей из «Марусиной заимки», ямщики и почтальон в «Ат-Даван».
В главе «Слобода Амга и ее обитатели» «Истории моего современника» Короленко пишет: «Жители Амги называли себя «пасынай», в отличие от якутов, которых они называли «джякут». Название «пасынай» происходило от русского слова «пашенный», которое указывало на их крестьянское происхождение. Говорили, что они переселены с Амура генерал-губернатором Муравьевым-Амурским, но, должно быть, это переселение совершилось ранее - до такой степени они успели утратить черты русской народности. Мужчины еще говорили по-русски, хоть и с сильным якутским акцентом. Женщины говорили только по-якутски и порой, понимая русский язык и даже умея немного говорить на нем, как будто стыдились говорить по-русски... Бывшие пашенные хранили воспоминание о своем происхождении и гордились им. Один из них, Захар Цыкунов (с которого я писал своего Макара), просил меня впоследствии, когда я получил возможность вернуться в Россию, прислать ему всю крестьянскую одежду, как носят в России. Перед смертью он намеревался одеться по-русски, чтобы явиться на тот свет как прилично «пашенному». В остальном они почти ничем не отличались от якутов: ходили в церковь, но и якуты были тоже православные, и по воскресеньям у церковной ограды можно было видеть привязанных верховых лошадей с высокими якутскими седлами. На священников амгинцы смотрели, как и якуты: это были православные шаманы, но только шаманы казались сильнее. Жители Амги заключали это из того, что шаманы никогда не обращались в случае болезни к помощи священника, тогда как священники звали к себе порой шаманов, и они призывали для исцеления православного священника языческие невидимые силы» (История моего современника, с. 750).
Коренные жители Амги переселились в Якутскую область уже давно, но процесс оякучивания русских (и других народностей) шел непрерывно, его и наблюдал В.Г. Короленко. В очерках и рассказах он рисует немало случаев, когда отдельные ссыльные оставались в этом крае навсегда, усваивали якутский язык, женились на якутках или обякутившихся русских и дети их по языку и по образу жизни уже сливались с местным населением. Так, в рассказе «Марусина заимка» В.Г. Короленко описывает Козловского: «...Козловский дал мне свою лошадь, а на другой вызвался сам ехать со мною... Это был крестьянин, замешанный в восстании и отбывший каторгу. После этого многие из его товарищей возвращались на родину, а он, попав в эти дальние места, почувствовал, как и Тимоха, что это очень далеко и что ему отсюда уже нет возврата. Он женился на слобожанке-полуякутке, его девочки говорили только по-якутски, а он пахал землю, продавал хлеб, ездил зимой в извоз и глядел на жизнь умными, немного насмешливыми глазами. Ему казалось смешным многое в прошлом и настоящем, а между прочим, и то, что он, Козловский, хотел когда-то спасти свое отечество, и что он живет в этой смешной стороне с пятидесятиградусными морозами, и что его собственная жена полу-якутка, и что его дети лепечут на чужом для него языке...
- Эй, догор! - крикнул он по-якутски. - Не попалась ли вам тут серая лошадь?» (Марусина заимка, с. 262). Или другой пример из «Истории моего современника» (глава «На месте»). Самым старшим поселенцем из политических в Амге был Николай Васильевич Васильев. Он был сослан еще в 60-х годах по делу так называемых воскресных школ... Отбывал он ее (каторгу) в Нерчинске, вместе с Чернышевским. По окончании срока он был выслан на поселение в Амгу и приехал сюда, когда новая волна политических ссыльных еще не стала сюда доплескивать. Ему сначала пришлось жить здесь одному. Очень живой и способный, он быстро изучил якутский язык, женился на дочери местного объякутившегося здесь крестьянина, обзавелся собственным хозяйством и до такой степени вошел во все интересы местной жизни, что общество выбрало его своим писарем, а начальство ничего не имело против его утверждения («История моего современника», с. 747).
Словом, писатель вместо русификации якутов обнаружил якутизацию русских. Причем, процесс этот кое-где продолжался еще несколько десятилетий. В Олекминском районе Якутии есть деревни, жители которых говорят на особом говоре якутского языка. Особенность его составляет то, что лексика в нем русская, а грамматика якутская. Окружающее население зовет их сахалярами. В. Г. Короленко упоминает о «наивно-изломанном наречии Средней Лены». Профессор Н. Г. Самсонов по этому поводу пишет следующее: «Это не якуты, а русские, которые объякутились (баасынай) и говорили на ломаном русско-якутском диалекте...»
