Интервью с Тамарой Черемновой

Попова Марина
Дорогие читатели Проза.ру, предлагаю вашему вниманию интервью с Тамарой Черемновой, которое было взято у неё на Парнасе.


Тамара Черемнова: «И, поставив последнюю точку, могу сказать твердо и уверенно — жизнь удалась!»



 
Беседует с Тамарой Александровной Черемновой, членом Союза Писателей России, с жемчужиной Парнаса   наш редактор, судья конкурсов, прозаик, художник, Марина Попова.

 
 
 М.П.: - Здравствуйте, уважаемая Тамара! Спасибо Вам, что Вы согласились побеседовать со мной в нашей жемчужной комнате! Расскажите, пожалуйста, свою краткую автобиографию.

Т.Ч.: - Здравствуйте, Марина! Спасибо за приглашение!
Моя Автобиография:
Я инвалид детства, тяжелая форма ДЦП, парализованы ноги и руки, сильно нарушена координация движений, спастика, гиперкинез, не могу самостоятельно кушать, писать руками, зато могу говорить и могу печатать на клавиатуре, подвязав левую руку, чтобы не мешали ее неконтролируемые движения (печатала на пишущей машинке, потом перешла на ноутбук).

Я родилась 6 декабря 1955 года в Новокузнецке.

Сначала жила дома с родителями, которые надеялись на мое чудесное исцеление, но когда стало ясно, что это невозможно, то меня отдали в специализированный детский дом.
 
Там мне поставили неверный диагноз «олигофрения в стадии дебильности» и объявили необучаемой, а когда я приставала с просьбой хотя бы показать буквы, то ссылались на диагноз и на мои непроизвольно дергающиеся и трясущиеся руки, которые все равно не позволят держать карандаш или ручку и писать.
 
М.П.:- И как же Вам, Тамара, удалось преодолеть этот барьер и научиться читать и писать?

Т.Ч:-Однако буквы показали, грамоте научили и не препятствовали чтению (я читала все, что попадалось под руки), за что я очень благодарна, и особое спасибо хочу сказать воспитателю А.И.Сутягиной.
 
А в анкетной графе «образование» я могу поставить только «самообразование», так как не имела даже начального систематического обучения.

***
Забегая вперед, скажу, что где-то через пару лет кто-то из ребят принес мне ее, уже совсем ветхую, зачитанную до дыр, но все страницы, к счастью, были целы. Я к тому времени уже читала без запинок и быстро проглотила «За фронтом — фронт» Алексея Садиленко от корки до корки.
Символично, что первой книгой, которую я взяла в руки, была именно «За фронтом — фронт». Ведь моя жизнь была сплошным фронтом, вечной ареной военных действий, обороной и наступлением, отражением атак и укреплением тылов, войной за мое полноценное существование, насколько это возможно при ДЦП.
***
 
М.П.:- Присоединяюсь к Вашей благодарности воспитателю А.И. Сутягиной, думаю, все читатели меня поддержат. Тамара, как сложилась Ваша дальнейшая судьба.


Т.Ч:- После спец детдома я кочевала по психоневрологическим интернатам (ПНИ) Кемеровской области. Пыталась убедить врачей снять диагноз «олигофрения», но оказалось, что это очень трудно сделать. Как я позднее выяснила, этот диагноз предпочитают не снимать (возни много), кроме меня таких вот липовых олигофренов в СССР и России тысячи.

Я не захотела мириться со своей участью бесполезного человека, лишнего члена общества, — и начала писать рассказы и сказки. Так как сама писать от руки я не могла, под мою диктовку записывали мои подруги — обитавшие вместе со мной девочки-инвалидки, у которых руки худо-бедно действовали и которые смогли освоить грамоту. А я потом вычитывала написанное, вносила исправления — опять же устно, а девочки заносили на бумагу. Я сердечно благодарна им, моим самодеятельным секретарям-инвалидам.
 
М.П.:- Удивительное содружество! Спасибо Вашим замечательным помощницам! Тамара, а диагноз всё же удалось снять?
 
Т.Ч.:-Я проштудировала учебник «Дети с отсталым интеллектом» и осмелилась написать письмо самому академику Е.И.Чазову, поведав свою историю болезни и приведя доказательства своей умственной нормальности. Мое смелое письмо сработало: историю болезни пересмотрели, диагноз признали ошибочным, и меня перевели в дом инвалидов общего типа, что гораздо лучше ПНИ, и где было легче продолжить самообразование.

***
Справедливости ради отмечу, что сотрудницы детдома обращались к моей матери с требованием обеспечить коляску для меня. Но та парировала: «А Черемнов почему не сделает ей коляску?». И отсылала к моему отцу.

 ***

Мое «лежачее» житие продолжалось долго, очень долго, больше полутора лет. И учебные занятия в детдоме заглохли — месяц проведут и бросят. Так что мне оставалось только читать и размышлять.

Часто, недвижно лежа на постели, я с тоской смотрела в окно. С кровати можно было увидеть лишь небо да плывущие облака. Я наблюдала за ними и чуточку им завидовала. Облака равнодушно плыли за окном, ни за что не цепляясь…

Как же мне хотелось очутиться на вольном облаке и уплыть из детдома! Куда? Да хоть куда, лишь бы больше не видеть этих опостылевших стен. А облакам с высоты было не различить крохотного местечка, где стоит Бачатский детдом для несчастных детей-инвалидов. Они знай себе плыли, не догадываясь, какой тоской наполняют мне душу и все зовут, зовут за собой
***

М.А: - Браво! Только смелым покоряются моря. Тамара, расскажите, пожалуйста, о своей литературной судьбе.
 
Т.Ч:- В 1987-м нашла через адресное бюро известную кемеровскую писательницу З.А.Чигарёву и послала ей мои литературные работы. Зинаида Александровна любезно согласилась посмотреть их и помогла мне войти в литературную жизнь, она же помогла мне переслать мое письмо академику Чазову.

В 1990 году в Кемеровском областном издательстве вышла моя книга для детей — «Из жизни волшебника Мишуты». Эту книгу активно покупали для домашних и районных детских библиотек, очень хорошо о ней отзывались, и никому не пришло в голову, что книгу написала физически немощная женщина. Как-то получилась из меня писательница-самоучка…

***
Спустя три месяца после истории с книгой мать привезла донельзя истрепанный учебник «Родная речь». Кто-то из родственников закончил четвертый класс, учебник стал не нужен, но его неприлично было «передать по наследству», слишком изодран. Все страницы существовали по отдельности, а твердая обложка была настолько обшарпана, что картинка «Три богатыря» Васнецова еле виднелась. А детдомовской инвалидке и драный сгодится. После отъезда матери, я открыла учебник наугад и прочла:

Уж побледнел закат румяный
Над усыпленною землей,
Дымятся синие туманы,
И всходит месяц молодой.

