Бэла и Хабиль Сабирович

Радъярд Ги
               
     Они никогда не встречались. И всегда были вместе. Во мне. Стоило мне вспомнить Бэлу, как тут же возникал в моей памяти Хабиль Сабирович.
И наоборот.
     Лето после 9-го класса я провел в пионерлагере, куда меня Авиаклуб направил  инструктором по авиамоделизму. Меня научили строить бумажные самолетики, и я полюбил это занятие. Мои самолетики летали натурально. «Реактивный» истребитель  стрелой проносился над моими слушателями. Один самолетик делал «мертвую» петлю. А планер с «наслаждением» парил в воздухе, и малейшее дуновение ветерка поднимало его всё выше, выше,  и он исчезал за верхушками сосен…
Хотите штопор? Пожалуйста! Отгибаем в разные стороны элероны на крыльях, отпускаем в полет, и самолетик входит в штопор.
     Меня разместили на застекленной занавешенной веранде вместе со слепым баянистом Хабилем Сабировичем. Он играл на танцах фокстроты, вальсы, танго. «Рио Рита» в его исполнении проникала во все клеточки моего организма, и если я сидел, то руки держал на коленях, чтобы они не прыгали в ритме танца. Хабиль Сабирович был красивый мужчина, не смотря на оспинки на коже лица. Черные, гладко причесанные волосы. Темные очки. Спокойное лицо. Четкая речь. Через пару дней я узнал, что он кандидат наук и преподает историю в университете.
     - На Ваших занятиях, наверно, двоечники отвечают по книге?
     - Нет. При ответе на вопрос я сразу чувствую это и говорю: закройте книгу.
     Как-то раз, вечером, когда стемнело,  он попросил меня вывести его на свидание  в аллею около нашей веранды…
     - Она уже пришла?
В конце аллеи стояла директриса, красивая, румяная, фигуристая. Освещение в аллее было скромное, и она просто светилась в полумраке  в роскошном светлом платье с широким поясом на талии.
     -Да. Она ждет.
     -Отпусти меня…
И он пошел один. Без тросточки. Но  когда он стал отклоняться влево и мог наткнуться на ограничивающие аллею кусты, она быстро пошла навстречу.
Обняла его. Взяла под руку. И они удалились…
   