Свидетельства о распространении якутского языка среди русских имеются в описаниях путешественников, писателей, ученых, миссионеров, политссыльных. Н.Г. Самсонов дал подробную сводку этих материалов. В их числе приведены и произведения В.Г. Короленко. Очерки и рассказы Короленко, хотя являются художественными произведениями, привлечены, в числе других источников, как исторические свидетельства протекания процесса оякучивания русских в Якутии. Данные, приведенные в них, сохраняют научное значение. Они сделаны в определенном районе, при длительном наблюдении. Люди, от которых они записаны, действительно существовали. Писатель сам указал на прототипы героев своих произведений. Потомки их до сих пор живут там же. Например, потомки Захара Цыкунова - прототипа Макара из рассказа «Сон Макара» - до сих пор обитают в Амге.
Совершенно иначе стал распространяться русский язык после Октябрьской революции. Н.Г. Самсонов показывает, как быстро русский язык начал становиться языком международного общения и культуры в нашей стране, в том числе и между народами Якутии. Об этом свидетельствуют и данные переписей населения в 1970 и 1979 гг. Приведенные данные переписей 1970-1979 гг. хорошо отражают живые процессы взаимодействия языков народов Якутии: рост освоения русского языка, частичную утрату родного языка, особенно значительную у народностей Севера - юкагиров, эвенов, эвенков, и их многоязычие за счет овладения якутским языком. Данные о долганах, говорящих на родственном якутскому языке, но живущих изолированно от народов Якутии, приведены для сравнения.
В книге Н.Г. Самсонова «Русский язык в Якутии» процесс растущего влияния русского языка рассматривается на фоне другого лингвистического процесса - распространения якутского языка. Ко времени прихода русских на Лену якутский язык на северо-востоке Сибири был международным. Начался этот процесс в древности, когда потомки какого-то народа, говорившего на языке, близком языку древних тюрок, переселившихся в междуречье Лены и Алдана, вступили в длительное взаимодействие с аборигенами. В условиях двуязычия с эвенками, монголами и, возможно, другими народами и сложился якутский язык. Хозяйственные и культурные связи с соседними народами, расселение якутов на соседних землях, установление родственных связей способствовали росту якутского народа и влиянию его языка. С этим процессом столкнулась и широко использовала его царская администрация.
Но сближение языков народов СССР происходило не в ходе непосредственного взаимодействия их между собой, а главным образом, при помощи средств массовой коммуникации, использующих русский язык, т.е. по причине мощного ежедневного влияния русского языка на все языки страны, особенно младописьменные и бесписьменные языки. Обратное влияние данных языков на русский язык не было столь значительным, как влияние на них русского.
Касаясь этого вопроса, Ю.Д. Дешериев пишет: «Совершенно очевидно, что русский язык и, скажем, чеченский не могут в в одинаковой мере влиять друг на друга. Ясно, что влияние русского языка на чеченский не идет ни в какое сравнение с влиянием чеченского на русский (если вообще можно говорить о таком влиянии). Воздействие грузинского языка на бацбийский очень велико, тогда как трудно говорить о воздействии бацбийского на грузинский. Мы не имеем оснований утверждать о сколько-нибудь существенном взаимовлиянии литовского и азербайджанского или аварского и хантыйского литературного языков». Дешериев Ю.Д. Закономерности развития литературных языков народов СССР в советскую эпоху. - М., 1969, с. 111-112.
Кроме того, у русского языка появилась еще одна важная функция - он стал посредником между языками мира и языками СССР.
Общей закономерностью является то, что слова других языков сначала проникают в русский язык, а через него распространяются в остальных языках нашей страны: «...основные процессы взаимообогащения языков народов СССР приобретают, если можно так сказать, «централизованный» характер. Это значит, что из ограниченных, локальных эти процессы становятся неограниченными благодаря посредству русского языка. Если раньше речь могла идти в основном о взаимообогащении языков соседних народов, то теперь богатства многочисленных языков, попадая в русский, могут быть далее усвоены другими языками». Базиев А.Т., Исаев М.И. Язык и нация. - М., Наука, 1973, с. 164.