И в моих ушах вдруг зазвучала прекрасная музыка слов. Казалось бы, обычные слова, но как красиво и таинственно они звучат! Я стала читать дальше. Благодаря неуемному воображению прочитанное переливалось в моей головенке божественными красками. Я сидела, согнувшись над стареньким учебником в три погибели, лишь бы разобрать еще хоть одну строчку в наступивших сумерках.

— Тома! Тебе что, плохо? — спросила зашедшая нянечка в палату.
Я даже не сразу вникла в смысл заданного мне вопроса.
— Тома, ну-ка подними голову, — приказала она уже сердито.
Я подняла голову, увидела сумерки в палате и стоящую передо мной нянечку.
— Нет, тетя Поля, мне вовсе не плохо, — ответила я.
— Тогда почему сидишь, согнувшись? — спросила она. — Помочь тебе лечь?
— Я читала, — важно ответила я.
— Ну-ка, ложись, читательница! Завтра будет светло, и хоть целый день читай свою книжку, — беззлобно проворчала она, укладывая меня.
— Положите, пожалуйста, книжку мне под подушку, — попросила я.
— Успокойся, под подушкой она, спи давай. — И накрыв меня одеялом, тетя Поля ушла.

А я в тот незабываемый вечер засыпала счастливой от того, что у меня под подушкой лежит волшебная книжка, и эта книжка моя собственная, и что ее не надо будет никому отдавать.

Годы спустя я ретроспективно порадовалась, что первыми стихотворными строками, попавшимися мне на глаза, были строки из «Руслана и Людмилы» Пушкина.

Робко, но уверенно протекало начало моего знакомства с мировой литературой, с которого, по сути, и началось формирование моей личности. Именно литература впоследствии поможет мне выстоять, не согнуться, не потерять человеческого достоинства. Именно книги наполнят мою жизнь смыслом.

А по номерам книжных страниц я со временем научилась считать сначала до ста, потом по нескольку сотен. А в уме до миллиона. Вот таким «книжным» образом я и восстановила забытый из-за отсутствия практики счет, и усовершенствовала свои математические навыки.”
***
 
М.А:- Тамара, а кто в дальнейшем помогал Вам писать свои произведения?

Т.Ч.:- За книгу я получила солидный гонорар и приобрела на него пишущую машинку. Не так-то просто мне было освоить пишущую машинку: руки дергаются, пальцы не попадают на клавиши. Но я придумала техническое приспособление, чтобы ударять по клавишам не отдельными пальцами, а всей ладонью. И машинописный процесс пошел.

Все учреждения для инвалидов, по которым я кочевала с 1962 года, находились в разных местечках Кемеровской области (Бочаты, Прокопьевск, Белово), но вдали от моего родного Новокузнецка. А мне очень хотелось жить именно в том городе, где родилась. В 1997 году я добилась перевода в Новокузнецк, меня поместили в новокузнецкий Доме инвалидов №2, где я проживаю и по сей день.
 
М.П.:- Тамара, почему Вы стали писать именно для детей?
 
Т.Ч:- Почему я стала писать именно для детей? Не могу сказать определенно. Наверное, потому, что у меня самой не было нормального детства и мне остро не хватало родительской любви. И еще потому, что мне самой очень нравятся хорошие детские произведения — например, чудесные книжки Эдуарда Успенского. Так что у меня есть достойный образец для подражания.

В ноябре 2003 года я закончила свою новую детскую повесть «Про рыжую Таюшку». Сначала традиционно дала почитать ее обитателям Дома инвалидов и медперсоналу, потом предложила издателям. Те одобрили повесть, отметили мой растущий талант, однако публиковать отказались, мотивируя тем, что повесть слишком умная для детей, для них надо писать попроще. Я решительно не согласна с тем, что для детей нужно писать попроще. Дети гораздо умнее и мудрее, чем считают взрослые.

***
— Я поговорю с ней, может, разрешит — обнадежила Людка и убежала в коридор. А я стала прислушиваться к ее разговору с Лившиной.

 — Аннушка, там Томка просится помыться под душем, я ее пообещала сегодня помыть, — услышала я Людкин голос.

— Она что, сегодня в шахте работала, что ей надо в душ? — съехидничала Лившина и не разрешила.

Я лежала на постели и гадала: ну почему мне нельзя сейчас помыться в душе? Ведь у меня в жизни так мало простого бытового удовольствия! Ведь с точки зрения гигиены, человек должен каждый вечер принимать душ, к тому же я столько страдала кожными заболеваниями именно из-за того, что долго не мылась. И, к сожалению, не у одной Лившиной были столь странные воззрения в области санитарии…
***
 
М.П.:- Тамара, а когда Вы первый раз вышли в интернет?
 
Т.Ч:- В декабре 2003 года обнаружилось, что мои сказки выложены в Интернете (кто выложил — до сих пор не знаю) и их уже читает вся Россия. Москвичи помогли мне опубликоваться в московских и российских СМИ, объяснив, что именно такая литература как мои сказки, рассказы и повести, заставляющие думать, нужна российским детям, а хозяин сервера «Мир здоровья» доктор И.Ю.Кокоткин сделал мне на своем сервере интернет-страничку.

***
Я спала сладким сном, и вдруг как будто меня кто-то толкнул, почувствовала, что в палате что-то не так. Открыв глаза, увидела, что горит свет. Прислушалась — из коридора доносятся крики. Через минуту в палату заглянула Анна Степановна Лившина и скомандовала, чтобы все выбегали на улицу.

— Дом горит! Все на улицу! — выкрикнула она.

— Анна Степановна, вынесите меня, пожалуйста! — попросила я жалобно.

Лившина остановила на мне равнодушный взгляд, а потом отвернулась и скрылась в коридоре. В палате уже никого не осталось, все выскочили, и только одна взрослая девчонка еще медлила, что-то разыскивая, кстати, ее тоже звали Томой. Я поняла, вот Тома сейчас уйдет из палаты, я останусь одна и сгорю. Поняла, что Лившина оставила меня умирать…

— Том! Возьми меня, пожалуйста, — выдавила я умоляющим голосом.
Было очень страшно — потому что эту Тому не всегда можно было уговорить помочь. Но тут она безропотно взяла меня на руки и вынесла на улицу.

