Люмпен-пролетариат. Этим непривычным для русского уха словом Егорыч презрительно называл местных мужиков, нигде не работающих, но вольготно живущих и постоянно хмельных. Природная смекалка подсказала бабе Мане перевод чужеродного слова на более привычное - бичи, и понимала баба Маня значение его гораздо шире Егорыча. Она включала сюда не только местных, но и приезжих, а также женщин, которые живут неправильно: пьют, о детях не заботятся и не хотят работать.
***
Баба Маня развешивала выстиранное бельё, когда на всю округу разлилась воровская песня, которая шансоном называется - Михаил Круг жаловался на Владимирский централ и северный ветер.
Проснулись, значит, соседи, хотя до обычного их подъёма ещё вроде как и не время, рановато ещё. Ах да, вспомнила баба Маня, это же к ним гости из города вчера пожаловали, два родственника, синими куполами расписанные. Их в селе "охотниками" кличут. Придётся людям опять по ночам оборону держать, чтоб скотинку свою, рогатую и безрогую, птицу разную, водоплавающую и яйценесущую, в цельности сохранить. Охотники, они и есть охотники, только охотятся эти приехавшие на чужое добро.
Сами-то соседи хоть и ленивые, но не вороватые, нет (Боже упаси бабу Маню напраслину на них возвести!), а вот родня у них, не приведи Господи!
О позапрошлом годе, когда эта родня так же гостевала у соседей, люди начали недосчитываться телят, овец и даже коров. Причём, такое происходило не только в их деревне, но и во всей округе. Милиция поисками скотских воров занималась ни шатко, ни валко, может, и до сих пор бы продолжала это делать, да случай помог: искали, как говорили люди, одно - нашли другое. В подробности-то баба Маня не вникала, это ей без надобности, видала только, как соседских гостей синюшных садили в милицейскую машину с номерами цвета их тату-колоколов. Она тогда ещё подумала, что выглядит это очень даже символично - навроде, как милиция и воры одной краской крашены.
И что с людьми-то поделалось? И пошто они жить стали не по совести?
Те-то, размалёванные, ладно, приехали и уехали - сами никого в селе не знают, и их никто не ведает. А вот свои-то, доморощенные воришки, как же они-то, бессовестные, смотрят в глаза своим односельчанам, которых по ночам обворовывают?
Этого баба Маня никак в толк взять не может.
Вот сколь уж годков-то минуло, а никак не забывается та Татьянина история.
***
Рано овдовела Татьяна, воспитательница их детского сада "Солнышко", сын её о седьмом годочке сиротой стал, дом без хозяйского догляда постепенно ветшал - не так-то просто женскими руками мужскую работу справить. Одна надежда была на подрастающего Егорку.
Только-только сын в лета входить начал - армия подоспела, Родине-матери долг отдавать надо. А какой долг-то, спрашивается? Ничего у неё взаймы не брали ни сама Татьяна, ни Егорка.
Татьяна шибко уповала на то, что пощадит военкомат её сына - сколиоз ведь у парня обнаружила комиссия. Да только зря мать надеждой себя тешила. Увезли Егорку, почитай, на край света, на Камчатку.
А как осталась Татьяна одна-одинешенька, тут-то и начал местный люмпен-пролетариат наносить ей ночные "визиты": то выстиранное бельё с верёвки снимут, то корм для скота выгребут подчистую, то гусей утащат, а от двух овец оставили Татьяне рожки да ножки прямо за её же огородом.
Конечно, "визиты" были и раньше, начались они сразу же после смерти мужа, точнее, в день его похорон. Только тогда они не были столь дерзкими.
Бойфренд почему-то голоса не подавал, а ведь породистый пёс, кавказец. Его сосед ей продал уже взрослого. Вроде, и злой, новую хозяйку-то на пушечный выстрел к себе не подпускал, сосед чуть ли не целый месяц приучал их друг к другу, а вот воры ходят по её двору, как по собственному.
Чашу Татьяниного терпения переполнил набег на её баню. Сорвали пробой (сказал бы кто бабе Мане в ранешнее время, что баню и стайку на замке держать придётся - посмеялась бы, не поверила), вынесли приготовленное к стирке бельё, все банные принадлежности, алюминиевые тазы и даже берёзовый веник. Вот тут-то и начинается самое интересное.
До ближайшего отделения милиции, находящегося в соседнем поселке городского типа, было недалеко. Всего семь км, если прямиком через железную дорогу идти. Декабрь, мороз под сорок градусов, пронизывающий до костей ветер и никакого попутного транспорта.