В годы Хрущева в отношении перспектив развития национальных культур народов СССР была выдвинута новая идея: нерусские народы могут создавать национальные культуры… на русском языке.
Так, журнал «Вопросы философии» утверждал, что потеря родного языка для нерусских народов не означает, что тем самым они лишаются возможности творить национальную культуру. Успехи языковой русификации народов СССР выдавались как начало перехода на русский язык культуры и литературы наций союзных республик, то есть начало возникновение новой этнической общности советского народа. Журнал писал: «У нас в СССР имеются факты, когда многие племена, народности и небольшие нации используют русский язык для развития своей национальной культуры» (Вопросы философии, №9, 1961).
В числе народов, начавших создавать национальную культуру и литературу на русском языке, журнал назвал карелов, удмуртов, марийцев, коми, мордву и осетин.
«Руководство Брежнева отошло от политики окольной русификации через промежуточный этап «зональных языков» и «зональной ассимиляции». Оно предпочло прямой путь «интернационализации» всех языков на основе языка державной нации - языка Ленина. Но тут началась манипуляция с «приписками» по двум вопросам в бланках переписи - в отношении «родного языка» и «второго языка» опрашиваемого. «Приписки» здесь явно очевидны, особенно среди «младших славянских братьев» - украинцев и белорусов. Если за 300 с лишним лет пребывания Украины в составе царской и советской России признали русский язык родным лишь 12%, то только за 20 лет - с 1959 по 1979 год - это число у украинцев поднялось на пять процентов, а у белорусов даже на десять процентов (с 15 до 25 %).
Но тут совершить «приписку» не большая проблема, все-таки все три нации легко понимают язык друг друга, а вот в Средней Азии и на Кавказе за тот же период произошел лингвистический «взрыв» в отношении признания русского языка своим «вторым языком», хотя число признавших его «родным языком» колеблется вокруг нуля. Свидетели переписи рассказывают, что «вторым языком» признавали русский у всех тех националов, кто мог отвечать по-русски на пару несложных вопросов, а также у национальных детей в школах и детсадах с обучением на русском языке». А. Авторханов. Империя Кремля.
А как все это воспринималось представителями других народов?
Интернационализм для них выглядел как принудительная русификация.
«По мере укрепления советской власти национальная политика становилась все более русификаторской. Дошло до того, что татары почти забыли свой язык. Татарских школ не стало, даже в Казани осталась только одна. Мы идем к тому, что татары вскоре станут полностью русскоязычными. Началось исчезновение самого этноса». И. Тагиров.
Советолог У. Коларж писал: «Советы постарались вырвать из рук национальностей их языковое оружие; им это удалось осуществить посредством изменения характера национальных языков и введения в них большого количества русских терминов, а также так называемых интернациональных терминов, подвергшихся русификации» (Colarz W. Russia and her colonies, L., 1952, p. 14).
Краткий экскурс в недалекое прошлое славянской республики СССР сделал в статье «Белорусский национализм и язык в начале ХХ в.» Александр Гронский: «Язык в начале ХХ в. являлся, пожалуй, самым главным маркером этнокультурного отличия. Именно поэтому «возрождение» «национального» языка считалось одной из главных националистических задач. В белорусском варианте эта задача оказывалась более проблемной, поскольку официальная наука не признавала существование особого белорусского языка. Для закрепления в массовом сознании значимости белорусской речи не как наречия, а как языка нужно было поднять его престижность. Самым простым способом это можно было сделать путём внедрения языка в начальное образование. Белорусские националисты предлагали перевести школьное образование в Белоруссии на белорусский язык, утверждая, что белорусские дети не понимают программы, преподаваемой по-русски... Однако в школах белорусскому языку находилось небольшое место. В школьных хрестоматиях того времени были тексты на церковнославянском и русском языке. Последний подразделялся на три наречия, которые также были отражены в хрестоматиях. Поэтому школьники получали представления о белорусском уже из курса русского языка».