***

Я пыталась найти ответ — почему ко мне так относятся некоторые сотрудники? Я же никому не делаю ничего дурного и лишний раз стараюсь не беспокоить. Да, со мной много хлопот — надо помогать с одеванием, умыванием, туалетом, кормлением. Так я же не единственная, кто нуждается в помощи. И все-все, что в состоянии делать самостоятельно, делаю сама и зову на помощь только в тех случаях, когда самой ну никак не справиться. Я вызываю отвращение? Да, меня часто трясет, спастика и гиперкинезы производят на окружающих удручающее впечатление. Да еще косоглазие — собеседнику неприятно, если смотрят не на него, а в сторону. Но ведь это все — не моя вина, а моя беда! Почему же это вызывает не сочувствие, а отвращение? Долго я ломала голову над этими вопросами, но так и не нашла точного и исчерпывающего ответа…
***

М.П.: - Тамара, но Вы же печатали на машинке? А для выхода в интернет нужен компьютер...
 
Т.Ч:- В 2004 году я выиграла карельский литературный конкурс, организованный А.С.Гезаловым, писателем и общественным деятелем, занимающимся детьми-сиротами и инвалидами, и получила оттуда по почте приз: ноутбук. Это был первый в моей жизни компьютер. А дома мне помогли его освоить.

Мой московский редактор-волонтер О.Э.Зайкина и главреды издаваемых в Москве журналов «Страна и мы» М.М.Казакова и «Защити меня!»

***
В моем многострадальном детстве и отрочестве, терпя все тычки и плевки от разных людей, я и не предполагала, что это безобидные цветочки, и что очень скоро судьба-злодейка попробует согнуть меня в бараний рог.

Я хорошо запомнила солнечный летний день 1969 года. Мне шел четырнадцатый год, подросток-девушка, даже какая-то миловидность появилась. Местные добряки отметили, что «Томка-то наша как расцвела» и особенно хвалили «бирюзовые глазищи», попутно поясняя, что молодая бирюза вот такая светло-голубая, а потом темнеет. И именно в это время, когда я несколько успокоилась по поводу своей внешности и даже с удовлетворением изучила себя в зеркале, судьба нанесла мне удар под дых. Почему-то всё самое плохое не обходилось без участия моей матери. И в тот день все произошло тоже с ее подачи. Мы с ней сидели на улице, она уже собиралась идти на станцию, к нам подошла медсестра, и они разговорилась.

— Умненькая у вас девочка, письма сама читает. Кабы здоровая, какая помощница была бы. И красотулька, на вас похожа, — рассыпалась в комплиментах медсестра. — Кажется, у нее полиомиелит? Не помню, что у нее записано в истории болезни.

— Нет, у нее умственная отсталость, — ответила мать, нисколечко не смущаясь того, что я сижу рядом, — и в истории болезни это записано.

— А… Вон оно что… — разочарованно протянула медсестра.

Солнце светило по-прежнему, но на меня будто опустилась тьма. Я даже не слышала, что еще говорила мать.

Я и до этого была необщительна и беседам предпочитала чтение, но с того момента замкнулась окончательно и стала цепенеть и зажиматься при виде воспитательниц. Почему воспитательниц? Потому что они составляли наши характеристики, а в характеристику обязательно заносили диагнозы из истории болезни.
***

Г.Б. Рыбчинская обратились с письмом к губернатору Кемеровской области А.Г.Тулееву с просьбой помочь мне технически. Аман Гумирович откликнулся на московское письмо, назначил в помощь мне консультанта Департамента культуры и национальной политики Кемеровской области Г.В.Шинкаренко, и в результате у меня появился ноутбук последней модели, с множеством возможностей, а также Интернет, и, что особенно важно, благодаря мэру Новокузнецка С.Д.Мартину мне дали в помощь преподавателя по компьютеру (кстати, это были первые в моей жизни уроки с учителем), а в 2005 в Кемерово опубликовали мою книгу «Про рыжую Таюшку» (отличное цветное издание и чудесное оформление).

***
 Поясняю ситуацию. Я не осмеливалась донимать воспитательниц по поводу их характеристик — после того разговора матери с медсестрой — потому, что страшилась своего будущего. Догадывалась, куда попаду после совершеннолетия со своими малоутешительными диагнозами...

Однажды, осмелев, я заикнулась персоналу о моих диагнозах и перспективах. Так меня чуть ли не пытали: откуда я знаю про диагнозы и планы в отношении меня? Если бы я выдала Любу, тайком принесшую мою папку с документами, её бы наказали. А наказывали девочек, даже уже взрослых, издевательски — раздевали до нижнего белья, забирали матрас, одеяло, оставляли простыню да подушку — лежи на голой сетке, пока не одумаешься. И Любу эта участь не миновала бы. Так что я помалкивала.

Официальное местопребывание Томы Черемновой так и осталось загадкой.
***

М.П.:-Ваше впечатление от интернета.
 
Т.Ч:- Когда я освоила Интернет и уже уверенно в нем путешествовала, то была потрясена, сколько же моих произведений, отзывов на них, включая серьезные статьи о моей писательской деятельности) выложено в Интернете, оказывается, я популярна.
 
А когда О.Э.Зайкина переслала мне письма обо мне из русского зарубежья, в том числе из Штатов, то мне пришлось себя ущипнуть, чтобы поверить: меня читают за океаном, да еще предлагают перевести мои сказки на английский язык.
 
М.П.:- А из Российских издательств поступали предложения публиковаться?
 
Т.Ч:- Да, потом были предложения о публикации от различных изданий из разных мест России: из московских и Санкт-петербургских изданий, из северной газеты «Дюймовочка», сибирского журнала «Сибиренок», кузбасской газеты «Кузнецкий рабочий», и даже из Украины, а также статьи о моей детско-писательной деятельности в журналах и газетах (в т.ч. в журнале «Страна и мы», в районной газете «Ильинское время») и даже в литературных изданиях (в 2005 году была опубликована статья обо мне в альманахе «Московский Парнас»).

***
Наверное, многие думают: ну стоило ли так переживать по поводу диагноза? Подумаешь, липовый диагноз «олигофрения», сколько людей с подобным диагнозом, не соответствующим действительности, живут и так не убиваются! Я неоднократно слышала утешения типа «ну записана в твоей медицинской карте умственная отсталость, а на деле-то ты умница-разумница, вот и живи и пользуйся своими блестящими мозгами».

Конечно, можно проигнорировать неправильный диагноз, но ведь я была полностью зависимым человеком и не получила никакого регулярного образования. За плечами нет даже нормальной начальной школы, а на руках нет свидетельства о получении хоть какого образования. Даже характеристику воспитателей, упоминающую мое обучение, в историю болезни, с которой меня переводили из детдома в ПНИ, не вложили. Но это как раз правильно — разве можно назвать образованием то, что нашу группу шесть лет учили считать до десяти, а потом сделали прыжок на иксы и игреки? Смех да и только!

Так что я и по сей день формально числюсь неграмотной, не умеющей ни читать, ни писать, ни считать. Другой вопрос, что сегодня отсутствие аттестата и диплома меня уже не смущает, а в анкетной графе «образование» пишу «самообразование».