       Бэла, вожатая или воспитательница, была девушкой энергичной и приятной, но не такой красавицей, чтобы смотреть на неё, затаив дыхание…
До поры, до времени…
     Однажды, в тихий час, когда все пионеры спали, я решил погулять в лесу.
Тропинка завела меня в заросли. Очарованный бесконечным разнообразием оттенков зеленого цвета, я опять почувствовал себя великим художником, как тогда - после 3-го класса детской художественной школы.
Так многие думают о себе, кто ничего не умеет. Рисовать меня не научили, но восхищаться красотой цвета и линии  - до стона при встрече с прекрасным и  при этом забывать дышать я стал именно с тех пор. Спасибо учителям!
Ёлка тронула меня за плечо. Я пожал её мохнатую колючую лапу, театрально встав на одно колено и поцеловал прямо в иголки… Никто же не видит!
     Лесное озеро возникло неожиданно -  как сюрприз.
Красота!  Деревья окружили озеро и стояли завороженные новой для них формой жизни. Они и  сами были частью этого другого, интересного мира, явления вечного и непонятного.
В середине озера плавала девушка. И вдруг она стала тонуть. Она захлебывалась и пыталась кричать и звать на помощь.
- Тону! Помогите!! Тону-у-у!
Я побежал к воде, на ходу снимая и разбрасывая всё, что было на мне: рубашку, брюки и - с разбегу нырнул.
Надо сказать, что мне этим летом исполнилось 18 лет. В школу я пошел  по сложившимся обстоятельствам – в 9 лет. Плавал я хорошо, переплывал даже Волгу и мог просто лежать на воде, если уставал. Я знал, что утопающего надо брать сзади, чтобы не утонуть вместе с ним, когда он, спасаясь, схватится за тебя мертвой хваткой и задушит, думая, что спасен…
      Я подплыл во время. Девушка ещё была на плаву… Но, когда я приблизился, она неожиданно схватила меня в охапку, прижала к упругой груди, обнимая  руками за шею,  и ногами прижала к остальному женскому телу. Я понял, что погиб. К счастью она тут же расхохоталась, бросила  меня и уплыла. Она сидела на берегу и смеялась, глядя на меня, гуляющего в воде недалеко от берега по пояс в воде, понимая, что я не могу в семейных трусах, оттопыренных мужским агрегатом, выйти на берег. Эта энергия была и приятна и досадна. Моё глупое состояние развлекало её.
Это была Бэла.
       На обратном пути я обнаружил душ для вожатых и воспитателей. Мужское и женское отделение деревянного сооружения примыкали друг к другу, разделенные деревянной перегородкой. Я стал наслаждаться приятным теплым дождиком, радовался щедрому потоку воды, поднимая руки над головой, подставлял шею, спину…
В соседнюю кабину кто-то вошел и пустил воду.
Я посмотрел в дырочку от сучка, которая, как по заказу, видимо давно, образовалась на уровне  любопытного взгляда.
Там была Бэла. Я перестал дышать.
Все тайны верхней части женского тела (ниже сучка не было) открылись мне во всей своей прекрасной божественной задумке. Я не думал, что так красивы женские подмышки и грудь, которую она сжимала руками и поднимала вверх, как будто хотела передвинуть ближе к шее. Она гладила шею и плечи, распустила волосы, и они черным водопадом лились в бесцветном водном потоке. Я понял, наконец, как красиво изогнуты её ресницы. Профиль её лица был оригинален и прекрасен – нисколько не похожий на стандартных журнальных красавиц. Для меня это было прозрением! Вот почему, оказывается,  я равнодушно разглядывал фотографии и картинки красоток в журналах. Истинная красота неповторима!
Бэла придвинулась к моему отверстию в стене, и я теперь видел только её ухо, такое же красивое и голое. Это форма будущего  ребенка во чреве, расположенного  вниз головой.  На мочке уха красовалась клипса. Молодец, подумал я – не проткнула голову ребенку иголкой от серьги!
      Кстати, Виктор Гюго отказался позировать Огюсту Родену, и тогда он подговорил хозяина квартиры и подглядывал в щель между занавесками из соседней комнаты. И он, конечно, создал очередной шедевр.
         Очень полезно подглядывать. А вы говорите – вуайеризм!
        Хабиль Сабирович говорил мне: «Эх, Радий, сидишь тут, гоняешь свои гаммы и этюды (я учился играть на гитаре), не знаешь, где девушки орехи щелкают». А я был под впечатлением общения с Бэлой и, конечно, не мог ничего рассказать. Мне было светло и радостно от моей красивой тайны.
Я наслаждался тихим праздником в моих мыслях и душе. Я мог бесконечно долго слушать один единственный звук гитарной струны. Он был настолько ёмким и богатым, что продолжаясь после щипка,  уводил куда-то далеко и глубоко, открывая новые звуковые миры. Впоследствии, изучая гармонию, я узнал, что каждый звук насыщен обертонами, и в чистом звуке есть целые арпеджио аккордов и оттенки многих других звуков, даже диссонирующих по высоте, что ещё больше обогащает основной звук. Я думал о  Бэле и благодарил дырочку от сучка за то, что она не оказалась ниже… Это поднимало моё отношение к происходящему на высоту. Но воображение настойчиво рисовало мне её белую спину, по которой скользили мои ладони как в приеме поглаживания во время массажа и трогали кожу на пояснице, соскальзывая на бедра…
 Хабиль Сабирович собрался на новое свидание:
- Поможешь мне выйти в аллею?
-Ну, конечно, идёмте.
Я помог ему спуститься с лестницы. Вывел, как всегда, в начало аллеи.
- Она пришла?
-Да…
В конце аллеи стояла Бэла.