После начала горбачевской гласности, известный писатель, пишущий по-русски и по-киргизски, Чингиз Айтматов поведал, как развивается киргизская национальная культура на деле. Он заявил: «Не надо изображать дело так, что в наших национальных сферах все решено и нет никаких проблем... Размышлять надо о том, насколько глубоко и демократично развивается национальная культура, национальное самосознание... Русский язык - великий, но это не означает, что не надо обращать внимание на внутренние закономерности другого национального языка и при¬вносить в него, в частности, из русского то, что можно не привносить. Курьезным фактом в этом смысле являются названия двух областных газет, выходящих на киргизском языке - одна из них называется "Иссык Кол правда-си", а другая "Нарын правда-cи"... Меня это глубоко оскорбляет. Что же это за народ с тысячелетней историей, у которого в языке отсутствуют слова "правда", "истина", "справедливость". Кому нужно такое коверканье русского языка и унижение киргизского, в котором только синонимов понятия "правда" насчитывается около десяти». (Литературная газета, 31.8.1986).
Результат этой языковой политики был предсказуем.
Выступая в апреле 1987 г. на пленуме правления Союза советских писателей, белорусский прозаик Нил Гилевич рассказывал: «Ни в столице Белоруссии Минске, ни в одном из областных центров, ни в городе и даже городском поселке республики практически нет ни одной белорусской школы. Есть английские, французские, испанские - а белорусских нет». Гилевич добавил: «Без языка нет и литературы... Мы глубоко озабочены сложившейся в Белоруссии языковой ситуацией. Но разве наша забота - это только наша забота?» На том же пленуме украинский писатель Борис Олейник процитировал Ленина, требовавшего «всячески противодействовать попыткам оттеснить украинский язык на второй план», с таким комментарием: «В некоторых наших областных центрах количество украинских школ приближается к нулевой отметке» (Литературная газета, 8.05. 1987).
Язык русского бюрократа во всех крупных городах вытеснял местные языки из сферы делового общения и делопроизводства. Языком высшего образования тоже стал русский, иначе говоря, без его знания любая карьера становится невозможной.
Из Большой Советской энциклопедии (3 изд.) вычеркивается слово «русификация».
Развернутое представление о советской судьбе наречий народов Севера можно составить, изучая историю создания эвенкийского литературного языка.
«Эвенки живут в пределах Красноярского края, Иркутской, Читинской и Амурской областях, на территории Бурят-Монгольской АССР, Якутской АССР, Хабаровского края, Сахалинской области и др. Так как плотность эвенкийского населения мала и эвенки давно живут рядом с другими народами, общаясь с иноязычным населением (русским, якутским, бурятским), разные диалекты и говоры эвенкийского языка имеют ряд особенностей и немало следов влияния иных языков. В составе этого языка насчитывается до 30 диалектов и говоров.
Причины языковой раздробленности, в т.ч. территориальная разбросанность эвенкийского населения, кроются в историческом прошлом эвенков.
Другая причина - в прежнем социальном устройстве эвенков, когда они делились на племенные и родовые группы, вели кочевой образ жизни, занимаясь охотой и оленеводством. В 1935 году опубликована классификация эвенкийских диалектов и говоров. Новые исследования эвенкийского языка позволяют внести в эту классификацию изменения и уточнения.
Если прежде в эвенкийском языке выделялись две соподчиненные единицы - диалект и говор, сейчас представляется более правильным говорить о сложном диалектном делении эвенкийского языка и выдвинуть наряду с такими подразделениями, как диалект и говор, еще одно подразделение в составе диалекта, а именно - группу родственных говоров, иначе говоря, поддиалект. Такие группы родственных говоров или поддиалекты имеют место как на территории южного диалекта, так и на территории восточного диалекта.
При настоящей изученности эвенкийского языка, все еще недостаточной, эвенкийские диалекты и говоры можно представить в следующем виде.
I. Северный диалект распространен на севере Красноярского края, а также севере Иркутской области: 1) наканновский говор, 2) илимпийский говор, 3) тутончанский говор.
II. Южный диалект распространен по бассейну Подкаменной Тунгуски, по верхнему течению реки Лены и в районе Прибайкалья: 1) сымский говор, 2) подкаменно-тунгусская группа говоров, обнимающая говоры: чемдальский, ванаварский, байкитский, полигусовский и учамский, 3) токминско-верхоленский говор, 4) непский говор, 5) прибайкальская группа говоров, включающая говоры: северо-байкальский, баунтовский, 6) талочский говор.
III. Восточный диалект распространен на территории от Лены до побережья Охотского моря и на острове Сахалине: 1) баргузинский говор, 2) олёкминская группа говоров, куда входят говоры: тунгирский, каларский, токкинский; 3) алданская группа, куда входят говоры: тимптонский, томмотский, джелтулакский; 4) учурский говор, 5) аяно-майский говор, 6) курурмийский говор, 7) тугуро-чумиканский говор, 8) сахалинский говор, 9) зейско-буреинский говор.