Шла Татьяна, глотая злые слёзы обиды на ворюг окаянных, на жизнь свою распоганую и на двух сотрудников милиции, живших в их же деревне, работающих в райотделе.
Вот к одному-то из них она, обнаружив ранним утром сорванный пробой и накрыв картонными коробками хорошо пропечатанные возле бани следы ночных визитёров, тут же и побежала. Так он даже и слушать не захотел, сказал, что он опер, что её дело его не касается, и отфутболил Татьяну к участковому, живущему то ли в том самом почти городском поселке, то ли в самом районном центре. К другому оперу Татьяна и обращаться не стала, предвидя тот же ответ, а прямиком отправилась на поиски участкового в упомянутое выше отделение милиции. Сотовой связи тогда в их районе не было, не было и стационарной телефонии.
В отделении сначала долго вспоминали, за кем числится участок, на котором проживает потерпевшая, потом так же долго строили версии по месту нахождения участкового в данное время и, наконец, ближе к заходу солнца приняли с превеликим неудовольствием заявление Татьяны. Принять-то приняли, но настоятельно потребовали предоставить ФИО подозреваемого. А кого могла она назвать, если у них в деревне этих вороватых ФИОв пруд пруди?
Пока Татьяна общалась с милицией, аборигены совершили очередной набег на её подворье, о чем свидетельствовало исчезновение фляги под воду и алюминиевой снеговой лопаты.
***
Потекли долгие дни ожидания. Ни участкового, ни того жирного борова, который взял-таки тогда у неё заявление, она за весь месяц ни разу не видела.
А в январе, аккурат под самоё Крещение Господне, пришёл ответ на её заявление: " Отказать в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления".
Наверное, потому отказали, что Татьяна это самое ФИО им не предоставила - преступление-то имело место быть, это ФИО отсутствовало.
Татьяна вздохнула, убрала с оберегаемых следов злодеев картонные коробки и решила сама открыть охоту на люмпенов.
***
Две первые ночи бдения в холодной бане возле электрообогревателя прошли безрезультатно - люмпены затаились. На третью, когда окоченевшая Татьяна уже решила плюнуть на свою затею и пойти спать в жарко натопленную избу, Бойфренд брякнул цепью и послышались негромкие мужские голоса.
Перемахнув через забор, две фигуры двинулись к бане, попутно сорвав с верёвки домотканый половичок и прихватив стоящее на тропинке ведро. В темноте-то не разглядели, что оно старое и ржавое.
Татьяна поняла, что пришло время её выхода, и, накинув на себя заранее приготовленную белую простыню, с жутким воем выскочила из бани.
Но люмпенов, похоже, совсем не смутило неожиданное появление "нечистой силы". Возможно, они были атеистами, а скорее всего, и не таких ещё нечистей видывали в пьяном угаре, поэтому вместо того, чтобы покрыть себя троекратным крестным знамением, они покрыли её трёхэтажным матом и бросились наутёк через огород. Вслед за ними понеслась и Татьяна, улюлюкая и победно размахивая простынёй. Бег её, в отличие от бега не совсем трезвых люмпенов, был резвее.
Один из преследуемых все же успел сигануть через изгородь, а второй присел за стайкой и прикинулся пеньком. На нем-то, на этом остатке гнилого древа, и решила перевести дух "нечистая сила". Подошла, взяла разящий перегаром и совсем не сопротивляющийся её действиям "пенёк" за воротник куртки, повернула его лицом к освещенной ограде и получила доказательство правильности своих подозрений. Тайной оставались теперь только ФИО успевшего удрать второго люмпена да лояльное отношение неподкупного Бойфренда к ночным визитёрам.
Плюнув "пеньку" на куртку (в лицо не получилось - подвели окоченевшие губы), глубоко удовлетворённая Татьяна пошла греться в хату и писать второе заявление.
Утром на стол дежурного милиционера оно и легло, её новое заявление, похожее на подробный рапорт о происшествии с приложением ФИО, так необходимого для стражей порядка.
А через месяц, дождавшись повторного отказа в возбуждении уголовного дела, она отправила в районную газету эпистолю о полном бездействии этих самых стражей.
***
И с этого момента началась долгая, изнурительная тяжба Татьяны с внутренними органами.
(Продолжение следует...)
http://www.proza.ru/2013/09/18/201