Но тогда… тогда я не видела никаких перспектив для себя, впереди маячила лишь кромешная тьма, в которой можно деградировать, утонуть с головой и пойти ко дну... Ночами я до зубовного скрежета муссировала один и тот же вопрос, почему с моим физическим недугом человек обязательно должен быть умственно неполноценным? В чем выражается мое отставание от других детей? Да, я не такая как все, с больными руками и ногами, но ведь нормально мыслю и трезво рассуждаю, что указывает на сохранный интеллект. Все, что мне оставалось, это пытаться доказать сохранность своего интеллекта и отсутствие ментальных нарушений.

И я начала хвататься за все школьные учебники, какие только попадались. Даже выпросила у матери учебник по физике за шестой класс, после пререканий мать его все-таки купила, благо они тогда были дешевые. Я впилась в этот учебник, читала его как приключенческую книгу. И без труда понимала в нём всё: закон Архимеда о теле погруженном в воду, закон Ньютона о земном притяжении. Я даже не запнулась на теории относительности Эйнштейна. Просто примерила ее на себя — сидя в коляске, я нахожусь в состоянии покоя относительно коляски, а относительно дороги, по которой везут мою коляску, я нахожусь в состоянии движения. Впоследствии я напишу сказку «Чья луна упала в речку», где разъясню теорию относительности детям на примере луны и догоняющих ее щенка и котенка.

 Читатели недоумевают: в чем же дело? Имея самостоятельно добытые знания, в том числе и по физике, надо было действовать, а не маяться в ПНИ, куда меня впоследствии отправили органы соц защиты. Но, дорогие мои читатели, дело в том, что изучая школьные дисциплины самостоятельно, я не была уверена, что правильно их понимаю, а выставить это напоказ не решалась.

Однажды одна из медсестер спросила:

— Интересна тебе учебная программа?

И я простодушно призналась, что мне это скучно, что хотела бы получить более углубленные знания. А она передала наш разговор воспитателям, и те меня тогда чуть не съели. И долго высмеивали — умственно отсталая Черемнова жаждет углубленных знаний!
***
 
М.П.:- Тамара, а как Вы решали проблему с иллюстрациями? Ведь детские произведения необходимо иллюстрировать?
 
Т.Ч:- В 2008 году у меня появились «свои» московские иллюстраторы, пожелавшие и впредь иллюстрировать мои сказки и повести. Серии сделанных ими иллюстраций меня порадовали и удивили тонкостью понимания моих произведений для детей.
 
М.П.:- Тамара, расскажите, пожалуйста, о своих наградах на литературном поприще.
 
Т.Ч.: -В 2009-м меня приняли в СП России — в декабре 2009 года мне торжественно вручили членский билет Союза писателей России.
2010 г., декабрь — медаль «За веру и добро»
2010 г., декабрь — Сертификат номинанта международной премии «Филантроп»
2011 г., лето — 2-е место на конкурсе «Русский стиль» (Германия) за рассказ «Милашино счастье»

С 2007 года мне активно помогала известная писательница и общественный деятель Мария Арбатова. Именно благодаря ей мне окончательно сняли ненавистный диагноз «олигофрения в стадии дебильности», по ее рекомендации приняли в Союз писателей и издали мою автобиографическую книгу «Трава, пробившая асфальт», и ее бесконечные хлопоты, организаторский талант и личное обаяние позволили осуществить мою мечту — поездку в Москву.

***
По детдому зашелестел слушок, что мне скоро придет путевка в ПНИ. И не только я покину детдом, на остальных воспитанников нашей группы тоже придут путевки, но их увезут в Инской дом-интернат для престарелых и инвалидов.

В последние два года моего пребывания в детдоме в нашей группе уже не вели учебных занятий, а вместо этого девушек учили вязать и шить. И тут я приняла живейшее, хотя и теоретическое участие. Плохо владела руками, но хорошо владела мозгами, и даже умудрялась подтягивать отстающих, помогая советами. До сих пор помню, как вяжется английская резинка, а как похожая на нее спортивная, могу кого угодно научить вязать носки, рукавицы, шапки, шарфы, несмотря на то, что у самой руки никудышные.

Обидно, ведь воспитатели видели и мое участие в вязании, и мои учебные достижения, и то, что я схватываю на лету, но никто ничего не предпринял, чтобы меня отправили не в ПНИ к психохроникам, а вместе с девушками в дом инвалидов общего типа. Между стационарами для психохроников и домами инвалидов общего типа огромная разница! Конечно, я не могла шить, вязать и еще что-либо делать своими руками. Но я же могла приносить иную пользу, ведь, невзирая на диагноз, была интеллектуально развитой и начитанной. Неужели это нигде бы не пригодилось? Понимаю, при выдаче путевок в стационары дальнейшего пребывания в первую очередь принимали во внимание диагнозы из истории болезни. Но ведь были и другие показатели!

За две недели перед моей отправкой в ПНИ приехала медико-педагогическая комиссия. Дожидаясь своей очереди в коридоре, я с надеждой думала: вот откроет врач историю болезни, увидит, что указан не тот детдом, и поинтересуется, где же написано, что я живу здесь, в Бачатском? И почему вместо этого «Чугунашский детский дом»? Вот и повод завязать беседу и показать, что я умственно полноценная и могу избежать дурдома. Но, увы, когда меня завезли в игровую, где комиссия вела прием, женщина-председатель зачитала диагнозы из карты, мельком скользнула по мне взглядом, что-то буркнула старшей медсестре, и меня оттуда вывезли, не дав сказать ни слова.

Так убийственный диагноз, свидетельствующий об отставания в умственном развитии, поставленный в августе 1964 года и ни разу не пересматриваемый до моей выписки из детдома 1974 года, перечеркнул мою жизнь крест-накрест. Этот неверный диагноз сложился из небрежности приезжих комиссий, наплевательства местного персонала и низости моей матери. А как раз она, Екатерина Ивановна, могла бы вмешаться, опротестовать диагноз, потребовать экспертизы. Екатерина Ивановна, что же ты натворила?.
***

М.П.:- Спасибо огромное Марии Арбатовой за ее неравнодушие! Знаю, что она писала самому президенту России, чтобы сняли ошибочный диагноз. И только после этого его сняли.  Тамара,  хотелось бы узнать о том, какие Ваши книги были изданы.

Т.Ч.:- Книги Тамары Черемновой:

«Из жизни волшебника Мишуты». Книга для самых маленьких. Кемеровское областное издательство, 1990, 8 стр.
«Про рыжую Таюшку» (повесть для детей), Кемерово, «Кузбасс», 2005, 94 стр.
«Шел по осени щенок» (две повести), Москва, ЦСА «Одухотворение», 2007, 142 стр.
«Трава, пробившая асфальт» (автобиографическая повесть), Москва, АСТ, 2011, 352 c.
«Золотой осколок солнышка» (сказки для дошколят и школьников), Томск, Ветер, 2012, 116 с.