Несмотря на то, что эвенкийские говоры разделены сотнями километров, общая основа их грамматического строя и словаря прочно сохраняется. Она делает возможным общение представителей самых различных говоров. Это стало основой для создания общего литературного языка для эвенков, которые уже являются социалистической народностью и с другими народами СССР строят коммунистическое общество.
Эвенкийский литературный язык является одним из молодых литературных языков, возникших после Октябрьской революции. Он призван обслуживать одну из социалистических народностей Крайнего Севера и способствовать ее культурному росту. До революции эвенкийский язык был обиходно-разговорным языком. Такими же сегодня остаются говоры эвенкийского языка.
Удовлетворить же всё возрастающим потребностям социалистической народности может такой язык, который обладает богатым словарем, с большим количеством выразительных средств языка и с богатой и гибкой системой словообразования, дающей возможности роста словаря. Поэтому эвенкийский литературный язык должен быть богаче любого диалекта и говора. Вместе с тем, этот язык переживает период, когда он еще молод, а местные говоры, не успевшие перемолоться, сильны.
Непский говор, первоначально послуживший основой для создания литературного языка, потерял свое значение в силу немногочисленности населения, говорящего на нем, и не может больше служить основой в развитии литературного языка. Литературный язык, чтобы его нормы не были разноречивыми, должен опираться на определенный диалект и впитать в себя те элементы грамматики и лексики, которые являются прогрессивными и не вступают в противоречие с нормами других говоров. Опираясь на словарь и грамматическую систему языка конкретной группы эвенков, литературный язык не будет страдать от разнобоя в употреблении слов разных говоров, который наблюдается в настоящее время.
В связи с этим важное значение приобретает изучение местных говоров и закрепление за литературным языком строгих норм.
Совещание по языкам народов Севера состоялось в Ленинграде с 8 по 12 декабря 1952 года. Совещание было проведено Институтом языкознания АН СССР совместно с Отделом нерусских школ Министерства просвещения РСФСР, Институтом национальных школ Академии педагогических наук РСФСР, бывшим факультетом народов Севера Ленинградского государственного университета им. Жданова, Северным отделением Ленинградского пединститута имени Герцена и Ленинградским отделением Учпедгиза. На нем были представители партийных и советских органов Эвенкийского национального округа, представители эвенкийского народа из других районов Советского Союза, участвовавшие в обсуждении доклада О.А. Константиновой о состоянии литературного эвенкийского языка по итогам диалектологической экспедиции.
В ходе экспедиции 1952 года выяснилось, что на территории Эвенкийского национального округа есть две группы говоров, которые относятся к разным диалектам: говоры эвенков бассейна Подкаменной Тунгуски с примыкающим к ним говором эвенков поселка Учами, в низовьях Нижней Тунгуски, которые относятся к южному диалекту эвенкийского языка; и говоры жителей поселка Тутончаны, расположенного на Нижней Тунгуске, относящиеся к северному диалекту.
Отсутствие научного исследования и описания непского говора, положенного более двадцати лет назад в основу литературного эвенкийского языка, привело к смешению в издаваемой на эвенкийском языке литературе норм различных диалектов и говоров (их более 30). Появился разнобой в лексике и в употреблении грамматических норм. Смешение элементов разных говоров в языке художественной, политической и учебной литературы не могло способствовать развитию литературного языка.
B предложениях, которые члены экспедиции представили на обсуждение Всесоюзного совещания по языкам народов Севера в декабре 1952 года, сказано, что на базе материалов, собранных в Эвенкийском округе, и материалов экспедиции в Катангский район Иркутской области, и сведений по другим говорам эвенкийского языка, представляется возможным рекомендовать в качестве основы для литературного эвенкийского языка говоры эвенков, живущих в Эвенкийском национальном округе в бассейне Подкаменной Тунгуски.
Для выбора именно этой диалектной базы были приведены следующие соображения. Говоры эвенков Подкаменной Тунгуски распространены на территории Эвенкийского национального округа - административно-экономического и культурного центра значительной части звенкийского народа.
Эвенки, живущие компактно в бассейне Подкаменной Тунгуски, составляют половину коренного населения округа. Группа подкаменно-тунгусских говоров входит в состав южного диалекта эвенкийского языка, в который включаются также говоры эвенков поселка Учами на Нижней Тунгуске, говоры южной части Катангского района, а также группа говоров Забайкалья.
