СНЫ

Гумер Каримов
СНЫ

- Да что это у вас, Ваше Величество, получается, а? – Юфим подтянул ботфорт на левой икре, - что за чёрт! Все время спадает, сапожник  хренов, халтурщик, пьяница, голенище прошил слишком широко. – Так вот я и говорю императору: «Ваше Величество, что же получается? Вы из хорошей семьи, Вас сам Василий Жуковский воспитывал, семья Ваша многодетная, братья у вас замечательные, государыня матушка – душка, всех любит и обожает – от привратника-лакея до министра, да Вы и сам человек, судя по всему, приличный, но незадача получается и всё тут!» -
   Тут Юфим оглядел почтенное собрание молодых офицеров, иронично улыбающихся, но, однако, внимательно его слушавших. – А получается вот что: В бытность Вашу Государем –императором , дорогой Николай Павлович, все поэты России умирали молодыми. Да-с, молодыми-с. Сами судить извольте: Пушкин – в 37, Лермонтов – в 26, Рылеев – в 30. Продолжить? Извольте. Грибоедов – в 34, Цыганов – в том же возрасте. А Дельвиг – в возрасте Христа – в 33. Веневитинов – вообще мальчиком – в 22.
За сорок только: Бестужев – в 40, Суханов – в 41, Языков – в 43, Баратынский – в 44. Кюхля побил рекорд – в 49, но и тот до полтины не дотянул, бедолага! - Сания залпом опрокинул бокал и зло шмякнул его об пол.
В зале повисла пауза.
- А император что? – нарушил молчание кто-то из молодых офицеров.
- А вот этого не могу знать, - Юфим в отчаянье махнул рукой, - потому как петух соседский, будь он проклят, не успел Николай Павлович и рта раскрыть, как заорёт. И я проснулся.
Вся офицерская братия дружно заржала. Пока смеялись, снова наполнили бокалы.
- Не чокаясь! – скомандовал Сания. – Светлой памяти Государя-Императора Николая Павловича, царствие небесное!
Все встали, молча выпили.
- Мы тогда на учениях были, в Фёдоровском Посаде под Павловском стояли полком, под командованием Его Высочества Великого Князя Константина Константиновича. – продолжал Юфим. – Преславное было времячко!
- Каэр,  Каэр, я знаю, - вскричал юный корнет, - это псевдоним такой у него: Константин Романов – КР. Поэт, я читал его стихи.
- Ну, не знаю, какой он там был поэт, мой юный друг, - Сания вежливо, но как-то ядовито улыбнулся корнету, - но человек был души милейшей. Военной муштрой и полевыми занятиями нас не очень докучал, потому как ленив был знатно, да и в Посаде, в родовом имении своем, появлялся не часто, предпочитая нашему брату, общество милейшей своей жёнушки Елизаветы Маврикиевны. Это в православии, а в девичестве и по происхождению, Саксен-Альтенбургской принцессе, Августе Марии Агнессе. Великий князь настрогал с ней девять детишек.
Собрание вновь развеселилось, но и тут Сания живо скомандовал, поднимая свой бокал, - Жаль генерала от инфантерии, год назад почившего в бозе. Светлой памяти Великого Князя Константина Константиновича, царствие ему небесное! Не чокаемся!
И все опять молча выпили.
  - В то злосчастное утро, - продолжил рассказ Юфим, - когда петух меня разбудил, Великий Князь оторвался-таки от аппетитной супруги своей и пожаловал к нам в Фёдоровское. Батюшки! Да не один, а со своим первенцем Иоанчиком , лет этак двух с половиной – трёх, ещё и разговаривать не умел. А надо сказать, господа, великий Князь очень любил проявлять  себя этаким либералом, ездил всегда в открытой коляске и  раскланивался со всеми, кто попадался на пути, особенно с крестьянами и солдатами и в этом общении с простолюдинами видел проявление «всенародной любви» к Его Высочеству. Кроме того, Константин Константинович любил посещать крестьянские дома, в которых квартировали его солдаты и интересоваться условиями их быта. При этом, старался обход такой совершать без офицеров,  дабы солдат вызвать на большую откровенность и раскованность. Впрочем, если солдаты и жаловались на своих командиров, то последствий это не имело, Великий Князь человек был мягкий и конфликтовать с кем-либо не любил. Подойдёт сконфуженный и, пряча глаза, скажет: «Голубчик, я вас прошу, не обижайте солдат, им и так приходится, знаете ли, не сладко». Или что-нибудь в это роде, вот и вся «выволочка».
- А стихи вам читал свои? – упомянутый корнет, видно и сам писал стихи, раз так занимал его вопрос.
- Нет, стихов не читал, - улыбнулся вновь Сания, - а вот собрать у себя в летнем дворце песенников – послушать, да чтоб с хороводами – это князь любил. До слёз умилялся.

А я знаю, что КР писал стихи, - юный корнет смутился, когда все взоры устремились к нему. – Я их читал и даже помню некоторые наизусть.
- Так вы прочтите нам их, корнет. - Юфим улыбнулся. – Мы вас попросим, - он оглядел присутствующих, жестом  прося поддержать его просьбу.
- Просим, просим! – офицеры захлопали в ладоши, чем ещё больше смутили юношу.
- Господа, я боюсь сбиться… Впрочем, если вам угодно, пожалуйте, я прочту стихи Великого князя. – Корнет встал, прокашлялся.
- Подать ему вина! Чтоб не пересохло горло. Читайте, корнет!
Юноша действительно сделал большой глоток Глико из поданного бокала и неуверенно начал:
Поверь, мой друг, не страшно умирать,
Когда средь огорченья и страданья,
Средь испытанья и труда
Ни разу грешные уста
Не изрекали слов роптанья,
Когда умели нежною душой
Мы разделить чужое счастье.
Когда в печали, полные участья,
Мы жили радостью чужой.
Мы плакали чистосердечно
О горемычной участи людей.
И относительно беспечно
К печали собственной своей.