***
Ночью, когда умолкал настенный динамик, дыхание у соседок становилось ровным, что свидетельствовало о глубоком сне. Вот тут-то меня и прорывало, я чувствовала в полусне, как струятся слезы и растет ком в горле. И я, боясь разрыдаться и всех перепугать, распахивала глаза и таращилась в потолок.

— Ну что тебе еще надо? — спрашивала я себя. — Все сообразно твоему состоянию. Лежишь в кровати, вся кривая и косая. И ничего впереди… — Кусала губы и беззвучно захлебывалась слезами. Мне было девятнадцать…

Привитое книгами, что я тоже Человек и должна для чего-то жить, если родилась в образе человека, не давало мне смириться. По какому признаку меня сослали в такой интернат? Чем я опасна для общества? За что меня спрятали за высоким забором, изолировали, отделили от себя те здоровые, не кривые и не косые люди, живущие по ту сторону забора в большом мире? Потому что я, как говорит баба Маша, «никуда не годный»?
***

М.П.:-  Во-первых, предваряя наш разговор на интересующую Вас тему, Тамара, хочу сказать, что душа радуется, узнавая, сколько неравнодушных и сердечных людей Вам встретилось на Вашем жизненном пути. Но видимо, не все встречные были такими же отзывчивыми.
 
Помните, Тамара, знаменитые слова Иоанна Богослова в "Апокалипсисе”: "Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих” (Откр. 3:16).

Есть еще вариант: "Но, как ты не горяч и не холоден, но тепел, да изблюю тебя из Уст Времен”.

Мы все знаем эти слова, но почему-то продолжаем БЫТЬ равнодушными. Как Вы считаете, в чем кроется причина?

***
После того, как пожарники вытащили из горевшего корпуса мертвые тела сгоревших ребятишек, родственникам выслали скорбные приглашения, чтобы приехали попрощаться с погибшими. Но приехали лишь к двоим, у остальных никого не оказалось. Удивительно, но тело Вадика мачеха увезла домой, чтобы похоронить пасынка по-семейному, хотя администрация детдома на этом не настаивала. Остальных похоронили за казенный счет на том самом детдомовском кладбище.

Мою мать известили о пожаре и попросили привезти ватное одеяло, чтобы обшить мою обгоревшую коляску. Она приехала только через полтора месяца в сентябре. Вручила мне коробку с леденцами и журнал «Веселые картинки», который выписывала для Ольги, и пошла, как всегда, поболтать с нянечками, спешившими поделиться с ней впечатлениями от случившегося пожара. Спустя годы нашлись сердобольные работницы, передавшие ее слова, относящиеся ко мне:

— Лучше бы и она сгорела!

Я не сержусь на нее за эту фразу. Во-первых, мало ли что ляпнет сгоряча эмоциональная женщина, а во-вторых, подтекстом было «лучше бы она отмучалась». Да я и сама, когда подросла, частенько прокручивала в голове ту же мысль — ну почему я тогда не сгорела? Зачем продолжаю жить, если вся жизнь будет убогой, ненужной и всем в тягость? У девчонок, что обитают со мной по соседству, есть хоть какая-то надежда выкарабкаться, они физически более-менее здоровы. А я? На что мне надеяться?

Задолго до слов «лучше бы она сгорела», я понимала, что никому из родичей не нужна, даже родной матери. Острее всего я почувствовала это после ее очередного приезда, она тогда осталась ночевать в нашей палате.
***

Т.Ч.:- Знаете, этот вопрос так глубок, что на него невозможно практически ответить сразу, только каким-то одним словом, строкой или даже целым абзацем. Хотя в моей книге «Трава, пробившая асфальт» есть нечто, перекликающееся с этим вопросом.

Я там утверждаю, что счастье — это когда ты можешь пройти босыми ногами по мокрой от росы траве, и ощутить вот эту благодать, или когда мчишься наперегонки с осенним ветром.
 
По моему пониманию, это и есть минуты счастья. Люди, прочитав мою книгу, будто просыпаются от спячки, соглашаются со мной. Восторгаются! Создается такое впечатление, что до этой книги они этого не знали.

Равнодушие — это составляющая нашего воспитания обществом и семьей. Сегодняшний человек привык строить свою жизнь, чтоб все в ней было удобно лишь ему самому.
Хотя при социализме люди работали за себя и за того парня, который погиб на войне, рабочие бригады брали обязательства отработать эти часы или отчисляли деньги куда-нибудь голодающим в неблагополучную страну. Да и сейчас — отправляем первую помощь в зону бедствия. Все верно, и никто не сомневается в правильности принятого решения. Тогда откуда же оно у нас берется — равнодушие?
 
М.П.:- Действительно. Откуда?

Т.Ч:- А начинается все с малого пустяка. Видим на улице бездомных животных — наши глаза привыкли их видеть, а нутро привыкло воспринимать как должное. И вдруг к хвостатому бродяжке подходит чистенький ребенок — и сразу слышишь грозный окрик: ты куда полез? отойди от нее немедленно! Ребенок испуганно отбегает, если он робкий, а если нет, то сделает назло мамаше.
 
Растет чадо, и медленно, но верно затираются все ценности, вложенные в нас самим Господом Богом: любовь к ближнему, милосердие, сострадание, и т.п.
 
И вот выросло чадо, которое спокойно проходит мимо упавшего человека и поначалу думает: сейчас вызову «скорую». Но через секунду сомневается. А вдруг он не болен, а пьян? Ай, без меня обойдутся! Почему я должен за это волноваться?
 
Это не мое дело, я совсем посторонний человек, у меня своих забот полон рот. Я человек маленький. Почему я должен о ком-то заботиться и ради кого-то утруждаться? Пусть это делает тот, кому это положено делать.
И так далее.
 
Я бы могла продолжить список этих фраз, только вот зачем? Эти слова и так каждому знакомы. В человеке затираются чувства, и со временем вылепится человек с затертой душой. Получается, что мы сами растим все вот эти пороки. Иногда здесь играет еще роль неверие в собственные силы. Или же после первой неудачи человек начинает жить пассивно, привыкая к самодовольствию и забывая, что он создан по Божьему подобию и изначально несет в себе все добрые Божьи черты.

В заключение полностью приведу широко растиражированный в Интернете стих Ильи Чёрта (Кнабенгоф).

Чужая боль, дворняга грязная,
Не трогай, детка, — вдруг заразная!
Не гладь — испачкаешь ладошки!
Зачем? Иди другой дорожкой!

А детка, подрастая, знает:
Так проще — жить не замечая.
 чему тащить чужую ношу?!
Делить беду? Придумал тоже!