В таком составе говоров южный диалект распространен на значительной территории и на нем говорит около одной трети всего эвенкийского населения, живущего как в Эвенкийском национальном округе, так и за пределами его.
С переходом на новую диалектную основу в литературном языке не произойдет коренной ломки в нормах орфографии.
Первоначальная характеристика обследованных говоров в сравнении с фонетическими, грамматическими и лексическими нормами, принятыми в свое время для литературного эвенкийского языка, позволила рекомендовать говоры Подкаменной Тунгуски в качестве наиболее подходящей базы для современного эвенкийского языка.
Хотя президиум Окрисполкома на совещании, специально посвященном вопросу о выборе одного из говоров Эвенкийского национального округа в качестве базы для литературного эвенкийского языка, и не вынес окончательного решения, ряд руководящих работников, главным образом представители коренного населения, высказались на нем за выбор группы подкаменно-тунгусских говоров.
Совещание по языкам народов Севера признало неблагополучным положение дел с эвенкийским литературным языком и вынесло предложение о выборе новой диалектной основы эвенкийского литературного языка из числа говоров или диалектов Эвенкийского национального округа.
В решениях Совещания особым пунктом записано предложение о перебазировании эвенкийского литературного языка на группу говоров Подкаменной Тунгуски, входящих в состав южного диалекта эвенкийского языка». Горцевская В.А., Колесникова В.Д. Отчет диалектологической экспедиции в Эвенкийский национальный округ в 1952 г. - Ученые записки Ленинградского государственного педагогического института им. А. Герцена, т.101, факультет народов Севера, 1954.
По мнению В.А. Аврорина, при исследовании любой языковой ситуации необходимо иметь в виду следующие четыре момента: «1) социальные условия функционирования языка; 2) сферы и среды употребления языка; 3) формы существования языка; 4) функции языка». Аврорин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка, с.120.
В лингвистической литературе уже предпринимались попытки классификации языков народов СССР с точки зрения их роли, функций и перспектив развития. По этой классификации наиболее перспективными, обладающими максимально широкими общественными функциями, являются литературные языки союзных республик (украинский, белорусский, грузинский и другие), затем литературные языки автономных республик и областей, имеющие уже меньшие перспективы развития.
Форма национально-государственной автономии имеет важное значение, так как языки союзных республик, действительно, обладают, как правило, намного большими общественными функциями, чем языки автономных республик и областей.
В.А. Аврорин, вопреки очевидному, считал, что «прямой корреляции между формой государственного устройства народа и уровнем функционального развития языка не существует». Аврорин В.А. Там же, с.100.
Он даже дал разбор этой, как он выражается, «административной» классификации и указал на серию факторов, по-разному стимулирующих функциональное развитие языка и порождающих ту или иную языковую ситуацию. Аврорин В.А. Там же, с.100-101.
Но сколько не говори «халва», во рту слаще не станет…
Конец 70-х - начало 80-х гг. стал периодом осознанного личного участия писателей и деятелей культуры в издании учебников родных языков на основе новых алфавитов, ими созданных.
Большой писательский опыт, близкое общение с земляками в процессе собирания и изучения языка, фольклора и народных традиций вылились в творчестве разных писателей в необходимость создания новой письменности родных языков.
Так, в 1981-1982 гг. были созданы сразу две письменности нивхов. Алфавит южносахалинского диалекта разработан В. Санги и Г.А. Отаиной, нижнеамурского - этнографом Ч. Таксами. Буквари и учебники для младших классов были выпущены в те же годы.
Для Санги диалект южно-сахалинских нивхов представляет большой интерес как основа развития литературного языка. По его мнению, он в наибольшей степени сохранил древнюю основу нивхского языка и более защищен в отличие от нижнеамурского диалекта, обогащенного, как считает Ч.Таксами, лексикой соседних народов.
Нивх Чунер Таксами - ученый, фольклорист и этнограф, создатель письменности жителей Нижнего Амура. По его концепции, именно этот диалект заслуживает стать основой литературного языка нивхов. На этом диалекте говорит большая часть нивхов. Он вобрал многие черты языков окружающих приамурских народов - русских, нанайцев, ульчей и др.
Чукча Ю. Рытхэу пишет: "Язык и культура больших народов - отнюдь не стерильно чистые побеги отборного семени, а причудливо смешанные, переплавленные в горниле истории, в котором исчезали и возникали новые племена и народы. Слияние языков и культур - это естественный процесс, достойное завершение их земной судьбы. Но ведь это же безнравственно - искусственно "ускорять" этот процесс!"
Его подход к этнической истории не признает насильственного "ускорения" развития ни культуры, ни языка. Писательская практика, подтолкнувшая его к созданию нового литературного чукотского языка, привела к выводу: "Надо сказать, что первоначально строение нашего языка, его грамматический строй были весьма неудобны для письменного выражения. Огромные слова могли тянуться... "на сотни километров". Но по примеру русской речи, под влиянием переводов произведений Пушкина, Некрасова, Лермонтова и Маяковского происходило расчленение этих громоздких конструкций на более короткие, четко выраженные отрезки. Сам строй литературного русского языка, его интонации усваивались новым чукотским литературным языком".
Рытхэу начинал с формирования неологизмов путем сложения конкретных чукотских понятий в громоздкие конструкции. Переводы русской классики помогли понять, что язык строится не только из новой лексики. Знание английского языка помогло ему в изучении жизни, быта, истории, культуры и языков северных народов Америки, Канады, Норвегии, Исландии, что давало возможность сравнения и выводов.
Знание русского и английского языков расширяло его понимание степени развития сопоставимых языков и культур. Вряд ли он представляет, да и кто-либо другой вряд ли может представить себе все стадии и формы переходности в развитии чукчей, но нам важно его понимание того, что язык и культура переплавляются "в горниле истории"...
После развала СССР и повсеместной вспышки национализма русский язык подвергся гонениям во всех государствах СНГ. Его не только не считали нужным сделать государственным, но и запрещали преподавать в школах. Прошла четверть века...
С 2010 года в Украине стремительно растут тиражи книг, изданных на русском языке.
По данным Книжной палаты им. Ивана Федорова, общий тираж изданных в Украине книг за 2012 год составил почти 51 миллион экземпляром и увеличился на 46%, по сравнению с 2011 годом, когда общий тираж составлял 34,8 млн экземпляров. Число названий книг и брошюр выросло с 18,8 тысяч в 2011 до 22,1 в 2012 г..
Самый низкий рост, по сравнению с 2011 годом, в сегменте украиноязычных книг: всего на 10% по названиям и на 31% по числу экземпляров, тогда как изданий на русском языке стало гораздо больше - на 45% по названиям и 80% по тиражам.
При этом тиражи русских и украинских книг в 2012 году почти одинаковы— 25950,4 и 21493,3 тысяч экземпляров соответственно.
Эта тенденция сохраняется. За первое полугодие 2013 общий тираж книг изданных на украинском языке составил 14318,8 тыс. экземпляров, а на русском - 12983,4 тыс. экземпляров.
Общее число изданных в Украине в течение 2013 года названий книг и брошюр - 13 тыс. 653 единиц.
На украинском языке было выпущено 8 тысяч 230 изданий. На втором месте печатные единицы на русском языке - 3 тысяч 964. Кроме того, вышло 487 изданий на украинском и русском языках совместно.
Количество изданий на других языках за этот период существенно меньше. Так на английском языке было выпущено 255 названий, на немецком – 27, на крымско-татарском - 20, на французском и румынском - по 10 названий.
В вузы России сейчас все активнее поступают абитуриенты из Армении, Литвы, Белоруссии, Грузии, Казахстана, Польши, Венгрии, Узбекистана, Монголии...
Мотивы просты: выяснилось, что русский язык как был, так и остался для них входом в мировую культуру.
Рецензии на «Всяк сущий в ней язык» (Сергей Шрамко)
Ув. Сергей! Вами проделана большая работа. Прочитала с интересом. Спасибо за информацию.
Успехов.
Инна Овчинникова 26.09.2013 17:56. •
Статья представляет познавательный интерес. Автор правильно пишет о тех безобразиях, которые творились в языкознании после того, как Сталин написал статью по языкознанию, фактически остановив развитие этой науки. Конечно, автор не описывает всех проблем в филологии - им не было числа. (...). Тем не менее, из статьи видно, какая катастрофа ждет общество при ограничении свободы слова.
Ольга Славянка 24.09.2013 23:02. •