Сам разбирай! Не мне же больно!
С меня своих проблем довольно!
И так и дальше... Жить в покое,
Делить все на свое–чужое...

Чужую боль в упор не замечают,
Забыв одно: бездушья не прощают…
 
 
М.П.:- Тамара, простите, можете не отвечать, как Ваши родители относятся к тому, что их дочь оказалась талантливым писателем, и к ней пришла слава, мало того, она самостоятельно себе зарабатывает на жизнь и имеет множество друзей и почитателей своего таланта по всему миру?
 
Т.Ч.:
- Они просто сделали вид, что ничего особенного не произошло. Я как была для них неполноценным инвалидом, такой и осталась. Если бы я покинула казенное заведение, вот тогда бы это для них было значимо. Хотя сводная тетка по отцу заявила, что я их в своей автобиографической книге всех оскорбила и опозорила. А когда вышел в свет мой очередной сборник сказок «Золотой осколок солнышка», она написала очередное подлое письмо и попросила подкинуть мне его. Я не буду его здесь копировать, а то у людей волосы дыбом встанут, да и не стоит вытаскивать на свет Божий слова и мысли темного обозленного человека. Я часто вспоминаю один эпизод из своей жизни. Однажды я спросила у матери, что нужно сделать или достать, чтоб она меня взяла домой хотя бы погостить. Она мне тогда ответила: «Вот если бы ты сама могла за собой помыть ложку с кружкой, вот тогда я бы тебя взяла». В этом ответе — вся ее сущность. Жаль, что я это слишком поздно осознала.

***
С горечью вспоминаю эпизод, связанный с посещением матери и окончательно определивший наши отношения. Это случилось в октябре 1964-го, когда ремонт в корпусе шел полным ходом, уроки чтения были отложены, погода хмурая, настроение паршивое… Я ждала маминого визита с особым трепетом.

Однако мать в тот день повела себя весьма странно. Когда я попросилась на руки, она вытащила меня из коляски и стала водить под руки, как, бывало, делала дома, но при этом старалась отодвинуться подальше и не касаться меня. А когда я попыталась прижаться к ней, резко отстранила и с укоризной спросила:

— Тома, ты почему какаешь в штаны?

— Я не какаю в штаны! Нас за это ругают, — стала оправдываться я, опешив от несправедливого обвинения.

— Тогда почему у тебя все штаны в какашках? — брезгливо поморщилась она.

— У нас бумажек нету… — виновато засопела я, разглядывая на себе женские панталоны, которые мне были так велики, что свисали ниже колен, заменяя рейтузы.

Малоприятная картина — неухоженная малышка-инвалидка в коротком платьице, из-под которого чуть ли не до пяток свисают панталоны-рейтузы, и со сползшими чулками, волочащимися по полу. Могу представить, таким несуразным чучелом я выглядела! Да еще матери сообщили о моем умственном отставании и решении комиссии...

Я не в состоянии понять свою мать Екатерину Ивановну. Она же поначалу любила меня! Сохранились трогательные фотографии, где я у нее на руках — привлекательная женщина и милая малышка с ещё не выраженными признаками болезни. Когда я жила дома, она была ласкова со мной и принимала меня такую, какая есть, с изрядными отклонениями в физическом развитии и верила в мое выздоровление. Неужели вот так, из-за болезни, можно разлюбить своего ребенка? И так легко согласиться с умственной отсталостью, придуманной медсестрой — не врачом, не педагогом — и утвержденной небрежной комиссией? Ведь я жила дома почти семь лет, и мать могла объективно и по-матерински оценить мое умственное развитие!

Почему эта женщина во время своих нечастых визитов в детдом, видя собственное дитя в грязи и коросте, ни разу не попросила теплой воды, чтобы хоть чуть-чуть привести его в порядок? Ведь теплую воду всегда можно было взять в столовой и обмыть девочку над тазом.

Зато как ей нравилось рассказывать, что когда вернулась от меня домой, у нее на руках обнаружили чесотку и на две недели отпустили на больничный. Я ее заразила чесоткой — вот что главное, а не то, что от этой чесотки страдал полулежачий ребенок, который не мог даже почесаться.

В её глазах было только отвращение к запущенной детдомовке, в которую превратилась ее дочь, и тайное желание, чтобы этой неудачной дочери вообще не было бы в природе. Получалось, что для неё было бы лучше, если бы я поскорее умерла, чтобы, наконец, исчезла несуразица — у такой красавицы такой уродец ребенок. И она вынуждена регулярно посещать этого уродца в детдоме — иначе люди осудят, мол, бросила, забыла. И она исправно приезжала ко мне раз в 3–4 месяца. Потом выяснилось, наносила визиты мне исключительно тогда, когда ей было плохо, когда ссорилась с бывшей родней: со свекровью или золовками.

 Бедная моя мама Екатерина Ивановна! Я ее не презираю, не осуждаю, скорее жалею. Ведь, наверное, нелегко таскаться «из-под палки» в детдом и возиться с вызывающей отвращение дочкой-инвалидкой даже четыре раза в год.

Я думаю, что не любить человечка, которому дала жизнь, брезговать и тяготиться им — один из самых страшных грехов. Потому, что невозможно измерить глубину страдания этого маленького человечка.

К другим детдомовцам, которые, как и я не были сиротами, тоже приходили родичи. Но не так вот, нехотя, формально, будто исполняя повинность, а с виною, любовью и заботой. И в первую очередь смотрели в чистоте ли ребенок? И не забывали приласкать и понежничать. Как же мне не хватало вот этой, хотя бы эпизодической, любви, ласки, нежности и заботы! Потом, во взрослых стационарах, я наблюдала, как родители навещают взрослых детей-инвалидов, сброшенных на попечение государству, чтобы отгородиться от убогого или потому, что не в состоянии ухаживать сами. Это всегда было не для галочки, визитеры приходили, чтобы позаботиться, подкормить, поддержать, развлечь, понежничать…
***
 
М.П.: - Тамара, Вам знакомо чувство обиды? Не осуждаете ли вы тех, кто Вас обижал, да и сейчас продолжает обижать? Не поэтому ли для Вас является такой животрепещущей темой тема равнодушия?

***
— Ой, не доведут тебя, Томка, книги до добра…

К этому возрасту я уже знала, что обзываются те, у кого много злобы, кто не состоялся как личность, кого тоже постоянно шпыняют, и, чувствуя пустоту внутри себя, они и выплескивают злобу на того, кто, как им кажется, еще несчастнее их.

На память приходят рассуждения американского психолога Дейла Карнеги о том, что никто никогда не бьет мертвую собаку. Что толку пинать мертвую собаку? Взять с нее нечего и завидовать нечему. А вот если вас постоянно задевают, значит, у вас есть то, чему можно позавидовать. То есть мне завидовали…
***
 
Т.Ч.:
- Увы, я всего лишь человек, мне тоже свойственно это чувство, я не считаю себя сверх сильным героем. Да, где то в глубине моей души есть червоточинка, которая по ночам причиняет мне боль. И от этого я порицаю мать, и пытаюсь понять ее, почему она до сих пор не признает своего греха? Считает даже себя святой и безгрешной! Потом чувство обиды притупляется, и я начинаю сознавать, что все мы, рано или поздно, предстанем пред Богом, и каждому предстоит ответить за все то плохое, что мы сделали в своей жизни. Знаете, в моем положении очень не просто не замечать, что тебя обижают, подчеркивают твое уродство, и поэтому ведут себя безобразно. Есть и такие, которые не стесняясь показывают что, такие как я, просто мешают им жить и работать нормально. А равнодушие, само по себе очень страшно, ведь из-за этого качество души, вершится часто на земле самое страшное.

***
— Черемнова, если бросишь еще раз кружку, завтра пожалуюсь на тебя воспитателям!
— Иди, жалуйся хоть Деду Морозу… — прошептала я, давясь слезами. — А я пожалуюсь солнышку!
Больше пожаловаться было некому, но от этой спасительной мысли мне полегчало.

***

Мои родичи выбрали удобный вариант жизни, в котором не нашлось места моим интересам и желаниям, хотя соблюдали приличия и иногда навещали. От этого мне становилось даже хуже, чем тем, у кого и вправду не было никого из родителей. Сегодня статус, подобный моему, именуется «социальная сирота» — родители наличествуют и даже время от времени проявляются, но это мало что меняет в горькой сиротской жизни. Получалось нелепо и неловко — приезжала здоровая красивая женщина, торопливо вытаскивала из сумки что-то в бумажке, клала на тумбочку, говорила мне что-то поучительное, уходила поболтать с воспитателями «о своем, о женском», уезжала, порой даже не попрощавшись.

То, что мне было плохо, ее не касалось. Я даже не смела ей пожаловаться. Екатерина Ивановна — как яркая бабочка — залетала, попорхала крылышками и улетела. Какое там выслушать! Лишней секунды подле меня не просидит! Это даже выглядело глупо — проделать такой длинный путь из Новокузнецка до станции Бочаты, там только на электричке два часа, и уделить мне считанные минуты.

 Каждый раз словно снимался один и тот же эпизод кинофильма: мать подхватывала меня под руки и держала как куклу, и, не обращая ни малейшего внимания на мои неловкие телодвижения и отчаянные попытки поговорить с ней, болтала с сотрудницами детдома. А если я жаловалась, что устала так стоять, сразу же сажала в коляску, не выслушивая моих объяснений и не пытаясь перехватить меня поудобнее.

 Мне была совершенно непонятна материна симпатия к садистке Анне Степановне Лившиной. Понятно, что она не рассказывала матери, как унижает меня, но я-то пыталась пожаловаться на неё. Впоследствии выяснилось, что сотрудницы рассказали Екатерине Ивановне о лившинских злобных выпадах в адрес ее дочери Томы Черемновой, но мать выслушала безо всякого интереса. В отличие от других родственников, она не приставала к персоналу расспросами о жизни и здоровье дочери, ей было все равно. А меня разрывала обида, боль и ревность ко всем, кому моя мама уделяла внимание в ущерб мне.
***
 
М.П.: - Тамара, Вы мне написали, что занимаетесь эзотерикой. Пожалуйста, объясните, что это значит. И что Вам это дает?
 
Т.Ч.:
- Это когда у человека обостренное шестое чувство. Когда-то святые люди обладали этими способностями, и еще маги, колдуны, знахари и.т.п. Сейчас очень популярны экстрасенсы. Я вот, например, умею чувствовать тепло, идущее от живых цветов, и что интересно, у увядающего растения это тепло угасает, этим летом я все это проверяла на деревьях, на травах, цветах. В древности таких людей сжигали, потому что каждому человеку всегда найдется чего бояться и скрывать. Кто-то это называет греховной магией, для кого-то это колдовство, экстрасенсорика, а для меня это возможность узнать чуть больше об этой жизни. Немного владею ясновидением, иногда удается предвидеть какие-то грядущие события. Знаете, стала входить в медитативное состояние и увидела с высоты космоса, что жизнь на земле прикрыта лишь хрупкой оболочкой из воздуха и облаков, и что вся наша жизнь, скорее всего, похожа на иллюзию, чем на действительность. Теперь точно знаю, что кроме нашей жизни, существуют еще невидимые нам миры. Этим просто интересно заниматься, и уже по-другому относишься к жизни.

***
Я росла в эпоху воинствующего атеизма. В детдоме нам настойчиво внушали, что никакого Бога нет, всё это выдумки темного необразованного народа, а человек не божье творение, а плод эволюции. У меня, естественно, возник вопрос, поставивший воспитателей в неловкое положение:

— А почему сейчас эволюция не происходит? Вон медведей в цирке дрессируют-дрессируют, учат вести себя по-людски, одевают в человеческие одежки, почему они в людей не превращаются? И с обезьянами столько опытов ставят, пытаясь их развить, а они все равно остаются обезьянами?

— Не умничай! — одергивали воспитатели и переводили разговор на другую тему.

Я признавала отсутствие Бога, но иногда задумывалась, что за светлая и добрая сила бережет меня все эти годы? Ведь если прокрутить всю мою жизнь, найдется куча отчаянных ситуаций, когда, кажется, ну все, Томка, кранты тебе!

Взять хотя бы случай на речке, когда упала лицом в воду. Больной парализованный ребенок сам по себе не смог бы подняться, к тому же я так сильно испугалась, что руки свело, и крик застрял в горле. Но я отчётливо почувствовала, что какая-то неведомая сила поднимает меня из воды и сажает. Ведь если бы я завалилась на бок, непременно бы захлебнулась.

И после того, как в Прокопьевском ПНИ эта сила снова воспрепятствовали моему добровольному уходу из жизни, я поняла, что жизнь дана мне всевышней силой, и не стоит вмешиваться в её планы.

Тогда, в семидесятые я еще не осмеливалась произнести слово «Бог». Позже, когда к религии стали относиться терпимее, смогла сказать вслух, да, меня создал Бог. Он даровал мне жизнь и поручил определенную миссию, которую я обязана выполнить в течение жизни, определять начало и конец которой он будет определять без моей помощи.

Не только мне, каждому человеку дается своя миссия. И за её выполнение человек отвечает только перед Богом. И ни один человек не имеет права убивать себе подобного ни морально, ни физически. И точно также не имеет права убивать себя самого.
***
 
М.П.: - Тамара, где Вы черпаете силы бороться и жить, устремляться и творить?
 
Т.Ч.:
- Хороший вопрос! Могу ответить коротко, меня такой, наверно, Бог спроектировал. Я иногда сама себе удивляюсь, от куда только силы берутся, оглядываюсь, и вижу, что еще одну непосильную гору одолела.
 
Прошли годы. Моя сестра Ольга вышла замуж за парня из Бийска, родила сына Димку. Иногда навещает меня, но когда приезжает, держится поодаль, словно боится коснуться, дотронуться, будто я заразна. Но, что касается заразы, то она серьезно заразилась от матери черствым и брезгливым отношением ко мне. И, словно в наказание, инвалидность в очередной раз коснулась семьи — после 14 лет брака муж Ольги стал инвалидом. Работал газосварщиком на верхотуре, крепеж под ним обвалился, он упал с 13-метровой высоты. Слава Богу, хоть ходит своими ногами, не сел в инвалидную коляску.

У нас с Ольгой разница в возрасте четыре года, мы могли бы стать подругами. Я же ее любила, и она со временем полюбила бы меня. Но мы не стали близкими, благодаря усилиям Екатерины Ивановны, построившей между нами каменную стену, и обозначив нас как уродинку-обузу и любимую дочку. Бийск не так уж далеко от Новокузнецка, мы с Ольгой могли бы встречаться более душевно и переписываться. Особенно сейчас, когда есть электронная почта. Сестры ведь! Но не сложилось…

 Через несколько лет после развода с отцом мать вышла замуж во второй раз. Новый муж признал Ольгу, а про меня мать даже не рассказала, будто меня и нет вовсе. Постыдилась признаться, что вдобавок к здоровой красивой дочери у нее имеется еще и дефектная-уродливая. Конечно, правда со временем всплыла наружу. К счастью, факт моего существования никак не отразился на материной семейной жизни, но то гнусное подлое сокрытие меня от мужа бередит мне душу и по сей день.
 
М.П.: - Тамара, как Вы думаете, в чем смысл человеческой жизни?
 
Т.Ч.:
- Смысл надо искать прежде всего ни в самой жизни, а в душе! Для чего создана твоя душа?
 
***
Потом Люся наловчилась вязать сама, без моей помощи, и, соответственно, уже не была обязана меня кормить. Ох, как сложно мне было с этим кормлением! Иногда я Таську просила покормить меня, иногда других девчонок, так и перебивалась.

Цените, люди, то, что вы сами можете зачерпнуть ложкой из тарелки и поднести ее ко рту! Что вы самостоятельно можете попить из стакана или из чашки! А уж если ваши руки в состоянии орудовать вилкой, ножом и прочими столовыми приборами, вы просто счастливый человек!
***
 
М.П.:-
Уважаемая Тамара, огромное спасибо Вам, что откликнулись на наше предложение побеседовать со мной. Всех вам благ и радости в Сердце. Вы точно пришли с этой миссией - поведать миру, как свидетельница обо всех несчастных, что заточены за высокими стенами. Возможно, здесь и ответ на Ваш вопрос, почему к Вам некоторые плохо относились. Кто знает, не предвидели ли они, что Вы разоблачите их деяния, доселе скрытые  за  глухими стенами этих мрачных заведений. И миссию свою Вы достойно выполнили. Огромное спасибо всем, кто проявил неравнодушие и помог выстоять Тамаре, помог ей реализовать себя и донести до нас правду.

И приведу в заключительном Вашем слове вновь слова из Вашей книги "Трава, пробившая асфальт”
 
Т.Ч.:
- "Когда я решилась засесть за эту книгу, то с ужасом думала: о чем смогу рассказать читателям? Я же большую часть жизни провела взаперти в четырех стенах, причем в ужасных бытовых условиях и фактически при тюремном режиме. Ну что интересного такой человек может написать? Разве только то, что мой жизненный опыт состоял из ограничений и борьбы против них. Что я была случайно ограничена судьбой физически, и специально ограничена людьми материально, морально, душевно. Что даже, несмотря на вот такую постоянную зависимость от окружающих, без которых не могла поесть, попить, написать хоть пару строк, смогла многого добиться в жизни.

И хочу сказать вам, дорогие читатели, то, что выстрадала на своем горьком опыте.
 
Никогда не отчаивайтесь — не бывает безвыходных ситуаций.
 
В любой безвыходной ситуации есть незаметная маленькая дверца, которую просто надо хорошенько поискать. Не ленитесь, попросите Бога помочь вам, и начинайте. Начинайте с нуля, и у вас все получится. Стоит лишь начать…

Прочитав эту книгу, многие, наверное, ужаснулись и подумали: я бы не смог, родившись уродливой калекой, прожить такую убогую жизнь до глубокой старости! Да, иногда мучительно больно от того, что у тебя нет в этой жизни многого, что есть у других. Я тоже хотела бы иметь семью, быть любимой. Не дай Бог вам изведать, что такое вынужденное одиночество, когда внутри тебя обычная женщина! У меня тоже, так же, как и у всех, может щемить о ком-то сердце…

Ах, как же не хочется выделяться среди других своим кошмарным физическим состоянием! Ах, как же хочется встать и пробежаться босыми ногами по земле, по траве, особенно летним вечером, когда земля с травой теплые, мягкие, нежные. И как хочется хоть на часок, хоть на полчасика, хоть на десять минут почувствовать себя легкой и красивой!

Но я, как и любой из нас, пришла на эту землю со своей миссией — показать, что и в таком плачевном положении можно жить достойно и преодолеть всё. И, наверное, сколько душа выстрадает на этом свете, столько она и получит потом. Душа даётся Богом как материал, который человек совершенствует самостоятельно, и иногда на это не хватает одной жизни.
Дописав эту книгу, я будто прожила жизнь заново. С болью и кровью, но уже глядя со стороны, с анализом событий, с подведением итогов. И, поставив последнюю точку, могу сказать твердо и уверенно — жизнь удалась! "


Т.Ч.:
- Я желаю , чтоб Парнас и дальше жил, набирал творческих сил и молодел! Надо почаще, обсуждать вот такие вопросы, чтоб в этом участвовали все желающие. Ну, наподобие что-то литературного вечера. Собрать людей на вечерний чай. Нашей многоуважаемой Администрации низкий поклон от меня! Здоровья! И вдохновения!


М.П.:
Огромное спасибо Администрации сайта Парнас за возможность встреч с удивительными  авторами! За неоценимую тактичную помощь и незримую поддержку!
 Спасибо Светлане Невской за ее хрупкое, но такое надежное плечо и любящее всех нас Сердце! Спасибо Вам, дорогие читатели за ваше внимание. Всех вам благ и удачи.

С любовью, ваша Марина Попова.